Холодное сердце

- Андрей Палыч, завтрак на плите, я побежала. Это стало уже традицией — сбегать от меня по утрам. И вообще, сбегать… Подумать только, Катя Пушкарева меня сторонится. А если быть точнее, мечтает отделаться и как можно поскорее. Эта решимость - развестись со мною немедленно - так и проскальзывает у нее в мимике, в движениях, в том как и что она говорит. А я, кретин, решил, что Катенька имеет на меня какие-то планы, боялся, что прибьет к своему тоненькому, но очень прочному каблучку. Страдал. Придумывал, как ее аккуратно так охладить, отпугнуть, но не обидеть. Напивался, перед Малиновским трагедию разыгрывал, вопрошал: «Что мне делать?». А проблемы, оказывается, как не было, так и нет. Екатерина Валерьевна всего лишь пожалела родителей. Все так просто! Жалко ей стало! И готова была немного потерпеть наш «абсурдный», как она выразилась, брак, пока все не поуспокоятся, а потом по-тихому расстаться, не привлекая лишнего внимания. Так просто! Но даже и ее ангельскому терпению пришел конец после моей новогодней выходки. А я… я просто хотел немного опоздать, чтобы потрепать им нервишки, и если бы не эти придурки на бэхе… Не был бы я сейчас так разукрашен и награжден гипсом. И Кати рядом не было бы… Еще не известно, как бы она отреагировала… если бы я тогда все-таки пришел на новогодний корпоратив. Не обрадовалась бы — точно. И кинула бы, не раздумывая. Это сейчас она меня жалеет. И терпит. Именно терпит! Черт! Вот где она днями пропадает? Сейчас праздники, и нормальные люди дома сидят, с семьей, а не по офисам разъезжают! Неужели я настолько ей противен, что она видеть меня не может, не в силах провести рядом со мной даже день? То к родителям бежит, то по работе срывается среди дня и приходит поздним вечером. Где она пропадает? С кем?! Черт! Я подошел к зеркалу, взглянул на себя, и пришел к неутешительному выводу: чудовище! Шесть дней прошло с момента драки, а синяки, кажется, только больше почернели. Неудивительно, что Катя каждый раз глаза от меня отводит. Видеть не может... Что же мне делать? Я, как мальчишка, боюсь серьезного разговора, прячусь за несуществующие головные боли… Зачем? Зачем так мучиться, разыгрывать дешевый спектакль? Не проще ли признать любой выбор Катерины, развестись с ней, отправить на все четыре стороны?.. Да-амс… Оказалось, что нет… Что-то внутри, необъяснимое, но непреклонное в своей силе, мешает мне уйти, хоть прямо сейчас, из этой квартиры и из жизни Кати. Оказалось, я не могу этого сделать, просто потому, что не хочу, потому что невозможно отвести от нее взгляда, черт возьми. Да! Меня к ней тянет новой для меня животной силой… Невыносимым притяжением. И я ничего не могу с этим поделать. Все время крутится навязчивая мысль: это моя женщина. Крутится и не выходит из головы. И главное, ведь не выходила она даже тогда, когда я злился на Катю, считал лживой и двуличной, подозревал в продуманной игре, чтобы заполучить меня или просто обмануть, с какой-то, только ей известной целью. Злился на сочиненную мною же историю. И был не прав. Боже, как же я был перед нею не прав... А сейчас она отталкивает меня, и это отзывается вопиющей несправедливостью внутри меня. Как это так? Малиновский бы решил эту проблему просто, он сказал бы: переспи с ней, и все пройдет! Но, дружище, во-первых, Катенька меня к себе даже на пушечный выстрел не подпустит, итак бегает, избегает, а во-вторых, что-то мне подсказывает, что переспав с ней еще раз, я окончательно пропаду… Во мне еще живы видения нашей первой ночи. Слишком живы… Катя совершает простые действия, например, пьет чай или заседает за ноутбуком, и часами шуршит бумагами и стучит по клавиатуре, а видится мне совсем другое, такое, что можно картины писать, фильмы снимать… эм... эротического характера. Нет, это даже вспоминать невыносимо, в жар бросает от одних только мыслей... Как она, забывшись, забирается в кресло полностью, как юбка (едва ли не до пят), объемная, шерстяная, постепенно уползает наверх, оголяя длинные, стройные ножки… Как она накручивает пряди волос на палец, как прикусывает карандаш… Как расстегивает верхние пуговицы блузки, а потом склоняется к ноутбуку, и я вижу больше, чем следовало, и что смог бы вынести, только наблюдая со стороны и не имея ни малейшего шанса прикоснуться. Какой там телевизор! Я еще ни за одним сюжетом не смог уследить! А она еще мне документы подсовывает. - Вот, - говорит, - Андрей Палыч, посмотрите, эти поставщики и «Зималетто» могут быть полезными. - А вот это мои расчеты на будущий показ, я внесла кое-какие правки. Ну, какие правки? Какие расчеты? Когда еще одна пуговичка (последняя, что сдерживает грудь) вот-вот расстегнется, и я, как малый ребенок, жду этого, затаив дыхание, гипнотизирую. Правда, Катя в последнее время немного сменила стиль одежды. Стала носить массивные юбки и свитера поверх блузок, скрывающие все, что можно скрыть и даже больше. Но когда одежда останавливала мою фантазию? Ха, смешно! Катенька, да так я еще больше распаляюсь, когда начинаю представлять. И поверь мне, представляю очень ярко. И не надо на меня так смотреть! Отвести взгляд я не смогу, уже не смогу… Черт, я медленно, но верно начинаю сходить с ума. И первые мои признаки сумасшествия оригинальны до безобразия. Никогда и никому в этом не признаюсь, но… Пока Кати не было я тут это… немного убрался… Кхем… Пропылесосил, вещи в стиральную машинку загрузил, ворох бумаг на журнальном столике разобрал. А чего они лежат везде? Ходить мешают… А потом, пока сочинял, как с Катей лучше всего объясниться, забрел на кухню, вытащил из морозилки мясо, разморозил, и приготовил стейк по-французски. И сам же большую часть съел… Катя вернулась вечером. Выглядела она грустной, о чем-то думала, тяжело вздыхала, и даже не заметила моих стахановских подвигов, и того, что я бодро бегаю по квартире, а не лежу мертвым грузом, попутно хватаясь, то за голову, то за сердце. Она вошла на кухню, сделала себе чаю, и так и села, со стеклянным взглядом, уставившись на окно, хотя, я уверен, она даже не замечала, что там происходит (а метель, между прочим, уже залепила снегом почти половину стекла… почистить, что ли?), и меня она не замечала. - Кать, что-то случилось? Рассеянный взгляд. Рукой провела по лицу. Увидела меня. Растерялась. - Нет. Все в порядке… А вам уже… лучше? - Да. - Прекрасно, - она вдруг встала, вылила весь чай, даже не отпитый, в мойку. - Простите, что-то я устала… сегодня. Я пойду… там… Что там и куда она собралась, я понял только спустя минуту, когда Катя скрылась в своей комнате и больше не вышла. Я весь вечер ходил кругами, приближался к заветной двери, но постучать и войти не решался, и снова уходил. Прислушивался, но там, за стеной, было тихо, никаких звуков, шорохов. Может быть, она просто спит? Действительно устала и… Я буквально заставил себя пойти в душ, распариться до изнеможения под горячей водой, а потом забраться в постель, закрыть глаза и уснуть. Почти заставил, почти получилось. Вот только сон никак не шел, долго-долго мозг не находил успокоения, прокручивал в памяти ненужные моменты, и потом вроде бы успокоился, расслабился, и я задремал, но ненадолго. Среди ночи снова проснулся, в голове небывалая ясность и сна ни в одном глазу. Я тихо выругался и поплелся на кухню выпить воды. Вошел, а там она, Катя. Сидит в темноте, подогнув ногу под себя на стуле, держит в руках чашку. Лицо ее и силуэт освещены неоновым светом луны, и кажется, что это не Катя, а какая-то дама, сошедшая с картин позапрошлого века, знатная герцогиня, с точеным профилем и длинной шеей. Я засмотрелся. - Андрей Палыч, - она первая пришла в себя, спросила шепотом, - а вы почему не спите? - Бессонница, - прошептал в ответ, падая, погружаясь, в ее черные, как бездна, отражающие лунный свет глаза. - А вы? - И у меня тоже… бессонница, - тяжело вздохнула она, и обхватила свое колено руками. Я сделал шаг назад, включил свет. - Нет! - закричала она вдруг. - Выключите! На щеках ее блестели капельки, словно росинки на утренней траве. Катя плачет. Но почему? И из-за кого? Я повиновался, снова нажал на выключатель, и подошел к ней, придвинул стул, сел рядом. Пока я придумывал вопросы, Катя заговорила первая. - Как я могла поверить, как допустила подобную мысль… что я могу быть счастливой? Ведь знала же, знала, что это не для меня!.. - ударила ладошками по столу. - Непозволительная роскошь, не правда ли, тратить время на надежды и ожидания, что впереди может быть по-другому?.. - засмеялась, а из глаз еще больше брызнули слезы. Я придвинулся к ней ближе, обнять не решился. - Что вы, Катя, все не так… - Верно, все не так, Андрей...Палыч. Это я — не такая. Неправильная я. - Катя, Кать… - дотронулся до плеча. - Катя, что у вас случилось? Вас кто-то обидел? Она оттолкнулась от меня, нервно хохотнула. - Кто меня может обидеть? Я не позволю! - Но ты… плачешь… - Это нервное, Андрей Палыч. Не берите в голову, все хорошо. Видел я, как ей хорошо. Аж зубы прихватывало, так сказать хотелось, все высказать. Катя поежилась под моим взглядом, опустила голову. - Это Денис? - спросил, как в холодную воду нырнул. И, видимо, попал в цель, Катя вздрогнула, посмотрела с испугом и ужасом. - Нет... С чего ты взял? А ведь она совсем не умеет врать. Идиот ты, Жданов, в двойной игре ее обвинял, не доверял, а Катя не умеет врать! Все так просто. Не умеет. - Женщины так расстраиваются, только когда дело касается любовных переживаний, - я перевел дыхание, и продолжил: - А так как ко мне у вас никаких чувств нет… То, смею предположить, что причина ваших слез — Денис. - Нет, - она вскочила на ночи. - Этот подонок не будет больше причиной моих слез. - Но у вас были отношения? - Он на меня поспорил. - Что? Как это поспорил? - Поспорил на то, что переспит с самой некрасивой девушкой на курсе, которая спит только с учебниками. - Мне кажется, он проиграл, - я самодовольно улыбнулся, но Катя вспыхнула, посмотрела зло. - Не совсем так. Он бы выиграл… Но не смог… - Как это?.. Что ты имеешь в виду? Она бессильно осела на стул. Губы затряслись. - Не смог. И тут до меня начал доходить весь ужас того, что Катя только что сказала. - Как это не смог? - прошептал я, искренне не понимая, как можно «не смочь» с этой женщиной, невероятно красивой и притягательной. - Я выглядела тогда иначе. Неужели вы не помните меня? - воскликнула она. - Неужели не помните, какая я была? Смешная, тихая, теплая, маленькая, трогательная… с круглыми очочками и невероятными глазами. - Андрей Палыч, прекратите разыгрывать комедию! Я прекрасно знаю, что выглядела нелепо. Страшная, наивная дурнушка, не умеющая одеваться и вести себя не глупо. - Прекрати! Я подошел к ней ближе. - Я не могу! Понимаешь, внешность изменилась, а я все та же идиотка, та же!.. - Хватит, Катя. - Я могу сменить прическу, одежду, гражданство, но никогда, по-настоящему, не буду счастлива, потому что по-прежнему себя ненавижу! От этого никуда не деться, и Денис тут не при чем. Все! Я не выдержал. Притянул ее к себе, и набросился с жадным поцелуем. Губы, шея, снова губы. Рука, здоровая рука, обхватила спину, заскользила по бокам, нашла грудь. Как же мешает этот чертов гипс! - Катя, - прошептал со стоном. - Катенька. Воздух в легких заканчивался, а губы манили, не оторваться. Катя замерла, неподвижно принимая, но не отвечая на поцелуй. А потом затуманенный взгляд сверкнул осознанность, Катя резко отстранилась. - Нет! Я робко улыбнулся. - Что нет? Катя облизала губы и покачала головой. - Не нужно, Андрей Палыч. Спасибо, конечно. Но не нужно. Простите меня, что я вам тут наговорила… И забудьте. Просто ночь, - она наигранно улыбнулась. - Ночью все выглядит иначе, трагичнее… И правдивее. Теперь я знаю твою правду, Катя. И это знание мертвым грузом лежит на сердце. - Мы завтра поговорим, хорошо? - она уже уходила, отступала спиной, снова сбегала. - О чем? - О нас с вами… Вам лучше, это хорошо, - снова натянутая, выжатая из последних сил, улыбка. - Но мы завтра… Да? - Конечно, Катенька, - я тоже улыбнулся ей в ответ. До последнего наблюдал, как она уходит, прислушивался к шагам в коридоре. А на губах горели медовые шаровые молнии.