Некромантка

      Пушка выстрелит ровно в полдень. Всполошатся голуби на Троицкой площади — отчаянно хлопая крыльями, они взметнутся в обезумевшее от весенних красок небо, но, немного покружив, вернутся обратно.       Они привыкли возвращаться. Они привыкли, а я — ещё нет.       Пока через это не пройдёшь, все траурные церемонии вроде поминок или сороковин кажутся нелепым фарсом — фальшивой казёнщиной, способной лишь оскорбить память ушедшего человека.       Однако ритуалы придумываются неспроста. В суете и хлопотах боль притупляется, а заканчиваются хлопоты, и боль уже прошла — чувства выгорели.       С компьютером мужа Вадик возился четвёртый час.       Папка, где я ожидала найти новый роман, оказалась пустой. Благоверный неврастеник мог нарочно удалить все файлы, чтобы помучить меня напоследок. Пришлось попросить нашего офисного сисадмина разобраться с проблемой, чем он, собственно, сейчас и занимался.       — А если мы тебя так?! — бубнил Вадик. — А? Нет?       Он прилип к ноутбуку, и всё прочее перестало для него существовать. Членораздельные фразы доносились лишь изредка, — в основном Вадик издавал невнятное мурлыканье. Вероятно, поэтому его и прозвали Шарманщиком. А ещё поговаривали, что он постоянно таскает с собой кучу внушительного размера гаджетов, предназначение которых известно ему одному.       На экране мелькали какие-то таблицы, схемы и графики, а мне оставалось смотреть в окно, предаваясь тягостным раздумьям.       За полтора месяца я так и не привыкла к своей утрате — по-прежнему извожу себя пустыми и глупыми вопросами.       Кем были те птицы, которых тридцать? Голубями?       Кажется, ещё вчера он вот так же раскачивался в своём плетёном кресле, наблюдая за полётом пернатых нахлебников в небе, проткнутом ледяной иглой Петропавловки.       Но он не любил голубей. Тогда, может быть, чайками, крики которых порою прорываются сквозь шум городской суеты?       Кто это знает теперь?       Играя солнечными бликами, утекает вода в Неве, цветёт сирень — пришла весна, а человека нет. Льды давно растаяли, а время будто бы замёрзло…       — Вадик, хотите кофе? — внезапно спросила я. — Или чай?       Юноша встрепенулся, часто захлопал ресницами и уставился на меня, словно впервые увидел.       — Кофе хотите? — повторила я. — Заработались, наверное?       — Так эта… Спасибо, Марина Игоревна, — Вадик наконец-то очнулся. — Может быть, типа, попозже…       — Значит, хотите…       В чужом доме непросто справляться с ролью гостеприимной хозяйки: кофе нашёлся почти сразу, джезва висела над плитой, а вот кофемолку и спички пришлось поискать. Хаос царил здесь повсюду, настойчиво напоминая о предыдущем владельце, и это при том, что перед сороковинами я сама отдраила всю квартиру.       Вроде бы он и не умирал вовсе, а просто вышел за сигаретами. Сейчас вернётся и закатит очередной скандал на тему «тихо свистишь, низко летаешь».       Неужели человек запоминает одни лишь обиды? Неужели за столько лет, прожитых вместе, у нас не было ничего хорошего?       Вспомнилось, как мы возвращались из роддома и вместе радовались нашему счастью… Сколько же лет прошло? Почти десять…       Сенька уже совсем взрослый, и ему нужна отдельная комната, а эту халупу ни на что приличное не поменяешь.       Заплутавшие мысли текли сумрачно и вяло, чего не скажешь о кофе, который я умудрилась упустить. Пришлось проветривать кухню и краснеть перед гостем.       Ноутбук продолжал надсадно скрипеть и попискивать, а Вадик, застенчиво заложив руки за спину, прохаживался вдоль стен, рассматривая фотографии.       — Это ваша свадьба?       Я молча пожала плечами. Дескать, сам же видишь. Если девушка в белом платье с фатой, то, наверное, это не поминки.       — А это он с кем? — Вадик кивнул на соседнее фото. — Табло знакомое…       — Не знаю. С какой-то знаменитостью. Тут полно знаменитостей.       Поднос с кофе я поставила у ноутбука и, вместе со своею чашкой, вернулась в кресло.       — Круто! Прикольно, наверное, жить со знаменитостью?       «А как же! Прикольнее некуда!»       Как же они меня все достали! Гринкевич на поминках такую речь задвинул, что и сам едва не разрыдался, — каким чутким и отзывчивым был безвременно усопший, какую невосполнимую утрату понесла изящная словесность и мы вместе с нею! А все вокруг слушали, кивали и с участием в мою сторону косились — на вдовушку безутешную. Не хватало, чтобы ещё и Вадик меня утешать принялся.       — Вы у него что-нибудь читали?       Я надеялась на конфуз. Юноша смущённо потупится, невразумительно замямлит, и тему можно будет свернуть. Однако добилась я прямо противоположенного: глаза сисадмина загорелись восторженным блеском.       — Ага!       — И что же?       — Ой! Не помню, как называется… Там сначала Питер разбомбили… То есть разбомбили в конце, но как бы в начале. А потом две чувихи пошли на болото что-то искать. Не помню что, но походу клад. А потом они заблудились и какой-то дедок их спас.       «Оригинальное прочтение сюжета!»       Особенно меня впечатлил этот его «дедок». Вот, оказывается, каким видится тридцатилетний лирический герой подрастающему поколению!       Должно быть, я так живописно уронила челюсть, что краснеть пришлось уже Вадику.       — Ну, я не помню…       К счастью, компьютер выплюнул на экран новую картинку, и беседа увяла сама собой. Вновь забормотав какую-то околесицу, Вадик вернулся к делам, а я — к своим мыслям.       Кофе тем не менее я пережгла не сильно. По крайней мере, получился он ничуть не хуже той бурды, которую ежедневно мы пьём на работе.       Я глотала его терпкую горечь, рассеянно наблюдая за медленным танцем пылинок в лучах ещё не жаркого майского солнца.       «Да, квартирка неважнецкая…» Дом панельный, окна на реку — пыльная и сырая одновременно. Впрочем, в Питере все квартиры сырые. Может быть, и выгорит с разменом — шутка ли, из окон Петропавловка видна!       Муж смотрел на меня с фотографий и самодовольно ухмылялся — дескать, помучайся теперь.        Зачем мы живём? Чтобы мучиться? И что остаётся от нас, когда мы уходим? Захламлённая квартира?! Сын, которого не всегда вспоминал поздравить с днём рождения?! Полдюжины фотографий со «знаменитостями», которых никто не узнаёт?! Две чувихи на болоте?! Что?!       — Марина Игоревна, вы спите?       Вздрогнув, я едва не выронила чашку из рук. По виноватому выражению на лице сисадмина стало понятно, что его старания оказались напрасными, — тайну своего последнего произведения благоверный унёс с собою в могилу.       Да и был ли мальчик, как говорится?       Дописывать роман в мои планы, конечно, не входило, но прочитать хотелось.       — Что ж, Вадик, — со вздохом я медленно поднялась, — спасибо за попытку. Сколько я вам должна?       — Нет-нет, что вы! — он отчаянно замахал руками. — Всё равно ведь ничего не получилось!       — И всё-таки? Вы же потратили своё время. А файлы… Может, их и не было…       — Файлы были, и много. Но их удаляли специально, чтобы нельзя было восстановить.       — Такое возможно?       — Конечно! Операционная система хранит информацию…       Продолжать Вадик не стал. Видимо, и сам понял, что едва ли найдёт в моём лице благодарного слушателя.       — Интересно, почему он так поступил?..       У кого я это спросила? Зачем? Что бы изменилось, знай я ответ?       — Не знаю, — юноша прикусил губу, — но это легко выяснить.       — Как?       — Спросить у него самого.       — У кого?!       Я догадывалась, что все программисты чокнутые, но не до такой же степени!       — У вашего мужа. Да нет, вы послушайте! Иплы выпустили новую приблуду… Называется «шлем некроманта». Это продвинутая технология на базе нейронных сетей и синтаксиса алеф-семнадцать… Короче, с вашим мужем можно вступить в ментальный контакт.       — В какой контакт?!       — В ментальный. Нужно просто присоединить шлем к компу покойника, и он вам приснится.       Ах, молодость, молодость! Им ещё невдомёк, что у памяти острые шипы.       — Спасибо, Вадик, но я сыта воспоминаниями.       — Нет-нет! Не воспоминания! Программа анализирует информацию из блогов, социальных сетей, прочий контент… И на основе этих данных компилирует субъектно-ориентированный экстраполяционный клон. Так что можно считать, что это он сам, без балды!       Я перестала хоть чему-то удивляться и даже позволила Вадику нахлобучить мне на голову какое-то жестяное ведро.       Для верности я лишь прикрыла глаза, — мало ли каких сюрпризов можно ожидать от синтаксиса алеф-семнадцать…