Холодное сердце

В ушах стоял гул. Волна закрыла свинцовое небо, поднялась высоко над горизонтом, замерла на долю секунды, качнулась вперед, и большим шипящим валом полетела вниз. Ледяные брызги — предвестники стремительного приближения — ударили в лицо. Я вцепился руками в столешницу. Мгновение. Удар в левое крыло. Меня выкинуло из кресла. Чьи-то руки тут же подхватили за шиворот, взволокли обратно. Корма судна ушла под воду. - В критической ситуации, в которой мы сейчас, несомненно, находимся, нужно действовать быстро, точно следуя утвержденному бизнес-плану... Гул нарастал. В звенящей тишине, сквозь стены кают, стянутых давлением, едва различим только один голос. Стальной, глубоководный. Он словно режет по струнам скрипки, извлекает самые низкие ноты. Удар. - Таким образом, управление компанией я вынуждена временно взять в свои руки. Я вздрагиваю. Дышу жадно, глубоко. По-прежнему не понимаю, что со мной происходит. Штормит. Меня не слабо штормит. Но даже сквозь постоянный гул накатывающих волн я вижу ее, Катю. Она выглядит собранной, серьезной, говорит какие-то важные вещи, иногда хмурится, и поправляет очки. Зачем ей очки? Катя ведь носит линзы. Или нет? Мне чудится лазерный луч, отсвечивающий от стекол ее очков. Он слепит. Невозможно смотреть. Я отворачиваюсь. Рядом сидит Ромка, ловит губами воздух, как рыбка, завидевшая приближение четырехглазой акулы. Пузырьки плывут вверх, к потолку, складываясь в какие-то причудливые слова, вроде «Палыч, мы пропали!» или «Скажи что-нибудь». Роман машет плавниками, щиплется чешуей. И я понимаю, что он самый гадкий окунь, которых я когда-либо встречал. Я поднимаюсь с кресла. Качка усилилась, но я мужественно устоял, дополз до соседнего кресла, сел… на мель, на острые рифы - прямо на Урядова, он пришел в движение, благоразумно выскочил из-за стола, уступив мне место. Что было не так с этим виски? - эта мысль вертится по кругу, как рыба-пила за своим хвостом, протыкая в моей голове множество дыр, в которые тут же просачивается хмель, вперемешку с сознанием. Я не просто пьян, я мертвецки пьян, и мне все еще хватает разума, осознавать это. Но осознание это смутное, лишенное четкости и границ. Море, безбрежное море пестреющих волн. Из холодного тумана, появляются очертания Киры, она несет какую-то чушь. На лице ее, мраморном… Нет, соляном! На соляном лице ее, как две нерушимые скалы, белыми глыбами сияют скулы. В них нет движения, в них нет жизни, только белесая гладь. Кира говорит. Говорит властно, уверенно, настойчиво. Но я не могу ничего разобрать. У меня начинается морская болезнь. Пытаюсь дышать глубоко. Не выходит. Грудь сдавило нечто, вроде горошины, она не позволяет воздуху проникать в меня. Душно. Ловлю мамин встревоженный взгляд. Силюсь ей улыбнуться. И мама вместо того, чтобы успокоиться, напрягается еще сильнее, дергает Катю за руку, что-то ей говорит. Катя долго, придирчиво разглядывает меня, но ей я не могу уже улыбаться, мне душно, хочется пить. Кругом так много воды, но я погибаю от жажды. Это какой-то дурной сон. Но, черт возьми, до чего же реальный! Так, мне нужен ориентир! Мне просто необходим маяк. Надо сосредоточиться, не обращать внимания на качку — это всё лишнее, это всё — не то. Что я вижу, что вижу?.. Вижу Катю, она держит в руках стакан с водой, протягивает его мне. Я выхватываю его рваным движением, и, конечно же, выплескиваю добрую половину на пол… Пью. Пью жадно, быстро, большими глотками, и физически ощущаю на себе взгляды, много взглядов. Ну, правильно! Клоун на арене. Внимание! Глядите, перед вами президент-неудачник. Бурные аплодисменты. Шумит. Шум в ушах отвлекает меня от главного — Катя стоит рядом и продолжает говорить. Как много у нее накопилось слов! А со мной она так долго никогда не разговаривала… Со мной она только развестись хочет... Какие же желтые все-таки в конференц-зале стены. Отвратительное сочетание с грязно-синей волной, снова накатывающей вдалеке густого тумана. Я зажмурился. А когда открыл глаза, то увидел Катю прямо перед собой, точнее Катину спину, подрагивающую от напряженного разговора, и ее руки, с расстановкой разрезающие пространство. Взгляд сам собой опустился чуть ниже, а затем еще чуть ниже. - Андрей Палыч, Вам больше нечего сказать? - это Кира, ее голос. - Курить хочу. И домой, - совершенно искренне отвечаю ей. - Замечательно! В таком случае, я в этом участвовать больше не собираюсь. Ищите деньги, Екатерина Валерьевна, я собираюсь продать акции «Зималетто». Кира больше не напоминает статую из соляного столба. Ее скулы теперь пылают красными разводами заката в бушующих волнах. Она довольно некрасива в этом своем состоянии, мне не хочется криков. Я возвращаю взгляд на Катю, на ее спину, точнее на то место, что ниже спины. Но Катерина вдруг оборачивается. Смотрит на меня недоуменно, и вдруг глаза ее вспыхивают коротким сигнальным огоньком - смущением. - Думаю, собрание можно считать оконченным, - говорит она, быстро отвернувшись. - Екатерина Валерьевна, осмелюсь первым поздравить Вас с назначением. Я уверен, Вы будете самым мудрым руководителем. - Георгий, помнится, мне Вы говорили то же самое, - медленно, растягивая слова, ухмыляюсь я. - Вы, Андрей Палыч — это само собой разумеющееся! Но Екатерина Валерьевна — первая женщина президент, а женщины, согласитесь, мудрее нас. Подлый жук. И не поспоришь ведь. - Жора, ты как всегда деликатен, - усмехается мама. Мамочка, как я рад тебя видеть. Улыбаюсь ей, но мама не ценит. Она подходит и, первым делом, дает мне легкий подзатыльник. - Как ты мог, Андрюша! Так напиться, в такой день! Это немыслимо просто… Катя! Почему Вы позволили ему… - А она меня бросила, - пожаловался я. - В смысле, бросила? - Уехала в командировку, оставила меня… - И ты тут же побежал в бар? Андрюша, Андрюша, - она покачала головой. Эх, мама, мама, если бы все было так просто… Но тебе незачем знать обо всем этом… Катя все равно от меня не убежит. Даже если очень этого захочет… Постойте, постойте!.. А она ведь хочет! Хочет убежать… от меня… Поэтому так себя ведет. И с должности меня сейчас сместила с одной единственной целью — разозлить. Вот черт! Где она? Вот она стоит, документы собирает, женсовет бегает вокруг нее, пытается угодить. Мама тоже здесь. Замечательный момент для примирения. Лучше и не придумаешь! - Милая, - я поднимаюсь на ноги, они меня держат не крепко, но держат ведь. - Катюш, как я рад, что мы теперь вместе работать будем! - подлетаю к ней, прижимаю к себе, не давая отстраниться и вырваться из моих рук. - Целыми сутками вместе, двадцать четыре часа. Я так рад! По обалдевшим лицам Тани и Маши я понял, что мои слова произвели сейчас эффект разорвавшейся бомбы. Что ж… Усугубим этот эффект! Я ее поцеловал. Не очень романтично, согласен. И не очень честно, но кто сказал, что я буду играть по правилам? Я ее поцеловал, и понял, что пьянею еще сильнее… Катя вырывалась. Да, поначалу она совсем не поняла, что происходит — не ожидала, а потом, начала пытаться меня оттолкнуть, но я сильнее. И не очень долго она отталкивала… У мамы очень громкий кашель, а у Тани и Маши отвратительно громкие каблуки, которые мне словно гвозди в голову вколотили. - Андрюшенька… Кхем… Катя… Я пойду, к Милко загляну. А вы… вы тут… Мама ушла, довольно улыбаясь. Я отстранился от Кати. Конференц-зал был пуст. Катя таращилась на меня испуганно. - Поехали домой, - подошел к ней опять, но Катя попятилась. - Нет, - покачалась головой, отворачиваясь, отстранилась, хватаясь за папки с бумагами. - Еще столько всего нужно сделать. Еще только начало рабочего дня. - Хорошо, - я согласился. В чем-то она права, наверное. Это мне сейчас не до работы. А Катя… В ней вон сколько еще сил… рабочих. Очки так и сияют! И зачем ей эти очки? - Пойду, к Ромке. Но на обед вместе поедем. Всё. Больше не пью. Ничего крепче кефира — точно. И чего я так переживал? Катя ко мне неравнодушна. Я чувствую это. А с ее колючками я в два счета разберусь! Мне только важно знать, что эти колючки — не настоящие. Что эти колючки выбросило взрывной волной. И сейчас буря пройдет, корабль перестанет загребать кормой воду, и я выплыву, наконец, из этого тумана. Будь проклят этот виски! * * * - Значит, дракон решил занять башню? - Колька осторожно прикрыл за собой дверь, вошел в кабинет и принялся оглядываться. Я совсем не ждала его появления, хотя сама же настояла на том, чтобы он именно сегодня приехал в «Зималетто». - Не дурно, не дурно. Пушкарева, и за что тебе так всегда везет? - усмехнулся он, без тени зависти, а в глазах смешинки. - Это потому, что я в пятом классе дедушку через дорогу перевела, а ты ускакал к ларьку и купил последнюю жевачку и со мной не поделился. - Злая ты, Пушкарева, - плюхнулся в кресло напротив и лихо закинул ноги на мой стол, продемонстрировав начищенные зимние ботинки. - Во-первых, я Жданова, а во вторых, я тебе сейчас штраф выпишу… за порчу казенного имущества, - скинула его ноги со стола, и одарила хмурым взглядом. Но Зорькин ничуть не смутился, откинулся на спинку кресла и уставился на портрет Андрея в полный рост. - И что же, твой супруг? Еще жив? Ленточку черную не надо вешать? - махнул рукой в сторону портрета. - Это я тебя сейчас повешу, вот на этом вот фикусе! - Ты меня для этого сюда заманила? - Почти… Будешь финансовым директором. Зорькин покрутил пальцем у виска. - Катенька, милая, позволь тебе напомнить, эту должность у нас занимаешь ты. А вот соваться тебе под ноги — себе дороже. Я не камикадзе все-таки. - Я имею в виду «Зималетто», - сказала я, не сводя с него напряженного взгляда. Пусть только попробует отказаться! Зорькин смеяться враз перестал, сложил руки на груди, кашлянул. - Спасибо, уважаемая Екатерина Валерьевна, но я вынужден отклонить ваше наищедрейшее предложение. - Коль, мне очень нужна твоя помощь. Неужели ты не видишь, что я почти опустилась до того, чтобы умолять? Не вынуждай меня это делать. Видимо, я выглядела жалко. Возможно, мой вымученный вид всколыхнул в бывшем лучшем друге какие-то сострадальческие нотки. Но Коля вдруг неожиданно согласился. Сразу. И без всяких "почему". - Хорошо, - сказал он серьезно. - Если ты просишь, значит, действительно, помощь нужна. Он поднялся, с любопытством выглянул в окно. Причмокнул. Видимо, вдохновился открывшимся видом на заснеженный город. - Но позволь один маленький вопрос… - резко обернулся. - Что ты собираешься делать дальше? - Вытаскивать «Зималетто» из долгов. - Ты бы прекрасно справилась с этой задачей и без моего участия. И мы оба это знаем. - Все верно… Ты мыслишь в правильном направлении. Понимаешь... Все дело в сроках. Коля быстро обошел стол, навис надо мной, и посмотрел недоверчиво. - Неужели ты собираешься отказаться? Я сняла очки, скинула их на стол. Потерла переносицу. Зорькин не выдержал моего молчания, отошел. - Понятно, - выдохнул он. - Ничего не понятно, Коль. Я так запуталась… Ничего не понимаю. Колька кивнул в сторону портрета. - Он тебя запутал? Я нервно дернула рукой, поправила волосы. - Пушкарева, вот только не говори мне, что ты влюбилась в этого донжуана, голову потеряла, жить без него не можешь, а он бегает от тебя, изменяет, напивается до поросячьего визга и требует развода! Я усмехнулась, откатилась в кресле назад, от стола. - А я и не говорю. Все с точностью да наоборот. - В смысле? Ты стала донжуаном, бегаешь от Жданова и напиваешься до поросячьего визга? - Ну, в целом, примерно так. Зорькин вытаращил глаза. - Не верю. И я не верила. Но с реальностью не поспоришь. Я тяжело вздохнула. - Я уже не знаю, как его образумить, Коль. Разозлить пыталась… Чего я только не делала. Даже кресло президентское отобрала… сегодня… - Ты? Я недовольно кивнула головой. - А он? - А он пьян и ему абсолютно по-барабану — президент он или нет. - Так может, протрезвеет, одумается и устроит тебе скандал? Я слышал, что господин Жданов очень темпераментный человек. Странно, что он тебя вообще все еще терпит, - пробормотал он. - Не устроит. Он вообще голос на меня боится повысить, слово сказать обидное… даже готовить начал… отбивные... Ко-оля… От-бив-ные, понимаешь?! Я уронила голову на стол. - Как его разозлить? Как? Что мне еще сделать? - А зачем, Кать? - Как это, зачем? Что за вопрос? Ты просто не понимаешь, Коля. Ты ничего не понимаешь! - Ну, смотри, вы вместе уже полторы недели и друг друга еще не поубивали. Жданов с тебя пылинки сдувает. Может, любит? - Чушь! Не любит он меня… Просто я имела неосторожность рассказать ему… о Денисе. И теперь он меня жалеет. А я не хочу, чтоб меня жалели! Коль, я не смогу так! Я не вынесу!! Я ударила пару раз кулаком по столу. Вскочила на ноги. Колька подбежал ко мне. - Ну, всё-всё, Кать. Я понял. Тише, - обнял меня. - Успокойся. Я с тобой. Все будет хорошо, - шептал он, поглаживая меня по спине. - Спасибо, Коль, - я обняла его крепче. Злость, вперемешку с острой болью, начала отступать. Вернулась ясность мысли. - Только родителям ничего пока не говори. Я не про назначение. Для них мы идеальная, любящая пара, семья. - Я возможно сейчас отгребу от тебя… - сказал он, отстраняясь, - но не беги ты так сразу, дай ему шанс. - Я не верю, что между нами что-то может быть. Я не хочу в это верить. Мне одной проще, легче. Я не хочу… Я снова начала заводиться, Коля тут же пошел на попятную. - Я понял, понял. Не хочешь. Твое право. Ну, что, начальник, давай, вводи меня в курс дела! А вообще, у меня будет ряд требований, - постучал пальчиками по поверхности стола. - Так как я работник завидный, то записывай. Да-да, бери ручку и пиши: кабинет — большой (я бы даже сказал: огромный), личный секретарь — модель, параметры: девяносто, шестьдесят, девяносто, и личный шеф-повар, желательно восточный кухни, в крайнем случае, итальянской. Я действительно записала дурачества Зорькина. Серьезно ему кивнула, когда он закончил говорить. - Николай Антонович, я Вас поняла. Кабинет, разумеется, мы Вам выделим большой, с широкой дверью — на вырост, чтобы Вы, покрупнев на итальянских харчах, смогли в нее протискиваться хотя бы боком. Что касается секретарши… Могу предложить вам вариант с теми же цифрами, только в другой последовательности: шестьдесят, девяносто, шестьдесят, и это только лодыжка. - Благодарю Вас, Екатерина Валерьевна. Вы всегда были ко мне безукоризненно добры. - Чего не скажешь про Вас, Николай. Признавайся, откуда у тебя этот красный галстук? Коля замялся. - Подарили. - Неужели, дама сердца? - я едва сдержала себя, чтобы не рассмеяться. - Поклонница. Я, между прочим, очень популярен у женщин. - А они об этом знают? - Завидуй молча, Пушкарева. За тобой бегает только один, и тот псих, да еще муж! - Не бегает он за мной… Так… от безделия… Делать ему нечего больше. - Ну-ну. Я спихнула Зорькина в бухгалтерский отдел. Милая женщина, Света, любезно согласилась помочь Николаю Антоновичу освоиться с документацией и вселиться в кабинет, который уже подготовил Георгий, начальник отдела кадров, тот самый, что пытался на меня накричать на собеседовании. Убедившись, что Коля пристроен и даже пытается выделываться перед Светланой, похваляясь своим послужным списком и прочими скрытыми талантами, я, натолкнувшись на одну забавную мысль, отправилась на поиски Андрея. В этом мне помогла Мария, секретарь ресепшен. - Вот сюда, пройдемте, Екатерина Валерьевна. Направо. И вот эта дверь. - Спасибо, Маша. А-а, постойте… Мария, почему у Андрея Павловича, точнее уже у меня нет личного секретаря? - Так Полина уволилась, еще перед новогодними праздниками… после того, как Андрей Палыч на нее накричал. В это легко поверить. - Я могу идти? - Да… То есть нет. Подождите… Маша, у меня к Вам просьба: соберите, пожалуйста, весь секретарский состав в конференц-зале. Через пол часа. Маша испуганно вытаращила глаза. - Вы можете идти, - улыбнулась ей, чтоб успокоить. И чего так переживать? Когда я приоткрыла дверь в кабинет Малиновского, то обнаружила потрясающую картину. Андрей спал на диване. А Роман Дмитрич, вяло развалившись в кресле, щелкал мышкой, пялясь в монитор компьютера. Меня он не заметил, потому что я не вошла дальше, так и осталась у приоткрытой двери. Что же, пусть мальчики отдыхают, приходят в чувство. Вот потом я с ними и поговорю. Начистоту. Они сидели, вжавшись в кресла, и почти не дышали. Неужели я произвожу впечатление такого монстра? - Итак, приступим. В связи с некоторыми кадровыми перестановками, я бы хотела… - Вы нас увольняете? - в ужасе выпалила Татьяна. - Нет. С чего вы это взяли? - Но Вы же… Вы же сказали, что… - Я ничего еще не сказала. Если вы наберетесь чуточку терпения, то все узнаете, - я попыталась ободряюще им улыбнуться, но на меня смотрели волком несколько пар испуганных глаз. - В первую очередь, я хотела бы спросить про отдел сбыта... Кто из вас являлся секретарем Киры Юрьевны? - Являлся? - пропищал кто-то в углу. - Я, - руку подняла смуглая женщина. - Кира Юрьевна сегодня написала заявление на увольнение. И я не видела смысла ее удерживать. - Что?Так это правда? - все ахнули. - Пока мы найдем Кире Юрьевне замену, пока этот человек вольется в рабочий процесс… Это займет время. А у нас сейчас не та ситуация, в которой можно ждать… Поэтому я хотела бы временно, пока что временно, а возможно и на постоянной основе, назначить Вас… Простите, как Вас?.. - Амура. - Амура, я хотела бы назначить Вас на должность Киры Юрьевны. Вы справитесь? - Справится, еще как справится, - ответила за нее пожилая женщина. Амура подскочила с места, но, испугавшись своего порыва, быстро опустилась обратно в кресло. - Хотелось бы услышать Ваш ответ, Амура? - Да, я… справлюсь, - она суетливо поправила прическу, нерешительно улыбнулась и добавила: - Справлюсь. - Прекрасно. Дальше… Мне нужен секретарь. И… - я постучала ручкой по столу, все затаили дыхание. - Я хочу попросить Вас, Маша, занять эту должность. - А как же ресепшн? - заволновалась Татьяна. - Думаю, мы подберем туда работника без особых проблем. Или Вы против и хотите остаться? Маша замахала и головой и руками. - Это что же, получается, что я теперь буду секретарем президента? - закричала она счастливо. Кажется, я стала для них героем. Женщины тут же расслабились, перестали таращиться на меня, как на палача, а под конец даже осмелели поинтересоваться: - А это правда, что Вы и Андрей Палыч женаты? - Правда. - Мы вас поздравляем! Мы так рады, так рады! - закричали они. И ведь действительно выглядели довольными. Вот и замечательно, этот вопрос я решила...