Холодное сердце

Он меня жалеет. Жалеет! Слезы новым потоком рванули из глаз, так, что я едва успела добежать до своей комнаты и упасть на спасительную подушку. Зачем я ему все рассказала? Зачем!? Кто меня за язык тянул выбалтывать самое сокровенное, самое болезненное? И как теперь защититься от последствий? Андрей ведь не забудет, и не сделает вид, что не расслышал или недопонял. И он продемонстрировал мне это сейчас более, чем вразумительно. Он меня пожалел… Большей боли и большего унижения и быть не может. Меня еще никогда не целовали из жалости. Меня вообще никогда ТАК не целовали… У Жданова определенный талант… к этому самому… Не зря же женщины сами готовы кидаться на него стаями и с радостью расшибать лбы вместе с последними оставшимися крохами мозгов! Новый спазм сдавил горло, я еле удержалась, чтобы не зарыдать в голос. Плотнее прижалась лицом к подушке, так, что стало трудно дышать, и заставила себя думать, не жалеть, не терзаться угрызениями, а именно думать и решать, как дальше быть. Нужно что-то делать с таким Андреем, сочувствующим и сопереживающим, нужно направить его по другому пути, только вот по которому? От жалости до… злости? Как разозлить Жданова? Я перевернулась на спину, сощурила глаза, пытаясь сквозь мутные от слез пятна, расплывающиеся в тенях, увидеть на потолке решение. И даже не заметила, как старая боль, вместе со старой жизнью, ушла на задний план. А ведь еще час назад меня трясло от воспоминаний… Сегодня в ресторане друга Миши Борщева, куда я приехала и по делам, и просто, чтобы что-то делать, а не сидеть дома и не ловить на себе постоянный взгляд Андрей, который, казалось, даже сквозь стену проникал, вонзаясь мне в спину, и не отпускал ни на мгновение, крался тенью днем и растворялся во мраке ночью, лишая меня кислорода и ясности мысли. Вообще Андрей вел себя очень странно, и, если бы он не был болен, то я бы подумала, что он притворяется и очень преувеличивает плачевность своего состояния. Только вот зачем ему это нужно — вопрос, который все время ставит меня в тупик. Ведь нормальный, правильный Андрей Жданов не стал бы цепляться за мою старенькую, хоть и с евро ремонтом, квартиру и за мое общество. И я пришла к единственному выводу: Андрей, во-первых, болен и ему банально скучно и хочется общения, а рядом только я, а во-вторых, все-таки в моих руках сейчас его компания, и Жданов вполне логично хочет побольше обо мне узнать. Но, как бы там не было, подолгу терпеть эти взгляды - оказалось для меня тяжким, непосильным испытанием, которое я, разумеется, не выдержала, и стала сбегать. Сначала просто прогуляться по городу или до магазина, потом чтобы навестить родителей и уже с радостью и благодарностью принять от них сумищи с едой (для моего домашнего чудища, у которого, оказывается, отменный аппетит). А когда и этих дел оказалось катастрофически мало, чтобы занять пробелы во времени, проведенном рядом с Андреем, я решила заехать в офис, и, к счастью, обнаружила там массу интереснейшей работы, не срочной, но важной. Так я начала пропадать до самого вечера в цифрах. Думаю, во всей Москве в те дни работали только кремлевские часы, охранник «F-corporation» и я. Впрочем, мой унылый график совершенно неожиданно разрядил Миша, он позвонил мне и попросил приехать в ресторан его друга Виктора Копейкина. Ресторан этот имеет красивое название «Эйфория» и находится на грани банкротства. Как вы думаете, я стала отказываться или сомневаться в том, стоит ли ехать? Конечно же, нет! Чем меньше Жданова в сутках, тем легче дышать — проверено опытным путем. Итак, я приехала в «Эйфорию», встретилась с Виктором, изучила отчетность, базу, и прикинув, что до конца праздников успею составить антикризисный план, согласилась помочь. Виктор рассыпался в благодарностях, мы спускались по лестнице со второго этажа в зал, как вдруг кто-то окрикнул меня. - Катя? Пушкарева? Я обернулась, все еще улыбаясь какой-то шутке Виктора, и еще несколько мгновений внимательно вглядывалась в приближающегося ко мне человека, не узнавая его. А потом острая догадка пронзила меня: это же Стас, друг Дениса… мой однокурсник. - Здравствуй, - я слегка наклонила голову, ожидая его дальнейших действий, но Стас словно завис, таращился на меня и молчал. Я не люблю попадать в неловкие ситуации, а это была одна из таковых. Стоят три человека, у каждого своя маленькая вселенная мыслей и устремлений, которые кружили, кружили внутри себя, и вдруг столкнулись неожиданно в пространстве, и теперь не знают, зачем произошло это столкновение и как быть дальше, что говорить, и нужно ли. Пришлось срочно мобилизовать волю и прервать этот молчаливый коллапс. - Виктор, я вам позвоню, как только все изучу, - я еще раз пожала ему руку. - Да-да, - Виктор тут же оживился, - спасибо вам, Екатерина Валерьевна, вы меня спасаете, - добродушно заулыбался, и охотно попятился назад, к лестнице. Я проводила его дружелюбным взглядом, и только после этого развернулась и в упор посмотрела на Стаса. - Катя, - вымолвил он потрясенно. - Что ж… Если это все, что ты хотел сказать, то я, с твоего позволения, пойду. Дел много. Рада была увидеть - пробормотала я, и медленно пошла к выходу. И крайне удивилась, когда услышала шаги за спиной и голос Стаса: - Нет! Подожди… Я обернулась. Стас выглядел растерянным, неловко переступал с ноги на ногу, он вообще теперь казался весь неловким, располнел, черты лица смягчились, движения замедлились, поэтому-то я его и не узнала сразу. В памяти ведь сохранился другой образ — язвительный, быстрый, резкий Стас, высокомерно глядящий на всех, Стас-злодей, и он никак не ассоциировался с этим вот человеком с виноватым и одновременно восхищенным взглядом. - Катя, я давно хотел тебя увидеть и сказать… Я извиниться хотел. - За что? Я смотрела на него в упор, неотрывно. А внутри поднималась буря отчаяния. - Что же мы так и будем здесь стоять? - он смущенно улыбнулся. - Пойдем за наш столик… - За наш? - Ой, то есть не за наш с тобой. Я просто не один. Да ты знаешь всех. О, да. Я их знала. Всех. Карина Агапова, главная красавица нашего курса, и всего универа — по мнению многих парней, уверенная в себе, жгучая брюнетка. Она ненавидела меня больше других, и отпускала в мою сторону шуточки порою очень жестокие. Хотя не ссорилась я с ней, и понятия не имела, чем так раздражала. Видимо, одним своим присутствием. А рядом с Кариной, в девушке с белым каре я узнала Олю Селиванову. Оля, надо отдать ей должное, никогда со мной не разговаривала, а точнее вообще не замечала, словно я была пустым местом. А вот Артема я знала плохо. Он перевелся к нам на четвертом курсе, уже после истории с Денисом, много прогуливал. Когда меня видел всегда усмехался и проходил мимо… Да уж… Вот так встреча! - Стас, ну где ты ходишь? - Карина капризно надула губы. - Милая, не злись, - он сделал шаг в сторону, пропуская меня ближе к столу. - Смотрите, кого я привел. Не узнали? Они разом принялись разглядывать меня с головы до ног. - Э-э… Нет, - неуверенно пробормотала Карина. - Да ладно! Я тоже не сразу узнал, но узнал же. Что совсем никак?.. Мне надоело стоять, как на витрине, на всеобщем обозрении. - Екатерина Валерьевна Пуш… Жданова. - Что? - Стас удивленно обернулся. - Так это правда? Ты вышла замуж? Я пожала плечами, и непринужденно, стараясь сохранять достоинство, присела за свободный стул. - Денис что-то говорил, но он сказал, что это розыгрыш, неправда. - Он так сказал? - я по-настоящему засмеялась. - Забавно. - Подожди-подожди… - Карина даже привстала. - Ты хочешь сказать, что это Катерина, то есть Катя… Катя Пушкарева? - Да, это я, - я смотрела прямо, не отводя уверенного взгляда, который никто из них не выдерживал. - Не может этого быть, - потрясенно прошептала, молчавшая до этого, Оля. - Еще же совсем недавно Денис… помните, ребят, он приходил и смеялся тогда, что Катя Пушкарева совсем не изменилась, как была чучелом, так и осталась? - Да? А что еще он говорил? - я невинно улыбнулась. - Катя, я поэтому и хотел с тобой поговорить, - вмешался в мою войну глазами Стас. - Я считаю, что ты должна знать правду. - А с чего ты взял, что я ее не знаю? Стас растерянно заморгал, а потом, словно что-то вспомнил, покачал головой. - Нет, Кать, этого ты знать не можешь. Дело в том, что пять лет назад Денис попал на деньги, очень крупные деньги. - И решил раскрутить меня на кредит. Я знаю… - досадливо поморщилась, но Стас снова запротестовал. - Нет, с чего ты взяла? Ему не кредит был нужен? - А что? - невольно вырвалось у меня. - Ты. Стас спрятал глаза в тарелке с салатом. За столом царило молчание. Все следили за моей реакцией. - Я не понимаю. Я действительно ничего не понимала. - Кать, мы тогда отмечали день рождения моей сестры, - голос его звучал тихо, Стас говорил, не поднимая глаз, - все собрались, и пришел Денис, и вдруг начал рассказывать, что встретил тебя… Что ты ничуть не изменилась… И что, на самом деле, ты ему нравишься… Прости, Кать, я не хочу тебя обидеть… - Что ты, на правду не обижаются. Ты ведь правду говоришь? - Да, - он активно закивал головой. - А потом… потом он напился, мы все немного напились тогда, и начал жаловаться на долги. И тут Кирилл, мой друг, сказал, что заплатит за все его долги, если он с тобой переспит… Он замолчал. У меня першило в горле. - И что же, заплатил? - севшим голосом спросила я. - Заплатил, - ответил он грустно. - Он его тогда из ментовки вытащил, нанял адвоката, а так как ты не появлялась на суде, короче дали ему условно два года… за изнасилование… в состоянии сильного алкогольного опьянения… - Опьянения, - эхом повторила я, вставая. - Кать, только я не знаю… встречался ли он с тобой потому, что сам хотел или из-за долгов… Правда, не берусь утверждать. Он так на тебя тогда смотрел… Да и сейчас смотрит. - А вот сейчас не стоит ему на меня смотреть. И вообще, - я обвела всех взглядом, - между нами ничего не было. Ни в универе, ни пять лет назад. Не было и быть не могло. Стас, спасибо, что ты сказал мне все. Я действительно была рада тебя увидеть и услышать… именно эти слова. Я поспешно распрощалась с ними и выпорхнула на свежий воздух. Я задыхалась, грудь сдавило нечто тяжелое, словно чугунный пресс, ни вдохнуть, ни выдохнуть. Столкнуться с прошлым оказалось страшнее, чем я могла себе представить. Я снова, пусть и на несколько минут, ощутила себя нелепой, некрасивой, недостойной внимания и уважения. Снова до озноба испугалась своих бывших обидчиков. Я не помню, как добралась до дома, ноги сами привели. А мысли все крутились, как в центрифуге, я даже Андрея не замечала. Никого видеть не хотела. Спряталась в своей комнате, закрутилась в теплое одеяло. И думала, думала, думала… Этот процесс протекал тяжело, растягивался, как смола, и тонул в безвременье. Кажется, я спала… И дремала… Я не помню. Только вот в одно мгновение на меня накатило такое отчаяние, что захотелось рыдать, кричать, рвать на себе волосы. Я подхватилась с постели, прибежала на кухню, заварила себе чаю, и стараясь дышать размеренно, вгляделась в яркое, освещенное полной луной, небо. И, кажется, почти успокоилась, почти усмирила яд, расползающийся по воспоминаниям, как пришел Андрей… И я в порыве отчаяния выдала ему самую сокровенную тайну, в которой даже себе не могла признаться до конца. Я сама, добровольно, вручила Жданову оружие против себя, а он… А он меня пожалел… Жалкая я… И убогая… Как же противно!.. И больно... А потолок по-прежнему сбивает мысли пронзительными лунными бликами, в которых никогда еще не было уверенности, только мое смятение... Как разозлить Жданова? Лунные блики скользят по воде, Тонут под черною гущей Я так привыкла сдаваться беде, И, чем страшнее, тем пуще. Лунная дева — мой мнимый мираж, Жертва, отдАнная ночи. Сколько попыток на абордаж Стихло в плену многоточий? Лунные сети пыткой стальной Тянут поймать отражение - Взгляд неуверенный, дикий, больной - Вечного поражения. Черные блики, белый озноб - Полночь. И мысли по кругу Сколько ошибок и плавленных проб Отдано лунному кругу?