Не сегодня

— Значит нам просто нужно быть осторожнее, — спокойно произносит Адриан. Дюпен-чен по-прежнему выглядела так, словно не поверила в его «просто» и продолжала безбожно паниковать. Естественно, все было не так легко, как он хотел показать ей. Девушка имела дурацкую привычку тревожиться без причины, однако на этот раз блондин не был до конца уверен в том, что причина в действительности отсутствует. Натаниэль был тем еще ублюдком и рассчитывать на то, что его молчание продлится долго, совершенно не стоит. Вот и Маринетт не верила в него. — Каким образом осторожнее? Нат будет подозревать мой каждый неправильный взгляд, брошенный в твою сторону, и докладывать об этом твоему отцу, — нервно бормочет брюнетка, запуская руки в волосы. Всем своим видом выражая страх и беспокойство. — Эй, мой отец не привык верить предположениям без существенных доказательств. К тому же, он даже не знает о том, что это мы, так что пока что паниковать не стоит, — наливает воду в стакан и протягивает Маринетт, странным и нелепым образом начиная нервничать вместе с ней. Словно ее тревога передавалась ему. Дюпен-чен высушила стакан за считанные секунды и Агресту уже показалось, что она выдохнула и успокоилась, однако после она проговорила: — Когда меня уволят, паниковать будет уже поздно! — Тебя не уволят. Отец доволен твоей работой и не станет искать нового ассистента в середине европейского тура. Маринетт вновь не выглядела убежденной и блондин перешел к решительным действиям. — Послушай, — нежно берет лицо девушки в свои ладони, задевая лбом ее, — Я знаю, что это ужасно, но паникой ты ничего не решишь. Ну, разве что нервы себе испортишь, а они и так ни к черту. Просто хочу сказать, что все будет в порядке. Мы будем вести себя как ни в чем не бывало и при Натаниэле можем даже поругаться для убедительности. Поверь мне, я во всем разберусь. Наконец-то брюнетка успокаивается. Взгляд голубых глаз не истратил тревожности, однако дыхание ее стало менее интенсивным и сбивчивым. — Ладно, — одно слово выражало абсолютное доверие к нему и Адриан осознал, что будет ценить этот жест так, как не ценил больше ничто на свете. Внезапное желание поцеловать ее Агрест не смог сдержать (упустим то, что он вовсе не прекращал хотеть сделать это). Маринетт тут же среагировала, полностью обмякнув в его руках. Адриан же мгновенно напрягся. Каждый раз, сколько бы они не целовались, для него был словно в первый, и ощущения восторга и первобытного желания никак не угасали. Каждый раз ему приходилось балансировать на грани того, чтобы не сорваться. Бесконечно сдерживаться с ней казалось непосильной задачей, черт побери. В особенности когда Дюпен-Чен, очевидно, абсолютно не собиралась держать себя в руках и провоцировала одними своими гребаными вздохами, заставляя того практически рычать. Адриан не продержится долго таким образом. После слов брюнетки у него окончательно снесло крышу: — Не сдерживайся. Она шепчет на выдохе и Агрест молится ее словам. Он бы ни за что не стал принуждать к чему-то девушку, насколько сильно этого не хотел бы. Возможно, потому, что Маринетт слишком ему дорога и невыносимо сильно сумела повлиять на его жизнь, или потому, что не хочет торопиться с этим, хочет, чтобы все было по-особенному (боже, когда он успел стать таким сопливо-романтичным?). Во всяком случае, уговаривать Адриана не пришлось. Он уже и так чересчур долго мечтал об этом. Приподнять Маринетт за талию и прижать ее к стене не составило какого-либо труда, словно она ничего не весила. Стройные ноги сразу же обвернулись вокруг талии блондина, плотнее прижав к разгоряченному телу. Девушка продолжала его неистово целовать, доводя до грани, однако на этот раз Адриана ничего не сдерживало и он отвечал с наибольшим рвением, буквально ликуя от переизбытка чувств. Бледная кожа Дюпен-Чен покрывается мурашками, когда руки блондина оказываются под флисовой майкой и девушка судорожно выдыхает, оторвавшись от его губ, в то время как Агрест проводил дорожку поцелуев к шее. Сознание абсолютно отключилось и в данный момент не было ничего важнее, чем звуки, которые она издавала и ощущение восторга от того, что, черт возьми, наконец происходит. До тех пор, пока не раздался стук в дверь. Оба замерли. Маринетт кинула на него полный ужаса и замешательства взгляд, и тут же отпрянула, нервно растирая красные щеки. Даже паникуя, девушка умудрялась выглядеть очаровательно. — Я могу не открывать, — произнес Адриан, отчасти потому, что просто испытывал потребность в том, чтобы вновь успокоить ее. Дюпен-Чен так сильно переживала из-за этого, Агрест не хотел заставлять ее волноваться еще сильнее. — А если это твой отец? — скривилась брюнетка, поправляя волосы. Бесполезно. — Тем более не открою, — подытожил очевидное блондин. Они оба прерывисто дышали, одежда смята, да к тому же достаточно посмотреть на лицо Маринетт, чтобы понять, чем они тут занимались. Отец быстро и легко придет к правильному умозаключению. Стук раздался вновь, а вместе с тем торопливый и раздраженный голос: — Адриан, ты что там, уснул?! — Хлоя. Ее еще не хватало. Агрест надеялся, что подруга давным давно забыла о его существовании, по крайней мере, все это время он едва перекинулся с Буржуа парой фраз, в одной из которых он ее послал. Очень любезным Адриан был в то время, ничего не скажешь. Поколебавшись, блондин открыл дверь, стараясь скрыть раздражение на своем лице. «Ты не можешь ее послать и в этот раз», — напоминал он себе, — «ты ведь начал новую жизнь, относись хорошо ко всем». — Адриан, наконец-то! Конкретно сейчас ему дико захотелось вернуть старые привычки. Буржуа излюбленно повисла на нем, совершенно не замечая или же намеренно игнорируя Маринетт, которая между прочим, была его девушкой. Пусть блондинка об этом и не догадывалась. — Кхм, Хлоя, ты задушишь меня. — Извини, просто я соскучилась. Только сейчас Хлоя заметила Маринетт и вместо того, чтобы поздороваться, презрительно уставилась на брюнетку в ожидании. Словно говоря «смылась отсюда». Адриан уже было открыл рот, дабы сказать, что Дюпен-Чен никуда не уйдет, однако девушка перебила его: — Да, мне пора, мсье Агрест. Я позже зайду. — И принеси мне колу! — крикнула Буржуа вслед уходящей Маринетт. — Ничего она не будет тебе нести, — стиснув зубы, проговорил Агрест. Ненавидит. Как же ненавидит то, что им приходится скрываться, тем самым позволяя таким как Хлоя относиться плохо к Маринетт. Почему, черт побери, его новая жизни не включает в себя хотя бы одну возможность на то, чтобы послать куда подальше раздражающих людей? В последнее время Адриан плохо сдерживал агрессию, хотя правильнее будет сказать — совершенно не сдерживал. Довольно затруднительно делать это сейчас. — Давай быстрее говори, что ты хотела, мне нужно торопиться на примерку, — отмазка, на которую Хлоя купится абсолютно всегда, ибо «конечно, Адрианчик, выглядеть хорошо очень важно», всегда блондинка отвечала подобным образом. У них чересчур разные ценности в жизни. У него, по крайней мере, они наконец заслуживали место быть и совершенно не были связаны с самоистязанием и самобичеванием. Сейчас Буржуа, казалось, была расстроена тем фактом, что Адриану придется уйти, тем самым заставляя того замешкаться. Что происходит? — Хорошо, я просто.эм, хотела провести время с тобой? Но если ты не можешь, то…я думаю, я надеюсь, что ты бы не отказался пойти на вечеринку со мной? Слова подруги и то, как смущенно она выглядела и как бессвязно заикаясь, говорила с ним, вводило в еще большее изумление. Привычная Хлоя не стала бы нервничать, спрашивая это, да она вообще не стала бы спрашивать! Просто завалилась бы без стука в номер (что привело бы к страшным последствиям в данном случае) принесла костюм, в котором он безоговорочно должен явиться на банкет. Никакого интереса к его желаниям, никаких споров. Вот это Хлоя. Ее поведение также вызывало подозрения. Что-то здесь не так. — На самом деле, я не собирался на нее идти, — какими бы странными ни были ее планы, Адриан не испытывал какого-либо желания проверять их. И Хлоя решила добить его окончательно: она не стала спорить. Не стала возмущенно дуться и топать ногами. Не визжала и не заставляла Адриана явиться на вечеринку. Просто… ушла. В самом деле? Что случилось со старой Хлоей?

***

Они опасались вместе покидать отель, и сейчас это вовсе не чрезмерная паранойя Маринетт. У них в действительности был повод переживать по этому поводу. Сначала Нат, потом Хлоя — оба вели себя чересчур странно. Даже если и у Буржуа для ее поведения мог существовать ряд других причин, Адриан не перестанет подозрительно относиться к ней. По крайней мере, пока все не уляжется. Что насчет гребаного рыжего ублюдка? Нет смысла отрицать очевидную его осведомленность. Каким образом он смог узнать это? Насколько Маринетт была с ним откровенной? Столько вопросов. И лишь на один Адриан знал ответ: будь против отец и весь остальной мир, он не откажется от Маринетт, девушки, подарившей ему желанное успокоение с самим собой. То, что было ему так важно и так недосягаемо. Агрест не может это потерять. После того, как они встретились с Дюпен-Чен в другом конце города, та выглядела неожиданно расслабленно и вовсе не стала обсуждать произошедшее после того, как Адриан рассказал ей, чего хотела Хлоя. А обсудить было что. Например прогрессивно странное поведение блондинки, которая пару минут назад посчитала уместным отправить ему свое фото в платье, в котором та собиралась пойти на вечеринку. Зачем Буржуа так резко включила его лучшую подругу? Или даже больше, чем просто подругу. Черт, неужели Агрест перенял паранойю на себя? — Давай просто не будем думать об этом хотя бы этим вечером? Разберемся на месте. С этим трудно было поспорить, как и со взглядом Маринетт. Агрест сделал то, о чем мечтал последние черт знает сколько лет — съел пиццу с тунцом. И черт возьми, возвращаться после такого деликатеса обратно к пище, пересыщенной белками, было крайним издевательством. Какой смысл поддерживать вес, если это ограничивает от такого наслаждения. Оказавшись в замке Сфорца, Адриан совершенно не обращал внимание ни на что вокруг. И не просто потому, что уже был здесь, а потому, что в этот момент лицо Маринетт сияло еще ярче, чем когда она наблюдала за тем, как он ел пиццу. Девушка указывала на впечатляющие ее места, говоря о том, насколько это красиво и абсолютно не подозревая, что она намного красивее. Адриан уповал в мыслях о Дюпен-Чен, потому что явившись он сюда один и месяц назад, единственное, о чем он думал — мама. То, как они вместе гуляли здесь, пока отец был на работе. Тогда он жаловался маме, почему у папы постоянно нет времени на них, а она лишь ответила: — Не злись на него, он делает все, что может. И Габриэль действительно делал все, что мог. Даже когда мама была присмерти, в отличие от него самого. «Прошлого не вернуть» — вновь напомнил он себе, — «Сейчас я могу искупить вину только если буду жить нормальной жизнью и не потрачу ее зря». — Адриан, прекрати, — кажется, боль в его глазах была ощутима за километр, или просто девушка научилась воспринимать его эмоции и улавливать печаль на лице, не выражающем ровным счетом ничего. Именно с таким выражением он ходил по подиуму и раньше надевал на себе и вне. Постоянно. С Маринетт это было бесполезно. Не работало. — Все хорошо, — заявил Агрест, отбрасывая наводящие на тоску мысли. Не думать об этом. Не сегодня. Вновь озирается и осознает, что может не думать гораздо дольше, завидев сияющую улыбку девушки.

***

Возвращаться также пришлось по отдельности. Адриан просидел полчаса в ресторане за два квартала до отеля и только когда уже убедился в том, что Дюпен-Чен достаточно долго внутри и никто не заподозрит их свидание, он вошел в отель, чувствуя себя надсадно нервно и беспокойно (черт, он в действительности заразился паранойей). В следующее мгновение все тело пробрала дрожь, разливаясь мягким потоком по позвонкам, однако эти ощущения были вызваны уже совершенно другой причиной. Стоило ему вспомнить то, как звучал голос Маринетт, когда та ему сказала заветное «не сдерживайся», в джинсах стало извечно узко — привычное состояние последних нескольких недель. Конечно, это можно скинуть на долгое отсутствие близости, однако для Адриана такое явление также привычное. К чему скидывать, очевидно же, что все из-за Маринетт. Чертовски сексуальной и невыносимо желанной. Стискивает зубы, чувствуя себя крайне безысходно. Сейчас не время. Их отношения чересчур неустойчивы и поддаются бесконечной маскировке. Да и Дюпен-Чен вряд ли сможет расслабиться под таким давлением. В сознании вновь промелькает ее «не сдерживайся». Словно она молила о продолжении. Словно это было именно тем, чего она так давно желала, но не могла достичь. Черт возьми, он едва сдерживает себя от того, чтобы рвануть в номер Маринетт в эту же гребаную секунду. Прямо сейчас. Благо, тот находился в превосходной близости от номера Агреста. Прощай, сдержанность. В голове уже мелькали образы произошедшего и ноги с безбожной скоростью неслись по коридорам. Учащенное дыхание Маринетт, ее руки, скользящие по груди, губы, поражающие своим напором и мягкостью. Ее волосы, постоянно падающие на лицо и захватывающие ближайшее пространство своей пышностью и торчащими в разные сторону кудрями. Она всегда безуспешно пытается убрать их за уши, через некоторое время те все равно выскальзывают. Адриан настолько привык к ней. Сердце падает, стоит ему оказаться на нужном этаже. Дверь Маринетт открыта, и, наверняка, сама девушка стояла на пороге по ту сторону, пусть даже и не была видна его глазу. А вот Натаниэль был. И судя по его кривой улыбочке и слегка направленному вниз взгляду, он разговаривал именно с ней. Какое великолепное умозаключение, можно было просто остановиться на том, что конкретно ее дверь отворена и находиться в нем больше никто не может. Чувствуя зарождающуюся в груди досаду, Агрест всячески пытался понять, с чего вдруг Дюпен-Чен решила мило побеседовать с Натом. «Ты ведь терпеть не можешь этого придурка, как и я, так какого черта?» Отвращение к Куртцбергу перешло на новый уровень. В следующий момент Натаниэль скрывается за дверью и та закрывается за ним, оставляя пораженного блондина одного в пустом коридоре. Нет, нет, нет, это ведь не может быть тем, о чем он подумал? Яростно пинает мусорку и та переворачивается, создавая шум. Гнев поглотил Адриана полностью, все то, что он так долго сдерживал, вышло наружу и Агрест решает закрыться в номере прежде чем натворит каких-либо групостей. Бутылка коньяка по-прежнему была здесь, совершенно нетронутая и абсолютно одинокая. В этот раз Адриан позволил негативным эмоциям поглотить себя.