***
Тем временем, пока Поттер разговаривал с деканом Гриффиндора, Драко Малфой сидел на своей кровати и писал письмо отцу. «Здравствуйте, отец. Как ваши дела? Здорова ли леди Малфой? Осень в этом году выдалась холодная, а ведь она так легко простужается! Позаботьтесь о ней, если она больна. Все ли в порядке в поместье? А теперь о том, что вы писали мне в прошлом письме. Знаменитый Гарри Поттер прибыл в школу сегодня за ужином. Выполнить ваше задание мне теперь будет гораздо проще, чем я предполагал, потому как его распределили на Слизерин. Я уже начал втираться к нему в доверие: говорил с ним весь вечер, все объяснял и показывал. Лично против нашей семьи он ничего не имеет, по крайней мере, он не высказывался по этому поводу и не выказывал по отношению ко мне неприязни. У него на лбу на самом деле есть этот знаменитый шрам в виде молнии; говорит он с ужасным немецким акцентом и часть слов приходится попросту угадывать по смыслу. Я спросил его об этом — выяснилось, что все это время он жил в Германии. Я попытался деликатно вывести его на тему Гриндевальда и Темных Лордов в целом, но моя попытка не увенчалась успехом, так как он ответил довольно равнодушно. Нотт с Поттером не разговаривает, как и велели ему родители. Кстати, его, то есть, Поттера зовут на самом деле не Гарри, как все говорят и как писали в газетах, а Гарольд. Одежда у него чуть ли не как у Люпина: нет, конечно, не настолько жуткая и без заплаток, но весьма потрепанная и не новая. А его чемодан! Это цирк просто! Я такого дикого цвета в жизни не видывал! А впрочем, это не важно. Ведь, говорят, Лорд сначала тоже был не богатый… Кстати, сейчас Поттера зачем-то вызвала Макгонагалл — я провожал его до ее кабинета — я не знаю зачем, но постараюсь выяснить. Я буду продолжать следить за ним и постараюсь понять, может ли он на самом деле быть следующим Темным Лордом или воплотившимся Лордом и играет ли он вообще какую-то важную роль. До свидания, отец. Передавайте привет матери. Да хранят вас Мерлин и Слизерин. С уважением, ваш сын, Драко Малфой». Мальчик закончил писать и потянулся; теперь оставалось только отправить письмо. Он свернул свиток, зажег свечу, расплавил над ней сургуч и поставил родовую печать. Драко задул свечу, встал и побрел в совятню. Он ненавидел писать письма в таком официальном стиле, обращаться к отцу «на вы» и называть мать «леди Малфой». Но этого требовал отец: он говорил, что Драко следует учиться писать такие письма, потому что их придется писать в жизни чаще всего. При этом третьекурсника в равной степени бесило, когда отец отвечал на подобное письмо как в том же официальном стиле, так и в вольном. В первом случае его бесило то, что они общаются не как семья, а как какие-то деловые партнеры, а во втором, что он старается — пишет официально и сухо, а отец за пять минут пишет ему такой ответ, как будто он написал ему дружескую записку!***
Гарри и Драко вернулись в гостиную почти одновременно. Ребята стали выяснять, какие дополнительные предметы у них совпадают с новеньким. Оказалось, что у него часто совпадает расписание с Малфоем и, по сведениям остальных, с Ноттом. Сам Нотт в разговоре не участвовал, все так же лежа за задернутым пологом кровати. В какой-то момент Гарри поймал себя на мысли о том, что, наверное, тот странный парень, Нотт, так и не вылезал из кровати с тех пор, как задернул полог перед его носом. В тот вечер Поттер засыпал в смешанных чувствах, думая о своей новой жизни, предстоящей учебе в Хогвартсе и сжимая рукой через ткань пижамы хроноворот.***
На следующий день, сразу после завтрака, Драко потащил его на тренировку слизеринской квиддичной команды. По дороге к полю для квиддича он познакомился с девчонкой, которая тоже шла туда. Ее звали Панси Паркинсон, она была его однокурсницей и тоже училась на Слизерине. Из-за того что она очень странно на него смотрела, его всю дорогу не оставляло смутное ощущение, что он уже знакомился с ней вчера вечером. Когда Малфой переоделся, на поле уже собралась вся команда, и ждали только его. Капитан команды уже собирался отдать приказ «взлетаем», но ловец воскликнул: — Ребята! Давайте с Поттером познакомлю! Гарри, иди сюда! — Мое имя — Гарольд, — жестко поправил он аристократа, а после представился. — Гарольд Поттер. Мальчику тут же протянул руку один из самых высоких парней. — Маркус Флинт. Я капитан команды и староста нашего факультета. После представился мрачный рослый шестикурсник: — Максимилиан Уоррингтон, отбивала. Затем назвали себя интеллигентного вида вратарь, пятикурсник Александр Хайд и Ричард Боул — второй отбивала, который учился на седьмом курсе, вместе с Флинтом. Последним представился второй загонщик. Он протянул Гарри руку: — Монтегю. Драко обернулся и указав на пятикурсника сказал: — А! Это Ромео. Я и забыл, что вы с ним не знакомы… — А Кристинн Монтегю — староста — это твоя сестра? — поинтересовался Поттер, поморщившись: она уже успела порядком надоесть ему за завтраком, и теперь он вполне разделял неприязнь Малфоя. — Да,— немного смущенно отозвался парень и спросил — Она тебе сильно докучала? — Да так… — пробормотал мальчишка. — Так. Мы сегодня будем тренироваться или болтать?! По метлам! — прикрикнул капитан команды, и они взмыли в небо. Гарольд поднялся на трибуны и сел рядом с Панси. Через какое-то время она восторженно воскликнула: — Смотри! Смотри! Правда Драко классно летает? В этом году наш факультет точно снова выиграет кубок по квидичу! — Скорей всего да, — согласился с ней мальчик. — Малфой и вправду хорошо летает. — У нас в команде, к сожалению, не хватает одного загонщика, но не думаю, что нас только из-за этого могут не допустить к соревнованию. Кстати, ты играешь в квиддич?! — Нет. — Жалко… Тренировка продолжалась до обеда. Паркинсон все это время неотрывно следила за происходящим на поле, в особенности за Малфоем. Гарри же это наскучило уже через полчаса, и он задремал еще где-то на полчасика. После, проснувшись, он призвал с помощью «акцио», чем несказанно удивил однокурсницу, несколько учебников из своей тумбочки и начал читать учебник по гербологии за первый курс. Минут через пятнадцать, воскликнув «О Мерлин! Какое занудство!», он отложил его, взял учебник по Чарам и зачитался им почти до конца тренировки. Когда команда уже собиралась уходить с поля, он попросил: — Драко, а можно мне немного полетать на твоей метле? — А? Да-да, конечно. Гарольд сбежал по трибунам, выхватил из рук Малфоя метлу и взмыл в небо. Он неплохо держался на метле; летал он просто так, для удовольствия, пару раз заложил вираж, разогнался до предела, а после опустился на землю. — Хорошие у вас, однако, метлы… — Нимбус 2000, — гордо сказал Драко и похвастался. — Это мой отец их команде подарил! — Понятно, — коротко ответил Гарри, и они пошли на обед. На обеде новенький заметил, что Нотт по-прежнему с ним не разговаривает и даже отсел подальше, увидев его. После обеда произошел не очень приятный случай, который запомнился Поттеру. К ним с Малфоем подошли трое рыжих парней. Один, долговязый, был их ровесником, двое других, постарше, казались отражениями друг друга. Все трое были одеты не в форму, а в черное — черные брюки, черные рубашки и галстуки, все они были без мантий, и на них не было никаких знаков отличия факультетов, как на других учениках. За ними шла девочка в форме Гриффиндора с растрепанными вьющимися каштановыми волосами и стопкой книг в руках. — Ты Гарри Поттер, — утвердительно сказал младший. — А меня зовут Рон Уизли. — Ну что же, будем знакомы, — неуверенно отозвался Гарри и, указав на двух других парней, спросил. — А это, вероятно, твои старшие братья, так? — Да, — хором отозвались близнецы. — Я Фред, а я Джордж, — представились они, и, хихикая, добавили — Или наоборот. — Моя мать рассказывала о ваших родителях… — заметил слизеринец. — Да, — вскользь бросил Рон. — Наши родители тоже рассказывали мне о твоих. Я уверен, что ты попал на Слизерин по ошибке! Гарри, ты зря связался с этим Малфоем — все слизеринцы такие же мерзкие и подлые! Твоя мать — Лили Поттер — и она вряд ли одобрит, если ты станешь дружить с такими, как этот Малфой! — Попридержи язык, Уизли! — задохнулся Драко. — Моя мать — Эванс! — рявкнул Поттер. — И запомни это раз и навсегда! — Что, правда глаза режет, да, Малфой?! — ответил Рон на реплику аристократа. — Это во-первых, а во-вторых, ты не знаешь мою мать, и не говори о ее мнении! — продолжал Гарри. Все слилось в один единый крик. Гриффиндорка с гривой каштановых волос подлетела к младшему Уизли, схватила его за руку и потянула прочь. Близнецы незаметно ушли. — Пойдем, Рон… пойдем… они слизеринцы, чего с них взять… зачем ты вообще стал с ними разговаривать? Пойдем… Он пытался отмахнуться от нее, но она крепко вцепилась ему в руку. Через минуту слизеринцы остались одни — девчонка уволакивала сопротивляющегося Уизли дальше по коридору. К ним элегантной походкой подошел среднего роста юноша лет семнадцати, с чуть подвивающимися рыжими волосами и голубыми глазами, смотревший на мир через очки в толстой роговой оправе. Идеально отглаженный, безукоризненно чистый, абсолютно черный костюм без каких-либо знаков отличия, с плеч спадала абсолютно черная мантия, настолько длинная, что доходила до пола, а ее остаток был изящно перекинут через согнутую в локте руку. Таким Гарольд впервые увидел Перси Уизли. Староста посмотрел на возмущенных мальчишек, потом на своего брата в дальнем конце коридора и небрежно бросил: — Минус пять баллов со Слизерина, — и пошел дальше. Поттер возмущенно воскликнул: — Эй! На каком основании?! С дуба рухнул что ли?! Рыжий обернулся и наставительным тоном сказал: — Минус еще пять баллов за оскорбление старосты, — после чего свернул в какой-то боковой коридор. В слизеринские подземелья возвращались молча. Уже около портрета неизвестного мага, загораживавшего вход в слизеринскую гостиную, новенький спросил: — Что это за клан рыжих? И почему они все в черном? На каком факультете они вообще учатся? — А, это Уизли, — откликнулся Малфой. — И этот староста тоже? — Да. Их всего вообще-то семь, то есть, шесть штук. И все они учатся или учились на Гриффиндоре. А в черном они, потому что их семья в трауре — в прошлом году погибла в связи с несчастным случаем младшая Уизли — она была единственная девчонка из всех Уизли. Кстати, тело так и не нашли, но установили, что она мертва, по кровному поиску. Староста, Перси Уизли, единственный из них выглядит подобающе для траура и носит траурную мантию — все остальные просто в черном. Когда они вошли в гостиную, к ним тут же подошли Грегори и Винсент. — Драко, куда ты запропастился после обеда? Мы тебя искали. — Извините, ребята — Уизли прицепился. — А! — протянули мальчишки. -Гарри… ах, да! Гарольд, я сейчас притащу учебники — буду уроки делать, посидишь здесь со мной? — Ну, давай, — согласился тот. — Тебе принести что-нибудь? — Да, учебники по зельям и ЗОТИ. — Ладно. Он ушел, а Поттер прошел вглубь гостиной и сел на свободное кресло. Заметив его, устроившийся в отдалении, у камина, Нотт встал и хотел выйти, но Блейз удержал его и усадил на место. Девочка, примостившаяся с краю диванчика, на котором сидел Забини, подняла глаза от учебника и удивленно посмотрела на высокого худого мальчишку. Блейз усмехнулся и что-то сказал ей. Она наклонила голову набок, слушая, заправила выбившуюся прядку за ухо, перекинула черную косу на плечо и провела по ней рукой. У нее было миловидное округлое лицо и карие глаза. В разговор включился Нотт. Гарольд прислушался. — И неужели только поэтому ты... — спросила девочка, Нотт прервал ее. — Да, только поэтому. — Но Тео, это же глупо! — Милли, давай закроем тему — я не хочу об этом разговаривать, — твердо сказал он. — Как хочешь, — холодно откликнулась она. — О, Мерлин! Что вы такого сказали милой барышне, что она так холодна к вам, мистер Нотт?! — преувеличенно театрально воскликнул отвлекшийся на минуту Блейз. — Мисс Булстроуд, он обидел вас?! Или… О, Мерлин! Он вас оскорбил?! — Нет, он просто ведет себя глупо! — О! Мисс Булстроуд! — теперь в голосе его слышалась мольба, а на лице появилось страдание; он встал перед ней на одно колено. — Прошу вас! Нет, покорнейше умоляю вас, — теперь к этой сцене обратились лица большей части находящихся в гостиной людей, — простите его! Он не ведает, что творит! Все мы, мужчины, слабы и склонны совершать глупости, а вы, как ангелы, кротко это терпите! Простите же его! — он застыл с непередаваемым умоляющим выражением лица. Милли не выдержала и рассмеялась. — Все! Хватит, Блейз! Сдаюсь! Вставай давай! Забини встал, отряхнул брюки и с улыбкой оглядел гостиную. Послышались рукоплескания. Какие-то старшекурсники, аплодируя, подошли к нему. — Ну Блейз, ну актер погорелого театра! Спасибо тебе, а то мы бы тут сегодня просто умерли бы со скуки с этим громадным эссе по истории магии! Спасибо тебе! Именно в этот момент вернулся Драко. — Эй! Что тут происходит? Я пропустил что-то интересное? — Ага, — ответил ему Монтегю. — Забини комедию разыгрывал. — Ну вот! Вечно все случается именно тогда, когда я отхожу! — он подошел к Поттеру и протянул ему учебники по зельям и ЗОТИ. — Извини, что я так долго — с ребятами заболтался. — Да ничего, — он взял учебник, открыл его на первой странице и снова прислушался к разговору. — Так, Блейз, что тут происходило — я прослушала — с чего это ты такую комедию стал ломать?! — подозрительно спросила девочка с узким острым лицом, прямым носом и каштановыми вьющимися волосами, сидевшая с краю диванчика, на котором сидел Забини. — Да так, уже неважно, — откликнулся тот. — О, Мерлин! А я все это время объясняла Астории трансфигурацию! Как можно что-то не понимать в темах начала второго курса?! Там же все элементарно! — Дафна, это сейчас тебе кажется это элементарным, а в начале второго курса, мы сами, если вспомнишь, гуськом ходили к Алексу Хайду и к Монтегю, чтобы они объяснили нам трансфигурацию, — заметил Тео Нотт. — О! А вот и Хайд, легок на помине! — воскликнул Блейз. — Вы говорили про меня? — пятикурсник удивился. — Да, про то, как ты хорошо умеешь объяснять и про то, как сложно младшей мисс Гринграсс дается трансфигурация, — лукаво ответил Забини. — Все-все, понял-понял! — засмеялся Алекс. — Мисс Гринграсс, позвольте, я объясню вам эту тему, — он взял со столика ее учебники и направился в противоположный, менее шумный конец гостиной. Астория Гринграсс встала и пошла следом за ним. Второкурсница оказалась невысокой блондинкой, с вьющимися, как у сестры, волосами, острым вздернутым носом и лицом в форме сердечка. Если не считать вьющихся волос, формы глаз и скул, у нее не было со старшей сестрой ничего общего. — К слову об уроках, — вспомнила Милли Булстроуд. — Что там у вас с эссе по Чарам? Кто-нибудь кроме меня его написал? — По-моему нет, — улыбнулся Блейз. — По-моему тоже, — откликнулась Дафна. — Значит я одна такая идиотка? — Нет, почему же, еще я написал и Винс с Грегом, — заметил Тео. — Винс с Грегом?! — в один голос спросили обе девочки. — Да ну? — Итальянец скептично приподнял бровь, пародируя профессора Снейпа. — Просто Драко куда-то запропастился, а им было нечего делать. Я предложил им сделать уроки, и они согласились, — пожал плечами Нотт. — Ты гений! Заставить Винса с Грегом делать уроки! Подумать только! Как? — А что они делают сейчас, если уже сделали уроки? — Я вернул им колоду карт, — невозмутимо ответил парень. Все расхохотались. — Милли, дашь списать? — Улыбнулась Дафна. — Списать не дам, но помочь могу. — Ах! Принципиальная вы наша барышня! — всплеснул руками Блейз, возводя глаза к потолку. — Храни вас Мерлин! — он тяжело вздохнул и сказал. — Ну что же, объясняйте. Нотт зевнул, взял учебник и с головой ушел в арифмантику. Оставшиеся придвинулись ближе к Булстроуд и стали вникать в Чары. Гарри перестал следить за ними, протер глаза и огляделся вокруг. Рядом с ним сидел Драко и, вооружившись учебником по Чарам, писал то самое эссе. Поттер, подобно Нотту, тоже открыл учебник и попытался углубиться в зельеварение. Зельеварение. О! Одна мысль о том, что этот предмет ведет Снейп, вызывала у мальчика отвращение к нему, не говоря уже о назначенных ему дополнительных занятиях с деканом Слизерина. Но он попытался забыть об этом и читать учебник. Когда он дочитал до третьего параграфа, выяснилось, что он ничего не понял, и пришлось читать все с начала. На середине пятого параграфа, который, как впоследствии выяснилось, как раз надо было учить на завтра, снова возникла проблема; он обратился к Малфою. — Драко, что это за растение? — он указал на одно из слов в учебнике. — Где? — он оторвался от своего, почти законченного эссе. — А, это? Это наперстянка. Тут же написано, — удивился он. — Я умею читать. Но как это переводится на немецкий? Я просто не понимаю, о чем идет речь… — Ох… — вопрос поставил аристократа в тупик. — Как же это объяснить-то… я же ее видел только сушенную, измельченную в порошок… Ну пахнет она как… Мордред и Моргана! Даже не знаю с чем сравнить… — Чего ругаешься, Малфой? — поинтересовался возникший откуда-то Флинт. — Кристинн услышит — надерет уши обоим — и тебе и мне. Тебе за то что ругаешься, а мне за то что я тебя не наказал. Так что ты поаккуратнее со словами, — усмехнулся староста. — Да вот, понимаешь… как бы Поттеру объяснить, что такое наперстянка? — Наперстянка? Ну растение такое… высокое, фиолетовое, а что? — Опиши мне его подробно, скажи, где растет… Лучше, конечно, было бы, если бы мне сказали его название по-немецки… — пояснил новенький — По-немецки? Ты знаешь немецкий?! — воскликнул семикурсник. — Конечно, я знаю немецкий! Не считая двух первых лет и двух последних недель, я всю жизнь прожил в Германии! — Ух, ты! У меня дед из Германии! Его, кстати, тоже Маркус зовут — меня в его честь назвали. Слушай, ты потом расскажи как там сейчас — я деду напишу! — бойко проговорил Маркус по-немецки. Гарри оживленно ответил ему, тоже по-немецки. Драко стало досадно, что он ничего не понимает, и он вернулся к эссе. Через час болтовни с Флинтом по-немецки, Поттер вспомнил, что они так и не дошли до зельеварения, к которому нужно было подготовиться, но зато договорились о том, что Маркус поможет ему с изучением английского языка. Спросить про зельеварение ему так и не дали — из воздуха ему на колени упал конверт с печатью Хогвартса; сургуч был еще горячим. Распечатав письмо и прочитав его, мальчик сунул его в карман и спросил у капитана квидичной команды, где находится кабинет директора. Когда он вошел в кабинет директора, тот уже ждал его. — Здравствуйте, директор, — он чувствовал себя неуютно в этом кабинете, полном всяких блестящих, крутящихся и вертящихся приборчиков непонятного назначения и старался держаться от них подальше; казалось, если долго на них смотреть, они загипнотизируют тебя. К тому же на стенах висело множество портретов, и возникало ощущение, что за каждым твоим шагом пристально следит пара сотен глаз. За это он не любил магические портреты. Ему не нравился этот кабинет, так же как и его хозяин; он внутренне ощетинился уже с порога. — Здравствуй, Гарри! Проходи, садись. — Вам стоит напомнить: меня зовут Гарольд Поттер! — Его голос звенел в абсолютной тишине, эхом отражаясь от стен. Он стремительно шел к столу, но путь казался ему бесконечным. — И вы мне не дед, не отец, не дядюшка и не какой-то близкий друг, что бы называть меня уменьшительно-ласкательным именем! — он рывком отодвинул стул и сел. — Ну-ну, прости меня, прости старика! Не кипятись. Хочешь чаю? — Нет, не хочу. Зачем вы меня вызвали? Вы сказали, что хотите поговорить. — Да, Гар… Гарольд, — он улыбнулся — Я хотел поговорить с тобой — ведь последний раз я видел тебя еще совсем маленьким! — Хотите предаваться воспоминаниям — ваше право — только, пожалуйста, без меня, — твердо заявил мальчик. — Ах… Жаль, жаль… — он вздохнул. — Ну что же, как тебе в Хогвартсе? — Заблудиться можно — это однозначно, — честно ответил Гарольд. — И я бы точно заблудился, если бы не Драко. — Если бы не Драко? — директор вопросительно взглянул на него из-под своих очков-половинок. — Вы уже обращаетесь по имени с юным Малфоем? — Ну да, а что? — И как тебе на Слизерине, Гар… Гарольд? — Нормально, а что? — Твои родители, твоя мать училась на Гриффиндоре, разве ты не хотел попасть на тот же факультет? — Мне было, откровенно говоря, наплевать, куда меня отправит шляпа! — Но что сказала Лили, когда узнала о том, куда ты попал? — Дамблдор нахмурился, на секунду, у него на лице промелькнуло какое-то тревожное выражение. — Моя мать, — с нажимом сказал мальчик, — попросила меня, чтобы я дружил не только со слизеринцами. Она больше ничего не сказала. — Ах, Лили! Как она мягка! Она, конечно же, хочет чтобы ты, раз уж и попал на Слизерин, был ближе к ученикам других факультетов — Рейвенкло, Хаффлпафа и Гриффиндора, — покачал головой директор. — Моя мать говорит то, что хочет сказать, и вы не имеете права приписывать ей свои мысли! Вы не знаете ее! — Гарри, поверь мне, я знаю твою мать больше чем кто-либо. Она росла на моих глазах… — Вы не знаете ее! Вы ее знали! Вы знали девочку Лили, вы знали миссис Поттер, но миссис Эванс вам не знакома! — он вскочил, с грохотом опрокинув стул. — Все! С меня довольно! Я не вижу смысла в этом разговоре и не собираюсь здесь больше задерживаться! — он развернулся и стремительно направился к выходу. — Постой, Гарри! — в голосе Альбуса промелькнуло отчаяние. Мальчик медленно обернулся. — Гарри я предлагаю тебе перевод на любой другой факультет. Не нужно снова кричать на меня, не нужно спорить, я не хочу с тобой ругаться, — Поттер хотел уже было открыть рот, но старик тепло улыбнулся и закончил. — Просто знай, что мое предложение остается в силе, когда бы ты ни захотел его принять. Хорошо? Гарольд не знал что ответить, поэтому просто кивнул и направился к выходу. В этот раз, когда Дамблдор озвучил свое предложение, в его голосе не было какой-то слащавости и наигранной заботы, он говорил устало, просто и как будто искренне. Когда за учеником закрылась дверь, директор взял со стоящего на столе блюдечка лимонную дольку, надкусил ее и с каким-то отвращением выкинул в ведро для бумаг. Он снял очки, отложил их на стол и устало протер глаза. Гарри, ах нет, Гарольд Поттер оказался вовсе не таким, как он предполагал. Наглый, дерзкий, упрямый… это был вовсе не тот легендарный мальчик, на какого он рассчитывал. Все его расчеты оказались неверными, ложными… И это удручало. Он поежился. Ему было холодно. Ему было холодно в середине сентября. Он подошел к камину разжег там огонь, сел в стоящее рядом кресло и огляделся: все окна были плотно закрыты; на нем поверх катарди была одета плотная мантия. Ему было холодно. Последнее время ему все чаще становилось холодно. Он устал. Он протянул руки и стал греть их над оранжевыми языками пламени. Альбус Дамблдор старел. Через пятнадцать минут тишину разорвал голос, заставивший директора вздрогнуть. — Вы стареете, Альбус. Вам не протянуть больше трех лет. Хогвартс тянет из вас силы. Он обернулся. — Финеас?.. С портрета на него с печальной улыбкой смотрел Финеас Найджелус Блэк в самом расцвете сил с черными, вьющимися, абсолютно Блэковскими волосами, собранными в низкий хвост, и горящими, как две звезды, сапфирово-синими глазами. — Не смотрите на меня так, Альбус, через три года вы точно умрете. Хогвартс всегда забирает свое, — он сделал паузу и мрачно закончил, — уж поверьте мне. — Сколько вам было, Найджел? — дрогнувшим голосом спросил старик. — Тридцать восемь, — мужчина горько усмехнулся. — Я был самым молодым директором Хогвартса. Во всех смыслах. Я вступил на этот пост, в двадцать четыре и пробыл на нем всего четырнадцать лет. Я пережил только два выпуска… — он тяжело вздохнул. — Тогда замок был голоден. Ему требовались силы, он чувствовал, что будет война, как бы нелепо это не звучало, он готовился к ней. Он выжал меня как губку. В комнате повисла напряженная тишина. — А вы?.. — Я был перед Диппетом. Вы пошли в Хогвартс через год после того как я… умер. Вы будете висеть рядом со мной, ведь здесь нет портрета Диппета, и это будет забавно. Мы с вами два рекордсмена: я — самый молодой и самый рано умерший директор Хогвартса, вы же — напротив — самый старый и дольше всех находившийся на своем посту, — он горько рассмеялся. — А впрочем, оставим эту тему. Кстати, что там с моим внучатым племянником или как это там называется? В общем, с Сириусом Блэком. — Пока что так и не пойман. — Вы его и не поймаете, поверьте уж моему слову, Блэки — народ изворотливый.***
Когда Гарри вошел в гостиную, Драко тут же спросил его, куда он уходил. Он сидел далеко от входа, и ему пришлось повысить голос, из-за чего многие его услышали. — Да так, Дамблдор вызывал. — Дамблдор?! — Маркус Флинт удивился. — Что ему от тебя понадобилось? — Ничего особенного — предлагал перевести меня на Гриффиндор, — пожал плечами новенький. Половина присутствующих уставилась на него во все глаза — это было как раз таки чем-то особенным — еще никто, за всю историю Хогвартса не переходил из одного факультета в другой. В наступившей тишине резко прозвучал вопрос. — А ты? — в голосе чувствовался холод и напряжение. Поттер вздрогнул — это были первые слова, которые сказал ему Теодор Нотт с вчерашнего вечера. — А я отказался, — он сказал это громко, что бы все слышали; голос его был резок. — Я отказался и не жалею об этом. Мальчик стремительно прошел к своему креслу, взял свои учебники и столь же стремительно вышел из гостиной.