Холодное сердце

Кексик. М-м-мм… Румяный. С запекшимися гармошечкой боками… Что же ты делаешь со мною, окаянный? За что душу травишь, искуситель? О, боже! Он еще и с изюмом! И блестит-то как на солнце! Наверное, сиропом пропитан. Ох, что ж ты так смотришь-то!? Что манишь глазами-изюмами своими бесстыжими! Вражина ты коварная! А сироп, интересно, с какой пропиткой? Сахарной или ликерной? Нет-нет! Я не буду пробовать. Просто так спрашиваю. Любопытства ради… Слюна-то как течет! Предательница! А ведь я не ела сладкое уже… хм… целых три дня! Три дня? Как я выдержала это? Невероятно! Это же рекорд. Катерина Валерьевна, вы на верном пути. Десять дней из тридцати вы чисты от лишних вредных калорий, как отварные водоросли в пресном бульоне. Невероятная выносливость! Вот это сила воли и духа!.. Эм... Я, определенно, заслуживаю награду. А запах то какой! Нос готов провалиться в эти вкуснейшие россыпи… м-м-м… блаженства. И тут мой мозг капитулировал полностью, и ушел в себя от отчаяния - невозможности противостоять искушению. И руки тут же потянулись к желанному кусочку счастья, состоящего из теста, изюма и сотен лишних граммов к моей пока еще стройной фигуре, и яростно принялись запихивать свою добычу в мой рот. Всю целиком. Совершенно не отвлекаясь на процесс пережевывания. Просто героическая целеустремленность какая-то! Быстрее. Больше. И не важно, что крошки сыплются на новый бежевый костюм. Нет проблем! Руки уже их поднимают и… Нет-нет! Что вы делаете!? Это же антисанитарно, это не прилично, в конце концов!.. Крошки тоже отправились обратно — в мой забитый до отвала рот. И вот, когда я, идиотски похихикивая, уже сминала весь кексик целиком, с раздутыми щеками нависая над чашечкой чая, в самый ответственный момент, за моей спиной хлопнула дверь. Немая пауза. Мурашки табуном пробежались по телу, испинали сердце, то молниеносно пустилось вскачь. Я еле-еле удержалась, чтобы не поднять руки вверх и не закричать «сдаюсь», расплескав пережеванный кекс по ультрамодным аквамаринового цвета стенам кабинета и по начищенному до блеска окну. Удержалась, но и как быть дальше за эти несчастные доли секунды придумать не смогла. Сидела неподвижно и быстро-быстро жевала — это все, на что я была способна в сложившейся ситуации. За спиной послышались шаги. И это точно не Юлиана - к сожалению или к счастью пока еще не поняла. Глухой звук мужских туфель. Шаг, еще один, и еще один. Что же ты молчишь, зараза? Если это Константин, то я его… укушу! Тьфу его! Жевательный рефлекс, блин! Я смахнула рукавом пиджака крошки с губ и зажевала еще быстрее. - Катерина, я тебя не отвлекаю? Виталий Олегович. Только не это! Уж лучше бы Константин. Или Юлиана. Та покричала бы на меня за маленькую слабость и простила бы, обязательно простила. А тут… даже не знаю… Глупейшая ситуация. Позор тебе Пушкарева. - Кать, что-то случилось? Ты плохо себя чувствуешь? Даша сказала, что ты спала. Прекратив жевать, я медленно развернулась в кресле, усилием воли сохраняя максимально бесстрастное выражение лица... Кексик мертвым грузом лежал за щекой. Ответить, и вообще что-либо сказать, я никак не могла, поэтому небрежно мотнула головой, показывая, таким образом, что все в порядке, ерунда, ну поспала и поспала, с кем не бывает. - Прости, - приняв мое молчание за усталость, Виталий Олегович печально вздохнул и грузно опустился в кресло напротив. - В последнее время так много всего навалилось. Тяжело стало… всем нам. И вот даже сейчас, вместо того, чтобы спокойно отправиться на заслуженные праздничные выходные, мы загружены проблемами. Снова. Но, как ты уже поняла, я не об этом хотел с тобой поговорить… Не смотри на меня так испуганно. Пришлось сделать лицо попроще, максимально расслабиться и изобразить интерес. - Пытать я тебя не собираюсь, но… ты меня очень беспокоишь… Ты, прости, не хочу тебя обидеть, но раз мы друзья, а я надеюсь, что могу считать себя твоим другом… после всего того, через что нам с тобой пришлось пройти… Так вот на правах друга я обязан тебе сказать… - он нервно постучал по столу пальцами, и положил руки на колени. - Я беспокоюсь за тебя, Катя. Ты все больше и больше замыкаешься в себе, ты… Как бы это сказать… черствеешь… Становишься холоднее и безразличнее… Ты порою пугаешь меня… - посмотрел на меня внимательно, несколько секунд молча вглядываясь в мои глаза, словно искал в них что-то. - Я понимаю, что до нашей встречи с тобой приключилась какая-то беда… кто-то очень сильно обидел тебя… И это был мужчина. Прости, что я так прямо. Глупейшая ситуация в моей жизни и ужаснейший разговор. Ну почему именно сейчас? Неужели другого случая поговорить на столь щекотливую тему не нашлось? Почему бы вам, Виталий Олегович, не зайти на десять-пятнадцать минут позже, а не в момент моего грехопадения? - Ты никогда не рассказывала мне о себе. А я, не желая тревожить твои раны, не спрашивал. И был не прав. Потому что та девочка, которую я встретил когда-то была совсем другой. Живой. Переживающей. Искренней. Самоотверженной. Безобидной. И она совсем не похожа на эту… холодную, бесчувственную, деловую… леди. Душно. Как же жарко в этой рубашке. Руки потянулись вверх, расстегнули три пуговицы, и снова упали на стол. - Я не могу больше молчать, не могу стоять в стороне и бездействовать, наблюдая за тем, как ты постепенно убиваешь в себе... себя... Как ты обрастаешь... колючками. Совершенно ненужными тебе, - он поднялся с места, зашагал по кабинету. - Я понимаю, что это самозащита, - вдруг заговорил быстро. - Я думал, что «Зималетто» отвлечет тебя, заставит волей-неволей приспосабливаться к новому коллективу, заводить новые положительные знакомства. Ведь одно дело поднимать на ноги какую-то чужую компанию, и совсем другое, когда эта компания - твоя… Но ты… ты уехала в Швейцарию. И ударилась в сомнительные эксперименты с внешностью. Это еще почему это они сомнительные? - хотелось возмутиться, но нельзя, рот забит тестом, постепенно принимающим отвратительный горький привкус. Виталий Олегович перестал маршировать перед моим столом, остановился и снова встревоженно посмотрел мне в глаза. - Ты молчишь? Никогда еще не слышал, чтобы ты мне промолчала… Кать, что случилось? Отчаянно завертела головой и отвернулась. Не могу больше. Горько. Не проглотить и не выплюнуть. Его рука, едва касаясь, легла мне на плечо. - Я просто хочу, чтобы ты знала, что я всегда, в любой ситуации, на твоей стороне. И если захочешь с кем-нибудь поговорить, спросить совета, то один старый, хмурый ворчун всегда готов выслушать тебя. Иди сюда, - он привлек меня к себе и обнял, крепко, по-отечески. - Я надеюсь, мне достанется маленький кусочек тортика завтра? Нет-нет, я не напрашиваюсь в гости… Но могла бы и пригласить. Как же жаль, что нельзя показать ему язык. Только и могу, что сощурить глаза. - Все. Понял. Осознал. Ухожу, - отошел от стола, но вдруг вернулся снова и прошептал: - Иногда полезно выбираться из укрытия, чтобы пару раз свалиться в лужу и поплескаться в ней вдоволь. Поверь мне, оно того стоит, - и ушел. Остатки кекса отправились в мусорное ведро. В глазах щипало. От горечи и от слов, довольно неприятных, страшных слов. Он прав. Мне так невыносимо больно, потому что этот «старый ворчун», как он сам изволил себя называть, прав. Я глубоко ранена, заражена предательством и недоверием, агрессией и неуважением, озлобленностью и прочей ненавистной мне изначально гадостью, которая теперь, как термоядерная смесь кипит и извергается из меня неконтролируемой лавой. Да, я больна, неизлечимо больна, отравлена, и осознаю это. Вскочив в места, устремляюсь к окну, дергаю ручку, она не поддается. Я замираю, тяжело дыша… Поздно… Поздно что-либо менять. Дело в том, что поняв суть игры, вооружившись всеми действенными приспособлениями («колючками», как изволил выразиться «старый ворчун»), научившись побеждать ими всех подряд: и обидчиков, и простых случайных встречных, ощутив вкус победы, я сама уже, кажется, не смогу отступить назад — сдать оружие, затаиться и стать старой, доброй Катенькой, готовой всем и вся прислуживать и угождать. Я уже другая. Микросхема перепаяна, функции изменены. И обратно ничего уже не вернуть. Да и не желаю я возвращаться… Дернула со всей силы ручку, окно с треском распахнулось. На меня подул порывистый ветер. Я принялась жадно его вдыхать. Нет… Пусть лучше стану бесчувственной куклой, пусть останусь навеки одинока на вершине своей, воздвигнутой вручную, горы. Но никто, никогда не посмеет меня обидеть… Вы слышите, я не вернусь!.. Смахнув со стола скрепки, и припечатав какой-то документ кулаком к столу, я кинулась к двери. Если я зверь, то мне срочно нужна жертва. А самая лучшая кандидатура на эту роль, в сложившейся ситуации, это… хм… Зорькин! Придав лицу как можно больше бесстрастности, я двинулась прочь из своей офисной берлоги. Путь мой лежал в соседний отдел, находящийся этажом ниже. «Екатерина Валерьевна...», - начинали было обращаться ко мне сотрудники, но почему-то внезапно замолкали и расступались. Кажется, даже сквозь маску безразличия они научились определять степень моего негодования. На этаже Коленьки Зорькина, в его царстве-государстве, как всегда, скучковавшиеся секретари судачили о проблемах насущных. Проблемы эти, по обыкновению, были разного характера: от сломанного степлера до глобального потепления на Земле, и разгадать смысл и степень их направленности мне никогда еще не удавалось, хотя я, честно, пыталась, силилась вникнуть в суть, но уследить за столь быстрыми и столь нелогичными передвижениями женских мыслей так и не смогла, и старалась либо построить говорливых дамочек и разогнать по рабочим местам, либо пройти мимо них, не замечая. В этот раз привычная схема действий не удалась, потому как митинг имел невиданную доселе масштабность и по громкости превышал все допустимые нормы. Женщины наперебой что-то выкрикивали и топали ногами. Я даже забыла, зачем вообще сюда шла. Интересно стало безумно, особенно после того, как в самом центре толпы я увидала высокого мужчину, ожесточенно жестикулирующего руками, и пытающегося нестройный хор женских голосов перекричать. - Никуда я не уйду, пока не поговорю с вашим начальством, - выкрикивал он. Вот это картина! Вот это битва! Ну как я могу пройти незамеченной? - А что тут происходит? - требовательно произнесла я. Гул голосов смолк. Все, как по команде, повернулись ко мне. Внезапно женщин постигла немота. И легкий паралич нижних и верхних конечностей, и языка. В ответ мне было лишь невнятное мычание. Зато мужчина не растерялся: - Может быть, хоть вы мне сможете помочь, - он двинулся на меня, я мужественно не отошла назад. - Понимаете, я отработал в вашей компании уже два месяца, а зарплату мне так и не заплатили. - Быть такого не может, - в зарплатах я была уверена, как в том, что трава — зеленая, а небо — голубое. - Не заплатили! - гаркнул он, возвышаясь надо мной, и я ему почему-то поверила сразу. - Что Вам сказали? Вам как-то аргументировали это, - нет, я не сдвинусь с места, я скала. Ой, фикус. Чуть не сбила… спиной. - Видите ли… - «детина» замялся. - Меня уволили. - Уволили? Когда? - я сильнее, я главнее, в конце концов. Спину держи прямее, Пушкарева! И в глаза ему смотри! Ты начальница или тля дрожащая? - Две недели тому назад. За… систематические опоздания. Но, понимаете, у меня дочка болела, а оставить ее не на кого, и… - он посмотрел на меня жалобно. И я успокоилась. - И Вас уволили и не заплатили? - шаг вперед. - Да. - А сейчас Вы трудоустроены? - еще несколько шагов к нему. Он пятится назад. Секретариат шумно перерабатывает кислород в углекислый газ. - Нет. - А какую должность Вы занимали здесь до увольнения? - Я был охранником. - Анечка, скажи мне, пожалуйста, Николай Антонович уже нашел себе секретаря? - спросила, не сводя с этого типа пристального взгляда. - Н-нет, - выдавила Анечка. - Он сейчас у себя? - Н-николай Антонович? - Ну не папа же Римский, - какие же они тут все глупые! Я еще больше нахмурилась. Тип ссутулился, хлопал глазами и смотреть мне в лицо почему-то боялся. - Д-да. - Прекрасно! - я довольно хлопнула в ладоши. - Простите, как вас?.. Мужчина повертел головой по сторонам, и только потом нерешительно пробасил: - Леха, - прокашлялся, вытер ладони о джинсы, и вдруг спохватившись, исправился: - То есть Алексей. - Алексей, - начала я очень назидательно, - наша компания приносит Вам свои извинения. То, как с Вами обошлись, не справедливо. И я лично позабочусь о том, чтобы все исправили и деньги Вам вернули. Кажется, кто-то из секретарей крякнул. - А чего нам ждать? Я прямо сейчас этим и займусь. Идемте со мной, Алексей. Алексей, обрадованный перспективой получения своих законно заработанных денег, поплелся за мной следом, не задав ни единого вопроса. Весь секретариат провожал нас загипнотизированным взглядом. Пищи для разговоров им прибавилось недели на две, минимум. Главное, чтобы они меня, по ошибке, не воздвигни в ранг святых. Только мы скрылись за ближайшей дверью, как я решила прояснить ситуацию и выдать своему новому товарищу, который по ощущениям вдвое выше меня ростом, инструкции. - Значит так, Алексей. Услуга за услугу. Вы помогаете мне, я устраиваю вас на работу. По поводу зарплаты, это я уже пообещала, вам заплатят, без разговоров. Но я предлагаю вам большее, нежели просто деньги, я предлагаю вам постоянный заработок. Вы поможете мне? - А что нужно делать? - Ничего особенно, просто стоять рядом. И смотреть недовольно на одного нехорошего человека. Вы справитесь, я уверена в этом. Разумеется, он согласился. Коленька сидел в креслице и жевал пицу, разговаривая с кем-то по телефону. Мы с Алексеем вошли практически бесшумно, и остались незамеченными, потому как Зорькин, по обыкновению, сидел спиной к двери, лицом к любимому аквариуму и пялился на своих дорогих дам — золотистых рыбок. И я уверена, что он еще и рожицы им строил. - Да, устранили. Часть восстановлена, но сами понимаете… Конечно, буду… Да-да… Сейчас они приедут, и мы еще раз попробуем. Да, Виталий Олегович, сразу к Вам… Я понял… Катя? Н-нет… Не знаю… Вы так думаете? Что ж… я попробую… Но сами понимаете, что я мало что могу… Она меня… Он по-мальчишески крутанулся в кресле, и замер, увидев меня прямо перед собой. - Виталий Олегович, я Вам перезвоню, - промямлил он и деловито уткнулся в экран ноутбука. - Я занят, - проворчал, не глядя на меня. - Николай Антонович, а мы к Вам, - очень вежливым и очень официальным тоном произнесла я. Зорькин определенно заинтересовался. Посмотрел на меня недовольно, но вопросительно. - По какому вопросу? - По поводу трудоустройства. - Чего? - он даже от стола отодвинулся. - Ты же искал себе секретаря. Вот! Алексей… Простите, как вас… - Владимирович, - подсказал мне мой новый знакомый. - Алексей Владимирович. Ответственный, пунктуальный, честный. Лучшей кандидатуры тебе не найти. Колька посмотрел на Алексея Владимировича скептически. - Екатерина Валерьевна, - в тон мне начал он, - а по какому праву Вы занимаетесь подобными вещами? Мне казалось, что подбор кадров — не Ваша основная специальность. Я мило — ну, очень мило — ему улыбнулась. Зорькин даже поморщился, предчувствуя неладное. - Николай Антонович, а по какому праву Вы пособничаете моим родителям и Денису в организации моего дня рождения? Коля с лица сменился. - Денису? Этому… как его?.. Старкову?! А-а… он опять объявился? - Только не делай вид, что ты ничего не знаешь. - Кать, я, правда, не… Я неделю зашиваюсь в работе и к твоим не успеваю заезжать… А он… Что он хочет? Не знал. Он ничего не знал. Вот как… Все напрасно… Тяжкий груз усталости навалился на меня. Ноги подкосились, я быстро опустилась в кресло и шумно выдохнула. - Я не знаю… Вернее знаю, но боюсь даже думать об этом. * * * Я кинулась ему на шею, прижалась крепко и быстро прошептала: - А я раньше освободилась. Ты меня тут давно ждешь? Поехали скорее отсюда. Денис отцепил меня от себя и посмотрел в мое лицо с недоверием. - Очень есть хочу, - улыбнулась и снова прижалась к нему. Кажется, он поверил. Я даже почувствовала, как он облегченно вздохнул и улыбнулся мне в губы. - Так чего же ты ждешь? Прыгай скорее, - распахнул дверцу папиной машины, на которой родители меня еще в школу отвозили в детстве. И сам поспешил скорее сесть за руль. И вот, когда Денис полностью расслабился и, хищно улыбаясь, принялся расписывать прелести дачи, в целом, и той на которую он меня вез прямо сейчас (голодную, вскормленную лишь обещанием сытого ужина через полтора часа — по прибытию), в частности, я огорошила его вопросом: - А кто это звонил? У тебя проблемы с деньгами? Денис чуть вписался в поворот, и, ругнувшись себе под нос, кинул на меня мрачный взгляд: - Нет… То есть да… Но ты не бери в голову. Это ерунда. Я разберусь, - пробормотал неохотно и тут же переключился на тему дачи. - Денис. Я уволилась. Он снова выпустил руль из рук, снова машина вильнула чуть в сторону, но удержалась на трассе. - Как это уволилась? Почему? Ты… Тебе же нравилась эта работа. - Я с начальством разругалась. Меня теперь ни в один приличный банк не возьмут. - Вот, черт! - ударил по тормозам. - Осел что ли! Куда прешь! - заорал он через приоткрытое окно. - Кто им только права таким выдает! Придурки! - Денис… я не знаю, что мне делать. - Кать, не расстраивайся ты так. Найдем мы тебе работу. С твоими мозгами ты заслуживаешь большего. А ты… Ты сильно с ними разругалась? Кать, ты не подумай, - он еще сильнее сжал руль, - но ты сможешь мне помочь кредит взять. У тебя же остались там знакомые. - Нет. Меня теперь все там ненавидят. - Как же так можно, Катя! Ты когда-нибудь научишься вести себя с людьми нормально, а не как... Денис снова ударил по тормозам. И меня вырвало. Снова. Хотя, казалось бы, уже нечем. - Кать, тебе плохо? Да, что с тобой такое! - он вытащил меня из машины отвел в какое-то кафе, помог умыться. Я соврала, что мне плохо стало от голода. И Денис, виновато пожав плечами, побежал скорее покупать нам немного еды в дорогу. Как только он вышел из туалета, я присела прямо на пол давясь невыносимой болью, согнувшей меня пополам. Я уволена. Денис мне врет. Я вижу, что врет. Деньги ему очень нужны, но вот, в чем парадокс — он меня действительно хочет… Дрожь пробежала по спине. Нет. Я не хочу! Мне это не нужно. Он мне не нужен. Что было потом я запомнила смутно. Денис меня забрал из туалета, вывел наружу, и мы долго стояли с ним обнявшись. Он мне что-то говорил, успокаивал. А потом увез… на дачу. А на даче, после долгой прогулки вдоль реки, после сытного ужина, он отвел меня в комнату на втором этаже, толкнул на кровать и… Он был груб, неистов, решителен. Он сминал меня, словно фарш, живое мясо. Придавил собою к постели, до боли сжал мои руки, закинув их мне за голову. Он сковал меня. Целовал, не слыша протеста, не реагируя на мои попытки вырваться… Я извивалась под ним, как загнанный зверь, уворачивалась от рук, сползала вниз, но каждый раз бесцеремонно была возвращена на место. А потом я его укусила. За язык… Денис отпрянул. Ругнулся. Я сплюнула его кровь. Вскочила на ноги и убежала из комнаты, а затем и из дома. Я была почти голой. В изодранном платье, босая. В темноте, среди ночи. Бежала долго, пока не увидела чуть приоткрытую дверь в какую-то постройку, то ли сарай, то ли гараж. Я забежала внутрь, забилась в угол посреди какого-то хлама, и, обхватив колени руками, принялась тихо раскачиваясь, что-то напевать. Это была долгая ночь. Страшная, мучительная. Оставшись наедине с собой, с невыносимой болью и разрывающей душу обидой, одна Катя — новая, ожесточенная, не желающая мириться с обидами, не желающая терпеть и унижаться, уничтожала другую - наивную, добрую, нерешительную девочку, верящую в любовь и советующуюся с мамой по каждому поводу. Рано утром меня нашли хозяева постройки. Они вызвали милицию и скорую. Дениса арестовали. А меня доставили в Москву на карете скорой помощи. - Молчит, - шептались между собою санитары. - Сломал девочку. - Тут не терапевт нужен, а психиатр. Ушибы заживут, а вот душевные раны… Меня оставили в больнице на несколько дней. Дали успокоительных. Три дня подряд я проспала. Родителям позвонила только на четвертые сутки и сказала, что решила задержаться на даче еще немного. Они даже не спросили, почему, только обрадовались, что Денис смог отвлечь меня от рутины, что я, наконец, отдохну и развеюсь. Да уж… отвлек… Но главное, что они ничего не узнали… И узнать не должны. Ни в коем случае! Когда сонливость отступила, и многочисленные ссадины перестали щипать и кровоточить, я вызвонила Зорькина и огорошила его собой. - Катька, - твердил он мне, спускаясь вниз по ступенькам. Мы убегали из больницы без выписки. - Как же так! Ну как так-то! Я же тебе говорил! Я же говорил, что он… - Что, Коль? - Негодяй, подонок… Кать. - Ты полагаешь, что я совсем дурочка и ничего не замечала. Да знала я все, Коль! И про пари знала и про то, что он… что ему нужно было… И как он… Нет, слез не было. Совсем не было слез. Только очередная боль в желудке. Невыносимая. - Катька… Зато Коля плакал. Я впервые в жизни видела его таким. Колька-а… Он меня спас тогда. Решил вопрос с родителями, с банком, помог уволиться без отработки, мне оставалось только документы сходить забрать. Коле их на руки отдавать отказались. Наверное, ждали меня, хотели в глаза мне посмотреть... Колька не оставлял меня одну ни на минуту. И даже если уходил, то все время звонил, проверял. Боялся, что я… Не знаю, чего он боялся, что увидел в моих глазах такого, что заставило его так мучиться и переживать. Но он был рядом. И за это я ему безумно благодарна. Я еще неделю жила у Коли. Соблюдая только один маршрут: кухня — диван, расположенный в комнате Колькиной мамы (она как раз в это время уехала к подруге погостить и комната пустовала). А когда пришло время возвращаться домой… Я отчетливо помню этот день, этот миг… Я стояла у зеркала и тщательно осматривала себя на наличие хоть каких-нибудь следов побоев. Вглядывалась в свою шею, руки… и ненавидела свое тело. Ненавидела себя, ту, которую видела в отражении. Ненавидела так, словно та Катя была каким-то отдельным от меня человеком, виновным во всем, что случилось со мной. Мне хотелось ударить её, убить, растоптать и никогда, никогда больше не видеть. Я злилась на саму себя за то, что была слабой, за то, что поехала на эту чертову дачу, заранее зная, что любая связь с Денисом ни к чему хорошему не приведет, пошла за ним, видя в его глазах зверский, охотничий блеск, пошла, признавая свое поражение, признавая роль жертвы. Я сдалась, как последняя идиотка! Ох, как же я себя ненавидела! Переполненная злостью и отвращением к себе и к своей никчемной жизни, я шла домой, к родителям, заранее готовясь к встрече с ними, репетируя счастливую улыбку и беспечный рассказ о чудо-отпуске на даче и о том, как Денис вдруг неожиданно был вынужден уехать к дальней родственнице, которая тяжело больна и нуждается в уходе и внимании. Ах, какую благородную историю я выдумала! Белоснежный рыцарь в конских доспехах… Тьфу… То есть рыцарь в доспехах на белоснежном коне… Хотя нет, первый вариант куда правдивее... На подходе к дому моя улыбка, кажется, получалась уже максимально искренней. Но у подъезда меня остановил какой-то мужчина. - Екатерина Валерьевна? Наконец-то я вас нашел, - его черные густые брови взлетели вверх, он улыбнулся мне. - Простите, я не представился вам. Меня зовут Виталий Олегович, и мне срочно нужно обсудить с вами один вопрос. Я не хотела идти домой. И этот человек показался мне спасением от встречи с родителями. - Я вас слушаю. - Простите, но могу ли пригласить вас пообедать? - Конечно. История о конских доспехах немного подождет... Даже не знаю, почему я так легко согласилась сесть к нему в машину. Наверное, почувствовала, что опасность мне не грозит, или же то тепло, что исходило от этого человека, привлекло мое израненное сердце. Это трудно объяснить, трудно понять. В моих поступках тогда было мало логики. Я просто шла на свет, как слепая, щурясь, не доверяя до конца, но надеясь. Надеясь обрести себя новую, а не ту, что так не ненавистна в зеркальном отражении. - Екатерина Валерьевна, этот кредит был для нас жизненно необходим. Вы даже не представляете, что для нас сделали. - Почему же, представляю, - я скупо улыбнулась, краешком губ. - Я узнал, что вас уволили. - Да, это так. Но Вы тут совершенно не причем. Я написала заявление об увольнении еще до Вас, поэтому… - Екатерина Валерьевна, скажу Вам честно: услуга за услугу. Вы помогли мне, а я хочу помочь Вам. Деньги Вы не возьмете, - сощурился лукаво. - Но предложение работать, думаю, примите. Я прав? Да, он оказался прав. Я согласилась работать, даже не поинтересовавшись, какую же должность мне «подарили» за «услугу». Лишь спросила адрес и время, к которому нужно было подойти. Виталий Олегович предлагал отвезти меня обратно, но я отказалась. Сказала, что хочу прогуляться. А на самом деле, отправилась в банк, за документами… Встреча с бывшим начальником и Леночкой поставили жирную точку в моем, и без того хрупком, психическом равновесии. - Катя, как же так, - сокрушался начальник. - Серая мышь! Вы бы слышали, что она мне говорила, - шипела Леночка. Я вышла из банка без чувств и каких-либо мыслей. Купила в ближайшем киоске шоколадку и медленно двинулась по улице, не задумываясь о цели маршрута. Развернула шоколадку, откусила кусочек, и вдруг натолкнулась на свое отражение в кристально-чистом зеркальном стекле высокого здания, напоминающего башню. Увидела себя и разревелась, впервые за последнее время. Слезы текли по щекам, смешиваясь с шоколадкой. Я добрела до ближайшей скамейки, и только тут вдруг осознала, что это — та самая скамейка, где у меня из рук выпали мандарины, где я встретила Дениса. Я заплакала еще сильнее, еще громче. - Девушка, вы сейчас всех клиентов распугаете. Надо мной склонилась женщина с короткими рыжими волосами. - Я… простите… Я сейчас, - уткнулась лицом в рукав. - Нет, так дело не пойдет. А ну-ка прекратите плакать! У нас тут, между прочим, показ модной одежды, вон в том здании, - ткнула пальчиком в зеркальную башню. - «Зималетто» называется. Не слышали? Я отрицательно покачала головой. - Да вы что! - она сделала большие глаза. - Как это возможно! Вы… простите, как вас зовут? - Катя. - Катенька, вы очень многое упустили. А ну-ка пойдемте со мной. Мы сейчас умоемся и… Сергей Сергеич, помогите нам, пожалуйста, подняться. Подбежал какой-то мужчина, подхватил меня под руку слева. И я вошла вместе с ними в… «Зималетто». * * * - Юлиана, я не знаю, что делать, - донесся до меня голос Зорькина. - Она всегда дуреет, когда он появляется. И с каждым разом все сильнее. - Так, спокойно! Катерина в надежных руках. Я открыла глаза. - Что случилось? - ох, как у меня горло хрипит! Я прокашлялась, привстала на локте. Голова немного кружится, поэтому подниматься дальше я не рискнула. - Кать, ты как? - ко мне подбежал Колька. - Ты сознание потеряла. А потом в себя пришла и… Кать, ты уснула. Сразу. И Даша сказала, что ты спала. Что с тобой, Катька? Рядом присела Юлиана. - Катюш, я своему врачу позвонила, он уже едет сюда. Ты как? - Все хорошо. Юлиан, не надо врача. - Как это не надо! Очень даже надо! Со здоровьем не шутят. - Я не выспалась просто, вот и… - Никаких просто. Сейчас ты выпьешь крепкий чай с конфетой! Потом тебя осмотрит Женя. А потом мы будем разбираться с Денисом и твоими родителями. Алешенька, принесите нам чаю. В кабинет вошел Алексей, тот самый, которого я спасла от толпы спорящих секретарей. Поставил поднос с чаем и удалился. - А-а… - немой вопрос застыл на моем лице. - Раз ты порекомендовала, я решил прислушаться. Устроил его пока на испытательный срок, - Колька улыбнулся. - Хороший парень. Ответственный. Уж он точно ногти не будет красить на рабочем месте. - И журналы листать не будет, - поддакнула я. - А можно мне пирожное, а то конфета как-то не очень справляется с головокружением? - невинно поинтересовалась я. - Так, Катерина, имей совесть! Ты сначала со мной в тренажерный зал сходишь, а уже потом мы с тобой поговорим о пирожных. Вот нахалка! Пей свой чай. Эх, кексик… Ты был хорош. Но давно, не вовремя и... тебя было мало. «Зималетто». Значит это случилось возле «Зималетто». А я даже не запомнила. Не узнала…