ID работы: 5745622

A Little Happiness

Гет
PG-13
Завершён
40
автор
8-Риша-8 бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
66 страниц, 11 частей
Описание:
Примечания:
Посвящение:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
40 Нравится 35 Отзывы 9 В сборник Скачать

I Accept My Evil

Настройки текста
Примечания:
      Когда их отправили на смерть, им сказали, что их ждет Золотая Башня.       Это было правдой, но они расшифровали эти слова по-другому. Чья она? Кто жил здесь? Эти вопросы были не уместны.       Ведь эта башня блестела не от золота, а от пламени, захватившего ее. Оно сопело и кряхтело, словно старинный хаос, который спустя много лет снова пытается захватить чужие души, вобрать их в себя. Сопротивляться ему было сродни смерти.       Но Колл пытался, ведь чтобы забраться так высоко, на предпоследний этаж, где находились они, нужно было истратить самого себя без остатка, сохраняя веру в то, что это не напрасно. И сейчас, когда они сидели на предпоследнем этаже, не зная, что сверху остался только один, что весь путь уже пройден, — они сдались.       Просто остановились, не видя в себе силы продолжать, идти дальше, истреблять огонь на своем пути и собирать дорогу из поломанных досок. Огонь не прекращал своего представления, он был не укротим, как когда-то и нрав молодых людей, которые осмелились сюда подняться.       И только в маленьких местечках на каждом этаже были грязные сухие места, с прожженным полом и адским запахом гари. Там, в этих «перевалочных пунктах», было жарко, очень жарко днем.       Но ночью… Ох, ночью тут становилось невыносимо холодно. На улице стояла зима, суровая и беспощадная, которая не давала себя обойти даже самому упорному пламени. Создавалось нерушимое ощущение того, что погоду в этой башне неприлично используют, дабы узнать: день сейчас или ночь.       И они узнавали так же, пользуясь предоставленным, как только могли. Той ночью, когда они устроили привал на сухом месте и наконец пришли к выводу, что выше им не подняться, Тамара слабо сказала:       — День двадцать второй.       А силы иссякли. На финальной точке, прямо на финишной прямой.       Джаспер грел руки, потирая их друг о друга. Огонь стал холодным, огибая подростков кругом, но не давая ни капли тепла этой ледяной ночью. Но утром… Ох, утром они снова проснутся от ожогов.       Если проснутся, конечно.       — Это должно было кончиться, — слабым, подрагивающим голосом заключил Колл. Его нахмуренное бледное лицо, почти невидимые светло-серые глаза смотрели на пламя, которое давно должно было все поглотить. Но оно медлило. — Должно было. Еще сотню этажей назад.       На нем так и осталась висеть просторная школьная форма, теперь вся покрытая дырами и прожженными местами, напоминающими последствия драки с дикими кошками. Согреться было нечем, Коллу приходилось стараться поддерживать в себе хоть каплю тепла силами, которые закончились еще очень и очень давно.       Он не понимал, как они вообще поднялись сюда. С такой тягой на душе, которая прибивала их к прожженному полу.       Колл все еще никак не мог заснуть, вспоминая те месяцы, проведенные в Магистериуме после победы над армией Алекса. Он вспоминал, как быстро ушла радость победы.       Аарона не стало. Раз за разом он умирал ради Колла, ради Тамары, ради Джаспера и Магистериума, словно он был им обязан. И каждый день, пока шел наверх, он думал об этом, вспоминал, ради чего взбирается ввысь, как и его отец, оставляя за собой умерший дух, а не живой след.       Коллам с дрожью вспоминал тот момент, когда душа Аарона покинула его тело. Он помнил лица магов, холодный стол и запах стали. Помнил вкус поражения — он похож на кровь. Любое яркое пятно в его жизни было умело замазано черной краской, словно ничего другого кроме нее не существовало.       Все это стало отвратительной неожиданностью, ловко перевернувшей весь его мир. Он думал, что все будет как прежде, ведь его друг ожил. Ожил вновь.       Но это был уже не он. Восстал не Аарон, восстал темный, могущественный Константин, скрывающийся под маской лучшего друга своего бывшего пристанища. И это стало началом конца для всего, что когда-то было положено.       Колл навсегда, на всю оставшуюся жизнь запомнил серые глаза Аарона, его дьявольскую ухмылку и пустоту, которую он оставил на душе Коллама, когда тот перестал сопротивляться рвущейся наружу силе. Когда выпустил друга из безопасности, которую пытался создать, выпуская из себя частицы хаоса, так бережно хранимые когда-то Константином.       Но теперь он ожил в чужой душе.       Колл больше не был Константином.       Колл больше не был творцом.       Колл больше не был собой!.. И это пугало его.       Жизнь превратилась в заводную песню, в которой главными аспектами стали нервные срывы по ночам и пробуждение в осколках зеркала, на месте которого Колл ночью представлял самого себя. Слезы, проклятия Тамары, в которых было так сложно разбираться, что оставалось только вглядываться в ее белоснежное и болезненное лицо, пытаясь отыскать там хоть каплю любви и прощения, которых там никогда не находилось. И бесконечно озадаченное лицо Аластера, оскверненное возрастом, который брал верх над ним слишком рано. Душа Колла металась, словно проколотый шар, ведь он знал, что испортил жизнь каждому.       И что его мать была права, предавая родного сына, даже не сверив факты, не подумав, что могла ошибиться. Его отцу нужно было использовать клинок по назначению, ведь даже если Колл не являлся убийцей — он убил всех вокруг и без кровопролития, искусно.       Поэтому теперь он здесь. Он здесь из-за Аарона, чье имя Колл боялся произносить, он здесь из-за своей матери и отца, чьи имена были высечены в разных углах его сердца, он здесь из-за Константина, имя которого затмило все. Оно распространилось по всему телу Коллама, медленно поглощая внутренности, раздаваясь в каждом уголке подсознания громким, мерзким криком: «Ты такой же, ты прямо как я!».       Коллу было больно. И иногда ему казалось, что по-другому быть не должно. Ведь он заслужил эту боль.       — Нам нужно подняться выше, — пролепетала Тамара, заикаясь и запинаясь от холода. Она перестала выговаривать некоторые буквы, в попытке перенести каплю своей когда-то бесконечной энергии в тепло, которого желала. Но у нее не получалось.       У Тамары ничего не получалось. Иногда она падала просто так, иногда просыпалась с криками, а один раз попыталась задушить Джаспера во сне, объяснив это тем, что она была не в себе. Даже не извинившись, не опустив взгляд, который успел стать пустым и безжизненным.       Ее помятая, разорванная, полусожженная форма перестала сидеть на ней, потому что Тамара была похожа на смерть, неприлично худую и костлявую. Ее щеки впали, а губы очень давно не переходили в алый оттенок, ведь она мерзла даже тогда, когда это было невозможно. Иногда казалось, что она как тростинка, и ее можно оборвать в любую минуту. На ее щеке, от губы до виска, красовался огромный шрам, то покрывающийся корочкой, то снова превращающийся в кровь, которую Тамара даже не замечала.       — Ты хочешь выше, Тамара? Выше хочешь?! — грозно лепетал Джаспер, пытаясь прокричать это, стараясь жить и дальше, но у него не получалось.       Он потерял мать, потерял отца и дом. То великое кровопролитие… оно обошло Холодную Резню, да, это точно. Колл никогда не забудет лица Джаспера, когда весь его хрупкий мир был разрушен. Он не забудет, как впервые услышал проклятия своего бывшего «врага», которые были адресованы не Колламу, и как увидел его слезы, горькие слезы утраты. Не забудет, как он выкрикивал имя свой матери, будто старался забыть его, будто оно было для него абузой.       Он уже никогда ничего не забудет, ведь цена слишком высока. Война — это не просто слово. Война — это не то, о чем пишут в романах.       Война — это то, что убьет даже здорового человека.       — Да! Да, хочу! — вскрикнула Тамара и задрожала от холода. Она проскулила что-то невнятное, но не подала виду, не показала, как плохо ей было. Она была зла. Зла на все вокруг. Когда она решилась раскрыть рот в следующий раз, из нее выходил только хрип. — Что ты мне сделаешь?!       Огонь вокруг них затрепетал от ветра, пронесся прямо над головами. Но они были слишком обессилены, чтобы это заметить.       — Давай, Тамара, вперед! Кто теперь о тебе вспомнит?! Есть там хоть кто-то, кто все еще любит тебя?! — крикнул ей Джаспер, сидящий у противоположной стены. Выкрикнув это он забился назад, словно испуганный кролик — он мерз и изнемогал. Но был безумен. В глазах девушки на секунду блеснули слезы, но она снова нахмурилась, разозлилась, ведь других эмоций у нее не осталось.       — Паршивый мерзавец! — бросила она. — Хочешь сдаться? Так прыгай к чертям! Давай, Джаспер, в аду тебя ждут родные.       — Тамара, прекрати… — грозно сказал Колл, но едва ли она его слышала. Едва ли ей было не плевать, чьи чувства она задевает. Джаспер порозовел от гнева, но холод мешал ему. Мешал встать и сбросить ее с башни прямо сейчас.       — А что?! Что ты хочешь мне сказать? — снова набросилась Тамара на него. — Ты все потерял из-за своих глупостей! Ты просто мелкий, двуличный мерзавец, Джаспер. Что с тебя взять? Может мне напомнить тебе, от чего твой отец сейчас…       — Может мне напомнить тебе, где твоя семья?! — выкрикнул Джаспер. — Ты отправила ее на смерть Тамара. Ты использовала Раван, ты выкинула свою мать и отца из своей жизни, когда они нуждались в тебе. А знаешь почему? — Джаспер ухмылялся, а его глаза вылезали из орбит, словно он был душевнобольным, сумасшедшим. — Потому что ты эгоистка. Ты маленькая избалованная стерва с характером серийного убийцы, психопата. Тебя никто в мире не интересует, кроме себя! Ты всех продашь за кусок мяса, предашь родную мать и своими руками задушишь отца, если проложить тебе дорогу к собственному процветанию. И ты никому не нужна, Тамара, — прошептал он. — Ни-ко-му.       Колл все еще становился багряным от гнева, когда слушал все то, чем перебирались его «союзники». Напарники. Это было мерзко, низко, это было не то, к чему Колл зачем-то успел привыкнуть, когда его жизнь не было похожа на ночной кошмар.       И он видел то, чего Джаспер не мог увидеть за пеленой гнева, обрушившегося на Тамару.       Она плакала.       Его слова задевали ее, и никто не видел этого. Она злилась, но чувствовала себя никчемной. Не могла дать Джасперу того, чего желала. Не могла убить, испепелить его, потому что это было выше ее сил.       Но Колл тоже не мог. Он не мог заступиться ни за одного из них. Потому что каждое слово, грязное, мерзкое слово, выброшенное на воздух — все было правдой. Все отвратительные подробности, которые они перебирали, словно животные в клетке, все обвинения и все потери — все было ужасной истиной, которую нельзя скрыть, потому что их имена навечно запятнаны.       Родителей Джаспера не вернуть, семью Тамары тоже. И не важно, кто жив, а кто мертв.       — Я подожду, пока ты заснешь, — прошептала Тамара, и одна крошечная слезинка скатилась по ее щеке. Но ее лицо было красным, багряно-красным от гнева. Джаспер не желал ничего замечать, а Колл не мог заступиться.       Он не хотел. Ведь в глубине души он верил в то, что не все потеряно. В то, что он все еще может образумить их, напомнить им, кто они.       Доказать им, что они не ужасны.       — Посмей только… — прогремел Джаспер, поймав ее мнимую угрозу.       Тамара усмехнулась, словно была довольна собой, но нет. Не была, ведь понимала, что все это — тупая игра, в которой она играет роль главного антагониста. Но это как алкоголь, словно пагубная привычка засела у нее в венах, не желая рассеиваться в прах. Тамара верила в созданный образ.       А Колл начинал сомневаться в том, что все это — ее маска. Актерская игра была слишком убедительной.

***

      Прошло пару часов, прежде чем Джаспер, до этого пристально следящий за каждым движением рук Тамары, наконец заснул. Девушка не встала, даже не усмехнулась, начиная превращать свой коварный план в жизнь. Нет, она просто сидела, кидая молниеносные взгляды на мирно спящего бывшего друга.       Может, она ждала, пока заснет Колл. Может, она трусила. А может, она просто была никем, пустой ячейкой на огромной странице, когда оставалась без поддержки людей, которых называют друзьями.       Пока Колл делал вид, будто спит, он все больше убеждался в том, что последний вариант — это самая правдивая истина.       Он изнемогал от желания наброситься на нее с обвинениями, с криками или же, наоборот, с тихим и мирным допросом с пристрастием. Ему хотелось знать, почему мир вокруг стал таким злым. Почему он, этот несчастный мир, даже не скрывает своего коварства, своего ужаса, царствующего надо всем живым.       Колл открыл глаза и начал разглядывать Тамару. Она не видела его, но Коллам пытался сохранить в памяти ее лицо, когда она чувствовала себя беззащитной. Он знал, что навсегда запомнит эти черты, и ему хотелось быть уверенным в этом.       Тамара кротко усмехнулась, устав от разглядываний Джаспера, и развернулась к стене, собираясь спать. Но она нашла преграду, в виде испепеляющего взгляда Колла на себе. Девушка нахмурилась, словно на нее смотрел давний враг.       Но Колл не собирался отворачиваться. Его чувства атрофировались, перестали существовать. Ушло смущение, ушла радость, ушло отчаяние и грусть. Теперь он чувствовал только то, что считал нужным.       — Кого ты из себя лепишь? — резко бросил он, не сводя спокойного взгляда с ее лица. Именно в этом он сейчас нуждался. В отсутствии эмоций, которые могли бы заглушить здравый смысл.       — Тамару Раджави, — кротко ответила она, поймав легкую, неискреннюю улыбку Колла. Ее губы посинели, но это не помешало ей четко произнести свое имя. — Такой, какой она должна быть.       Поэтому Колл так часто видел в ней себя. Она тоже считала, что обязана быть такой, какой ее сделали насильно. Считала, что у нее есть все права на то, чтобы быть злой и ревнивой.       Но у них все равно было различие. Тамара не считала, что заслужила этого.       Девушка прижалась к стене, словно та могла как-то согреть ее. Колл старался не обращать внимания на то, как холодно ему было. Он поддерживал в себе тепло юношеского любопытства, которое пытался сделать важнее любого мороза.       — Ты никогда не извинишься перед ним, так ведь? — спросил Колл, когда она уже и не надеялась на это. Тамара повернула на него голову и сощурилась.       — Мне не за что извиняться перед ним, — бросила она. — Разве что за то, что он родился ни на что не способной паршивкой… Я могу только посочувствовать.       — Ты даже этого не можешь, — заключил Колл, стараясь вывести ее на эмоции. Он не знал, зачем делает это, но думал, что поступает правильно.       — А что можешь ты? — нахмурилась она. — Ходить по башне, словно индюк, и разглядывать доски? Делать вид, будто ты главный и я тебе обязана? Или, может, останавливать меня, когда я якобы перехожу границы? Ты способен на что-то, что хоть как-то касается тебя, а не масок, которые ты себе навыдумывал?       Колл был, мягко говоря, растерян от ее слов. Он злился, ведь знал, что на нем нет ни единой «маски».       — У меня нет масок, Тамара, — четко сказал Колл, делая акцент на ее имени, словно оно было чужим для него. — И я не делаю из себя героя.       — Конечно, ведь у тебя нет на это ни малейшего права, — произнесла она. — Оглянись, Колл, сколько человек страдают из-за тебя? Даже из-за того глупого факта, что ты когда-то родился? Сколько человек проклинает тебя, хоть и знают, что ты ни в чем не виноват? Очень много, Колл. Возможно, потому что ты строишь из себя того, кто им не нужен.       — Тогда зачем мы в башне? — усмехнулся Колл, словно ее слова, больно кольнувшие в самое сердце, ничего не значили. — Мы можем спасти их.       — Зачем спасать магов, Колл? Сначала мы должны спасти самих себя, — протянула она и коварно улыбнулась. — Мы заслуживаем больше, чем они. Мы делаем всю работу, пока они ненавидят нас. Пусть умирают, мне не жаль! Я не вижу светлого будущего для этого мира, так зачем мне пытаться его спасти?       — Потому что в тебе должна быть капля человечности, Тамара, — сказал Колл, внутри испытывая ужас, смятение от услышанного.       — Но ее нет, — прошептала она. — Капля, которая живет во мне, называется Война. Во мне нет ни намека на что-то иное. И я не хочу, чтобы я пострадала из-за людей, которые нас не заслуживают.       — Ты ужасна, — выпалил Колл, и его мозг остановил его позже, чем неровные слова слетели с языка. Был ли он прав?       Тамара лишь улыбалась. Шрам на ее щеке немножко разошелся от улыбки и Колл понял, как редко она это делает. Она никогда не улыбается искренне, не смеется и не радуется. Поэтому ее шрам до сих пор остается неподвижным.       Тамара чувствовала, что именно она должна сказать Коллу. Она уже видела эту картину, слышала слова, которые помогут ей послать его далеко и надолго. Чувствовала вкус победы, вечно омраченный тем, чего она не понимала.       Чувством вины.       И она снова начинала злиться. Снова закипала внутри, потому что чувствовала свою никчемность, которая была отпечатана на каждом миллиметре ее тела. В ее глазах и в мыслях. Везде Тамара чувствовала недосказанность, которая мешала ей жить спокойно. Без камня на душе, который она любила ощущать.       — Знаешь? — Тамара кинула на него разъяренный взгляд. Ее почему-то красные глаза яростно смотрели на Колла, а изгиб губ искажался в понятной одной только ей ухмылке. — Знаешь, почему я сказала, что чувствую к тебе что-то? Подумай над этим, Колл, почему?!       Колл не сводил с нее взгляда, но если пару секунд назад он был укоризненным, то теперь он бегал глазами по ее лицу, пытаясь найти ответы. Она так спешно выбила его из колеи.       — Потому что ты идиот, — выдохнула она, устав от молчания. — Ты не умеешь контролировать ситуацию и не можешь слушать других, видишь авторитет только в самом себе. Да, ты верен себе, даже в самом ужасном смысле этого слова, — не дождавшись ничего, проговорила Тамара. Шрам на ее щеке снова оголился, и из него потекла тонкая полосочка горькой крови. — И как бы ты не думал, что ты сам — это лучшее место для хранения сокровенного, то спешу разочаровать. Это не так. Ведь ты не можешь держать язык за зубами. И все наши проблемы из-за тебя.       — Так почему? — резко проговорил Колл, хоть и не ожидал этого, был напуган срывающимися с языка словами. Он был тих и обижен, старался скрыть это в своем тоне. В нем бурлила ярость, которую впервые вызывала Тамара, а не кто-то другой.       Он никогда не злился на нее, даже когда она все портила. Даже когда она выдала его отца. Даже когда доверилась Анастасии. Даже когда кричала на Колла и проклинала день их знакомства.       Колл никогда на нее не злился. Но сейчас, смотря на ее дьявольскую ухмылку, которая служила «улыбкой», он не мог ничего с собой поделать. Она задевала те колышки внутри него, на которых держалось мироздание.       — Потому что кто-то должен объяснить тебе ту простую истину, до которой ты никак не доберешься. — Тамара резко пододвинулась к нему, словно собиралась ударить. Но нет, она просто уселась на колени рядом и пытливо заглянула Колламу в глаза. Теперь они отражали не его самого, а только лишь серый хаос. — Будь ты кем хочешь, Колл. Хорошим, плохим. Героем, злодеем. Всем плевать, понимаешь? Мне, Джасперу, твоему отцу — всем нам плевать на то, кого ты из себя лепишь.       — Ты хотела сказать мне, что тебе плевать на меня? — оскалился Колл, и его глаза сузились. — Хорошо. Это не взаимно.       Тамара улыбнулась, устало и неискренне. Ее рука дрогнула, а сама она пошатывалась, даже сидя, словно ее силы были на пределе и слова давались тяжело. И если она могла смотреть на умирающего Колла, то он не мог смотреть на нее.       — Посмотри на себя, — прошептала она и придвинулась. — Что ты увидишь?.. Ничего, Колл, там ничего нет. Ты все потерял, абсолютно все, что было в тебе, все, что так долго копилось. Не в том тебе, который хочет нравиться людям, и не в том, кто делает из себя героя, пока его колени трясутся. Они-то наполнены. А ты сам, Колл? Что у тебя внутри?       — Я тебя не понимаю, — пролепетал Колл и попытался найти в глазах своей подруги хоть каплю безумства, которое слышал в ее словах.       — Внутри тебя ярость, уныние, непонимание. Радость и забота. И все это ты раздал каждому из нас.       — И как это вернуть? — почти отреченно спросил Колл, думая, что делает ей одолжение. Но ее слова задевали.       — Мы не можем вернуть друг другу то, что уже забрали. — Улыбнулась Тамара и вздрогнула. — Но мы можем найти в себе новое… А ты, ты ничего не ищешь. Ты думаешь, я виновата, что Джаспер причастен. И да, Колл, Джаспер чертовски прав. Я глупая девчонка, которая только и может, что бездумно действовать, не взирая на других.       «Но ты взобралась выше, чем я,» — пронеслось в голове Коллама.       — А ты ужасный, лживый человек. Ты обходишь свою погибель, не задумываясь над судьбами других людей. Колл хочет жить, да? — усмехнулась Тамара. Сердце Коллама сделало бешеный оборот от ее слов. Она видела его насквозь, но говорила несуразицу. — Все мы, Колл, все — отвратительны. Мы предатели, мы отверженные, мы умертвленные. Но мы есть друг у друга, от начала и до конца.       Колл молчал, впитывая ее слова, словно элексир, в котором он так сильно нуждался.       — Мы настоящие. Мы настоящие люди, и да, мы ужасны. Но это нужно принять. Не все герои рождены солнцем, — нашептывала Тамара, слово заклинание. — И мы не знаем, скольких мы потеряем. Мы не знаем, скольких уже нет.       Колл слабо замотал головой, ведь все это было неправдой. Но что-то внутри него не поддавалось. Незримые импульсы заставляли его мышцы сжиматься, а все мысли были заняты только одним.       «Она права. Но она не Тамара»       — Вот кому я призналась в чувствах. И приняла я чувства этого человека. — Она ткнула длинным ногтем в грудь Колла и приблизилась еще ближе. — Нехорошего, лживого и скрытного. И я хотела этого, — прошептала она.       Колл думал, пытался думать, но просто не мог. Он чувствовал себя беззащитным мальчиком, представшим перед высокой стеной, на которой кровью было написано только одно слово.       Правда.       — Меня зовут Тамара Раджави, и я ужасна, — запинаясь, жадно глотая воздух посреди слов, сказала она. — Это моя доля. И я принимаю свою судьбу… Так кто ты такой? Как тебя зовут? После всего, что ты совершил.       Он смотрел на нее зло и яро, жалея, что он так близко. Колл хотел уйти, он ушел бы, если мог. Он бы думал всю жизнь, которую ему дадут прожить. Короткую, длинную, какую удастся. Он не был уверен, что когда-то покинет башню. Выйдет из этого лабиринта.       Но хаос внутри него поглотил все. Всех людей, что жили внутри. Остался только одинокий, потерянный и злой… Он, такой, какой есть.       — Меня зовут Коллам Хант, — сквозь зубы проговорил он.       Тамара склонилась над ним и провела руками по его шее, словно он дал ей то, чего она очень долго хотела. Колл чувствовал маленькие царапины на ее ладонях, ощущал, как они задевали и искажали его кожу, оставляли следы.       — Это и есть она, та самая истина. — улыбалась она. — Неужели это было так сложно?       Она склонилась над ним и поцеловала в щеку, совсем слегка коснувшись ледяными губами его шершавой кожи. Колл не хотел отпускать момент, который она отдала ему. Не хотел отпускать ее, когда она разрушила весь его мир парой слов.       Колл притянул ее к себе и поцеловал, оставив холодный след своей руки на ее шее, как и тогда, еще в крепости. Как и тогда, робко и неумело, но то, что бурлило в нем, что захлестывало его с головой, — оно поменяло все.       Чувство выигрыша, злости, ненависти.       Как и тогда, инициатива была у нее. Как и тогда, никто, кроме Тамары, не мог позволить этому продолжаться. Как и тогда, она все начала.       Колл снова чувствовал то, чего ему не хватало, — тепло. Ощущал, с какой осторожностью она проводит ладонями по его шее, какой тихой старается быть. Колл не хотел отстраняться, не хотел засыпать.       Он не хотел умирать здесь, в башне.       Колл чувствовал, как расходится шрам на ее щеке, но он не хотел останавливаться. Ощущения жгли его, пока он продолжал ощущать приятное напряжение, покалывание. Чувствовать ее губы, мягкие и совсем не податливые. Возможно, они были и будут единственными в его жизни, а что главное, ему хотелось верить в это.       Не глядя, он стер кровь с ее щеки, стараясь сделать это быстро, чтобы она не заметила и не ушла. Он притягивал Тамару ближе, начиная осознавать, сколько тепла ей отдал.       Но не отпускал. Потому что он всегда получал то, что хотел, даже если это было ужасным. Даже если все потом исчезало, становилось напрасным. Теперь он понимал это, осознавал целиком. И, что главное, он принял свою судьбу.       И в ту ночь они могли бы и не остановится, если бы не холод, который сжимал внутренности с каждой секундой все сильнее. Словно пытался разорвать их связь, словно их союз был сродни стихийному бедствию.       Сердце едва не разорвалась, когда холод оторвал их друг от друга. Когда костяшки пальцев побелели, а прикосновения, изначально казавшиеся такими теплыми и родными, стали ледяными.       Холод забирал все. В башне, выточенной из пламени, властвовал холод, и это было правилом.       Тамара держала руки на шее Колла, забирала его тепло, потому что считала, что оно ей было нужнее, медленно оседая вниз. Ее затуманенный взгляд говорил больше, чем любые слова. Она замерзала.       Колл постарался укрыть ее той разорванной школьной накидкой, которая служила его последним шансом. Тамара лежала на его плече, понимая, что она гораздо слабее, может и не морально, но физически точно.       В тот момент она вспоминала всех, кого потеряла. В тот момент ей стало страшно и она не знала, как еще сильнее можно забраться в свое укрытие, которым служили руки единственного человека, что верил в нее, чтобы хоть как-то найти тепло. И в ее голове всплывало много идей, которые до какого-то момента она отбрасывала.       — Грейся. Просто согрейся. — повторял Колл, и в какой-то момент он продолжил эту цепь из слов у себя в голове, будто старался втолковать это уже себе самому.       Та ночь была холоднее. Башня чувствовала, когда незваные гости поднимались к цели, она ждала их.       Колл вдруг почувствовал что-то ледяное у себя на груди и ему показалось, что Тамара вонзила родной кинжал прямо в его сердце.       Но Коллам не умер. Только до боли и красных пятен сжал ее плечо, зажмурился и опустил взгляд.       Она незаметно расстегнула пуговицу на его рубашке и просунула туда руку, чтобы согреться, забрать тепло его тела себе. Колл чувствовал импульсы от ее ледяной руки, но в ту ночь ему не было жалко.       Коллам не был уверен, что она не использовала магию, чтобы забирать его жизненные силы. Ведь ему казалось, что вместе с теплом уходят душа и сердце. А он даже не смел этому противиться.       Колл лежал неподвижно, разглядывая огонь и стараясь притянуть хоть каплю его тепла. Лежал неподвижно, пока Тамара не расслабила руку, пока она не успокоилась. Воспоминания о той ночи приходили иступленными.       — Поэтому все так… — повторяла она, бормотала с полуоткрытыми глазами. Колл видел пар, который шел вместе с ее словами. — Поэтому, Колл, поэтому…       Услышав свое имя он склонился к ней и постарался разбудить, но она не вставала, не открывала глаза… Даже и не спала.       — Что ты говоришь? — шептал он, хоть и хотел закричать. Кричать, пока башня не разрушится. — Я тебя не слышу…       — Поэтому, Колл…       Он постарался сохранить себя, старался сделать это снова и снова, для каждого человека, который в нем когда-либо нуждался. Сохранить себя, а не версию, в которую должны были поверить люди. Он пытался быть собой, и, во чтобы то ни стало, он будет продолжать.       Но внутри он чувствовал только пустоту. Ледяную и неуемную.       — Поэтому тебя все ненавидят, — наконец прошептала она, набравшись сил. Забрав их в достаточной мере. — Люди никогда тебя не полюбят, потому что ты лучше них, ты реалистичнее моделей, которых они создают. А что главное, знаешь, что главное? Знаешь, почему они ненавидят тебя за это?       Она подняла на него взгляд и уперлась подбородком ему в грудь. Она дышала, и пар, который так и норовил просочиться из приоткрытых губ, попадал прямо Коллу на шею.       — Потому что они знают, что проиграли тебе, — прошептала она.       В тот момент Колл впервые за долгие дни, за время мучений и ссор увидел в ее глазах что-то родное. Но уже новое, ранее не изведанное.       Дух и сила, которой ей не доставало, как и всем им. Кто-то ушел, так и не найдя ее, но Тамара… она брала ее у других и уходила, не оборачиваясь и не извиняясь.       «Избалованная девочка с характером серийного убийцы, психопата…»       — Значит мы уйдем победителями вместе, — сказал Колл и почувствовал внутри себя тяжелый пинок. Он не мог говорить и дышать становилось сложнее. Он не мог концентрировать порядок слов и преобразовывать их, ведь он еле выживал.       Он задыхался, когда Тамара вдруг начала оглядываться и что-то наговаривать. Ее глаза расширялись, будто она поняла, что натворила что-то, набедокурила как и всегда.       Колл чувствовал ее мягкие, теплые прикосновения, но они не давали ему ничего, кроме удушающего чувства потери. И он не понимал, что происходило в ту ночь. Не понимал до последнего.       — Доживи до утра, — мягко прошептала Тамара, хоть ее голос и дрожал так, будто на нее накатывала истерика, и, еле-еле касаясь, провела пальцами по его шее. Раньше на месте ее касания разжигался пожар, сейчас там не было места и искорке, ведь все было заполонено льдом.       И только после тех слов Колл понял, что с ним происходит. В ту ночь он умирал. В ту ночь он впервые почувствовал это.       Колл хотел зажмурится, потому что он чувствовал ее ладонь, которая утопала в его тепле. Тамара просила, потому что знала: она доживет. Она выживет, потому что ей было тепло. Колл не знал, из каких дебрей его души она достала это тепло, но он знал, что оно принадлежало ему.       Нет. Ему не было жалко, совсем не было.       — Доживи до утра, Колл, доживи. — повторяла Тамара как заведенная, словно это могло помочь ему.       Но это не помогало. Потому что Колла настигало что-то такое, чего он раньше не видел.       Он знал, что попадет в ад, но он не знал, что ад такой холодный.       — Утром мы поднимемся на последний этаж. Там, наверху, там только один этаж. Нужно в это верить, — говорила она, стараясь улыбаться, и пыталась отдать Колламу тепло, что забрала. Словно считала себя виноватой, она пыталась согреть его шею, его щеки и плечи, но у нее не получалось. Колл даже чувствовал, как ее дрожащие пальцы застегивают пуговицу на его рубашке. Он чувствовал что-то мокрое у себя на плече и слышал, как Тамара горько всхлипывала рядом. Колл четко осознавал, куда он идет.       Но она ведь сама сказала ту истину.       «Мы не можем вернуть друг другу то, что уже забрали»       — Я тебе обещаю. Мы уже наверху, — повторяла она и рыдала, стараясь улыбаться, но у нее ничего не получалось.       «У Тамары ничего не получалось»       «Ты говоришь так каждый день,» — пронеслось у Колла в голове, но сказать это вслух сил уже не было. Его глаза закрывались.       — Мы уже выиграли, Колл, мы выиграли, — прошептала она и выдохнула, затрясшись от страха. И только спустя время, спустя долгие годы Колл узнал, почему она тряслась.       Коллам лишь помнил, как начал чувствовать что-то странное. Маленькое и теплое, как старый отцовский плед, который он приносил с чердака в особо холодные ночи. Чувствовал дом и заботу, которую ему было не суждено получить.       Тамара отдала то, что забрала, отдала вместе с добавкой. Она боялась остаться одна, боялась, что потеряет последнего человека, который верит в нее. Передала ему силу, от которой сама могла умереть, но осталась. Словно башня была на что-то годна, словно она могла спасти мага, пусть даже и одного.       Колл счел, что это лишь чудо. Но Тамара знала, что чудес не бывает.       «А знаешь, что главное, знаешь?»       Утром Колл проснулся. Утром они выжили.       Утром Золотая Башня пала перед ними, как любая другая угроза.       И больше они не собирались делиться победами.

***

      — Мы не должны быть здесь, — сказала Тамара и откинулась на спинку высокого, красного кресла. В ее руках блестел хрустальный бокал с темно-бардовой жидкостью, а сама она светилась в платье такого же цвета. Ее коварная улыбка освещала весь балкон, мягко отдававший позолотой.       Колл рассмеялся, увидев, как Джаспер посмотрел на нее. Они бы составили идеальный тандем, если бы могли.       — Сколько еще времени нам суждено делать вид, что вся пирушка в нашу честь? — обратилась девушка к Коллу, сидевшему в кресле справа от нее.       — Это и вовсе не обязательно, — ответил он, глянув на то, как мелкие люди копошились внизу. Их было так много, с балкона казалось, что все они зрители большого театра, которые пришли чествовать героев.       Героями здесь и не пахло. Возможно, именно их эти бедные, мелкие фигуры, разодетые в чопорные наряды, и искали.       — Все равно не найдут, — усмехнулся Джаспер и по-хозяйски закинул ногу на столик. Он сидел напротив, разглядывая людей так же презрительно, как Колл и Тамара.       — И зачем мы вообще на это согласились. Чтобы внушить им уверенность, что мы все еще играем за их сторону? — спрашивала Тамара, казалось, зная ответ. Она покачивала бокал в руках, не проливая содержимого, сохраняя до невероятного невозмутимый вид.       — Всего пара минут и вряд ли в этом зале о нас останется хоть воспоминание, — сказал Колл и улыбнулся, впервые за долгое время искренне, коварно. — Не героев. Не злодеев. Только горький вкус проигрыша.       — Пусть испытают! — вскинул руку Джаспер и встал. Он подошел к краю балкона и властно окинул толпу взглядом. — Они заслужили наших мучений.       Колл встал следом, чтобы в последний раз посмотреть на знакомые лица.       Мастера, недоумевающий Руфус, удаляющаяся в толпу Гвенда в компании Анастасии.       Никто не знает, какие планы замышляет каждый их этих людей. Но Колл точно знал свой.       — Единственная команда, за которую мы играем, — это наша собственная, — твердо сказал он и поставил стакан, который держал в руке, на стол.       — В любом случае — мы победители. — Усмехнулся Джаспер и повторил его жест.       Тамара медлила, будто наслаждалась моментом. Она высматривала людей в толпе, абсолютно точно разглядывая девушек и, даже не зная их истории, медленно проклинала каждую. Каждого человека в зале, ведь она знала свое будущее.       — Мы уже на последнем этаже, — сказала Тамара, резко развернувшись. Она медленно поставила бокал на стол и скрытно улыбнулась, разглядывая двух молодых людей, которых абсолютно точно считала своей собственностью.       Хоть это и не было правдой.       — И они будут помнить эти слова, — ухмыльнулась Тамара и прошла следом за парнями.       Никто не знает их истории, кроме них самих. Их планов и целей.       Единственные подлинные воспоминания и доказательства их существования — одинокие бокалы на столе и горький вкус проигрыша, отпечатавшийся в истории белых магов.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.