Драбблы по Двум звездам

Запах затхлости она никогда не забудет. Затхлости и крови. Она никогда не забудет того кошмара, который пережила... Не пережила.

***

Юная блондинка вскочила в кровати, тяжело дыша. Слезы горячими ручьями лились из глаз. Девушка поджала колени к груди и погрузилась в истерику. Ей было очень плохо. Внешние раны уже зажили, оставляя после себя едва видные или наоборот шрамы. Но внутренние никогда не заживут. Маюра долго не могла успокоиться. Сегодня было в сто раз хуже, чем вчера. Она уже просто не может закрыть глаза и спокойно спать. Казалось, будто те страшные ужасы выгравированы у неё под веками, и как только она закрывает глаза, прошлое мелькает, как взрывная вспышка. Вроде и быстрая, но даёт увидеть все, что было. Юной главе клана Амавака снова плохо. Нет, плохо ей быть не переставало никогда после той трагедии. Просто боль иногда утихала, и девушка могла хотя бы вымученно улыбнуться. Но, когда боль становится удушающей, она не может сдержать слез. Маюра переживает тот кошмар раз за разом во снах. Тени прошлого преследуют её, шаг за шагом убивают в ней жизнь, виня её за все грехи. Маюра помнит все, не хотя этого. Она столько раз молила кого-то там, в небе, чтобы он забрал у неё память. Чтобы забыть все то, что она пережила. На самом деле она хочет сбежать из реальности. Погрузиться в глубокий-глубокий сон, чтобы не проснуться, когда позовут. Маюра смертельно устала. Она не хочет быть здесь, на земле. Заберите меня на небо, пожалуйста, тихо молится она день за днем. Маюра не выжила в той войне. Она умерла вместе с теми, кто погиб на поле битвы.

***

Шимон долго не мог оправиться от войны с кагере. Протез, который ему поставили почти сразу после состязания с Тэнмой (ну да, за год он освоился), работал исправно даже после того напряжения, которое парень испытал. Но не это было раной Судзаку. Он потерял многое в этой войне за мир. Он видел, как падают тела его друзей, его товарищей. Как один за другим, они падали на багровую землю, истекая кровью. Он до сих пор помнит ту беспомощности, которую испытывал там, на поле боя, сражаясь с теми монстрами, называющимися басарами. Почти все Командиры пали. Остались он, Субару, Канкуро, Кенго, Наруми и Маюра. Даже сильный Уномия Тэнма погиб от руки одного басары. Шимон никогда не забудет чувства скорби и запаха крови, витавшего по всему Магано. Он сможет это все забыть только если умрёт. Да и то, маловероятно, что это случится. Он вернулся в клан Икаруга и теперь почти каждый день сидит у себя в комнате, лишь с рассветом выходя потренироваться. Если бы не протез, то он бы и тренироваться бросил. Это так, для галочки. Для того, чтобы тело хотя бы не износилось. Ведь душа уже, как старое пальто, истаскана. Никто из родственников его не беспокоил. После смерти старого главы в той войне, на его место пришёл Кенджи. Брат уверенно вёл их клан к вершине, и хоть за это Шимон был благодарен ему. Саё первые дни пыталась поговорить с братишкой Шимоном, но тот мало что отвечал в те дни. Он вообще не разговаривал. Будто он онемел и оглох. Потому что в первые дни мира все, как и он, не могли поверить в свою победу.

***

Сейчас он более-менее восстановился. Судя по слухам, выжившие Командиры начали приводить в порядок свои Дома. И себя заодно, да. Шимону же не нужно приводить в порядок свою семью — Кенджи успешно справляется со своей ролью. Судзаку остаётся только надеяться, что у всех остальных все будет хорошо. Хотя, насчёт одной конкретной особы он сильно сомневается. Ведь она потеряла больше, чем просто товарищей. Она потеряла двух друзей.

***

Маюра после войны не верит в предсказания. Она не верит в бога, не верит ни во что, во что верят другие. Она утратила веру на войне.

Под глазами выжжены картины прошлого. И на одной из них два тела, держащиеся за руки. Каштановые волосы грязные, на лице кровь и вечная улыбка. Рядом — длинные чёрные волосы, некоторые пряди из которых просто обрезаны почти под корень, на лице столько же крови и такая же ласковая улыбка. Их руки так и не смогли расцепить.

Маюра видела мир, которого давно нет. Она потеряла покой, но хотела надеяться на лучшее. Закрывая глаза, она пыталась убрать страшные сны и создала собственный мирок, где она и её друзья гуляют каждый день, как обычные люди, — не экзорцисты, нет, — смеются и живут счастливо. Амавака начинает ненавидеть свою роль экзорцистки. Но она не может с ней расстаться так просто. Она слишком долго к этому шла. Сколько людей приложили силы для её восхождения в Командиры? После этой здравой и вполне логичной мысли девушка решила продолжить тренировки. Она создала для себя идеальные условия: ночью — тренировки, днем — получасовой сон и несколько приёмов пищи. Стало легче дышать, но жизнь все равно была невыносимой. Слишком крепко ей досталось в той битве за мир. Слишком долго она была одна. С тех пор Маюра не могла оставаться одна. Она начинала истерить, если кто-то покидал её покои или просто не разговаривал с ней. Она просто не могла этого вынести — она в одиночестве сойдёт с ума. С ней всегда оставался кто-то из членов клана. Иногда это был Джинья, а иногда Юзури. Оба предпочитали молчать, не зная, что Маюре это ни грамма не помогает. Ей от их молчания только хуже. Маюра пыталась надеяться на помощь извне. Пыталась... Но помощь все не приходила, и она впадала в отчаяние и собственное безумие.

***

Когда Шимон решил навестить каждого товарища, прошёл уже год с войны. Сперва он навестил Субару Митеджиму. У неё было все не так плохо. То, что она носила постоянно в кармане платья ту маску Татары, было очень даже нормально среди всех последствий потерь. В целом, женщина все также пила ежечасно чай и ходила в красивых нарядах. Держалась стойко, как и всегда. Потом он нашёл Канкуро. Бывший врач снова стал врачом. Каждый сам справляется со своим горем. Митосака решил перестать быть экзорцистом и зажил нормальной жизнью. И ему неплохо удаётся скрывать печаль прожитого кошмара за неизменной больничной маской и, в целом, вежливом лице врача. У остальных тоже более-менее все налаживалось. Он даже посетил клан Уномия, чтобы навестить могилу бывшего товарища. Сколько бы ненависти ни испытывал сам Икаруга к этому человеку, Тэнма был ему товарищем. И бывшим другом. Положив цветы на надгробие, он молча ушёл. Напоследок Икаруга оставил самого близкого "двум звездам" человека. Маюра все время находилась в своём Доме, и тут тоже все, вроде как, было нормально. Только вот клан стал... Не живым. Если раньше здесь было немного шумновато, то сейчас тихо, как на том самом кладбище, где парень был день назад. Это не показалось ему странным. Сейчас везде так. Постучав в дверь дома, он принялся ждать. Спустя минуту ему открыл Джинья. Он удивлённо выронил сигарету, не успев ту зажечь. На его лице возникла тень улыбки и в глазах поселилась маленькая искра надежды.       — Судзаку, давно не виделись. Проходи. Странное гостеприимство. Шимон молча удивлялся, идя по коридору дома. Здесь ничего не изменилось. Разве что интерьер дополнился некоторыми красками в виде дополнительного декора для уюта. Маюра ещё при своем восхождении хотела показать всем, что такое свет и доброта.       — Только тихо. Юная госпожа все ещё спит, — тихо сказал Йосаму, выводя красноволосого на кухню. Тут же была и Юзури, что-то готовившая на плите. Она тоже очень изумилась его появлению. Шимон не впервые ощутил, как ему рады, но здесь радость была сильнее. Да и надежда в их глазах тоже была необычной. Словно они поверили в чудо, увидев его. Это приятно и неловко. Особенно, если не знаешь, за что на тебя надеятся.       — А почему Маюра ещё спит? Сейчас уже три часа дня, — поинтересовался Икаруга, рассматривая помрачневшие лица людей клана Бьякко.       — Ты и сам знаешь, Икаруга-сан, что каждый переживает по-своему прошлое. Маюра-сама... Она... В той тишине, в которой они сидели, неожиданно громким показался крик из одной из комнат. Первыми дернулись Юзури с Джиньей, но вскочил и метнулся в сторону крика именно Шимон. Он точно знал, кому принадлежал тот крик. Крик, полный отчаяния. Этот крик он уже слышал. Слышал там, на обагренном кровью их товарищей поле. И видел ту, что кричала возле двух тел. Сейчас примерно тоже самое. Только без кровавого поля и мёртвых тел. Маюра сидела в футоне и кричала. С закрытыми глазами, словно спала. А может, так оно и было. Он сам не понял, как оказался рядом с ней. Как рывком обнял, прижимая к себе. Вынуждая проснуться, вынырнуть из кошмара. Она ещё не осознавала, что не во сне, и продолжала хрипеть из-за сорванного голоса. Джинья и Юзури застыли на пороге комнаты юной госпожи, смотря как Шимон прижимает к себе Бьякко, впавшую в отчаяние. Маюра не могла поверить, что это происходит. Привычного уже холода не было — вместо него откуда-то извне появилось тепло, окутавшее её, как одеяло. Так уютно и тепло, словно в родном доме, где мама и папа... Он вытирал ей слезы, ничего не говоря. Он понимал её. Он тоже такой, только ей тяжелее. Амавака не чувствовала реальности. Она просто выдохнула, успокаиваясь и прикрыла болевшие от слез глаза. Дремота накрыла её с головой, и девушка засопела на груди у красноволосого.       — Икаруга-сан...       — Как давно она... Так? — он не смог подобрать нормального слова, чтобы описать то, что увидел ранее. Он слышал, он видел, он чувствовал её боль, проходящую через его тело, как ток. Сильный такой ток, лишающий других мыслей и эмоций, кроме одной: спасти её. Защитить. Утешить. Ответила Юзури, ибо Джинья достал сигарету и нервно закурил.       — С самого её возвращения сюда. Он погладил гладкие пшенично-зеленые волосы. Даже сейчас, в таком её состоянии, она остаётся ухоженной. Видимо, Юзури заботится о ней, как и Джинья. Ведь это единственные близкие люди, что остались у Маюры после войны.

Мать умерла из-за болезни, схватившей ту за горло буквально за год до войны. Гибель Сейгена окончательно добила Юкари. Отец погиб в бою. Сейген был сильным экзорцистом, но даже это не помогло ему остаться в живых.

Она осталась совсем одна и была одна все это время. Шимону резко поплохело. Пока все восстанавливались, никто не подумал о крошке-Бьякко, которой пришлось едва ли не тяжелее всех. Потерять надежду и всех разом, каково это?       — Поэтому вы ведёте себя тихо? — снова раздался в тишине его вопрос. Юзури отвела взгляд. Её горло словно схватила невидимая рука, мешая говорить.       — Да, мы ещё с самого начала поняли, что её беспокоит шум. Особенно когда она решила спать днем,— ответил Шинья, выдув табачный дым. Он с опустошенным взглядом осматривал покои госпожи. — Знаешь, Судзаку, она ведь хрупкая. Словно хрусталь, её надо было беречь. Она полезла в то, что оказалось для неё непосильным...       — Ты не верил в неё, да? — он опустил голову, тень упала на его лицо. Он вроде злился, но эта злоба была пассивной.       — Верил. Всегда верил. Она сильная и вернулась домой. Только вернулась она сломанной, — мужчина отвернулся и пошёл вглубь дома. — Знал бы ты, Икаруга, как она иногда зовёт их. Просит вернуться. Не оставлять её...       — Знаю, — немного резко перебил он товарища Маюры. — Я уже слышал её. Он все знает. Он знает, как это происходит. Он видел.

***

Маюра открыла глаза ровно в девять вечера. Странная энергия наполняла её тело, и она смогла встать с футона, одеться и выйти на тренировку. Она сейчас снова измотает себя до потери пульса. Потому что только из этого теперь состоит её жизнь. Делами Дома занималась Юзури. Как старшая наставница, она на время взяла на себя роль главы, пока настоящая приходит в себя. Маюра ненавидела свою форму и видеть её просто не могла. Этот чёрный наряд до сих пор виделся рванным и окровавленным. Она не хотела его надевать даже на тренировки, хоть он и был удобным. Обычная форма из штанов и кофты. На улице сегодня прохладно, так что спортивная ветровка подошла идеально. Взмах ногой по невидимому врагу — Маюра представляет перед собой какого-нибудь кагере. Удар рассекает воздух, а взгляд наполняет ненавистью к "противнику". Маюра ничего не замечает вокруг себя — её внимание сосредоточено на том самом враге, которого на самом деле нет. У Амаваки развивающаяся все сильней аутофобия. Боязнь одиночества. Тишина в доме напрягала её, тихие голоса кажутся тенями в темноте. Ей снятся кошмары, и она не хочет тревожить никого, но все равно просит хоть кого-то остаться рядом с ней, пока она спит. Ей было бы спокойней... Но нет, они все уходили, как только думали, что она заснула. Она не спит. Почти никогда не спит. Она лишь прикрывает глаза. У неё синяки под глазами почти как у отца. Того тоже мучали кошмары из-за убийств. Её мучают кошмары из-за войны. Шимон, увидев пустой футон, признаться честно, разволновался. Куда могла пойти полубессознательная девушка в депрессии? На крышу? В ванную? Куча мыслей роились в его голове, словно пчелиное гнездо. А потом он услышал. Сквозь тишину этого дома легко можно услышать, как кто-то дышит, не то что разрезания воздуха. Он выглянул на улицу и удивился. Он думал, что Маюра целыми днями лежит в постели? Да, думал. Но она вновь удивила его. Даже с пустым взглядом она продолжает бороться. Тренироваться, чтобы преодолеть это все. Он наблюдал за ней, с такой яростью бьющейся с кем-то не видным его глазу. Он готов поспорить, что это кагере. Вскоре её удары стали слабее. Она стала выдыхаться, тяжело дышать. Ей было плохо, и это видно. Она держалась за грудь и бок, задыхаясь, как в астмическом припадке. Но она не кашляла. Просто сильно напрягалась. Она согнулась в три погибели, словно её ударили в солнечное сплетение. Неужели она так сильно вымоталась? Шимон озабоченно оторвался от дверного косяка, на который оперся во время наблюдения. Кажется, пора объявить о своём присутствии.       — Я столько раз говорил тебе расслабляться во время атак. Ты забыла это правило, Маюра? Она медленно повернула к нему голову. В её глазах все ещё была пустота, которая постепенно сменилась недоверием, неверием в реальность происходящего, шоком. Он грустно усмехнулся на её выражение лица. Она даже рот раскрыла, не изменяя в этом себе.       — Ш-Ш-Шимон? — её зубы стучали друг о друга, и это было слышно. Она вся задрожала не пойми от чего. Икаруга продолжал стоять на веранде и смотреть на неё. Маюра не могла поверить в это. Прямо перед ней стоит он. Он так недалеко, если поверить в происходящее и побежать ему навстречу, он наверняка обнимет её, прижмет к себе. Но Амавака не верила своим глазам. Она ничему не верит. Поэтому ей оставалось молча глотать воздух и смотреть на эту "иллюзию" и нетерпеливо ждать, когда же она рассеится. Но Шимон Икаруга стоял на месте и продолжал ждать её действий. И тогда до неё дошло. Это не иллюзия. Это реальность. И Судзаку действительно здесь. Пришёл на своих двоих, к ней, а она сейчас в не самом лучшем духе, чтобы показываться перед своим бывшим тренером. Однако Маюра думала не об этом. "Если это правда, то, пожалуйста, пусть этот миг продлится подольше," — подумалось ей. Он видел её неверие и давал ей шанс осознать реальность. Он ждал, пока она это сделает. И дождался. Маюра всегда быстро все усваивала и быстро реагировала. Сейчас её реакция немного притупилась, но сознание быстро обработало информацию. На автомате, что называется. И тогда она сделала шаг. Потом ещё один и ещё. Под конец она просто влетела в него, крепко обнимая и едва ли не всхлипывая от счастья. Она была не одна. Он говорил и не тихо, и не громко. Так, как нужно. Он принимал её объятия с легкой улыбкой, гладя по макушке. В последние часы он так привык к этому жесту, что в будущем это войдёт в привычку. Они не знали, сколько простояли так. Оба наслаждались этим мгновением. Маюра наконец почувствовала, как одиночество покидает её душу. И жаркое тепло разлилось по телу, как сладкая нега, растапливая весь лёд, накопившийся за год. Когда начало светать они сидели в ее комнате и разговаривали. Они не пытались быть тихими — Шимон сразу понял, что она не любит эту тишину. И с чего вдруг Джинья решил, что она боялась шума? Разговаривали на разные темы, избегая тему войны. Икаруга знал, что рано или поздно этот разговор случится, так что плыл по течению. И ему это, в какой-то степени, было приятно. Их задушевные беседы прервались стуком в девять утра. Это была Юзури, и она принесла на подносе завтрак. Шимон поблагодарил её, Маюра кивнула, чуть приподняв уголки губ. Женщина удивлённо взглянула на дочь Сейгена. Она впервые улыбнулась с тех пор, как всех не стало. Маюра с трепетом впитывала в себя то, что рассказывал ей Судзаку. Она слушала и не могла наслушаться, но иногда ей казалось, что она слушает его голос, нежели речь. Такой приятный, с неярко выраженной хрипотцой. Он о чем-то увлечённо говорил, не смотря на неё, а она медленно закрывала глаза. В такой домашней атмосфере она задремала. Шимон остановился на полуслова, услышав с другой стороны сопение. Маюра безмятежно, с расслабленным лицом, заснула. Он фыркнул, бурча под нос про "нерадивых слушательниц", но потом улыбнулся и переложил девушку на подушку. Он гладил её руку, давая блондинке поспать. Он знал, что такое беспокойный сон по ночам, и хотел помочь избавиться от бессонницы Маюре. Проснулась Бьякко поздно. Укутанная в одеяло, в тепле её разморило. Она сделала попытку встать, но оказалась прижата к футону. Чья-то рука поверх одеяла обнимала её. Не трудно догадаться, чья именно. "Он все ещё здесь," — с нежностью коснувшись его волос, подумала Маюра. Её обычно бледные щеки окрасились в неяркий розовый цвет. Она была рада, что он пришёл к ней. Она не хотела, чтобы он уходил. Тепло и эта нежность затопила её опустошенную оболочку, и она с улыбкой на лице снова закрыла глаза.

***

Проснулись они уже к обеду следующего дня. Юзури не стала их будить, ибо это было слишком мило. Джинья со вздохом достал второе одеяло, чтобы накрыть и гостя. Шимон проснулся от третьего тычка в бок. Приоткрыв глаза, он увидел солнцем освещенное лицо Маюры. Её глаза сверкали от гнева.       — Может пустишь уже, герой-извращенец? Я задохнусь сейчас, — недовольно пробормотала блондинка, и он понял, что его рука все ещё крепко лежит на её одеяле, мешая девушке сдвинуться с места.       — Герой-извращенец? Серьёзно, Амавака? — фыркнул от смеха он. Она что-то проворчала. — Маюра, к тебе вернулись твои странные шутки.       — Пусти уже, кому говорю, — как хомячок, раздражённо насупилась Маюра. — Шимон, блин!       — Ладно-ладно, все. Отпустил, — он встал с широкого футона. Надо будет поблагодарить товарищей клана за второе одеяло и, в целом, за гостеприимство.       — Пойдём есть? — обернувшись, он увидел на Маюре обычное кимоно. Она часто так одевалась в Доме. Привычка не исчезла. Он кивает, и они отправляются на кухню. Маюра все осматривает так, будто никогда здесь не была. Подмечает в некоторых местах пыль и вздыхает. Кажется, у неё появились планы. Юзури молча накрыла на стол, увидев парочку. Она почему-то не сомневалась, что Шимон сможет вывести их главу не только на кухню, но и на улицу.       — Твои навыки готовки улучшились, Юзури, — попробовав суп, заметила Маюра. Она улыбнулась — не так ярко и солнечно, как в прошлом, но эта улыбка не была пустой. Что бы они не делали, она не возвращалась к ним. Она оставалась в своём мире и не воспринимала реальность. Но стоило появиться Икаруге, как она тут же очнулась, буквально засветилась изнутри. Неужели они недостаточно старались для неё? Или может этот Судзаку не просто товарищ для неё? Может он для неё более близок, чем они все? Маюра и сама не ответит на этот вопрос. Потому что просто знала, что Икаруга был не просто товарищем или другом. Он был для неё чем-то большим. Близким человеком. Они немного поболтали, а потом Амавака решила заняться уборкой. Строгие указания и чёткие движения — Маюра не привыкла видеть свой дом в грязи. Юзури виновато опускала взгляд. Она не могла сказать госпоже, что, пока та была в глубокой "яме", она, Юзури, держала на своих плечах дело семьи Амавака. Но девушка и без неё все понимала. Поэтому теперь она исправится. Такой скачок действий быстро выбил из Маюры все силы. За два дня она не разгребла и половины дел, накопившихся за год, зато устала так, будто на ней тонн десять провозили камазы. Шимон с улыбкой наблюдал за энергичной Амавакой и понимал, что, возможно, его миссия выполнена. Он как раз пришёл в ее покои, чтобы оповестить её о завтрашнем отъезде, но пораженно замер на пороге. Маюра смотрела в зеркало. Проводила пальцами по каждому шраму на теле. В её глазах светилась пустота, а лунный свет огибал её тело. Её кожа была молочно-белой, покрытой немного темными шрамами. Маюра словно вспоминала все, что с ней происходило. Он бесшумно стоял, позади него была дверь, за которую ему нужно было немедленно уйти. Но он не уходил. Он... Любовался? Её шрамы, казалось, красили её. Нет, её красота на самом деле была не в этом. В её облике, ауре было что-то цепляющее за душу. И Шимон ощущал это на себе. Маюра боковым зрением видела его, но продолжала смотреть в зеркало. Она не обращала внимания на постороннего, вглядываясь в свое отражение. Что-то ей там не нравилось. Она постоянно хмурила брови и кусала губы. И вот, секунда, и по её подбородку потекла вниз струйка крови. От злости на саму себя, она прокусила губу. Он все это видел. Бесшумно подхватил покрывало с пола и подошёл к ней. Накрыл её плечи, прикрывая наготу, и аккуратно вытер большим пальцем кровь. Она смотрела сквозь него. Когда она прижалась к нему, у него даже дыхание сперло. Потому что у него были и свои потребности, а она лишь в одном покрывале перед ним.       — Не уходи, пожалуйста. Не бросай меня, — прошептала она. Никакой похоти — её слова все изменили. Шимон осознал, что ещё ничего не закончено. Всё только началось.

***

Энергичность никуда не делась, но теперь Маюра постоянно просила его остаться с ней. Даже когда в этом не было необходимости. Он понимал её без слов. А она все равно говорила, просила. Молила. Он слушал, как она что-то спрашивает по поводу отчётов у Юзури и та отвечает ей, почти со скукой. Ему дали на выбор целую полку книг, но они все стали неинтересными где-то на второй. Маюра погружена в работу, но чувствует его присутствие. И зачем он ей нужен здесь? Вообще-то за пределы дома они так и не вышли. Гулять по двору? Чудесно, идём! Тренироваться, как в старые добрые? Прекрасно, вперёд во двор! Но выйти за границы двора? Нет, только не это. Нет, Маюра не боялась, если идти с ним. Вот без него придётся куда тяжелее. Поэтому когда он в один из дней предложил ей пройтись, она согласилась. Со страхом в глазах, но согласилась. Они мирно погуляли, покормили уточек в парке на пруду, поели сладкой ваты. Шимон улыбался и смеялся вместе с ней. Она чувствовала внутри всепоглощающее счастье, и все проблемы отошли на второй план. Вернувшись домой, они, как дети, наперебой за столом рассказывали старшим о своей прогулке. Джинья и Юзури обменивались хитрыми взглядами. Интересное свидание у них получилось. За столом после годового молчания наконец снова стало шумно.

***

Шимону, кажется, уже скоро войдёт в привычку вот так просыпаться рядом с ней. Только раньше он обнимал её, а она пыталась выбраться с утра из-под его руки. А сейчас она не просто не отталкивала — она положила голову на его плечо и спокойно продолжала спать. Её волосы касались его подбородка и он чувствовал её запах. Она во сне сама перебиралась к нему на футон. Может быть, потому что хотела стать ещё ближе? Или потому что ей холодно? Шимон не знал, хоть и догадывался, в чем истинная причина. Главное, он был не против такого исхода.

Они все поломанные после той войны. Собирать заново свою жизнь по кусочкам в одиночку не всем удаётся. Маюре не удаётся.

Аутофобия Маюры была и бедой, и счастьем. Он не раз слышал от неё, что он ей нужен. Наверное, в этом все счастье. Но беда была в том, что эта аутофобия убивает все попытки выйти куда-то далеко от девушки. Она не могла оставаться одна, без него. Ей требовался он. Не важно, за чем, просто нужен рядом. Он принимал это, помогал, находился рядом почти круглосуточно. Маюра благодарно смотрела на него, брала его руки в свои и поглаживала большими пальцами его указательные. Этот жест принадлежал им. Столько нежности, ласки и тепло одновременно получает и он, и она, когда делают так. Однако Шимон понимал, что он задержался здесь уже больше, чем на месяц. Два с половиной месяца — брат скоро поднимет тревогу. По крайней мере, Шимон так думал (на самом деле Кенджи знал, что последним будет Дом Амаваки. Так что он ухмылялся, вспоминая заверения Икаруги-младшего насчёт "недолгосрочности" его путешествия). Маюре о своих опасениях он не мог сказать. Это равнозначно обиде для неё. Так что он промолчал.

***

Джинья нахмурил брови, чуть зажав сигарету в зубах. Эта парочка, перед ним сидящая, продолжала вести дружелюбную беседу. И эти балбесы так и не догадались, что происходит между ними? Совсем, что ль, глупые? Мужчина свирепо посмотрел на обоих, и у тех пробежали мурашки по спинам.       — Вы двое, — грозно обратился к ним Йосаму. Пара вздрогнула. — Как долго вы ещё планируете так делать?       — Как? — хором спросили и парень, и девушка. Удивившись своему единомыслию, они хихикнули. Вокруг них буквально витала нежно-розовая аура с сердечками, и они этого не замечали. Прям бесят!       — Долго будете притворяться, что ничего не замечаете? Хватит уже. Вы и так знаете о чувствах друг друга, верно? — вмешалась и Юзури. Она смотрела на изумленных ребят и понимала, что они действительно не понимали этого. Хотя Икаруга не походил на тупенького... Всё разошлись в смешанных чувствах. Разговор хоть и был замят, но это явно был не конец.

***

Спустя неделю Шимон вновь застал ту же картину с зеркалом и обнажённой Маюрой. Только теперь её взгляд изменился до неузнаваемости. С улыбкой она проводила по каждому шраму, на некоторых улыбка сменялась грустной усмешкой. Она перестала ненавидеть себя. Он, как и в прошлый раз, накрыл её покрывалом. Она, как в прошлый раз, хотела уткнуться ему в грудь, прижаться ближе. Но в этот раз он не позволил, сев на свой футон. Она даже удивилась.       — Шимон?       — А ведь Йосаму прав. Хватит уже, — серьёзно сказал он, смотря тупо в стену. Он старался не обращать на неё внимания. Блондинка только вздохнула. Она уселась за ним, облокачиваясь на его спину своей. Сжала края покрывала и прикрыла глаза. Сейчас она налаживает бунт в своей душе. Всё-таки старшие товарищи смогли пробудить в ней что-то иное. И это явно была не дружба. Шимон довольно ясно ощущал её присутствие за собой. Она доверяла ему, поворачиваясь спиной много раз в бою. Они всегда дрались спиной к спине. Их удары иногда были синхронными. Они были почти как единый организм, давно выведенный из строя.       — Ты нужен мне, — раздался её шёпот в темноте. Снова эти слова. Он закрывает глаза. — Ты нужен мне. В этот раз это звучало по-другому. Он неожиданно повернулся к ней, из-за чего она потеряла точку опоры и упала на спину. Глаза в глаза. Они смотрели в лица друг друга, ища там что-то похожее на прежнюю дружбу и простое товарищество. Это не было найдено. Покрывало немного сползло на груди. Её волосы небрежно растрепались. Она чуть улыбнулась — смущённо и, в то же время, как обычно, нежно. Он открыл рот в недоумении. А потом она просто дёрнула его за ворот рубашки к себе. Её губы столкнулись с его в поцелуе. На самом деле, это и поцелуем назвать трудно. Она не научилась за все это время, пока была на бесконечных боях, тренировках, целоваться, а потом была страшная война. Куда там до поцелуев? Это же так не важно. Но она старалась, стоит отдать ей должное. Он ответил ей, вводя её в ступор. Усмехнулся сквозь соприкосновение губ. Она надеялась, что он поведёт себя иначе? Зря. В ту ночь их дружба рухнула под их любовью.

***

Блондинка впервые пришла сюда после долгих лет. Она словно вернулась назад, в те времена, когда надежда угасла и она переживала остатки войны. Но только теперь у неё есть вера в будущее. Она пришла сюда, чтобы попрощаться. Попрощаться окончательно с болью и тоской. Нет, она никогда не забудет никого из них. Просто теперь в её жизни будет только счастье, и она не хочет его нарушать. Поэтому Маюра молча положила цветы и отвернулась. Слезы все равно появились на глазах.       — Спасибо. Прощайте, — повторила она вслух свои мысли. Улыбаясь, женщина ушла с кладбища. Четыре могилы её самых близких людей будто засветились и погасли.