Холодное сердце

Голова раскалывалась, трещала по швам, малейший звук, доносившийся извне, раздавался в ней раскатами грома, и молниями бил в глаза, которые не переставали слезиться с тех самых пор, как открылись — с утра, которое началось для меня всего несколько часов тому назад. Несколько часов, которые хотелось бы забыть, вычеркнуть из памяти и никогда больше не повторять. Несколько часов похмелья… Несколько часов ада… И вот я лежу на столе, в своем кабинете, до которого с огромнейшим трудом удалось добраться, доползти через злой город с шумными машинами и пешеходами, мельтешащими до тошноты быстро. Слышу, как секретари активничают в приемной, как переговариваются, что-то обсуждают. Наверное меня… Ну а кого же еще?! О ком им думы думать, как не обо мне? Ведь дел то нет, заняться нечем! Работой? Не, не знаем, не интересно. У-у-у! Уволю-ю-ю!.. Пф-ф… Даже говорить не получается, только хрипеть нескладно. Щека коснулась чего-то холодного. И мне не нужно было даже прикладывать усилия, чтобы открыть глаза и посмотреть, что там, потому что я и так прекрасно знаю, что это бутылка виски. Скорее всего не пустая. Не пустая? Хм. А вот это уже интересно! Рука лениво проскользила по поверхности стола, сгребла стеклянный источник вдохновения, который, на мое счастье, еще не иссяк, и открутив крышку, поднесла его к моим пересохшим губам. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь… Отлично. Восемь, девять, десять, одиннадцать… Пожалуй, хватит. Пока достаточно. Дурацкая, конечно, привычка считать глотки. Никак от нее не могу избавиться. Проще бросить курить. Хотя я уже бросил. Вроде как… Хлопнула дверь, вызвав в ушах волну землетрясения и ненависти. - Палыч, я такое узнал! Малиновский ввалился в кабинет, как трактор — громко, грубо, шумно, и без спроса. - Ты слышишь меня? - потряс меня за плечо. Я недобро оскалился, и Ромка отступил. - Отставить умирать! - рявкнул он, отойдя на несколько шагов назад (это чтоб я не достал). - Рядовой Жданов, родина, в лице родной компании, призывает вас в бой! И посему, отставить самобичевание, самоуничтожение и… - Меня отставь, пожалуйста, - пробормотал я, отворачиваясь от яркого, слепящего солнца, бьющего в меня лучами из окна. - И самоиронию тоже! Андрюха, я все нашел, - сказал он уже тише. Шлепнулся в кресло. И замолчал, хитро пялясь на мои мучения. Но я все же оторвался от стола и даже сел. Вполне цивилизованно, откинувшись на спинку кресла. - Что ты там нашел? - любопытство пересилило хор металлики в моей голове. - Я навел кое-какие справки… - он задорно постучал пальцами по столу. Я скривился, но перетерпел, и не оторвал Ромке пальцы. Хотя очень хотелось. Но сейчас я слаб. И он, гад такой, это знает. Поэтому и провоцирует. - Вот, друг мой, досье на мадам Пушкареву Е. В. Папка с документами приземлилась на стол. Морщась и проклиная все на свете, я попытался открыть глаза пошире и распознать письмена в столь ценной папке. Но глаза слезились, буквы плавали, а возмущение закипало. Чертыхнувшись, и переломав пополам ручку, я мрачно уставился на Малиновского. - Что такое? - издевательски произнес он. - Плохо? Очень странно. С чего бы это? - в «замешательстве» почесал затылок. - Неужели похмелье?! - в притворном ужасе приложил ладони к щекам. - Неужели пана Жданова пробрали какие-то две бутылки виски и знойная брюнеточка в качестве дижетива? Не верю! Не мог пан, во-первых, нажраться… простите, укушаться. У него же ответственная миссия! Он же должен быть трезв, как стеклышко, свеж, как овощи с грядки, горяч, как кавказский бойс бэнд и очарователен, как Степашка из «Спокойной ночи малыши». Верно? Последний вопрос он гаркнул уже нависнув прямо надо мной. - А во вторых? - нагло поинтересовался я. - А во-вторых, ты подлец, Жданов. Как ты мог? Я ночи не сплю, думаю, как нам выбраться из этой задницы, как рассчитаться с долгами и избавиться от нашей колонизаторши, Катерины Валерьевны. А ты! Ты что делаешь? - Я тоже думаю, - промямлил я. - Это когда же ты успеваешь? Когда бухаешь или когда трезвеешь? - И там и там. - Как интересно! Жданов, ты же герой! Цвет нации! Значит, мне нечего бояться. Когда нас выгонят на улицу, ты сможешь вывести нас, укажешь дорогу… на биржу труда. Так? С котомками. Вот с этим степлером. И твоим портретом в полный рост! О, я понял! Жданов, ты когда идти не сможешь, портрет пойдет вместо тебя. Это же гениально! Он рывком встал. Кресло упало на пол. Я оторвал голову от стола. - Вот портрет, - махнул рукой на стену, - ты можешь уже сейчас отправляться на биржу… А я, - медленно приподнялся на ноги и шатаясь прошел к столь привлекательному и желанному в данную минуту графину с водой, - я поработаю немного и… Малиновский подскочил ко мне со спины и треснул рукой по плечу. - Андрюха, в том то и дело, что поработать нам тут, - обвел пальцем кабинет, - осталось действительно совсем немного. Неужели ты не понимаешь? Я жадно пил воду, капли текли по шее, под воротник рубашки, а Ромка изгалялся в убеждении меня неразумного, что только мои чары, направленные прямо в сердце Екатерины Пушкаревой, смогут растопить кредитные долги и разрушить все проблемы. - Понимаю, - скупо ответил я, присаживаясь, а точнее укладываясь, на мягкий зелененький диванчик, и передернулся, когда пред мои взором предстала та самая Екатерина. Честно говоря, я даже не могу точно назвать, что конкретно меня в ней раздражает. Внешне она ничем не отличается от прочих женщин, вращающихся в светском обществе. Так же накрашена, причесана, так же вызывающе одета. Эта Екатерина Валерьевна вполне могла сойти, например, за мою секретаршу. Не зря же я ее спутал тогда, во время собеседования. Единственное, что вызывает вопросы, так это то, каким образом она получила работу финансового директора, и как справляется со своими обязанностями. Она же глупа! И взбалмошна! А еще глаза хитрые! Бесит она меня. И точка. - Ром, давай ты, а? Малиновский раздосадованно махнул рукой и тоже присел рядом со мной. - Тебе, я гляжу, наплевать на всех. На меня. Да что там на меня, на сотрудников компании, которые, возможно, под руководством госпожи Пушкаревой лишатся своих мест. Неужели ты думаешь, что она долго будет стоять в сторонке и смотреть, как ты играешься в президента ЕЕ компании. Андрюха, ты понимаешь, что «Зималетто» нам уже не принадлежит. Тебе не принадлежит. Это ЕЕ компания. И как долго эта дамочка будет проявлять великодушие я предсказывать не берусь. Да она хоть завтра может заявиться сюда и выгнать нас взашей. И будет иметь на это полное право. Неприятный холодок прошел по спине. - Но мы же акционеры, - неуверенно пробормотал я. - А у нее контрольный пакет акций. И связи — ого-го! - И что?.. - я приподнялся, сел. - Что ты про нее узнал? - Вот! Вот это правильный вопрос. Вот теперь тебя хвалю я, вот теперь тебя люблю я. И вообще, Андрей, давай уже выходи из своей этой спячки, выплевывай лапу и выползай из берлоги. - Так зима же. - А весной уже будет поздно… Ромка схватил со стола папку, развернул, недобро усмехнулся и сказал: - Скажу честно, Катенька наша с самого начала вызывала у меня бурю подозрений. Слишком уж странная и стервозная. А как смотрела на меня. С ненавистью, - передернулся и вжал голову в плечи. - Уф!.. Короче, пока ты заливал горе и проваленную в кафе миссию эликсиром молодости, я героически обратился к детективу, чтобы он навел кое-какие справки о Пушкаревой Е. В. И вот! Результат. Короче, Палыч, Катенька Валерьевна — тот еще экземплярчик. Образование у нее хорошее, красный диплом и все такое, это так… но вот с характером… да и вообще с головой… не дружит она, короче. Бзики капитальные. И плюс ко всему невероятно любит власть, любит, когда перед ней лебезят, когда подчиняются. Она королева по своей сути. И кавалеров подбирает себе под стать — ущербных, закомплексованных, либо же ниже нее по статусу, как, к примеру, Константин. Но не многие выдерживают. Только один бедолага продержался полтора года, а потом сбежал, переехал в Казахстан. Жданов! В Казахстан! Ты понимаешь, парень этот сам москвич, из не бедной семьи… и в Казахстан. А знаешь почему? Потому что Катенька по большей части ориентирована на Европу и в командировки отправляется исключительно только туда… Но это еще не все. Еще двое лечатся в наркологической клиники от пьянства. Трое умерли… при неизвестных обстоятельствах… Но и это еще ничего. Ерунда. Другого таракана госпожи Пушкаревой зовут «люблю забивать шкафы одеждой, которую надену максимум дважды». Она помешана на шопинге. И не любит, когда с ней спорят. Вообще не идет на компромиссы! Ты представляешь? - Это все? - я нахмурился, предчувствуя, что Ромка сейчас выложит самое ужасное. - Почти… Вот тут прочие детали и... список ее дел на неделю. Очень рекомендую тебе освежиться, причесаться, и изучить, нет, выучить все наизусть. Приду, проверю. - Только двойку не ставьте в журнал, - промямлил я слезливо. - Андрюх, ты же понимаешь, что Катеньку упустить нельзя?! Иначе ее не упустит кто-нибудь другой… И мы лишимся всего. Послушай, этого ли хотел Павел Олегович? Чтобы ты вот так вот сдался? Ах, Ромочка решил перейти к тяжелой артиллерии, надавить на больную мозоль. Ну-ну. - Нет, он хотел, чтобы я ухлестывал за размалеванной идиоткой, и чтобы вернул компанию через постель. Ромка вспыхнул, вскочил на ноги. - Ой, дурак… Ради кого я стараюсь? Зачем? Распинаюсь тут. Да пошел ты! Он кинул папку на пол. Развернулся к двери, собираясь уйти, и вдруг замер. Я проследил за его взглядом, и увидел за стеклом притаившийся силуэт. - Кто там! - рявкнул я. Силуэт вздрогнул, зашевелился. - Стоять! Руки вверх! - силуэт медленно поднял руки. Ромка подошел к двери и резко распахнул ее. Там стояла Татьяна. Перепуганная, с большими, выпученными глазами. - Так, кто это у нас тут такой? - деловито поинтересовался Малиновский. - Дамочка пройдемте, - подтолкнул Таню в кабинет и склонившись над ухом громко спросил: - На кого шпионим? - Я? - испуганно икнула Татьяна. - Ни на кого… Ой, то есть я не шпионила… Я просто… - Вы просто подслушивали, - грозно объявил Роман. - Нет, - она завертела отчаянно головой. - Я ничего не слышала. В приемной звонил телефон… а я пришла за документами. А Полины нет… вот я… - А где Полина? Моя новая секретарша уже успела не единожды отличиться с опозданиями и пропаданием неизвестно куда среди рабочего дня. А вначале такой пунктуальной показалась. - Так она же на обед ушла. - Уже обед? - Нет, через пятнадцать минут, - пробормотала Таня. - Андрей Палыч, можно я пойду? Я правда ничего не слышала. Разбираться с ней дальше, воспитывать дисциплину путем запугиваний и штрафов не было ни сил, ни желания. - Идите, Таня, - великодушно разрешил я. Пончева поспешно ушла, и головная боль, кстати, тоже… ушла. А вот Малиновский остался. И глаз с меня не спускал. Я прошел к столу, открыл бутылку виски. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь… По телу разлилось тепло. И я, задумавшись, попытался трезво (насколько это было возможно) оценить ситуацию и то, что предлагал мне Ромка. - Знаешь, лучше бы она оказалась страшненькой, - убежденно заявил я. - Это точно. Таких проще влюблять в себя и проще ими управлять. Открытку написал, подарил плюшевого мишку, и все, она счастлива, а тут… Тут надо поработать. - Что ты имеешь в виду? - я опасливо отошел в сторону. - Судя по запросам госпожи Пушкаревой, твоя персона в данном виде ее не привлечет. Неудивительно, что ты ей сразу не приглянулся. Не той масти король... Поэтому придется слегка изменить твой вид и создать образ… Он прошелся, обошел меня со спины, задумчиво хмыкнул и выдал: - Ты должен быть жалким, слабохарактерным. Но это мы сделаем. Это не сложно… Еще бы болезнь тебе какую-нибудь… - пробормотал он задумчиво. - Боязнь высоты, например, клаустрофобия… Неплохо. А может тебе позвоночник сломать?.. А что, на коляске ты бы смотрелся ну очень жалко, а значит привлекательно для Катюшки. И… Очки! Точно! Тебе нужны огромные очки! И астма!