Конечно, это не любовь

      Несколько минут Гермиона ожидала какой-то реакции. Шерлок мог выглянуть в окно, заинтересовавшись звуком, или заиграть снова, посчитав стук камешка несущественным, но он поступил иначе. Свет в комнате погас.       Шерлок догадался, кто именно стучится ночью в его окно, и дал понять, что не желает ее видеть. Гермиона обернулась и поняла, что Сириус уже ушёл. Теперь она не сможет вернуться в Лондон до рассвета. Что ж, она и не собиралась отступаться. Она сильно провинилась перед Шерлоком, это правда. Он имеет полное право обижаться на неё, накричать, оскорбить (а Шерлок умеет это делать лучше всех, уступая, пожалуй, только профессору Снейпу). Но вычеркнуть её из своей жизни она не позволит.       С этой мыслью, которая придавала сил и не давала отступиться, она оглядела угол дома. Шерлок лазил вверх-вниз по стене с проворством обезьяны, точно зная, за какие выступы нужно ухватиться. Сама же Гермиона предпочитала пользоваться лестницей и выходить через дверь. Но едва ли Холмсы будут рады увидеть её на пороге дома в первом часу ночи. Размяв мёрзнущие пальцы, Гермиона подошла к углу и поставила ногу на первый выступающий кирпич, хватаясь при этом за водосточную трубу и стараясь не думать о том, что сознательно карабкается наверх. Она отдалилась от земли на какие-нибудь пару футов, но уже чувствовала страх — она ненавидела высоту с детства. Летя на метле с Сириусом, она боялась меньше — знала, что взрослый волшебник не даст ей упасть и поддержит заклинанием, если это будет нужно, но здесь нужно было рассчитывать только на себя. «Ты сможешь!», — сказала она себе решительно и так же решительно отбросила мысли о том, что именно можно сломать, упав с высоты трёх футов… четырех… двух ярдов… Лезть было тяжело — к ночи похолодало, влажная ледяная труба норовила выскользнуть из пальцев, а кирпичи давали слишком мало пространства для опоры. Сумев уцепиться за край выступающего перед окном козырька, Гермиона едва сдержала радостный вскрик, чувствуя себя мореплавателем, готовым целовать родную землю. Добралась!       Козырёк тоже был скользким, ухватиться на нем было не за что. Вдруг сверху скрипнуло окно, и Шерлок цепко схватил Гермиону за руку и почти втянул сначала на козырёк, а потом и в комнату.       Она зажала рукой рот, чтобы подавить кашель, и облокотилась на стену — ноги дрожали от страха и непривычной нагрузки.       Шерлок разглядывал её молча — он отошёл в другой конец комнаты, к шкафу, и замер посреди комнаты, сложив руки на груди.       О чём он думал? Гермиона очень бы хотела узнать это, но не могла — едва придя в себя, она ощутила невероятный стыд и опустила глаза в пол. Она чувствовала себя даже хуже, чем когда осознала свой поступок. Насколько же Шерлок оказался лучше неё? Он злился, наверняка презирал её, но всё-таки не стал молча наслаждаться тем, как она беспомощно висит у него под окном, а помог, причём сразу. Почему?       Возможно, когда-то волшебники ошиблись, не разглядев в Шерлоке магических способностей? Потому что ничем, кроме как легиллименцией, нельзя было объяснить того, что он произнёс:         — Если бы ты разбилась под окном, здесь появилось бы слишком много тупиц из полиции.       Гермиона робко посмотрела на него. Он не сменил позы и смотрел всё так же раздражённо. Она поняла, что должна успеть поговорить с ним, пока он не выставил её прочь.         — Шерлок, — сказала она тихо, — прости меня пожалуйста. Я…         — Хватит! — ответил он как-то устало. — Давай пропустим тот момент, когда ты долго раскаиваешься в своих словах, предлагаешь мне на тебя покричать, чтобы выпустить пар, и уверяешь, что я твой лучший друг. Всё это написано у тебя на лице, не вижу смысла тратить время.       Он опустил руки и повернулся к Гермионе спиной.         — Шерлок, но это правда. Я сказала тебе ужасную, мерзкую вещь, потому что разозлилась на тебя. Я никогда не думала…         — Я же сказал, что все понял. Книга на тумбочке, страница тридцать шесть, как раз начинается новая глава. Предлагаю проводить время с пользой.       Гермиона взглянула на тумбочку и увидела «Убийство в «Восточном экспрессе» — единственную художественную книгу в стопке справочников по химии, карт и атласов.         — Ты хочешь, чтобы… — начала она, но Шерлок прервал ее:         — Книга, Гермиона!       Она расстегнула пальто и повесила его на спинку стула, расшнуровала ботинки. Дрожащими руками взяла книгу, села на край кровати и прочитала первую строчку на тридцать шестой странице. За ней — вторую. Как робот, который выполняет команду, она читала, не понимая, о чем. Шерлок всё также стоял лицом к стене и, видимо, о чём-то размышлял, во всяком случае, он не шевелился, ничего не говорил, никак не реагировал на текст.       Неожиданно, через три страницы, он произнёс:         — И во сколько встреча?       Гермиона вздрогнула — какая встреча? О чём он?         — У Пуаро? — уточнила она, понимая, что ровным счетом ничего не понимает.       Шерлок круто развернулся и недоуменно переспросил:         — Пуаро? При чём здесь он?       Тут его взгляд скользнул на книгу в руках Гермионы, и он кивнул:         — А, Пуаро. Нет, я про Сириуса Блэка. Он же тебя сюда довёз, верно?       Гермиона тряхнула головой и пояснила осторожно:         — Да. Но…         — Отлично, хотел убедиться, что моё предположение верно. Он довольно улыбнулся и тоже сел на кровать, потом откинулся на подушку и попросил:         — Можешь начать с начала главы?         — Шерлок, — Гермиона отложила книгу в сторону, — ты в порядке?       Шерлока можно было назвать вспыльчивым, обидчивым, иногда — эгоистичным и вредным, но невнимательным — никогда. Что могло заставить его так погрузиться в свои мысли?         — Я? — удивленно уточнил он. — В полном. Просто мне нужно было подумать. А ты со своими извинениями наверняка мешала бы мне это сделать, вот я и решил занять тебя книгой. Но так как приключения месье Пуаро меня и впрямь интересуют, теперь, когда я со всем разобрался, мне бы хотелось послушать главу с начала.       С пару секунд Гермиона просто смотрела в пространство, а потом недовольно произнесла:         — То есть… Ты специально попросил меня почитать, зная, что не будешь слушать?         — Ну, да, — согласился Шерлок.       Разом Гермиона забыла о том, что только что просила у него прощения и думала, что заслужила и примет любую кару. С размаху она стукнула его книгой по плечу и прошипела (а если бы не необходимость вести себя тихо, крикнула бы):         — Какая же ты редкостная задница!       Шерлок фыркнул, потер плечо и, уворачиваясь от второго удара, сказал:         — Зато я теперь на тебя не сержусь.       Гермиона снова замахнулась книжкой, потом посмотрела на довольную физиономию друга и сдавленно хихикнула. А потом рассмеялась, закусывая рукав кофты, чтобы её не услышали мистер и миссис Холмс. Шерлок какое-то время наблюдал за её весельем, потом его губы дрогнули, и он тоже захохотал, утыкаясь в подушку.       Гермиона первой отсмеялась и восстановила дыхание, поэтому спросила:         — И о чем ты размышлял?       Шерлок всхлипнул, закашлялся, и ответил:         — О том, как ты добралась сюда, разумеется. Я не сомневался, что ты придёшь, но ожидал тебя не раньше завтрашнего утра.         — Как ты узнал о Сириусе?         — Это был единственный вариант. Ты достаточно подробно описывала обитателей дома. Дамблдор сразу же отпадает — он первый печётся о всеобщей безопасности. Одноглазый — тем более, ты сама говорила, что он параноик. Тонкс? Возможный вариант, но ты не стала бы её просить о помощи, а сама она никогда бы не догадалась, что ты в ней нуждаешься. Оборотень? Исключено, так же, как отец и мать Уизли. Конечно, есть ещё совершеннолетние близнецы, но если бы тебя доставили они, я бы это заметил — думаю, без спецэффектов не обошлось бы. Остаётся только Блэк — взрослый волшебник, который отчаянно скучает и мечтает о любой возможности вырваться на свободу.       Это звучало удивительно логично. Гермиона попыталась вспомнить все свои письма и поняла, что действительно не раз упоминала обитателей дома на площади Гриммо, но…         — Шерлок, эти письма я отправляла полгода назад. Как ты вообще вспомнил мои описания? Я знаю, у тебя отличная память, но это… маловозможно.       Лицо Шерлока приобрело самодовольное выражение.         — Дело в Чертогах разума, — ответил он. Гермиона улыбнулась:         — Сомневаюсь. Чертоги разума — хорошая техника, помогает ускорить запоминание, я сама пользуюсь ей, когда готовлюсь к урокам. Но я не сумею дословно и точно вспомнить, что ты писал мне летом.       Он поудобней устроился на кровати, поправил подушку, прикрыл глаза и сказал:         — Просто ты используешь обычную технику, а я создал свою. Помнишь книжку про окклюменцию? Незаменимая вещь оказалась. Если в разуме можно строить двери и стены, почему бы не построить там комнаты? Или даже целый замок? По комнатам разложить знания, а в зале устроить удобное место для размышлений.       Гермиона покачала головой — всё-таки не зря она всегда восхищалась его способностями. То, о чём он говорил, не могли сделать даже мастера окклюменции.         — И ты можешь вспомнить абсолютно всё? — спросила она.         — Кроме того, что я сознательно удалил, да.       Гермиона покачала головой и заметила:         — Всё-таки ты действительно гений. Расскажи мне, как ты всё это сделал. Я тоже хочу попробовать.       Он неопределённо пожал плечами и ответил:         — Только позже. А сейчас почитай мне книгу.       Гермиона засмеялась, отобрала у Шерлока одеяло, завернулась в него поплотней и снова начала читать о том, как без четверти девять в Белград прибыл экспресс Симплон — Восток.       Она читала негромко, но в этот раз понимала и проживала каждое предложение. Шерлок вопреки обыкновению не спешил посоревноваться с детективом и первым разгадать загадку, а просто лежал с открытыми глазами и молча слушал, почти не шевелясь. В какой-то момент Гермиона слишком сильно увлеклась повествованием, а когда приподняла глаза от книги, заметила, что Шерлок уснул.       Она отложила книгу в сторону, зевнула и стала смотреть в окно, за которым постепенно начинало светлеть небо. Неожиданно за окном мелькнула тень, и почти сразу же Гермиона увидела зависшего в воздухе на метле Сириуса. Он махнул рукой, показывая, что пора.       Конечно, нужно было бы попрощаться с Шерлоком и сказать, что она уходит, но он выглядел удивительно милым, пока спал (а к бодрствующему Шерлоку применить определение «милый» было совершенно невозможно, ему подходило в основном «невыносимый»), поэтому она не решилась его будить и тихо выбралась в окно.         — Как всё прошло? — спросил Сириус.         — Отлично, мы помирились. А как твоя прогулка?       Лица Сириуса она не видела, но голос звучал невероятно довольно:         — Восхитительно. Гулял по городу, дышал воздухом. Давно не ощущал себя таким свободным.       Гермиона чувствовала, что должна что-то сказать, и произнесла:         — Тебя оправдают, вот увидишь. И ты сможешь больше не прятаться.       Сириус вздохнул, некоторое время молча направлял метлу, но потом все-таки ответил:         — Если оправдают, брошу всё и уеду куда-нибудь на юг, во Францию. И Гарри с собой заберу. Будем с ним настоящей семьёй.       Гермиона улыбнулась — Гарри такой план точно понравится. Он давно мечтает уехать от своих дяди и тети и очень любит Сириуса.       Дальше они летели молча — к утру еще сильнее похолодало, и говорить было неудобно — холодный ветер дул в лицо, постоянно снося в сторону окончания фраз.       Их отсутствие никто не заметил — Сириус тихо развеял иллюзию в библиотеке, махнул Гермионе рукой на прощанье и ушёл. Гермиона же переоделась в спортивный костюм, в котором спала на Гриммо, и тихо прокралась в их с Джинни спальню.       Каникулы закончились быстро. Как и прежде, Гермиона часто писала Шерлоку, и тот немногословно отвечал, словно их ссоры и не было. Кроме того, постоянно слал письма Виктор — у него образовалось немного свободного времени — тренировочный сезон должен был вновь начаться только в феврале. Однако тон его писем неуловимо изменился. Гермиона не всегда могла объяснить, с чем это связано, но чувствовала, что раньше в его письмах сквозило нежное заботливое восхищение, а теперь появилась тревога и то тёмное, что однажды она видела в его глазах. «Наша пресса молчит и не говорит, что у вас проистекает. Но я думаю, что будет очень большая опасность. Ты не уговариваешь себя приехать ко мне, в безопасность. Я понимаю. Твои друзья. Я бы тоже не сбежал. Но я могу приехать к тебе и помогать», — писал он. И добавлял: «Я слишком хорошо помню твои глаза, Гермиона. И я хочу снова видеть их. Видеть тебя». Гермиона не могла объяснить, почему эти письма заставляют её краснеть — Виктор всегда был вежлив, корректен и никогда не говорил ничего, что могло бы её смутить. Но она смущалась — и не знала, что отвечать. Виктор произвёл на нее когда-то очень сильное впечатление, но спустя полгода это впечатление немного стёрлось. Возможно, говори он ей нечто подобное вслух, лично, она потеряла бы голову и влюбилась бы в него (снова?), но её фантазии не хватало, чтобы, читая письма, всякий раз представлять его лицо и слышать его глуховатый голос. Поэтому в ответ она писала вежливо, но нейтрально: говорила больше об учёбе, просила не беспокоиться за неё, уверяла, что под защитой Дамблдора она в безопасности… и всё.       Как-то раз Гермиона даже решилась было посоветоваться с Шерлоком — он, конечно, говорил, что любовные дела его не интересуют, но мог дать неплохой совет. Она даже написала ему письмо, но так и не отправила, порвала и выбросила.       А вскоре ей стало не до переживаний об отношениях с Виктором.       Она словно снова оказалась на третьем курсе, такой большой стала нагрузка. Близились СОВы, и она готовилась всё свободное время, а вместе с тем нужно было поддерживать занятия ОД, помогать готовиться Гарри и Рону, вечером заниматься окклюменцией, пытаясь повторить достижение Шерлока…       Удивительно, но она почти забыла и о Том-кого-нельзя-называть, и о грядущей войне.       Но война слишком остро и болезненно напомнила о себе.