Холодное сердце

Дверь хлопнула. Подошел вплотную со спины, обжег дыханием. - Кто это был? Я сглотнула. Впереди меня стол. Отойти некуда. - Кто? - голос дрогнул, и я ненавидела себя за это. Андрей схватил меня за плечо, развернул, впился требовательным взглядом. - Это финансовое недоразумение в очках! Кто он? И откуда тут взялся? - Коля? Андрей дернулся, взгляд потемнел. - Коля, значит, все-таки? Что у тебя с ним? - С Колей? Я понимала, что несу чушь, что глупо все время переспрашивать. Но я была настолько застигнута врасплох поведением Андрея, что не понимала, что происходит и почему он смотрит так, что я чувствую себя виноватой. - Кол… Николай Антонович — прекрасный специалист. Для «Зималетто» получить такого финансового директора — большая удача. - Мне плевать, какой он специалист! Что у тебя с ним? - Андрей начал еще больше заводиться, навис надо мной. - Мы друзья. С детского сада вместе, - ну вот, я начала оправдываться… Но он так смотрит. Страшно. - Вместе, - эхом повторил он. - Прекрасно, Катенька! - воскликнул он, хлопнул в ладоши. - Я очень за вас рад, что вы ТАКИЕ друзья, - он улыбался, но его радушие по-прежнему сквозило угрозой. - И в командировку вы, значит, тоже вместе ездили, по-дружески? - а вот теперь он уже кричал. Не было никакой командировки… Я сняла номер в гостинице и там была все эти дни. Скрывалась — да, со страхом выходила на улицу, боялась тебя встретить. И мечтала, грезила о том, как приду в «Зималетто», заберу у тебя кресло президента, и как ты будешь зол, как ты меня возненавидишь… Но ты говоришь сейчас совсем не о том… - И давно это у вас? Такие командировки. - Мы с Колей друзья… когда-то были, сейчас видимся реже, и отношения между нами, мягко говоря, натянутые, на то есть причины. Но между нами никогда ничего не было, - отчеканила я. И отошла. Шуба жгла меня изнутри, я лихорадочно вспоминала, какие бумаги собиралась взять. - Меня не интересует «когда-то», я спрашиваю про «сейчас». Он снова меня нагнал, снова преградил путь. - Я ответила на твой вопрос! - шарахнула папками по столу. - И вообще, какое ты имеешь право так со мной разговаривать? Мы с тобой договаривались, что не будем пока ничего менять — я имею в виду развод — подождем некоторое время, успокоимся. - Я не слепой, Катя, - он меня будто бы не слышал. - И не идиот. И если ты собираешься ждать и искать успокоения в объятьях этого «друга», то я… Я не позволю! Еще раз он к тебе подойдет!.. - Мы работаем вместе. Андрей, о чем ты говоришь? - Атлична! Просто замечательно! Тогда я тоже буду работать вместе, с тобой, - он прошелся, раскинув руки. - Поставим здесь второй стол. - Как ты себе это представляешь? Или ты не хочешь отдавать мне кресло? Лучик надежды заблестел в сознании и тут же погас. - Ну, что Вы, Екатерина Валерьевна! Ни в коем случае! А хотя… Вы правы… Не солидно президенту делить кабинет. Он вдруг остановился и уставился на дверь, за которой я обнаружила склад документов. - А мы не гордые, - проворчал Андрей себе под нос и вошел в эту маленькую каморку. Несколько секунд он что-то там переставлял, потом выглянул и объявил: - Я здесь буду работать. - Что? Но… тут мало места, и нет окна и… - Окна я не люблю, за большими кабинетами тоже никогда не гнался. Чего Вы испугались, Екатерина Валерьевна? Начну оправдываться, опять буду выглядеть глупо и чувствовать себя виноватой. Пусть делает, что хочет! - Как скажете, Андрей Павлович. И если Вы того желаете, кабинет в полном Вашем распоряжении. - Замечательно! Ваша щедрость не знает границ! В приемной послышались шаги, дверь с шумом распахнулась, вошел Малиновский, очень довольный и очень «навеселе». - Андрюх, я дозвонился до Ирочки, она с подружкой приехала за нами, - начал он с порога. - Может быть, ты передумаешь и поедешь с нами? Ой, здравствуйте… Екатерина Валерьевна, - он отшатнулся, изобразил испуг. - Добрый вечер, Роман Дмитрич, - я захлопнула каморку, закрыла ее на ключ. - В самом деле, Андрей, поезжай, если хочешь, - обронила я. - Да, Андрюх, мы же не просто так. У Севы день рождения. Андрей прокашлялся. - Вот вы и поезжайте. Без меня. - Но… Палыч… - Ром, передавай Севе мой сердечный привет, - похлопал Малиновского по плечу. - Кать, ты идешь? Я шла. Хотя очень не хотела… Почему он не поехал в клуб? Почему не хочет оставить меня в покое? Я обогнула Малиновского. - Всего доброго, Роман Дмитрич. - Предатель, - услышала я в спину. Андрей уже стоял у лифта, гипнотизируя кнопку, и периодически хлопая по ней кулаком. Он со мной не разговаривал больше. Шел вслед, наблюдал, как я выгоняю из парковки зажатую машину, затем сел на пассажирское сиденье, пристегнулся и сказал: - Нам нужно заехать в магазин, холодильник почти пустой. - Хорошо, - прошептала я. Прошептала, потому что силы меня покинули. Я устала удивляться и не понимать, устала надеяться и тайно ждать, когда же Андрей оступится и выдаст себя в какой-нибудь мелочи, когда снимет, наконец, маску и начнет вести себя так, как и должен вести Андрей Жданов, который до жути боится потерять компанию и терпеть не может меня. Но он все не оступался… Наоборот, вел себя образцово-показательно. И не врал. Я видела это по глазам. Андрей не обманывает, он искренен. И что это значит — я по-прежнему не понимаю. Не понимаю… Я припарковалась возле магазина, Андрей вышел сначала один, потом вернулся, открыл дверь и сказал: - Пойдем. Я не знаю, что ты любишь. Будем вместе выбирать. И я пошла. Он любит мясо: индейка, свинина, говядина — любое. Совсем не ест шоколад и не пьет чай с сахаром. Зато маниакально помешан на чипсах, сухариках и прочей гадости. Майонез и кетчуп запасает в огромных количествах и до неприличия разбирается в приправах. Когда моя рука потянулась за вторым пирожным, третьей упаковкой печенья и надолго затерялась в стеллаже между коробками конфет, он догадался, что я сладкоежка. И начал закидывать тележку шоколадками, батончиками, сдобными булочками. Я возражала слабо. А он ободряюще улыбался и спрашивал: - Может, возьмем еще торт? Отметим твое назначение? Ну, как я могла сказать нет? Как? В машине я врубила музыку погромче, и, закусывая до боли губу, пыталась не смотреть направо — туда, где Андрей, развернувшись ко мне всем корпусом, искрил нетерпеливым взглядом. - Оранжевый, можно ехать, - то и дело поторапливал он меня. Я переключала радиостанции, отчаянно пытаясь найти хоть что-нибудь грохочущее и визжащее, но, как назло, попадались одно баллады о любви. А что, если меня сейчас вдруг внезапно отзовут в командировку, он поверит? Я скосила глаза. По-прежнему смотрит. Дыру уже в щеке прожег. Нет, не поверит. Еще и Зорькина мне припишет… Можно было бы изобразить с Колей большую любовь, но боюсь, Коленьке не выжить, и не отпустит он меня — я теперь это поняла, уже не отпустит. Что же пошло не так? Андрей тащил пакеты, я задумчиво разглядывала ключи и шла следом. Как кролик идет за удавом. Вот что за сравнения? Между прочим, мы очень мирно поужинали. Мирно, потому что молча, в полнейшей тишине. И я думала уже, что зря волновалась, пронесло. Но когда открыла кран и опустила в мойку тарелки, услышала стремительные шаги за спиной, его руки обвили живот. Я шумно выдохнула и закрыла кран. - Отпусти меня. - Ты этого не хочешь, - зашептал мне в шею. - Хочу, Андрей! - дернулась, не отпустил, рассмеялся. - Повтори! - потащил меня назад. - Если ты так боишься, давай я завтра же, уволюсь, перепишу на тебя свои акции, только отпусти меня… Он не остановился, и не отпустил. - Тогда я тоже уволюсь и откажусь от своих акций. В пользу мамы. - Ты так не поступишь! - Хочешь проверим? Кать, хочешь? Я всхлипнула. И в ужасе поняла, что плачу. Мстительно топнула ногой. - Хочу! - крикнула, сбрасывая с себя его руки. Он снова хохотнул. - Повтори, - прошептал в ухо, и толкнул спиною дверь в спальню. - Хочу… - сказала тихо. - Я сделаю все так, как ты скажешь. Развернул меня на себя. В его глазах мерцали звезды, они обещали мне все галактики вселенной, все кометы, все метеоры и даже бледную Луну. Но я выбрала не холодные космические пространства, не призрачные лунные дали, я выбрала его. * * * Что-то сломалось в ней, надорвалось. Холодная, неприступная оболочка треснула, раскололась на множество остроугольных частичек, и рухнула вниз, обнажив передо мной маленькую испуганную девочку, отчаянно борющуюся со своими страхами. Девочку, для которой все, что происходит сейчас — впервые. Девочку, обиженную когда-то недостойным ее отморозком, закрывшуюся в себе, разочаровавшуюся в мужчинах. Девочку, не познавшую любви… Я вижу, как она дрожит. Дрожит, но не убегает, смотрит прямо мне в глаза. Смотрит с вызовом, отвагой. - Кать… - поднимаю руку, чтобы заправить за ушко выбившийся локон. Она следит за моей рукой напряженно, вздрагивает, когда я случайно касаюсь щеки, закрывает глаза. Не отстраняется. Она приняла важное решение: не убегать. Это победа, моя маленькая победа, потому что, если бы не моя настойчивость, она продолжала бы прятаться… целую вечность. Но... Если бы ты знала, Катя, чего мне это стоило! Я никогда не хватал женщин силой. Они всегда сами вешались на меня, не давая ни малейшего шанса научиться бороться, прикладывать хоть малейшее усилие, чтобы добиться внимания. Кать, я даже забыл, когда в последний раз приглашал девушку на свидание — вот, до чего докатился. А тут ты… Не замечаешь меня совсем, вешаться на шею не собираешься, да и предположить что ты на такое вообще способна — смешно, невозможно. Как с тобою быть, как вести себя - не знаю. Ты все время убегаешь. Но, Катюш... Я тебе нужен, Кать. Я чувствую это. А ты нужна мне. Очень. Именно поэтому я буду сегодня настойчив за нас двоих. Я хочу подарить тебе часть своей уверенности. Открой глаза. - Кать, - выдыхаю ей в губы. Отстраняюсь, жду. Катя судорожно выдыхает, распахивает глаза. И именно в этот момент я ее настигаю и целую, успев уловить мгновение — как расширились ее зрачки, как заплясала в них паника хаотичными кострами. Как же она скована, руки висят по швам… большой привет Валерию Сергеевичу, он воспитал достойного солдата… Что я несу! Она же просто не знает, что делать, не чувствует… Пока что не чувствует… Я углубляю поцелуй, ее губы податливо раскрываются навстречу. Мгновение. И Катя пытается отвечать. Но я не позволяю ей взять инициативу — рано, не позволяю дышать. Когда последние силы уходят, я отстраняюсь, но только чтобы стянуть с себя рубашку. Слышу, как Катя хватает губами воздух, дышит часто. И я с ужасом понимаю, что к ней снова возвращаются страхи, взгляд ее мечется по комнате. Я швыряю рубашку, притягиваю Катю к себе, подхватываю ее на руки, и, шаг за шагом, снова отвоевываю пространства — ледяные стены, толстым слоем разросшиеся вокруг отчаянно скачущего сердечка. Скованность постепенно уходит, движения становятся плавными. Катя перестает контролировать каждый свой вздох, перестает отводить взгляд в сторону, она словно теряет ориентир, и, поглощенная своими чувствами, смотрит словно сквозь меня, сквозь пространства. Это ударяет мне по нервам, я обрушиваюсь на Катю, теряю чувство реальности, теряю контроль. Все установки, о том, что с ней надо быть осторожным, сдержанным, нежным, что нельзя торопиться — летят в тартарары. Меня манит ее шея, хриплый всхлип из груди дурманит, я до боли хочу проникнуть в самую суть этого звука, тянусь к нему навстречу, но мешает одежда, и снять ее катастрофически невозможно. Руки плутают, путаются о многочисленные пуговицы, застревают в волосах. Все мысли сконцентрированы только на одном — как поднимается и опускается ее грудь, как на белоснежной, девственно чистой коже пляшут тени, посягая на тусклый оранжево-теплый свет от торшера; как из полных губ ее вырывается едва различимый стон, как голова мечется по подушке в нетерпении. Нет... Во мне мыслей теперь уже нет. Только одна: «Со мной такого еще не было»... * * * - Ромочка, может, хватит уже сидеть тут в одиночестве и напиваться? Пойдем потанцуем, - Ирочка обвила мою шею руками. Я послушно поднялся. - С тобой — хоть на необитаемый остров! - Обманщик, - возмущенно фыркнула, но глазки заблестели. - Ты и недели не продержишься со мною одной. Я все про тебя знаю. Ты, Ромочка — неисправимый бабник. - Поклеп! Злые враки. Как ты можешь такое говорить! - моему «возмущению» нет предела. - Это не только я одна говорю. Так все считают. - Все — это кто? Ирочка стрельнула глазками вниз. - Те… кто тесно с тобой общался, - она прижалась ко мне плотнее. У Ирочки чудесное тело, не тело, а сказка. Вот только я сегодня не сказочный герой, скорее персонаж детективной хроники. Весь день нажираюсь, но не пьянею, и от этого зверею еще сильнее, и до жути хочу с кем-нибудь подраться. Боже… Я превращаюсь в Жданова… Меня все раздражает: и этот клуб, и грохочущая музыка, и даже Ирочка с идеальным телом, преданно висящая сейчас на мне. Гнев буквально распирает меня изнутри, булькает градусами в переполненном желудке, и не находит выхода — потому что Роман Малиновский не может злиться, априори, он не умеет, это все знают, любой докажет. А еще нормальный Роман Малиновский уже десять минут, как мчался бы домой вместе с Ирочкой, и, скорее всего, еще и с Любочкой, ее подружкой. И переживал бы только об одном: на дорогах слишком много светофоров и они слишком долго горят красным. Хотя даже это его бы не сбило с настроя. Роман Малиновский, определенно, нашел бы, как скоротать лишнее время, чтобы девочки не заскучали. Я не мог двигаться, внезапно стало не до танцев и не до Ирочки, потому что рядом со мной дрыгалась под ритмичные звуки довольно странная пара - парень в цветастой рубашке и стильно одетая блондинка. Но не их новаторские движения привлекли мое внимание, а всего одна фраза: - Зря уехали, там куда интереснее. Все же Юлиана мастер своего дела. Я отцепился от Ирочки. - Сходи, возьми себе коктейль. Я сейчас. - Но я не хочу, Ром, - надула губки. Я выдавил ей ободряющую улыбку. - Я сейчас. Встретил знакомого, пойду поздороваюсь. Ускользающую парочку нагнал не сразу, они успели затеряться в толпе. - Простите, вы случайно не от Виноградовой Юлианы? Парочка переглянулась, посмотрела недоуменно. - Нет. - Но вы ее сегодня видели? - Нет. - Тогда… Извините, - виновато пожал плечами и отступил назад. Я осёл. Уже на людей набрасываюсь. - Мы ее не видели, потому что она еще не приехала. Мы просто ушли раньше, - услышал я. И тут же вернулся, нацепил на лицо вежливую улыбку. - Вы извините. Я… эм… давно в России не был. А Юлиана моя давняя знакомая. Так, где проходит мероприятие, вы говорите? - спросил непринужденно. - Это не совсем мероприятие. Юбилей Скворцова, основателя компании «ДайНефть». Они назвали мне адрес, и я сразу же сорвался с места. - Но там только по приглашениям, - прилетело мне в спину. - Не пущу! Охранник преградил мне путь. - Но я Роман Малиновский! Мужик, меня там все почти знают, и я уверен, против не будут, если я появлюсь, - лучезарно улыбнулся. - Даже рады будут, - снова сделал попытку пройти, но эта двухметровая детина не желала сдвигаться с места - А я Иван Кирпичев. И мне плевать, знают тебя или не знают. Нет с списке — все, проваливай отсюда! Не мешай работать. Иван Кирпичев встал кирпичом, пройти мимо него не представлялось возможным. И вот тут я порядком растерялся. Во-первых, что я тут забыл? А во-вторых, почему так паршиво? Стало еще противнее, чем было в клубе, и к раздражению прибавилось еще отвращение к себе, а это — скверный признак, так и до самоедства не далеко, а мне самоедство, самокопание и прочие муки совести совсем не присущи. Я легкий человек и всегда этим гордился. И вообще... Этого мне еще не хватало — терзать себя любимого из-за какой-то ерунды! Ведь ерунда же все это, правда? Я демонстративно отошел от входа, даже завернул за угол. Дул промозглый ветер, сыпал мелким противным снегом за шиворот и в лицо. Правый глаз снова воспалился — реакция на ветер, и заплыл слезами. Я кутался за воротник пальто как мог, но без шапки (я ее еще в «Зималетто» оставил) мои шансы не замерзнуть равнялись нолю. Что же делать? Может, стоит остыть? Поехать домой, отоспаться, а завтра уйти с головой в работу… Не плохая идея, кстати. А потом отпуск взять... Если Пушкарева меня к тому моменту не уволит вообще. Не любит она меня — Пушкарева, в смысле. Хотя я ж к ней со всей душой… Вру. Сам себе опять вру. Катенька с самой первой встречи дико меня пугает, очень пугает, хотя я сам не знаю, почему. Но вот… Странная она, себе на уме. Кажется, что еще чуть-чуть и нападет на тебя, и перережет глотку. Глупости, конечно, но… Я никогда не знаю, чего от нее ожидать — и это факт, Катя очень непредсказуема. Если вспомнить одну маленькую деталь — она знала о нашем с Андреем плане по соблазнению с самого начала, но молчала, и даже подыгрывала. А потом сама рассказала, что все знает. Зачем? В чем подвох? Уж не в том ли, что и это признание — часть ее плана, и месть еще не закончена? Может быть, я себя накручиваю, но сегодняший день — тому доказательство. Катя целенаправленно пришла в «Зималетто», чтобы отобрать власть (Андрей плел что-то про то, что она позлить его хочет — бред, полнейший бред), и как она себя поведет дальше — неизвестно. По головке точно не погладит. И усмирить ее некому. Да и невозможно это. Катя неуправляема, как оказалось, а еще не глупа и обман раскроет в два счета. Вот черт, я же Жданова к ней подослал! Этот придурок точно не успокоит, а только больше все усложнит. Нужно срочно предпринимать какие-то меры. Я заметался вдоль стены здания. Потом понял, что выгляжу глупо и прошел еще дальше, вглубь. Завтра. Завтра я обязательно что-нибудь придумаю. Если еще не поздно… Ох, ё! Палыч же пытался ее закадрить сегодня, и домой, вместо клуба, потащился только поэтому. Плохая идея, очень плохая идея! Опять все испортит, а мне исправлять. Устал я. Да, я определенно устал… Давно не менял обстановку. Все время одно и то же: клубы, девочки, презентации, рестораны, в крайнем случае, уезжал за город на выходные. Никакого разнообразия. Сугробы осветили фары минивена, я отошел в строну, уступая дорогу. Минивен проехал чуть дальше и остановился, упершись в тупик. Внезапно из-за угла выскочил какой-то нервный мужик в белой шубе, и закричал вышедшему из машины водителю: - Чего так долго? Я уже не знаю, как выкручиваться! Все заготовки в ход пустил. - Жень, - водитель попытался перебить его. - Вот сейчас викторина закончится, и у меня ничего больше нет. Еще пол часа анекдотов — не прокатит. Зритель ждет звезду! - Жень, тут это… - Давай быстрей выводи его! Я надеюсь, вам хватило ума переодеться сразу в дороге. - Женя!.. - Вот только не говори мне, что он снова стал качать права, требовать что-то. Не надо мне этого говорить! Мы ему платим такие деньжищи не за капризы. Я тебе это сто раз говорил! А ты все время потакаешь. - Жень, он не приехал! - выкрикнул водитель, наконец. На лице Евгения отразилось сначала недоумение, а потом такой страх и паника. - Как это не приехал? - Рейс задержали… до утра. - Что же… делать? - вымолвил потерянно Евгений. - Где я тебе сейчас тут звезду найду? - схватился за голову, и вдруг как вытаращил глаза: - Эй, звезда, ты где? Найдись! - закричал нервно, демонстративно поворачиваясь в разные стороны. - Нет звезды, как видишь, - раскинул руки в стороны, ударил ими по швам. - А нам конец. Нам полный конец. Съездил, называется, на Мальдивы… Теперь лишь бы не посадили. Я вышел из тени. - Простите. Я тут случайно услышал, что у вас возникли некоторые проблемы. На меня уставились как на инопланетянина. Я подошел ближе. Свою коронную обаятельную улыбку использовать не стал, она сегодня почему-то не работает, да и замерз я уже так, что зуб на зуб не попадет. - Я могу вам помочь. - Слышь, мужик, иди, куда шел! Выпить не дам! - рявкнул на меня Евгений и развернулся, чтобы уйти. Разве я так плохо выгляжу? - Подождите! Постойте. Они неохотно вернулись. - Я Роман Малиновский, вице-президент «Зималетто». Незачем им знать, что я с сегодняшнего дня никакой не вице-президент, а неизвестно кто: то ли помощник, то ли секретарь помощника — серый кардинал запаса — вот, кто я. Но это всё - никому ненужные детали. Название компании им известно, и они заинтересовались — это главное, пол дела сделано. - Понимаете, мне срочно нужно попасть туда — внутрь. А пригласительного нет. Мы могли бы помочь друг другу. Понимаете? - Не понимаем. - Смотрите, я стану вашей звездой, выступлю и… - Так, - перебил меня Женя, в глазах у него загорелся огонек, он окинул меня внимательным (я бы даже сказал профессиональным) взглядом. - А вот с этого момента поподробнее. Петь умеешь? - Ну, так… - прокашлялся. - Пою. - Повернись-ка. А похож! Даже очень похож! Гриша тащи белый парик! Срочно! - закричал он на водителя. - Мы тебе фонограмму включим, костюм у… Гриша, и костюм принеси! - снова заорал. - Хорошо, - крикнул ему из машины Гриша. - Я могу и без фонограммы. А кого изображать-то? Надеюсь, не Орбакайте? Женя шутку не оценил, нахмурился, надул губки, так, что усы поднялись вверх. - Басковым будешь, - сказал серьезно, хлопнул меня по плечу. - «Шарманку» споешь, «Тебе одной» и «Отпусти меня». Тексты знать не надо, главное рот вовремя открывай. И говори что-нибудь, типа три-четыре, двадцать пять. Любые цифры. - А «Шарманку» я знаю. Могу и сам спеть. Евгений меня тянул внутрь здания, через черный вход, в долгожданное тепло. - Никакой самодеятельности! Близко к зрителям не подходи. Очки бы тебе еще дать. Солнцезащитные. Надя, принеси очки! - рявкнул он. Из коридора тут же выскочила девушка, худенькая, маленькая, с белыми косичками, прямо, как Золушка... с очками, солнцезащитными! Вот это дисциплина. - А перчаток в стразах нет? А то у меня руки замерзли, будет видно, что они красные. Я, конечно же, придуривался. Но когда Евгений крикнул: - Надя, перчатки в стразах! То тут же выбежала та же девушка. С перчатками, черт возьми, в стразах! - И корону, - потребовал я, напяливая на себя парик. - С красными рубинами. Евгений уставился на меня подозрительно, я поспешил выставить руки вперед. - Что? Я лично от Максима Фадеева слышал, что у них ценится корона только с красными рубинами. Я блефовал, но во мне прогрессировал азарт и он немедленно требовал выхода. - Надя, корону с красными рубинами. Вместе с Надей появились еще две девушки, перепуганные. Одна из них держала в руках красные рубины, другая сдирала с короны синие камушки. Надя вытащила из кармана клей. Вот он профессионализм! Мне б таких помощниц! Хотя я свою Шурочку ни на кого не променяю. - Ну, боец, не подведи! - Евгений вскинул кулачок, и пошел меня объявлять. Меня трясло, озноб вперемешку с бурлящим азартом били по телу чечетку. - Наденька, - шепнул я девушке, - мне бы глоток чего-нибудь покрепче. И совсем не удивился, когда Надя тут же понимающе кивнула и полезла к себе в карман, вытаскивая оттуда фляжку. Я, не глядя, махнул в себя почти половину. - Крепкая, - скривился, подхватил красный бордовый плащ с пола, прижал его к лицу. - Уф! - Ты чего тут стоишь? Выходи! - послышался гневный шепот Евгения. Ну, держитесь все! Я иду.