Не сегодня

Это не единственное мое письмо к тебе. Я написала их по меньшей мере четыре, просто потому что чувствовала себя лучше с ручкой в руках, изливая на бумагу те слова, которые не могла высказать в живую. А еще я слишком хорошо знаю тебя, Адри. Знаю, как сильно ты винишь себя. Но ты должен понять, что совершенно ни в чем не виноват. Что ты мог сделать? Смотреть на то, как я постепенно увядаю? Наблюдать за тем, как из меня уходит жизнь? Я не хотела этого. Я всего лишь хотела, чтобы ты запомнил меня как сильную женщину, терпящую твоего отца, любящую жить. Маму, которая ценила каждый прожитый день и именно сейчас она просит тебя делать также. Я безмерно люблю вас с Габриэлем и не могу представить, что в скором времени мне придется покинуть вас, оставить одних, однако я не смогу этого избежать. Просто обещай, что не будешь долго страдать по мне. Что справишься с этим и будешь жить дальше, ибо ты должен. Твоя жизнь, в отличие от моей, будет долгой. Сделай ее счастливой и не упусти возможности наслаждаться каждым днем. А я тем временем буду наблюдать за тобой. С любовью, твоя мама. — Боже, — единственное, на что он способен. В голове так много смешанных чувств и раздирающих эмоций. Да, он опять не сдержался и даже не заметил, как оказался на коленях, а слезы смешивались с внутренним воем. Разве Маринетт еще не привыкла видеть его в слезах? Его напыщенная грубость, которую он пытался выразить ярче всего — ничто по сравнению с тем, как он ревет перед ней. Слабак. «Я слабак, мам, как я могу справиться и жить дальше?!» — Ты должен - вновь ее голос в голове. Он впервые задумывается над тем, чтобы послушать его. — Я нашла письмо в кабинете мсье Агреста, — голос Дюпен-Чен едва слышен. Ты должен понять, что совершенно ни в чем не виноват. Она не злится на Адриана. Не презирает, не хочет заставлять его мучиться, бесконечно страдать от чувства вины (что у него неплохо получается). Все это время блондин полагал, что поступает правильно. Что не имеет права радоваться жизни, когда практически забрал ее у самого близкого ему человека. Абсолютно забыл о том, что это она. Мама всегда была человеком, неспособным долго таить злобу, так может настало время перенять эту способность? Перед ним прямое доказательство того, что тратить жизнь на ненависть — бессмысленно. Пустая трата сил и времени. Адриан должен жить дальше. Хотя бы попытаться. Ради мамы. Поднимает глаза на Маринетт, которая нервно переминаясь с ноги на ногу, рассматривала столик по правую сторону от него. Явно ощущала дискомфорт, вновь наблюдая его «срыв», однако сейчас это последнее, что волновало его. Агрест крупно задолжал маме за бесполезные два года. Пора возвращать долг. «Я исправлю все, обещаю». Брюнетка непонимающе хмурится, давая понять, что он произнес это вслух, что случается довольно часто, в особенности когда он пьян — контролировать свои мысли становится весьма затруднительно. Вспоминает о мартини, который Дюпен-Чен наверняка уже успела заметить. В ее руках алкотестер и основное условие ассистента — докладывать о количестве спиртного в его организме. Что ж, Адриан готов нести ответственность за каждую выпитую промилле. Однако то, что Маринетт произносит, заставляет усомниться в ясности сознания: — Можешь не переживать. Я запишу в график удовлетворительный результат проверки, — вскидывая руки вверх, спешно тараторит. — Что? Ты, видимо, шутишь? — Считай это заслуженной опцией. До сегодняшнего дня ты ни разу не ослушался. Да и к тому же, тебе это нужно. Только не вздумай пользоваться моей добротой. Эта опция работает только один раз, — наклоняется за перевернутой бутылкой, в которой практически ничего не осталось и, внимание — осушает ее. Черт побери, это не могло произойти в самом деле, — и мне тоже нужно, — на выдохе. Адриану точно не показалось? Он не может быть настолько пьян. — Это так противно, — рассматривает бутылку, растягивая последнее слово. Икает. Очевидно, ей много не надо, чтобы опьянеть. Агрест хмыкает, почему-то находя состояние Дюпен-Чен чертовски забавным. Ее брови приподняты, а не извечно нахмурены, взгляд легкий, а не наполненный свинцовой ненавистью. Она выглядит беззаботно, словно все мысли, прожигающие изнутри, просто испарились. Именно этого состояния и добивался Адриан раз за разом, вот только… какой в этом смысл? Боль вернется утром вместе с похмельем. Двойной удар по психологическому состоянию. Утром мама все еще под землей, отец закрыт и взбешен и все чувства разделены на вину и боль. Маринетт резко приземляется на ковер рядом с ним, откидывая мартини в сторону. — Я офф… официально самый ужасный ассистент в мире. — С этим трудно поспорить. Кидает в Агреста мрачный взгляд, словно это действительно волнует ее. Кажется, они впервые разговаривают нормально. Без ругани и издевок. Почему это должно быть странным? Маринетт просто изначально презирала его, а Адриан не нашел другого выхода, кроме как ответить ей тем же. Если упустить маленькую деталь, что тогда Агрест ненавидел весь мир. Это не значит, что они не могут стать друзьями, ведь это, по крайней мере, сделает их четырехмесячный тур вполне переносимым. — Спасибо, — неожиданно для себя выговаривает, ловя удивленный взгляд голубых глаз. Скажем так, к этому еще привыкать и привыкать, — Ну, за письмо. — А, — запоздало реагирует Дюпен-Чен, что Агрест едва сдерживает вырывающийся наружу смех. Она выглядит чересчур мило, — Да не за что. Оно изначально принадлежало тебе, — невнятно и почти бесшумно. — На самом деле, есть за что, — задумчиво рассматривает шторы, которые колыхались под воздействием ветра, — Письмо очень много значит для меня. Оно заставило меня открыть глаза. Я, правда, должен тебе. До сегодняшнего дня и представить не мог, что смогу жить дальше. Не слушал ни Нино, ни отца. Оказывается, что только мама смогла дать мне понять, что… Голова Дюпен-Чен приземляется ему на плечо, заставив вздрогнуть. Она что, уснула? Изумленно наклонившись, он убедился в этом, услышав тихое сопение. Что ж, организм маленькой Маринетт оказался не готов к встрече с вермутом. Завтра ей придется несладко.

***

Адриан не предполагал, что настанет момент, когда он поменяется с Маринетт местами. Также и не думал, что человек способен опьянеть от нескольких глотков мартини, каким бы крепким он не был. Тем не менее, до вылета оставалось два часа, а Дюпен-Чен, имеющая раздражающую способность просыпаться раньше, чем отец, продолжала бесшумно сопеть, совершенно игнорируя пробивающееся сквозь молочные шторы солнце. Было что-то странное в том, что блондин, который опустошил всю бутылку, чувствует себя не намного хуже, если не лучше. По всей видимости, это был первый ее опыт не только с вермутом, да с алкоголем в принципе. Будучи ведомым безбожным чувством, Агрест позволил себе понаблюдать за ней. Девушка наверняка привыкла спать одной, о чем судили раскинутые в разные стороны ноги. Сомневается, что если бы он спал на кровати вместе с ней, а не как настоящий джентльмен постелил себе на полу, то эти самые ноги не оказались бы закинуты поверх его. Раздражало бы Адриана это? (Нет, ему не стоит представлять это). Проходится взглядом по накаченным икрам. Она занималась спортом? И почему ноги девушки выглядели такими длинными? Учитывая небольшой рост, это казалось весьма странным. Рассматривает раскиданные по подушке волосы, прядь, которая ниспадает на лицо и касается приоткрытых губ. Губ, которых он чуть не поцеловал. Волосы, которые он с извращенным удовольствием любил покрывать грязью. Они ему нравились. Маринетт была права: он фальшивый. Осознав, в каком направлении оказались его мысли, он испугался. О чем, черт побери, ты только что думал? — Маринетт, — повысив голос, надрывно произносит. Чувствовать ее имя на кончике языка было как-то дико. Ведь Адриан даже ни разу не называл ее по имени. По крайней мере, не вслух. Брюнетка вздрагивает. Еле приоткрывает глаза, морщась от яркого света. Трет их, бормоча что-то неразборчивое. Когда сознание проясняется и она находит взглядом блондина, пищит и подпрыгивает на кровати, прикрыв себя одеялом, что делать совершенно необязательно, ибо Маринетт заснула в том, в чем пришла. — Что ты делаешь в моем номере? — голос хриплый и болезненный. С ясностью сознания он явно переборщил. — Это ты в моем номере, — беззаботно пожимает плечами глядя на Маринетт, чей взгляд полон ужаса. — О боже, неужели я заснула… Я напилась и заснула. — Кстати о напилась. Выпей, станет легче, — протягивает стакан. Дюпен-Чен окидывает его взглядом, словно не понимает, почему вдруг Агрест стал таким дружелюбным. Очевидно, мамины слова имеют на него большое влияние. Почему бы ему не помочь своему ассистенту, тем самым сделав пусть и маленький, но не менее важный шаг в новую жизнь? Жизнь без нее. Даже если мысль об этом до сих пор казалась невыносимой. — Я не пытаюсь отравить тебя или что-то подобное, — говорит, поднимая руки в примирительное жесте, заметив, что Маринетт так и не приняла стакан с его рук. — Почему? Разве ты не хочешь избавиться от меня и подставить перед мсье Агрестом? — Если бы я действительно хотел от тебя избавиться, то давно бы уже сделал это. Ты всю ночь пьяная спала в моем номере. Я бы мог побежать к отцу, но раз уж этого не сделал, то зачем делать сейчас? — Ну, возможно, ты хочешь отомстить мне поизящнее. Как говорят «месть — блюдо, которое подается холодным», — все еще скептически утверждала Маринетт. — Мне не за что тебе мстить. Если бы не ты, то я бы так и не узнал, что мама не винит меня во всех смертных грехах. Я говорил тебе это еще вчера, плохо помнишь? — после его слов девушка смущенно краснеет, что только подтверждает абсолютное неумение скрывать эмоции. Вот только является ли эта черта ее минусом? Адриан же находил в этом безусловные плюсы. Наконец Маринетт принимает стакан и осушает его, шумно глотая. — Мы вылетаем через два часа. Если ты еще не собрала вещи, то советую приступить прямо сейчас, — наслаждается своим положением. И тем, как щеки и шея девушки становились пунцовыми. Конечно, ей неловко. И пока что у нее нет причин доверять Адриану, верить, что тот не побежит к папе при малейшей возможности. По правде сказать, разговаривать с отцом по-прежнему не хотелось. Разве что из-за письма. Какое право он имел прятать его столько лет? И где остальные три? Ему необходимо срочно разузнать все.

***

Маринетт воодушевленно рассматривала Милан через окно лимузина, невольно подмечая, что этот перелет прошел гораздо легче, чем предыдущий. Возможно потому, что она привыкла ко всей этой роскоши и начинала чувствовать себя раскованнее даже в компании старшего Агреста. Возможно, благодаря тому, что они с Адрианом наконец нашли общий язык (если так можно назвать их вчерашний разговор) и контактировать с ним оказывается намного легче. Нервничать не заставляла и планерка, на которой будут обсуждаться расписание на последующие две недели в Милане. Пусть Габриэлю Агресту и так было все известно, он относился ответственно абсолютно ко всему. Ей придется озвучивать расписание Адриана перед всеми этими пижонскими задницами — раньше одна только мысль об этом заставляла панически сжиматься. Сейчас же было настолько наплевать, что они подумают. Как это повлияет на Маринетт? Никак. В этом городе она планирует сходить хоть куда-то и наконец развеяться. Пусть и то, что их отношения с младшим Агрестом стали налаживаться (она уже не кривится, когда видит его на горизонте), тяжелый груз ответственности все еще давил на хрупкие плечи. Маринетт проявила себя не лучшим образом, уснув в кровати сына своего начальника. И черт, сейчас это звучало в ее голове уж слишком двусмысленно. Не думать об этом хотя бы пару минут. Необходимо. Оказавшись в своем номере спешно кидает чемоданы практически у порога и направляется к Агресту, дабы проводить того на планерку, которая должна была состояться меньше, чем через десять минут. Опоздать ни в коем случае нельзя. Сегодня блондин выглядел по-другому, чем те две недели, что Дюпен-Чен привыкла его видеть. Опрятнее, что ли. Если раньше ей казалось, что его волосы практически невозможно было привести в порядок, то сейчас Адриан смело разубедил девушку. Оказывается, что по длине они едва короче, чем ее собственные. Из одежды типичная футболка цвета хаки с V-образным вырезом и черные джинсы. Не понимает, каким образом ему удается выглядеть хорошо, при этом ничего не делая. «Хватит на него пялиться!» Кто-нибудь, скажите Маринетт, что она вовсе не делала этого. Чувствует себя неловко, снова. Даже от того, что сейчас она идет спереди, направляя его в сторону кабинета Габриэля, как, в принципе, должна была делать всегда, однако раньше Агрест всегда обгонял ее, словно считая недостойной того, чтобы за ней следовать. Что-то изменилось? Определенно. Когда оказываются в кабинете, невольно выдыхает, сжимая папку в правой ладони. Ошибалась, когда думала, что в обществе Адриана станет легче. Ни черта. Ни черта не легче. Откуда это гребаное смущение и как его убрать? Ты просто стыдишься того, что заснула в его постели. Интересно, а где спал он? На полу? Это делает ее положение еще более неловким. С ней на кровати? Боже… Маринетт физически не может краснеть сильнее. — Ты похожа на помидор, так волнуешься? — насмехается Натаниэль и Дюпен-Чен едва сдерживает позыв стукнуть по его голове чем-нибудь тяжелым. Чертовски не вовремя. — Итак, приступим, — все двадцать человек реагируют на голос старшего Агреста и замолкают. Вряд ли кто-то из них хочет знать, каким может оказаться начальник в гневе. Вопреки своим желаниям брюнетка садится между Адрианом и Натаниэлем, безмолвно думая, кого из этих двоих она предпочитает видеть здесь меньше. Нат выигрывает. Сначала Габриэль просит ассистентов неизвестных ей моделей озвучить их расписание. По прибытию в Милан их число увеличилось и девушка даже успела заметить, как одна рыжеволосая модель откровенно раздевала глазами Адриана. Она практически видела, как он крутился вокруг шеста в сознании рыжей Роу — кажется, именно так ее зовут. О чем она думает… Повертев головой в попытке отбросить ненужные мысли, открывает папку, уткнувшись в расписание невидящим взглядом. У Маринетт до сих пор похмелье? Иначе почему так туго соображает. — Где ты была всю ночь? — неожиданный вопрос Натаниэля ставит в тупик и она делает вид, словно не слышала, однако Кутцберг вновь одергивает ее. Черт возьми? Смотрит на него мне-некогда взглядом, но Ната, видимо, уже ничего не остановит и поэтому он требовательно повторяет свой вопрос. — Как что? Спала в своем номере. — Ты врешь. Рыжий цедит так, словно являлся ее парнем и прождал в номере всю ночь, так и не дождавшись. — С чего ты взял? Я была там, — ставит ударение на последнее слово, что, по правде сказать, никак не помогает. Он не верит. Какого черта Маринетт оправдывается перед Натаниэлем? — Забудь, — девушка вновь склоняется к папке, ибо скоро очередь должна дойти и до нее. — Я был у тебя в номере. Что?! Возмущенно вскидывает голову, глядя на рыжего, чей взгляд словно говорил «все нормально, я каждую ночь так делаю» и она поморщилась. Именно в этот момент Маринетт не жалеет о том, что не ночевала у себя. Мало ли какими позывами Натаниэль был охвачен, приходя к ней ночью. Довольно жутко. — Какого черта ты там забыл? — скрипит зубами, наклоняясь к рыжему. Слышит, как Адриан заерзал на месте и надеется на то, что тот ничего не слышал. — Мы с тобой договаривались прогуляться по Риму, ты что, не помнишь? — ошарашено спрашивает Натаниэль и поднимается со своего места, ибо Габриэль окликнул его. О мой бог. Она и вправду забыла об этом. Напрочь. Как? Как так вышло? — В пол седьмого утра состоится показ… В голове все смешалось в огромную какафонию чувств. Маринетт так часто думала о блондине, что совершенно забыла о другом. До одури странно. Она забыла прогуляться по Риму, потому что разговаривала с Адрианом. Она забыла сказать Габриэлю о том, чтобы тот разделил ее зарплату, потому что разговаривала с Адрианом. Она забыла обо всем. Потерянно оборачивается в сторону Адриана, ловя на себе его взгляд. И в голове вновь этот вопрос: «Как такое могло произойти?!»