Холодное сердце

Куранты уже во всю били, я стояла, судорожно вцепившись пальцами в бокал с шампанским, и считала: пять, шесть, семь… И одним единственным моим желанием было исчезнуть отсюда, провалиться сквозь землю, только бы не видеть обеспокоенных лиц родителей, и суетливо озирающуюся по сторонам Маргариту Рудольфовну. Не пришел… Он не пришел… Большего позора и быть не может… - С Новым годом!!! - заорали все. Чоканье бокалов раздалось повсюду. - Катюха, с Новым годом! - это папа, улыбается, держит маску, старается меня подбодрить. - Катенька, ну, чего ты милая! Сейчас такие пробки. Опаздывает он! - Или машина заглохла. Вот у меня один раз история была… Представляете, Маргарита, едем мы с Сашкой, Сашка — это мой сослуживец, до части, а дело было срочное, и тут зажигание раз, и вырубилось. Мы и так, и этак, и толкали. Под капотом вроде все исправно. А не заводится. - Да, что вы говорите! - Маргарита Рудольфовна изобразила подобие интереса. - А до части еще километров пятнадцать!.. - продолжал папа. Что же… Я старалась. Сделала все, что могла. Теперь пора умывать руки. - Катенька, это не у тебя звонит? - одернула меня мама. - Что? - Телефон, - она указала глазами на сумочку. Действительно, звонит. Номер Андрея. - Алло. - Катя! Катя, вы меня слышите? - Да. А... кто это? - Роман Малиновский. Катя, мы попали в… эм… потасовку. Не могли бы вы сейчас приехать и забрать нас? Салют гремел нескончаемыми залпами. Разноцветное зарево за окном слепило и мешало слышать и понимать. - Что, простите? - спросила я, медленно отступая в сторону. - Вы на машине? Катя, если можете, скорее приезжайте! - Что с Андреем? На том конце трубки возникла пауза. Я думала, с ума сойду, погибну, паду под этими самыми залпами салюта, словно они не в воздух, а в меня насквозь пролетают. - Катя… Э… Нормально все. Вы не беспокойтесь! Помяли его немного, но жить будет. - Как это помяли? Что значит помяли? О чем он говорит? Неужели опять розыгрыш, очередная игра с неизвестным мне финалом? - Екатерина Валерьевна… Катя, не пугайтесь, ничего страшного. Только это… Скорее приезжайте. - Диктуйте адрес. Я тут же двинулась к выходу, на ходу соображая как лучше и быстрее проехать к указанному Малиновским месту, и не попасть в глухую пробку… Пробку? А они сейчас есть? Никогда раньше не разъезжала по городу едва ли не под бой курантов. - Катенька, ты куда? - это мама догнала меня. - Кто звонил? Андрей? Вот что им ответить? - Да, это он… Там машина, действительно, заглохла, просил забрать. - Вот, а я что говорил! - воскликнул подошедший папа. - Так, может, и мы поедем. - Валера, они сами разберутся. - Валерий Сергеевич, а вот вы не дорассказали историю по черепаховый суп, очень интересно, - обреченно вымолвила Маргарита Рудольфовна. Женщины взяли папу в оборот. Бедный папа, бедные женщины… Если честно, меня немного трясло. И хотя умом я понимала, что для беспокойства поводов нет, нехорошее предчувствие, основанное, в первую очередь, на слишком уж бодрившемся голосе Малиновского, периодически накрывало с головой. Я вздрагивала, цеплялась в руль крепче, и мысленно считала перекрестки: еще два, а потом направо… Черт, только не красный! Что же с ними случилось? Потасовка — это драка? Их, что избили? Да еще так, что они не могут самостоятельно добраться. Но почему не позвонили в скорую помощь?.. Так ведь Новый год… Возможно, не дозвонились… А почему помяли?.. Помяли… Это глагол. Прошедшее время. Множественное число… Их было много… Тех кого помяли… или тех, кто помял... Что можно помять? Одежду, тесто… Пластилин… Кости, - шепчет мне въедливый голос. - Кости можно помять, и сломать… Черт! Опять красный!.. Ну, ничего! Еще три перекрестка. Направо, налево и прямо… Когда я приехала к указанному месту, то никого не увидела. Припарковавшись, вылезла из машины, прошлась вдоль кустов у дороги и вокруг дома. Никого… Вообще никого вокруг. Ни одного человека. Набрала номер Андрея. Вызов шел, но на звонок никто не отвечал. Я брела обратно к машине, как вдруг услышала пиликающие звуки телефона справа — за углом магазинчика. Я рванула туда. Телефон лежал на дорожке у киоска, я сразу его увидела, а рядом, упершись спиной в стену, и склонив голову вниз, прямо на снегу, припорошившим ледяную корку, сидел человек. Его изодранная рубашка пестрела кровавыми пятнами, брюки казались измельченными в грязи, а на плечи был накинут пиджак с оторванной подкладкой. Вся фигура этого человека, в целом, выражала какую-то недвижимую обреченность. Сколько он тут сидит? Пять минут, десять, час или вечность? Я подошла ближе. Подняла мобильный телефон… И замерла, не в силах озвучить настигшие внезапно догадки. - Извините, - пошептала я, до конца не веря ни своим глазам, ни тревоги, звенящей во мне. Черная грива волос, беспорядочно свисавшая вниз, взметнулась, приоткрывая лицо. - Боже, Андрей… Что с тобой? Он был… весь в кровоподтеках, лицо опухло, глаз заплыл в синяке. Я подлетела к нему. Скинула этот нелепый пиджак. Так… Руки… Ребра… Кости, вроде целы. Или нет?.. - Ай! - он вскрикнул и отшатнулся - Что? Больно? Где болит? - Везде… Катерина Валерьевна, - он попытался улыбнуться, но в результате поморщился и тяжело вздохнул. - А мы тут немного… упали, - поведал он мне. - Упали? Наверное, на льду подскользнулись? - он еще и врать пытается. - А мы — это кто? - Мы — это я и Ромка. - Какой Ромка? - А где это он? - Андрей завозился, попытался привстать, застонал. А действительно, где Малиновский? - Ромка!! Ро-ом! - заорал Андрей, хриплым, пьяным голосом. Пьяным? Точно, пьяным… Так он еще и напился! - Не отвечает, - он как будто бы даже обиделся, что друг не отвечает, надул губы, хмыкнул. Значит, вы пьяны, господин Жданов. Так-так-так… - А кто первый драку начал? - спросила я невинно. - Эти индюки помяли мою машинку. - Кто? - Катенька, что же вы не понимаете! - он даже разозлился на меня за мою недогадливость. - Мы ехали на машинке, а тут эти индюки на светофоре стоят… врезались… Пришлось поговорить с ними… по душам. - А сколько их было? - Кого? - Ну, этих… индюков. - Четверо. Здоровые. Боксеры. - И еще один вопрос… Вы пили до того, как сесть в машину или после? Он лукаво улыбнулся, застрелял глазками, плечиками пожал, мол, ни-ни — ни до, ни после — и тут же вскрикнул от боли. Боже! За что мне все это? Что я сделала не так в своей жизни, чтобы принимать столько испытаний? Утащила у мамы без спроса конфеты? Так это же было один раз, и то — в третьем классе! За что такая кара суровая? Я готова отказаться от сладкого навсегда… ну, хотя бы на год… месяц… Да, лучше на месяц!.. Так вот, я готова отказаться от сладкого на целый месяц, лишь бы только не видеть больше ни Жданова, ни Старкова, ни Малиновского… - О, Катенька, вы приехали! Не-на-ви-жу! Как же я ненавижу этот голос. Я медленно обернулась и впилась тяжелым взглядом в товарища Малиновского. Тот резко перестал улыбаться. Икнул. И как бы оправдываясь показал мне жестяную баночку в руках. - Вот! - Что вот? - Пиво, - ответил он гордо. - Холодное! Держи, Палыч! Приложи к синяку. К которому? - хотелось мне возопить, но я сдержалась. Ни к чему разбазаривать свои нервные клетки так щедро, что-то мне подсказывает, что они мне еще пригодятся. - А снег нельзя было приложить? Малиновский вздрогнул, вытаращил на меня глаза. - Точно! Снег! Как же я сразу не догадался… - А вы скорую вызывали? - Не нужно никакой скорой! - подал голос Андрей. - Вот. Андрюха против. Я тоже, если честно. В Новый год, и в скорую. Пф-р. Мерзость! - А вы не подумали, что у него что-нибудь сломано? Да помогите же вы мне его поднять! Я его дергала за руку, со всех сторон пыталась поднять, но Андрей сопротивлялся, не желая расставаться с сугробом. Роман Дмитрич хоть вызывал у меня острое желание придушить его или прихлопнуть каблучком, все же сейчас был единственным человеком, способным дотащить Андрея до машины. - Не поеду я домой! Не хочу! - сопротивлялся Андрей, и вскрикнул, когда Малиновский дернул его на себя. - А мы не домой поедем, - успокоила его я, и, сдержав слово, привезла в травмпункт. Там сдала этих двоих врачам, к моему приятному удивлению, находящимся в трезвом и даже шутливом настроении. - Не волнуйтесь, Екатерина Валерьевна, будут сопротивляться, уколим им чего-нибудь… усмирительного, - хитро улыбаясь, пообещал мне один из них, который силой тащил, как это не странно, Малиновского, отбивавшегося больше Андрея. - Это было бы прекрасно, - глядя прямо в глаза Роману Дмитричу, ответила я. - А некоторым можно и двойную дозу. Малиновский поежился, в пьяных глазах читался испуг. - Инквизиторша, - шептал он уходя, подгоняемый врачами, за дверь. Пока я ожидала их в коридоре, позвонила мама. - Все хорошо, не беспокойтесь. Машину Андрея мы оставили. Едем домой. Мамочка, не надо к нам. Поезжайте к себе… Да, конечно… Обязательно завтра к вам заедем. И Маргарита Рудольфовна? Замечательно! Да, папочка, да… Хорошо. Разумеется. И вас с Новым годом. Да… до завтра. Спокойной ночи. Да… пока. Да, мам. Пока. Хорошо. Да. Всё… Уф-ф… Тяжело. Тяжело врать. Тяжело продолжать этот блеф… Как же хочется разрубить всё сейчас же. Одним махом. Уехать куда-нибудь. Забыть эту историю. Начать жизнь с чистого листа. Мне так этого хочется — с чистого листа. Я чувствую, что целый этап, целая жизненная эпоха завершились во вне вчера… или раньше. Больше нет Дениса. Пусть не отомстила ему и вообще последняя решающая встреча прошла коряво, но его больше нет в моем сердце. Не волнует, не пугает, не существует… Забавно… Как будто вместе с Денисом ушли все страхи и сомнения, злость на себя и комплексы. Он ушел и забрал с собой ту Катю, которую так жаждал заполучить — жалкую, забитую, никому ненужную дурнушку, с которой в люди стыдно выйти. Та Катя ушла вместе с Денисом. И пусть уходят… Легко. Очень светло на душе от мыслей о будущем. Наверное, там впереди, действительно, поджидает меня что-то очень хорошее. Не может же быть, чтобы всегда страдать от одиночества и какой-то несложенности, неправильности происходящих вокруг событий! Где-то там, наверняка, есть и моя сказка со счастливым концом. И она рядом, я чувствую это… Вот только разберусь со Ждановым и Малиновским и обязательно встречу свою сказку. С распростертыми объятиями. - Екатерина Валерьевна, - вышел врач, - с этим ничего серьезного, - он кивнул на Малиновского, мило воркующего с медсестрой, склонившись над ней, пока она заполняла что-то в карточке. - А у другого перелом руки и жар. Мы, конечно, дали ему жаропонижающего, но… Я бы рекомендовал вам обратиться… - Никуда я не поеду! - послышался недовольный голос Андрея. - Никаких скорых и больниц. Я вошла в кабинет. Андрею накладывали на руку гипс. Он морщился, злился, на пылающем, красном лице выступили капельки пота. Его шатало. Он еле сидел, еле стоял. И алкоголь, даже если и был в организме еще десять минут назад, теперь выветрился окончательно. - Хорошо, - сказала я просто. - Мы поедем домой. А Малиновский… А Малиновского я сдам в надежные руки. Я вышла за дверь, и набрала Юлиану. - Юлианочка! И тебя с Новым годом!.. Ой не спрашивай. Все потом. Юлиан, у меня к тебе просьба… Ты можешь приютить Малиновского… Нет, я не сошла с ума. Его избили… немножко. Но не в этом дело, понимаешь, я не могу его сейчас упустить. Сама знаешь, что я с этим товарищем хочу серьезно поговорить, но сейчас, когда он в таком состоянии, не могу. А у тебя он будет под присмотром. Правда? Я тебя обожаю! Нет, тебя больше всех… Разумеется, больше шоколада. О чем ты говоришь? С чего ты взяла, нет, я не засомневалась. Тебе показалось. Я поспешила свернуть разговор. - Все, Юлианочка, тогда я сейчас к тебе его привезу. Отлично! Золотая клетка готова и ждет к заселению. Я вернулась в кабинет. Внимательно выслушала все рекомендации врача. Забрала, рецепт и рентген перелома, и результаты анализов. Андрей вышел молча, и всю дорогу до машины тихо и молча шел за мной, а вот Роман Дмитрич сопротивлялся, не хотел он покидать приглянувшуюся ему медсестру. Но ничего, сейчас мы его отправим на перевоспитание! Я завела машину, включила печку. Мороз крепчал и стекла уже успели покрыться тонкой корочкой льда. Дворники пришли в движение. Ледяная корка треснула и расползлась по краям. Я потерла замерзшие руки, крепко сжала руль, и двинулась с места. Малиновский что-то там рассказывал на заднем сидении, трещал без умолку. А вот Андрей молчал, и вздрагивая периодически, крепко обхватывал себя скрещенными на груди руками. Я следила за ним боковым зрением. И гнала быстрее, как можно быстрее. Печка работала исправно, но ему этого мало. - Катенька, я задохнусь сейчас. Приоткройте окошко, - завозмущался Малиновский. Задыхайтесь, Роман Дмитрич, на здоровье! - хотелось ответить ему. Но я снова пересилила себя. Не время еще… - Мы почти приехали, - я даже улыбнулась ему в зеркало заднего вида. - А куда мы приехали? - он завозился, принялся вглядываться в окна. - Туда, где вас очень ждут. Я припарковалась во дворе многоэтажек. - Пойдемте! Малиновский, словно на автопилоте, послушался меня и вышел из машины следом. Как раз в этот момент подбежала Юлиана. - И где у нас тут раненый? - заворковала она. - Вот он! Очень плох, Юлианочка. И очень нуждается в заботе и любви. - О, этого у меня с избытком. Пойдем, Ромочка. Она подхватила его под руку и увела, счастливо улыбающегося. Кажется, Роман Дмитрич потерял нюх, не чует западни. А еще охотником себя считает! Андрей был плох. Очень. Его колотило всего, выворачивало. Я думала поседею, пока доеду до дома. Снова гнала, превышала скорость, нарушала. И когда приехала даже выдохнула с облегчением. - Где мы? Вы меня тоже своей подружке сдадите? У него еще хватало сил иронизировать. - Мы приехали ко мне… домой. Пойдемте. - Большая честь, - проворчал он тихо. И мне так обидно стало. Плохо ему, очень плохо, и еще злится на меня за что-то. На меня!! Ту, которая на горло себе наступила, пытаясь помочь ему. Обидно. Так, что аж слезы, непрошеные, жаркие слезы рванули из уголков глаз. Я подхватила его, едва удержав, и медленно двинулась по искрящемуся коварному снегу, скрывшему тонким покровом лед. А где-то вдалеке по-прежнему гремел салют, и был праздник, с елкой, с подарками, со счастливыми веселящимися незнакомцами, и мама с папой, наверняка, уже дома пили чай и обсуждали «Зималетто» и Маргариту Рудольфовну, в частности (она им понравилась, это очевидно, и, наверное, хорошо, ведь так?), и увиденную изнутри великосветскую тусовку и просто красоту. Как хорошо, что в моем доме исправно работает лифт. Это фантастика! Никогда раньше не была так благодарна и счастлива лифту. Едва я нажала на кнопочку, как двери призывно распахнулись, и вот мы уже мчимся на седьмой этаж. И я впервые не боюсь этого полета и сомкнувшихся вокруг меня железных стенок. Я думаю только об Андрее, точнее о том, чтобы скорее доставить его в тепло и спокойствие. Ему очень плохо, и это состояние, словно инфекция, передается и мне, и я тоже вздрагиваю, и покрываюсь потом, словно пробежала стометровку за пять секунд. Ключи выпадают из рук. Я едва попадаю в замочную скважину. Андрей стоит, привалившись к стене, тяжело дышит. Ну почему я не отвезла его в больницу? Почему послушала его? Что мне теперь с ним делать? - Проходите, - провела его в гостиную, помогла сесть на диван. Андрей сразу же ухватился за плед и вкрутился в него, как в кокон. - Сейчас, сейчас… Чаю. Вы пьете чай? Молчит, но кивает… неуверенно, правда. Ничего! Сейчас, сейчас… Принесу ему побольше одеял, раз он так хочет закручиваться. Андрей благодарно улыбается, выхватывает у меня одеяла, прячется. И вскрикивает задев руку. Я тут же подбегаю к нему и помогаю укрыться поплотнее. Я настраивала себя на суматошную ночь. Не знала, как справлюсь, точнее, боялась, что не справлюсь, что температура не спадет, что… Да много еще всяких «что», но… Мои опасения оказались напрасными. Выпив чаю и согласившись после моих долгих уговоров, выбраться из-под одеял, чтобы скинуть с себя грязную изодранную одежду и переодеться в мой старый безразмерный банный халат, желтенького цвету, Андрей снова устроился поудобнее (насколько это вообще было возможно) на диване, и уснул. Просто уснул. Спустя какое-то время я осторожно подошла к нему, тихо положила ладошку на лоб. Он был холодным. Температура спала. Он расслабился. И уснул. Вот и хорошо… Вот и отлично… Теперь бы и самой как-то успокоиться… Я приняла горячий душ, долго стояла под струями тепла, пока не согрелась, пока внутри меня не перестал носиться сквозняк. А потом тоже обкрутилась одеялом, не включая свет, вошла в комнату, забралась на подоконник (привычка, любимая с детства), обняла подушку, и вгляделась в горизонт ночного города. - Ну, здравствуй, Новый год! Я тебя так ждала! Веришь, веришь? Каждый миг неустанно ждала. О тебе, о тебе, о тебе лишь Сочиняла смешные слова. Вымышляла волнующе сказки, Волновалась — то верно! И в ночь Призывала под заревом краски Увидать тебя, цельным, точь-в-точь. Где-то, где-то ты есть честно-честно! Где-то, где-то я встречу тебя, И скажу, может быть, неуместно, Лучезарной улыбкой слепя: «Как же долго ты шел! Невозможно! Наконец-то, мы встретились… Ты?». Подойду, прикоснусь осторожно. И не станет вокруг пустоты.