Hotel Eleon 3 — 8 глава
Сердце, сердце, что случилось, Что смутило жизнь твою? Жизнью новой ты забилось, Я тебя не узнаю.
Никита Андреевич, запустив холодный морозный ветер в отель «Элеон» и нахмурившись при виде милой парочки, чихнул в рукав пальто и осмотрел туманным взглядом лобби и холл, где практически никого не наблюдалось, лишь только парочку гостей и охранники с бодрым видом. Его отец пострадал в аварии два дня назад и мужчина искал виновников, но так и не нашёл, только поверхностные улики и ничего более глобального не отыскалось, как бы грустно не звучало, а Никита убеждал себя, что всё подстроено и спланировано. Он пропустил несколько дней без работы, оставаясь слепым котенком о думах со связью с отелем. Когда не знаешь, что творится там, начинаешь надумывать свои исключенные картинки. Дягилев уже вопил от дружбы бывшей девушки и серба, мило воркующих в любое время суток, напоминая о без действиях со стороны молодого человека. Понимает, что теряет стычку с девушкой, однако перестраиваться поздно. Для кого поздно? А какая разница, если вся жизнь в напряг идёт. Вон, как Павлик Аркадьевич позиции расставил рядом с Канаевой, аж не подберешься через заросшую тайгу ревности. Радовало, что Алексей начал проявлять инициативу к юной особе. Никита праздновал сей факт скорого раздора между сербом и брюнеткой, а другой рвал на куски свою душу и держал рот на замке, теряя контроль над ситуацией. Павел Аркадьевич понимал, что Дягилев назло ему сталкивает при удобной ситуации Дашу с молодым портье. Так и кружилась гневная война между бывшими друзьями, а Алексей тем времен строил план признания с одной мыслью: заполучить Канаеву Дарью. Не зависимо от того, что мужчины объявили войну, между Дашей и Павлом ничего не поменялось, нежели стали ещё чуточку лучше общаться. Сербу на руку от заманчивой перспективы, а Никите Андреевичу локти грызть и нюню пускать. Девушка же иначе ослепла от чувств к сербу, поэтому не замечала действий других мужчин. Только Павел Аркадьевич. Влюбится повторно — это надо быть дурой Волчанской! — Твою мышь, Дашка! Ты где витаешь опять? — вырвала из мировых переговоров подруга Канаевой. — В космосе летаю, Юлька. А ты веришь, что человек может полюбить заново, если уже однажды был прорыв в отношениях? — Комиссарова выгнул правую бровь, вопросительно оглядев лицо брюнетки. — Ась, Дашка? Ты это чего в Павлика Аркадьевича втюрилась... какой-то там раз без счет? — Широко улыбнувшись, хитренько глянула горничная на Канаеву. Даша не знала куда деть свою голову, ведь так умеют только страусы, а хотелось им побыть часик. Что ответить ей? — Нет! — возразила портье, закрывая руками лицо, и выдохнула. — О, не «нет», а стопроцентное «да»! Я так рада за вас! — Юлька полезла обниматься, но Даша встала со стула и стрельнула сугубым взглядом в подругу, прищурив глаза. — Я сказала «нет»! Он бабник и пустозвон, каких нужно поискать и я его нисколько не люблю! Ненавижу, а не люблю! — выпалила на одном дыхании девушка и замерла, когда заметила около двери растерянного и опустошенного серба. — Паш?... Мужчина развернулся и вылетел из раздевалки, сдерживая себя не напиться. Он решил проветриться и прогуляться, чтобы мороз освежил голову и чувства. Павел схватил куртку и без разрешения покинул отель, двигаясь в сторону детской площадки. Ему больно от слов любимой женщины, которая одним «ненавижу» разбила любые надежды мужчины. Хуже было не от этих слов, а от того как они были сказаны. «Стрельнула в самое сердце, даже больно...» — крутилось у него в голове, а по щекам почему-то текли слёзы. У Павла Аркадьевича и слёзы? Наверное, сербу настолько плохо, что сдерживать себя он уже не имел права. На него и так многое навалилось, а тут громкое заявление ненависти почти в лицо. Лучше в лицо, а не за спиной. Если бы он не подумал заглянуть к ним, чтобы погонять чаи, не у слышал бы самых главных слов с манящих и забытых уст, которые хотелось поцеловать, но нельзя. Запрокинув голову к небу, мужчина тяжело дышал и горько смеялся над судьбой-дурой, ставящая палки в колеса. Пару раз Паша ошибся в жизни, много разбивал сердца девушкам и много раз проклинал свою маску-ловеласа и московского-плейбоя, а так всего-то обычный парень из Сербии, где потерял любимых людей. А он и вправду не успел им сказать, как любит и ценит всё, что родители сделали для его воспитания. Последнее, что запомнил Паша, как покинуть родной дом — мамино лицо в слезах и злое, но беспокойное лицо отца. Как ему хотелось в то время не сидеть на крыше и курить, рассматривая город, а придти домой и извиниться за похабное поведение. Не успел... не успел сказать важного. Осознал, когда было поздно. Сейчас подобная ситуация, но только Паша знает, что Дарья умная девушка и ничего делать не будет первая, а вернется на рабочее место и будет мило общаться с гостями, забивая чувства в самый дальний угол, а ему больнее от безразличия. Он старался!... а теперь просто хватит лелеять надежды, пора возвращаться на родину к спокойной жизни без лишних боевиков, мелодрамам и розовых соплей. Москва — это лишняя боль. Хорошее было в самом начале приезда, а сейчас ничего запоминающего и веселого. Покачиваясь на качелях, Павел увидел подростков с сигаретами и выпросил одну, вернувшись назад. Он курил от шрамов на сердце, не думал, а только вдыхал в легкие никотин, забываясь в сером мире. Сигарета тлела в руках, а серб смотрел вперед и усмехался, так горько и болезненно, что отчаяние исходило флюидами от молодого герцога с сербским акцентом. «Бесполезная вещь,» — подумал Паша и выбросил окурок на песок, притоптав ботинком. Засунул голые руки, успевшие замерзнуть, в карманы штанов и медленным шагом пошел в отель на работу и к ней. Дарья стояла за стойкой, наклонив голову, проливая слёзы. Она не права, но теперь-то поздно. Куда он ушел? Отчего-то на душе образовался водопад с черным оттенком и душил собственный характер. Послать бы подальше, чтобы легче жилось! Ком стоял поперек горла, когда брюнетка заметила продрогшего серба на входе. К нему подошла, цокая каблуками, София Яновна с удивленной мордашкой, вытаскивая слова через себя. Она обмерла, поняв, что сейчас сказал серб и выдержка женщины лопнула. Соня взяла того за ледяную руку, поспешив к себе в кабинет, а Джекович со злостью стиснул стакан. — Миша, успокойся. От ревности нету прока, — проговорил с гордым видом дядя Боря и попросил Айсбека заглянуть в номер «178» для проверки санузла. — Ты видел, Соню? А как она бережно взяла напыщенного Казанову за руку? Мне помолчать?! — переходя на крик, возмущенно плескал руками зам.управляющий по воздуху, пыхтя и негодуя к чему все эти нежности. — Брат, брат!... любовь она такая, что постоянная борьба и глаз нужен. А ты иди-ка к ней в кабинет и заяви, мол, я люблю тебя, а ты шляешься по мужикам! И не забудь ударить по столу для эффекта, — посоветовал дядя Боря, представляя свою картину, где он находит Валентину Ивановну в прачечной, выговариваясь и одновременно признаваясь в любви. Но это обычные фантазии на уровне дошкольного возраста с невинными мыслями. — А я вот так и сделаю, дядя Боря! Посмотрим чья песня будет спета последней, — поправив синий костюм, Джекович зашел в лифт и нажал на кнопку, уверенно стоя на своей позиции. В это время в кабинете Софии Яновны происходили задушевные разговоры о безответной любви. Пока женщина слушала серба, понимала, как сильно влюбился Павел — бывший управляющий отеля «Элеон». И вот не скажешь, что безалаберный племянник Элеоноры резко изменится и станет ранимым романтиком. Стал. Полюбил. Нашёл единственную. — Сонь, я так устал добиваться её... — пропыхтел мужчина, уложив голову на деревянное покрытие стола. — Паша, пойми, что однажды ты предал доверие и выставил девушку перед всеми кукольной дурой. Ты — мягкий и пушистый, а она — девица легкого поведения. В тот день именно так и было. Люди считали её доступной, а тебя жертвой. Понимаешь? Она не может доверится тебе, а ты бы попытался взять в руки всю ситуацию и решить, как мужчина, навалившиеся проблемы. — Я давно понял, что полный придурок и ноль в серьезных отношениях. У меня не было такого ни с одной девушкой. Рядом с Дашей я теряюсь в звездах и забываюсь в песчаном мире, а одно слово о ней и я падаю в бездну. Я люблю её, Сонь... — признался серб, продолжая утыкаться носом в стол. — Тогда придумай, что ей ближе и сделай это романтично. — Романтика и сербский праздный парень? Ничего не перепутала? Я не романтик и не герой сопливых книжек. Отнюдь, нет. — А ради любимой и единственной, сможешь, Паша? — убрав бумаги в сторону и выпрямившись на стуле, София улыбнулась ему. — Ради любимой? — задумчиво протянул серб с акцентом и продолжил на сербском. — Sake, sve u svetu dashi...* — Надеюсь, то что ты сказал на родном языке, значит о правильном выборе. — Несомненно, Сонь. В кабинет ворвался без вежливых стуков Джекович и толкнул серба в грудь, от чего второй потерял равновесие и упал на пол вместе со стулом, прихватив половину со стола. София Яновна ахнула от неожиданности и подбежала к Павлу, помогая подняться. — Всё хорошо, Сонь, — убедил её портье и, поднявшись, отряхнулся. — Кем вы себя возомнили, Михаил Джекович? — не оправившись целиком от резкой смены температуры, всю свою злость женщина направила на своего зама, который яростно сжимал кулаки и багровел от гнева. — Ты! Как ты смеешь с ним встречаться и нежится, после расставания?! Он бабник, Соня! — наблюдавший серб со стороны, согнулся пополам от хохота и притянул к себе два непонятливых взгляда. — Джекович, я, конечно, думал, что ты ревнивый фашист, но не настолько же!... — Паша продолжал смеяться. — В-вы?... вы не встречаетесь? — осторожно спросил Миша женщину, получив заслуженную пощечину. — Убирайся из моего кабинета, вон! — Сонь... — Вон! — крикнула она и Миша вышел за дверь, плотно сжав губы в тонкую линию. Джекович смирившись с проигрышем убрался прочь к дяде Боре, просить бутылку и советы. Опять... Кругами начинаем ходить. — Соня, зачем ты с ним так? — уже спокойно спросил Павел. — Он заслужил подобного обращения. Не хочу говорить о нём больше. Мне пора приступить к работе, да и тебе не помешало бы спустится вниз и встать за стойку. — Понял. Ледяная леди вернулась и включила официальный тон, — усмехнулся серб и, попрощавшись, вернулся в холл, где надел маску, и подошел к девушке и холодно извинился перед ней за опоздание. Пора включать другие способы: не хочет прыгать в нагретые руки, пусть теперь добивается вернуть это самое тепло. Закон каменных джунгей. Ничего общего здесь нету, только план.