Забыть и полюбить?

Следующие несколько недель все было идеально. И если Сьюки порой испытывала уколы беспокойства, предчувствия беды, то изо всех сил их игнорировала. Эрик вел себя как самый заботливый и внимательный мужчина в мире. А секс… это было лучше, чем все ее девические фантазии. Невероятно. Эрик был невероятным. Между ними страсть горела так, что невозможно было представить, что она могла когда-нибудь остыть. Наконец, спустя два года после свадьбы, они вели себя как молодожены. Ощущения были странными, и день ото дня ей все больше казалось, что она не ходит, а летит. Не то чтобы ей это не нравилось. Совсем нет. Может, немного беспокоило. Она прогнала эту мысль и отправилась на поиски Эрика. Он все чаще и больше бродил по поместью. Он так ничего и не вспомнил, но чувствовал себя намного лучше и поэтому старался заново изучить каждый уголок особняка и земель вокруг. Сьюки полагала, что он где-то в саду. Все происходящее, конечно, не реально. Когда Эрик вспомнит прошлое, то вернется к прежним привычкам. Снова погрузится в работу, снова будет предаваться развлечениям с женщинами, которые знают, что делать в постели. Стиснув зубы, Сьюки постаралась прогнать этот назойливый голосок. Именно он и вызывал у нее беспокойство. И, к сожалению, попадал в точку, так что поспорить с ним не получалось. — Миссис Нортман, — окликнула ее домохозяйка и поспешила навстречу. Лицо ее выражало тревогу. — К мистеру Эрику пришли… Сьюки покачала головой: — Эрик никого не принимает. Никто не должен знать о его потере памяти. Скажите, что встреча невозможна… — Это… женщина. У Сьюк оборвалось сердце. — Что? Насколько ей было известно, у Эрика не было серьезных любовниц. Он спал с другими женщинами, но ни с кем не заводил долгих отношений. — Женщина. С ней адвокат. И ребенок. Сьюки ничего на это не ответила, не в силах ничего придумать. Вместо этого она бросилась к входной двери. Сердце у нее стучало так отчаянно, что трудно было дышать. Остатки надежды убеждали ее, что экономка все придумала. В холле никого не будет. Все останется так, как было эти последние недели. Идеально, прекрасно… ее мир не рухнет через минуту. Женщина была очень красива. Высокая, светловолосая, с превосходным макияжем. Она быта одета просто, но эффектно, каждой деталью подчеркивая цвет волос, формы и красоту. Рядом с ней стоял мужчина с мрачным лицом, в дорогом костюме. А перед ними стояло вынутое из автомобиля детское сиденье с накинутой сеткой, за которой виднелся ребенок. — Я жена Эрика Нортмана, — сказала Сьюки дрожащим голосом. — Что здесь происходит? — Моей клиентке нужно переговорить с мистером Нортманом, — сказал адвокат. Женщина рядом с ним промолчала, но сильно побледнела. — Возможно, вы не слышали — мой муж недавно попал в серьезную аварию и все еще восстанавливается. — Я полагаю, что он все равно захочет услышать то, что мы собираемся обсудить, — возразил адвокат. — Сначала вас выслушаю я, — настаивала Сьюки. — Если с ним можно связаться и получить разрешение на раскрытие информации, мы, разумеется, вас введем в курс дела. — Не вижу смысла ходить вокруг да около, — сказала вдруг женщина, скрещивая руки на груди, с решительным выражением лица. — Я хочу увидеть Эрика, чтобы отдать ему ребенка. Сьюки понимала, в чем тут дело. С того самого момента, как услышала о визитерах, она знала. Но все равно не хотела в это верить. Не хотела признавать реальность того, о чем говорила эта женщина. — Извините, — переспросила она, хотя уточнения ей совсем не были нужны. — Что вы сказали? — Это его ребенок, — ответила женщина. — И пора ему взять ответственность на себя. К тому времени, как все они оказались в кабинете Эрика, Сьюки двигалась как в тумане. Судя по виду Эрика, он чувствовал себя не лучше. Мог только смотреть пустым взглядом на женщину, которая утверждала, что родила ему ребенка. А ребенку было всего четыре месяца… от этой мысли на Сьюк накатила истерика, с которой она едва справилась. Конечно, она знала, что Эрик спал с другими женщинами даже после того, как женился на ней, но никогда раньше ей не приходилось лицом к лицу сталкиваться с реальностью его неверности. И тем более настолько ощутимо. Ребенок с прибытия визитеров не издавал ни звука. Девочка, прикрытая розовым одеяльцем, посапывала во сне в своей переноске. У нее были светлые волосы, длинные ресницы, бросавшие тень на щечки. Очень хорошенькая. Дочка Эрика. Эрика и… Пэм — так звали женщину. Сьюки слегка мутило. Адвокат говорил, излагая подробности соглашения, которое Эрик, как оказывается, заключил с Пэм. Сам Эрик сидел со стоическим видом и почти ничего не говорил. У Сью было что сказать, но не сейчас. Они все еще пытались скрыть то, что Эрик ничего не помнит, что было нелегко, когда перед ним сидела бывшая любовница, хотя он ее и не узнавал. И еще труднее — рядом с ребенком, о котором он, выходит, совершенно ничего не помнил. Но все документы, разложенные перед ним, подтверждали, что Пэм говорит правду. Признание отцовства, результаты теста ДНК, соглашение, в соответствии с которым Пэм получала полную опеку над ребенком, а Эрик предоставлял ей финансовую поддержку. — Я знаю, мы договорились, что я буду о ней заботиться… — медленно сказала Пэм. — Но я поняла, что больше не могу. И не хочу. Я думала, что это того стоит. Особенно учитывая, сколько ты мне платишь… Но я не могу. Я ждала, что проснутся какие-нибудь… материнские инстинкты. Что-то во мне изменится, заставит ее любить, заботиться искренне… Но я не изменилась. — Ее голос звучал печально и бессильно. — Я могла бы нанять на твои деньги роту нянь, но… этого недостаточно для ребенка. Я хочу, чтобы ее любили. И собираюсь передать на усыновление. Но решила, что сначала надо поговорить с тобой. Я готова отказаться от родительских прав в твою пользу. — Конечно, она продолжит получать выплаты, — добавил ее адвокат. — Конечно, — язвительно сказала Сьюки. — Да, конечно, — более искренним тоном отозвался Эрик. — Тогда если все в порядке, то мы готовы отказаться от родительских прав Памелы на Изабеллу в пользу мистера Нортмана. Сью на мгновение захотелось встать и закричать. Сказать «нет». Отправить ребенка подальше, куда угодно, лишь бы она не оставалась в доме. Это было несправедливо. Они с Эриком начинали строить отношения заново, восстанавливать свой брак. Дети должны были родиться у нее, а не у кого-то еще. ДНК Эрика не должна была смешиваться с кровью другой женщины, чтобы породить такое… прекрасное существо. Они должны были зачать ребенка вместе. Сьюк хотелось возмущаться и протестовать. Против этого всегда. Однако когда она смотрела на спящую малютку, то чувствовала лишь печаль. Изабелла была не виновата, что мать не могла о ней позаботиться. Не виновата в безответственности своего отца. Не виновата, что у ее отца была жена, которой его неверность причинила столько боли. Все взрослые в этой комнате принимали решения сами. Сьюки решила выйти замуж за Эрика. Эрик выбрал переспать с Пэм. Пэм согласилась на роман с Эриком, хотя и знала, что он женат. Только Изабелла ничего не решала. И как бы сильно она ни сердилась, ее гнев был направлен не на ребенка. — Конечно, я хочу ее забрать, — сказал Эрик дрогнувшим голосом. Он не спросил, чего хочет Сьюки. Но она вряд ли могла его винить. Это его ребенок. Его плоть и кровь. Разве она может просить его поступить иначе? И разве он мог позволить принимать такие решения кому-то еще? Не мог, Сьюки это понимала. Но все равно сердилась на него. Когда за Пэм, ее адвокатом и провожающей их на выход Сьюки закрылась дверь, Эрик остался смотреть на ребенка, спящего в переноске. Эмоции сгущались в его душе, как грозовые облака, давление росло. Кто он? Что за мужчина запирает жену в поместье в глуши, оставляет ее девственницей на два года, а сам живет так, словно ее не существует? Какой мужчина становится отцом, но подписывает документы, из которых совершенно очевидно, что он делает это чисто формально? Из бумаг он понял, что до сих пор даже не видел свою дочь. Даже не знал пол ребенка. На него навалилась усталость, и темнота затянула все, как облака затягивают небо. Что делать, если ты обнаружил, что ты чудовище? Потому что никак иначе Эрик о себе думать не мог. Другого объяснения его поступкам в прошлом не было. Настоящие мужчины не отрекаются вот так от своих детей. Не платят за то, чтобы их плоть и кровь убрали из их жизни. Неожиданно он рухнул на колени; сердце у него колотилось так сильно, что он едва мог дышать. Он не сводил глаз с малютки, которая спала в переноске. Такая крохотная. Совершенная. Брошенная матерью, не знавшая отца, но теперь отданная мужчине, который отрекся от нее, как от ненужной вещи, которую он не хотел держать в доме. — Прости меня, — сказал он. Голос звучал странно, измученно. — Прости за то, каким я был. Но я тебя не оставлю. Больше никогда. Я все исправлю. Я постараюсь быть таким отцом, которого ты заслуживаешь. И мужем, которого заслуживает Сьюки. Эрик не знал, сколько времени вот так сидел на полу перед девочкой и просто смотрел на нее. Но наконец она начала ворочаться, а потом проснулась с жалобным высоким плачем. Открывшиеся глазки неожиданно оказались ярко-синими и смотрели на него, словно Эрик девочке враг. А потом слезы полились по рассерженному покрасневшему личику, и Эрика охватила паника. Он поднял переноску и поморщился, когда ребра дали о себе знать. Надо было найти кого-нибудь… кого-то, кто сможет о ней позаботиться. Эрик не хотел брать ее на руки. Боялся, что сломает крошку. Он не помнил, как держать ребенка в руках. Может, никогда этого и не знал… — Сьюки! — Он торопливо вышел из кабинета в поисках жены. — Сьюки, ты мне нужна. Она вышла ему навстречу из библиотеки, бледная, с покрасневшими глазами: — В чем дело? — Ребенок плачет. — Да, — Сьюки скрестила руки на груди, — я слышу. Я не знаю, что делать. — Что, по-твоему, должна делать я? — Сьюки не двигалась с места, наоборот, словно вросла в пол. — Помоги мне. Она все равно не двигалась. Но наконец, когда плач Изабеллы стал сильнее, выражение лица Сьюки смягчилось. Я не стану помогать тебе. Но помогу ей. — Сьюки двинулась навстречу, но остановилась лицом к лицу с Эриком. — Поставь переноску. Эрик подчинился, и Сьюки опустилась на колени, принялась расстегивать ремешки, которые удерживали ребенка в кроватке. Она подняла девочку на руки и прижала крохотное тельце к груди. От этой картины у Эрика в груди что-то сжалось, так что дышать стало практически невозможно. В этом было что-то одновременно знакомое и необычное. От этого у него в душе поднималось чувство наступающей беды и все внутри медленно обращалось в лед. Он не мог сдвинуться с места. И отвернуться тоже не мог. — Наверное, она голодная. — По щеке Розы прокатилась слеза, отзываясь у Эрика в груди презрением к себе. Перед ним были две ближайшие женщины в его жизни, они плакали, и он ничего не мог сделать, чтобы это остановить. Не знал как. Он не умел утешать младенцев, и, как оказалось, их присутствие его пугает. И он не заслуживал даже предлагать Сью утешение. Он предал ее. — Ты в порядке? — Едва произнеся эти слова, он понял, что не стоило этого говорить. И то, как Сьюки поджала губы, как похолодели ее глаза, подтверждало его догадку. Я не умею ухаживать за маленькими детьми. Не знаю, что делать. Я этого не хотела, — сказала она срывающимся голосом. Что он мог на это сказать? У него не было никакого ответа. Оставалось гадать, что бы он сказал, если бы у него были воспоминания о прошлом. Как бы среагировал на эту ситуацию. На Сью и Изабеллу. — Я пошлю кого-нибудь купить все, что ей нужно, — сказал он. Что дальше — он не представлял. Наверняка надо было сделать многое другое, но даже этот первый пункт плана давался ему с трудом. — Хорошо, — натянуто сказала Сьюки. — Пожалуйста, просто… забери ее. — Она шагнула вперед, вложила ребенка в его руки, и Эрику пришлось подхватить ее, прижать к груди. Он мог только смотреть на нее, скованный приступом невыносимого страха. Как будто перед ним была не четырехмесячная кроха, а тигр-людоед. Когда он поднял взгляд, Сьюки исчезла. Оставила Эрика наедине с его дочерью.