Забыть и полюбить?

К ужину Изабелла крепко спала в детской, но Сьюк Эрик нигде не мог найти. Последние пару дней она его избегала, но Эрик думал, что, когда начнет ее искать, найти будет несложно. Однако это оказалось куда труднее. И не могло не раздражать. Может, если бы он хоть что-нибудь помнил о ней из прошлого, то ему легче было бы понять, в какой уголок поместья она ускользнула… Эрик закрыл глаза, представляя поместье. После аварии он обошел его от края до края — больше ему заняться было нечем. Вокруг раскинулись лужайки, а за ними лабиринт из аккуратно подстриженных кустов и маленькие укромные посадки со скамьями и цветами. И розовый сад… Точно. Этот сад посадила бабуля Сью, когда та была еще маленькой. Наверняка она там. Эрик решительно вышел из дома и зашагал по узкой извилистой тропинке, по обеим сторонам высаженной деревьями. Догадка приводила его в восторг тем, что он как будто что-то знает о жене. Что где-то в глубине души он, похоже, хранит знания о ней. Мысли. Чувства. Хотя то, что он не мог связать их воедино, раздражало, но нынешнее осознание приносило ему больше радости, чем все происходившее на его короткой памяти. Может, и прежде… но этого он знать не мог. Он увидел небольшой островок зелени с журчащим фонтаном, а вокруг высокие розовые кусты в цвету. На каменной скамье перед кустом алых роз была его Сьюки. Когда он приблизился, Сьюки подняла голову, явно вспугнутая его появлением. — Я знал, что найду тебя здесь. — Знал? — изумленно приоткрыла она рот. — Да. Я о тебе думал. О том, где ты можешь прятаться. И вспомнил про этот сад. Твоя БА посадила его для тебя после твоего рождения. Розы — ее любимые цветы. А когда заболела, то оставила сад тебе. Эрик подошел ближе и опустился на колени в траву перед ней. Роса немедленно пропитала его брюки. Он смотрел вверх, в лицо Сьюк. Что-то в этой позе было знакомым; что-то отзывалось на краю сознания. Он видел ее синие глаза, полные печали; слезы текли по ее щекам, а Эрик смотрел на нее под таким же углом, из такой же позы, в этом же саду… Он протянул руку и прижал к ее щеке, как сделал в незаконченном воспоминании. Обвел пальцем ее скулу. Сердце у него отчаянно билось. — Ты всегда приходишь сюда, когда расстроена. — Он не отвел руку, и Сьюки не стала отстраняться. Только смотрела на него, и щеки у нее все гуще заливались румянцем. — Откуда ты это знаешь? Эрик не мог отвести от нее взгляда. Эти глаза… — Выпускной, — сказал он, как только воспоминание возникло в голове. В точности как в детской. — Что? — У тебя был выпускной. Я не знала, что ты это помнишь, — сказала Сьюки. — То есть… я не знала, помнишь ли ты это, даже когда… помнил все остальное… — Помню. Твой спутник не приехал. — Он меня пригласил в шутку. Никто не хотел идти со мной на выпускной. Я была странной. Любила книги, боялась всего остального… — Сейчас ты не боишься, — сказал он. Сьюки отвернулась. — Боюсь, — тихо сказала она. — Но раньше я боялась даже собственной тени. Ты был прав, когда сказал, что я прячусь. — Я сказал это в гневе. — Да, но это не значит, что ты не был прав. — Мы все прячемся, — сказал Эрик. — Каждый по-своему. Знаю на своем примере. — Что еще ты вспомнил? — спросила она тоном, полным надежды. — Мы танцевали… Два слова, но у него в душе все затопило эмоциями. Они сбивали с ног, как поток воды. Оглушали. Как будто облака разошлись, оставив ясное черное ночное небо с искрами звезд. И Эрик все отчетливо видел. Более того — все чувствовал. Он пришел в розовый сад, потому что знал, что найдет там Сью. Знал, что ее спутник не приехал. И она была в саду, свернулась на скамейке, всхлипывая, как будто у нее разбивалось сердце. Он всегда видел в ней девочку, юную и милую. Но когда она подняла голову и он увидел глубину печали, написанной у нее на лице, то понял, что она не просто девочка. А когда помог ей подняться со скамьи и прижал к себе, ведя в танце, то почувствовал нечто, что напугало его до глубины души. Из девочки она стала женщиной. И Эрик больше не мог игнорировать притяжение, которое к ней чувствовал. Сьюки, такая тихая и серьезная… Ему казалось, что надо потрудиться, чтобы она улыбнулась, и еще больше — чтобы рассмеялась. И он жил, чтобы заслужить эти улыбки и смех. Чтобы увидеть, как горят синие глаза. Он не хотел быть причиной ее слез. Но готов был поставить все свое немалое состояние, что вызвал у нее больше слез, чем любой другой человек на земле. — Я помню… — сказал он. — Помню, как пришел сюда. Держал тебя за руку, и она была такой мягкой… Я прижал тебя к груди и обнимал. Ты была такой красивой. Слишком юной для меня. Но это не мешало мне тебя желать. Она ахнула и отшатнулась. — Я испортил нежное, невинное воспоминание? Я умею портить… мы это уже выяснили. — Нет, ничего не испорчено… — приглушенным голосом сказала она. — Я тоже тебя хотела. — К счастью, я об этом не знал. Иначе мог бы воспользоваться, а это было бы непростительно… Я дурной человек, Сьюки. — Нет, ты хороший человек… просто пережил многое… — Как ты можешь меня защищать? Даже сейчас? Ты лучше других знаешь все неопровержимые доказательства, что во мне нет ничего хорошего, что все в моей жизни — обман. Я был неверным мужем. Да вообще… не был настоящим мужем. До свадьбы я был тебе другом и с этим справлялся лучше. Сьюки покачала головой: — Чего ты от меня ждешь, Эрик? Хочешь, чтобы я сказала, что считаю тебя ужасным? Что ты причинил мне такую боль, что я не знаю, когда заживет эта рана? Хочешь, чтобы я сказала, что вряд ли когда-нибудь смогу тебе доверять? — Да. Да, потому что я этого заслуживаю. — Но я не знаю, правда ли это. И не узнаю, пока мы не попробуем. Пока не пройдет время… — Время. Какая ужасная вещь это время. Что оно мне дало? Забрало куда больше… — Он невесело рассмеялся. — Большинство людей со временем становятся лучше. Но если мои воспоминания не лгут, я становился только хуже и хуже. Пока не превратился в полное ничтожество. — Это неправда. Это новое воспоминание, о вечере после моего выпускного… Это одно из моих любимых воспоминаний. Хотя сначала это была худшая ночь в моей жизни, но… Ты смог превратить этот ужасный момент в замечательный. Такой человек не может быть плохим. — Ну как сказать… Пока ты переживала разбитое подростковыми бедами сердце, я представлял, как задираю на тебе платье и беру тебя прямо на этой скамье. И я знал, что ты девственница. Но меня это мало беспокоило. — Думаешь, мои фантазии были такими уж невинными? — спросила она, выгнув бровь. — Ты не представляешь, как сильно я хотела тебя поцеловать. — Я хотел куда большего, — повторил он. — Я бы не отказалась. — Я бы потом не смог тебе в глаза смотреть. Отец Сью помог ему пережить самое тяжелое время в жизни. Еще один фрагмент его прошлого занял свое место. Да, ее отец знал про Майкла. Однажды, в офисе, Эрик рассказал ему. С этого момента он начал проявлять интерес к карьере Эрика. И стал самым важным человеком в его жизни. Сьюки занимала второе место. Эрик впервые встретил ее еще ребенком и сразу привязался. Но когда он осознал, что она стала женщиной, вот тут начались проблемы. В ночь после ее выпускного, отправив ее спать, он поехал в бар, нашел там женщину и снял с ней сексуальное напряжение. И продолжал использовать случайных любовниц, чтобы удержаться и не попытаться соблазнить невинную дочь своего наставника. Потому что он знал правду — ему нечего предложить Сью. Она захочет любви. Захочет мужа, который сможет заботиться о ней, как положено хорошему супругу. Захочет детей. А он ничего этого не желал. В юности он попробовал завести семью и потерял так много, что и думать не хотел о повторении. А Сьюки такая юная, чистая, совершенно не запятнанная горестями мира, что он не хотел пачкать ее темнотой своей души. Поэтому он сопротивлялся своему влечению к ней. Любой близости. Отвлекал себя другими женщинами. Топил чувства в алкоголе и прочих пороках, которым предавался, чтобы прогнать нежелательные чувства. Но однажды наставник вызвал его к себе в кабинет. Рассказал, что болен. Что умирает. Что ничего нельзя поделать. Сьюки была совсем юной, ничего не знала о мире. И ее отец считал, что подвел дочь. Что не помог ей, когда она больше всего в нем нуждалась. В своих глубочайших сожалениях об этом он исповедался Эрику. Рассказал, как держал ее на расстоянии вытянутой руки, пока оплакивал жену. А теперь у него не будет возможности искупить вину. Он не сможет стать для нее опорой. Даже не увидит своих внуков. Уходя, он хотел быть уверен, что о Сью позаботятся. И поэтому попросил Эрика жениться на ней. Эрик закрыл глаза и потерялся в воспоминании. Он видел день их свадьбы. Сьюки шла по проходу ему навстречу, дизайнерское свадебное платье демонстрировало все детали изящной фигуры. Эрик взял ее руку в свою: так ее отец официально передавал ее заботам Эрика. У него пересохло в горле, сердце колотилось в груди. Годами он подавлял свое запретное желание обладать Сью. Годами притворялся, что ничего такого не чувствует. Но вот настал момент, когда ее отдают ему в жены. Он может делать с ней, что хочет. Наконец может исполнить все свои фантазии. Удовлетворить желания, которые до того сдерживал изо всех сил. Настал момент поцелуя. Эрик откинул фату с ее лица, взглянул в прекрасные синие глаза. Наклонился и коснулся губами ее губ. Он ожидал, что все будет просто. Что он сохранит контроль над собой. Сьюки юная и неопытная, а он уже не мог сосчитать всех женщин, с которыми спал. Но едва их губы соприкоснулись, его словно охватило пламя. Он потерялся в поцелуе. В ее вкусе. В ее близости. Он не помнил, когда еще был таким же потерянным. И что-то стало расти у него в груди, начало меняться… Отстранившись от нее, Эрик понял, что теперь имеет не больше прав обладать Сью, чем до свадьбы. Выражение ее лица, эта чистая радость… желание… любовь… Он не мог даже надеяться, что даст ей хоть что-то достойное тех сокровищ, которые предлагал ее взгляд. Способность к глубокой любви и богатым эмоциям, видимая в синих глазах, — он не мог с этим сравниться. После приема Сьюки удалилась в их комнаты, но Эрик не стал к ней присоединяться. Он напился. Настолько, что ни за что не нашел бы к ней дорогу. Настолько, что при всем желании не смог бы поддаться порыву и в момент слабости овладеть ей. А Сьюки не пришла к нему. И ничего не сказала. Даже не попросила его присоединиться к ней. Так что Эрик позволил себе считать, что это к лучшему. Что он принял правильное решение. Только после смерти ее отца он разделил постель с другой женщиной. Убедил себя, что так будет лучше. Выбрал брюнетку с темными глазами, чтобы ничто не напоминало ему о жене. Но, сливаясь с ней, Эрик не мог на нее смотреть. Он использовал ту женщину. Добавил еще один грех к измене жене. Но с совестью он поступил так же, как с чувствами, как с болезненными воспоминаниями, — задвигал ее подальше, пока не перестал ощущать ее уколы. Пока соблазнять женщину за женщиной не стало легко и никакой вины он по этому поводу не испытывал. Пока он не смог убедить себя, что это просто игра. Не прогнал свое влечение к Сью в глубину сознания. — Почему ты мне ничего не сказала? — спросил он, когда поток воспоминаний наконец иссяк и превратился в тонкий ручеек. — О чем? — Ты хотела меня. Хотела, чтобы мы были мужем и женой по-настоящему. Когда я не пришел к тебе в первую брачную ночь, почему ты мне ничего не сказала? Сьюки рассмеялась, невесело и горько. — Ты всерьез меня спрашиваешь? Помнишь, как меня пригласили на выпускной в шутку? Я ждала тебя. Но ты не пришел. И я бы скорее умерла, чем спросила бы почему. Мужчина должен хотеть свою жену. Она не должна его умолять о близости. Эрика как будто разрывало надвое. Его снедали сожаления, угрожая захватить всю его душу. Он только сейчас понимал, насколько сильно ее ранил. Осознание всего горя, которое он причинил Сью, разъедало его изнутри. Он ничего не мог сказать. Только извиняться, снова и снова. Но это казалось пустыми словами. Этого было недостаточно. На каждом шагу он встречался с новыми доказательствами своей нечаянной жестокости. Того, как предавал ее. Он не мог найти слова, но, если бы и нашел, они были бы пустыми. Он помнил, как умел вызывать ее улыбки, ее смех… Но когда дело было серьезным, он все делал неправильно. Он протянул руку, обхватил ее затылок, притягивая для поцелуя. У него не осталось слов. Но он мог показать. Показать все, что было у него в душе. И если они оба сгорят в этом пламени, Эрик этому будет только рад.