***
— Нет, черт возьми, нет, я не сделаю это. — Для начала хотя бы попробуй. — У тебя есть что-нибудь получше копания в земле? — рассматривает большие коричневые горшки. Когда Маринетт сказала, что у нее есть отличная идея, как можно справиться с негативным напором своих мыслей, Адриан представлял совершенно другое. Что-то явно более приятное, чем сажать цветы. И где только она умудрилась их раздобыть? — Это очень хорошо помогает избавляться от негативных мыслей и заметь — совершенно не вредит здоровью, — Дюпен-Чен выглядит воодушевленно и Агрест окидывает ее недоверчивым взглядом. Ему не поможет — По-моему, это чушь собачья. — Ничего не чушь. Я сама так делала и мне помогало. Ты отвлечешься и на какое-то время не будешь думать о плохих вещах. На мой взгляд — это лучше, чем алкоголь. У тебя просто нет выбора. — У тебя точно нет идеи получше? Неужели ты только таким способом пыталась не думать? — в самом деле, нет абсолютно никакого желания копаться в земле. — Еще я читала книги. Но не думаю, что тебе понравится что-нибудь из моего, — отмахивается, убирая волосы за уши. — О боже, ты что, читала сопливые романчики? — В частности. — А знаешь, я лучше почита… — Прекратить спорить, — кидает на него желтые перчатки, выглядя при этом так, словно он совершенно точно пожалеет, если ослушается ее. Дрожь пробежала по спине, и он надел чертовы перчатки. На самом деле, это весьма сомнительное задание чертовски удивило его. Хотя и единственные цветы, которые Адриан узнал — розы, другие выглядели ничуть не хуже и пахли довольно вкусно. Маринетт очень аккуратно и профессионально рассаживала их и направляла блондина, смеясь, если у него ни черта не получалось. Агресту было приятно (кто бы знал) общаться с Дюпен-Чен без каких-либо ругательства и от осознания того, что у него наконец начало что-то получаться. И самое главное — он не думал о плохом. Да он практически ни о чем не думал, кроме того, что Маринетт смеялась из-за него. Адриана давно поражала ее искренность. Он знал, что эта девушка не умеет врать, а даже если попытается, то ее лицо выдаст все с потрохами. Адриан никогда бы не подумал, что люди могут так краснеть. Как в анимэ, в самом деле. Она действительно хохотала, когда он придумывал нелепые имена цветам, которые посадил и даже сфотографировала то, как Адриан разукрашивал один из горшков акриловой розовой краской, обещая поставить его на своей тумбочке. Он давно не проводил время так хорошо, пусть даже копаясь в земле. — Почему именно «Божья Коровка», — искренне интересуется Маринетт, разглядывая белый горшок в розовую полоску. Название цветка он так и не узнал, однако тот похож на лилию, только красную. Мама любила лилии. О нет. Щурится, обращая свой взгляд на Дюпен-Чен, которая смотрела в ожидании и осознает, что так и не ответил на вопрос. — Она ползала в этом горшке, не знаю, куда делась. — Это… милое имя, по сравнению с «Натаниэлем». — Тот цветок выглядит так же ущербно. Маринетт цокает, но не возражает, ведь этот придурок пусть и являлся ее другом, сегодня посчитал нужным лезть туда, куда не следовало бы. — Не переживай, я подарю его рыжику в знак нашей крепкой и братской дружбы, — в этот раз брюнетка смеется, снимая перчатки и Адриан вновь вспоминает о маме. Временами ему казалось, что боль от потери стихла, однако в следующее мгновение она ударяет с немыслимой силой, которая бьет все предыдущие рекорды. Адриан может вспомнить любой момент: вот мама улыбается и поздравляет его с Днем Рождения. Вот она готовит индейку и лучше, чем вдыхать этот аромат, нет ничего на свете. А вот мама бежит за ним по морю и просит его помахать на камеру вместе с Хлоей, но Адриан не слушается, толкает Буржуа и та падает в воду, а мама ругает его. Каждое воспоминание вызывало улыбку сквозь слезы, однако самыми режущими по грудине были воспоминания ее последних дней. Как она поначалу злилась на то, что Агреста постоянно не было дома, а потом просто сдалась, тихо покинув их в собственной комнате. — Адриан? Чувствует злость по отношению к себе. Печально, ведь ему удавалось не чувствовать тошноту так долго. Как мама могла верить в него? — Адриан, не надо. Я знаю, что ты делаешь. Ни черта. Ни черта он не сможет… — Адриан! Вздрагивает, отвлекаясь от душащих мыслей. — Ты… ты ударила меня? — Не в первый раз, насколько я помню. Потирает щеку, которая полыхала огнем. Потерянно озирается, пытаясь осмыслить. — Скажи мне. Просто скажи мне. И не закрывайся ото всех снова. Борись за то, что у тебя осталось. Она говорила так, словно знала его всю жизнь, знала, о чем он думал, однако они не обсуждали даже половину всего, что происходит у него в голове, и тем не менее сейчас оказалась безбожно права: он хотел закрыться. Но что Адриан представляет из себя, если в любой момент слабости он готов вновь сдаться? Ненависть к себе душила его. — Адриан. Голос Дюпен-Чен звучал опечаленно, ведь она так и не услышала ответа. В ее взгляде проглядывалась мольба и блондин не сдерживает свой порыв: — Зачем тебе это? — Что? — Ты постоянно пытаешься залезть ко мне в голову, — на самом деле, она уже там, однако ей знать об этом не стоит, — Ты принесла мне письмо, притащила сюда, и с чего вдруг? Только не говори мне, что это обязанности ассистента. Голос Адриана холоден, таким тоном он излюбленно разговаривал с ней раньше, однако сейчас это казалось неуместным. Маринетт не реагирует должным образом. — Когда я просила тебя не закрываться, я не имела в виду это. Ты пытаешься оттолкнуть меня. — Ты не ответила. — Я хотела помочь тебе. И до сих пор хочу, даже несмотря на то, как ты со мной разговариваешь, — девушка явно чувствует себя неуютно под его пристальным взглядом. Складывает руки на груди, как бы защищаясь. — Я не верю в твою добросердечность. Ты презирала меня, возможно презираешь и сейчас, но почему-то хочешь показаться такой милой, когда на самом деле та еще тварь. Девушка шокировано открывает рот, нервно сминая пальцы. Вот именно сейчас она уйдет. Адриана самого тошнит от собственных слов. Таких неправильных, ненастоящих. Маринетт явно не заслужила такого в свой адрес, однако именно так он должен контактировать с окружающими. Дюпен-Чен не сдвинулась с места. Она не ушла. Почему? Разве Адриан не должен вызывать отвращение, что делал совсем недавно? Уходи. Ты не должна быть рядом. Никто не должен. Агрест решает добить ее: — Ты мне — никто. И пытаться разобраться с моими мыслями просто не имеешь права. — Ты врешь, — хрипло вырывается из ее рта, — все эти слова такие пустые. Ты все еще пытаешься оттолкнуть меня. — Не хватайся за меня! Зачем?! Зачееем?! — Зачем? Ты действительно не понимаешь этого? Треск. Сейчас он окончательно ничего не понимал. Маринетт упрямо не уходила, пытаясь найди что-то человечное в нем. «Скажи, боже, объясни мне, почему ты все еще здесь, ибо я при любой возможности бежал бы от себя как можно дальше». — Тебе не понравится мое предположение, — предупреждает. Маринетт медленно приближается, заставляя его еще сильнее поражаться. Она не ушла, и, кажется, никуда не собирается. — Оно не может быть хуже того, что происходит на самом деле, — опускает взгляд на его губы и во рту мгновенно пересыхает. Нет никаких ответов, да и не нужно. Как мы до этого докатились, Маринетт? Брюнетка нарочито медленно проводит языком по нижней губе, продолжая разглядывать его так, словно он был куском пиццы, а она сидела на диете два месяца. Мурашки пробежали по спине, когда Адриан представил, как ярко будет чувствоваться ее маленький язычок у него во рту и как встречно распахнутся ее губы, когда Агрест прижмет ее к себе и приподнимает, заставляя ногами обвиться вокруг талии. Как она будет тянуть его волосы и пропускать их через пальцы. «Я действительно сделаю это с тобой, если ты продолжишь на меня так смотреть». — Ты хороший человек, Адриан, пусть и пытаешься показаться совершенно другим. И когда-нибудь я докажу тебе это. А сейчас я просто хочу поцеловать тебя. Именно это она и сделала.8 глава
9 октября 2017 г. в 20:03
Когда очередь дошла до Маринетт, та уже выглядела совсем раскисшей. И вряд ли тому причина — страх перед большим скоплением людей. Адриан знает, когда девушка нервничает или же раздражена, та начинает хмуриться и излюбленно дергать пальцами. Сейчас же Дюпен-Чен казалась просто… непонимающей. Поникшей.
Глядя на растянувшиеся уголки губ Куртцерга, Агрест ощутил острое желание заехать кулаком по его довольной физиономии. Лучше бы он говорил тише, для своего же блага.
Адриан неосознанно услышал все это.
И последнюю фразу Натаниэля:
— Я знаю, что ты была у этого ублюдка.
«А ничего, что я сижу рядом с тобой, приятель?»
Маринетт встала и слегка наклонила голову вниз, разглядывая открытую папку. Давай, просыпайся. Габриэль уже и так окидывает тебя странным взглядом.
Словно прочитав его мысли, Маринетт начала говорить. Ее голос срывался несколько раз, заставляя кулаки чесаться еще сильнее. Наверняка ее волнует, что рыжий успел про них подумать. Что ж, он не станет его разубеждать.
— На твоем месте я бы не был так горд собой, — шепчет, обращая на себя внимание Кутцберга, — Ведь это не у тебя она ночь провела.
Звучит ужасно, однако только так Агрест сможет вывести рыжего на чистую воду. Взгляды, которые он то и дело кидает в сторону Дюпен-Чен явно не судят ничего хорошего.
— Это пока.
Адриан ожидал чего угодно: шока, смятения, ведь этот ассистент представляет из себя сплошную нелепую кашу, полную заниженной самооценкой и глупыми приоритетами. Сейчас же Натаниэль выглядел совсем иначе. Так повлияла на него Хлоя? Иначе что могло заставить его напрочь забыть про инстинкт самосохранения?
Агрест не хотел начинать день с драки, тем более когда он наконец принял решение вернуть свою жизнь в привычное русло. Даже изменить к лучшему, но сдержать себя в том, чтобы не разукрасить лицо рыжего, казалось непосильной задачей.
— Ты же не думаешь, что сможешь как-то ее привлечь?
— А ты, значит, сможешь?
С каждым словом он напрашивался все сильнее. Никак не может понять, что им двигает, но продолжает сжимать ладони в кулаки и стискивать зубы от накатившей ярости. Очевидно то, что Куртцберг хочет использовать Маринетт. Ни одна девушка не заслуживает такого.
Иронично то, что это говоришь ты, Агрест.
Все стало чересчур запутанным, черт побери.
Дюпен-Чен заканчивает говорить и Габриэль утвердительно кивает, что означает — я тебя понял и ты можешь присесть.
Именно это она и делает.
Осталось еще два ассистента, которые не озвучили расписание своих моделей. Их стало слишком много.
Увидев, как Натаниэль вновь что-то нашептывает Дюпен-Чен, он встает прежде, чем осознает, что собирается делать.
— Мне нужно сесть сюда, — плевать на то, как на него смотрят практически все присутствующие, не исключая отца. Просто не сиди рядом с этим гребаным ублюдком. Маринетт открывает рот, словно пытается возразить, однако только послушно меняется с ним местами и шумно выдыхает. Так то лучше.
Адриан окидывает рыжего ехидной улыбкой, встречая возмущенный взгляд в свою сторону.
— Не в этой жизни, рыжик.
Все продолжали разглядывать его до конца планерки.