Это у нас в крови

Первым чётким воспоминанием Гермионы о детстве была ночь в день её шестого дня рождения. Подушка, прилипшая к потолку, напуганный, но задумчивый взгляд дяди, на которого мгновение назад напало полдюжины мягких игрушек и странное чувство, разливающееся в груди и слегка покалывающее кончики пальцев. Долгое время это казалось ей лишь ярким сном, отпечатавшимся в детской памяти, но теперь она понимала, что это был лишь первый из многих случаев, которые она старательно списывала на своё воображения. Полугодовые запасы противной овсянки, заботливо запасённые бабушкой, неспроста исчезли из кладовой. Палка столетнего дуба, загораживающего весь солнечный свет для её небольшой грядки, упала совсем не из-за резкого порыва ветра или старости дерева. Колючий школьный свитер не исчез из шкафа по волшебству. То есть, конечно, именно поэтому. — Так значит я настоящая… волшебница? Даже произносить что-то похожее вслух кажется неправильным. Бабушка не раз говорила, что единственное волшебство, существующее вне книг со сказками, происходит в научных лабораториях. Если бы Гермиона решилась сказать при ней что-то подобное, она бы наверняка бы посетовала на излишнюю мечтательность внучки и пригрозила занять её домашней работой. Майкрофт, вероятно, назвал бы её несмышлёной и посоветовал бабушке серьёзнее заняться её образованием. Как будто она и так не просиживает над учебниками большую часть дня! А вот дедушка бы лишь рассмеялся и потрепал её по голове. «Хоть один ребёнок в этом доме похож на нормального десятилетку» — вот только «нормальный» в доме Холмсов никогда не считался комплиментом. Наверное, и сама Гермиона бы со скептицизмом отнеслась к такому заявлению. И всё же, прямо сейчас она сидит в кабинете дяди Майка и пытается свыкнуться с новой реальностью. Мысль о том, что с ней сейчас играют дурную шутку, она отметает сразу. Дядя Майк никогда бы не стал тратить время на глупые розыгрыши. — Мне хотелось думать, что ты и сама пришла ко схожему выводу, но, очевидно, переоценил тебя. А вот едкие замечания об умственных способностях племянницы были вполне в его стиле. Впервые захотелось наколдовать что-то противное. Например, заставить запонки дяди превратиться в маленьких крокодильчиков. Гермиона никогда раньше не превращала ничего в животных, но была готова потратить сколько угодно времени и сил чтобы доказать Майкрофту свои способности. Разве что-то такое не заставило бы его хоть немного гордиться ей? Наверняка превращение вещей в живых существ считается сложной магией. Не перепутать строение скелета и кровеносной системы, не ошибиться с органами чувств, а главное точно и чётко воссоздать нервную систему… А как потом заставить всё это работать? — Ты опять не слушаешь меня, Гермиона. У меня не так много времени, но дядюшка позаботился о твоей подготовке к школе. Гермиона отмерла, растеряно переводя взгляд на простую белую папку, протянутую Майкрофтом. Про «дядюшку Руди» она знала совсем немного: он никогда не приезжал на их Рождественские ужины, не присылал ей открыток на день рожденье и, казалось, существовал только в детских историях бабушки и коротких обменах новостями о работе между дядей Майком и дедушкой. И вот теперь он решил заинтересоваться её обучением? Гермиона раздраженно кинула папку себе на колени. В этой семье все только и думали о том, как бы засадить её за учебу. Как можно думать о книгах, только узнав о том что ты — настоящая ведьма?! Ни один волшебник не стал бы просиживать дни в библиотеке, вместо того чтобы варить зелья или колдовать палочкой! Но может… — Я буду учиться заклинаниям? — озарило её. — Ох, это действительно самый лучший день в моей жизни. Почему вы просто сразу не начали учить меня волшебству, я бы уже была волшебницей, а не учила формулы и всё такое. — И всё такое… — Майкрофт медленно потер переносицу и вздохнул. То, сколько времени его мама тратила на обучение этого ребенка... Действительно не стоило того. Гермиона, по признанию всех членов семьи, едва ли унаследовала семейную гениальность. Даже Шерлок в её возрасте уже начал всерьез интересоваться химией и самостоятельно шёл в обход школьной программы. Но младшая Холмс, хотя и справлялась с минимумом, была невероятно изобретательна только в способах сбежать из-под присмотра учителей, лишь для того чтобы спустя пол часа её с криком снимали с очередной крыши или оттаскивали от одноклассника, имевшего неосторожность затеять с ней спор. Дядюшка Руди винил в этом попустительство сестры, не способной вынести умоляющий взгляд единственной внучки и спускающей ей с рук любую шалость. Майкрофт уже готовился забирать малолетнюю волшебницу из полицейских участков и заговаривать зубы особенно бдительным сотрудникам социальных служб — не было никаких сомнений, что «сводолюбивая» девочка вырастет в неуправляемого подростка. Может хоть в этом она превзойдет своего отца. Но маме об этом знать совершенно точно нельзя. — По законам магической Великобритании, использовать магию ты можешь только на территории Хогвартса. Уверен, ты узнаешь об этом на первом же уроке. Гермиона, — Майкрофт привстает из-за рабочего стола, стараясь не обращать внимание на округлившиеся глаза ребенка. Неужели кто-то действительно ведется на это? — Мы ожидаем, что ты прекратишь свои капризы и сосредоточишься на занятиях. Твое положение в волшебном мире зависит только от тебя и, будь уверена, поведение, которое тебе прощают сейчас, станет причиной исключения из школы через год. Ты поняла меня? «Конечно же нет» — проноситься у него в голове, когда девочка вскакивает со стула, попутно заверяя его в своей серьезности. «Мне действительно недостаточно платят».

***

Рудольф Шерринфорд готовился к этому дню с того самого момента, как новорожденную Гермиону нашли у дверей Холмсов. Маленькая голубоглазая девочка, сама того не зная, стала его главной головной болью на ближайшие десять лет. Все мужчины в их семье рождаются сквибами, а все девочки — сходят с ума и обращаются в обскуров ещё до того, как им исполнится десять лет. Эту семейную тайну он узнал в раннем детстве — так мать объясняла появление в их доме малышки из приюта. Проклятье лишь добавило в нём уверенности никогда не заводить семью, но, к сожалению, не остановило сестру. Уверенная в том, что чума передаётся только кровным родственникам, она сбежала под венец, оставив за спиной родительский дом и карьеру математика. Уже после свадьбы они узнали в избраннике Виолетты сына одного из многочисленных двоюродных братьев отца, но менять что-то было слишком поздно — пара ждала первенца. Первые два ребенка родились мальчиками, и Рудольф смог выдохнуть — он не был готов рисковать сердцем сестры, разбираясь с возможными последствиями. Но когда на свет появилась Эвер, все в доме начали готовится к худшему. С каждой взорванной лампочкой и ожившим зверьком, она теряла контроль над своим разумом и магией. Рудольф не стал ждать катастрофы — было безопаснее изъять девочку до того, как она завершит переход и унесет весь район на тот свет. Время пришло, когда ребенка впервые поймали на подозрении в убийстве. Простой пожар помог замести следы, убедив безутешных родителей в том, что девочка наконец потеряла контроль и подожгла сама себя. Холмсы продолжили жить дальше, а Эвер оказалась под надежной защитой от самой себя. И вот, спустя каких то десять лет, ситуация повторилась вновь. Записка, оказавшаяся запрятанной в многочисленных пеленках, ясно называла Шерлока отцом ребенка. Едва выпустившийся из школы, он не мог вспомнить ни имени, ни внешности незнакомки, с которой почти случайно потерял девственность «исключительно ради интереса». Так что всей семье оставалось лишь наблюдать за тем, как Виолетта стремительно привязывается к новоприобретенной внучке и ждать, пока в этой внучке не останется ничего от человека. Поэтому Рудольфус готовился. Готовился вновь предупредить катастрофу, грозившую разрушить его семью и репутацию в правительстве. Однако, наперекор всему, девочка дожила до одиннадцатого дня рождения без кризисов или попыток убийства соседних детей. Теперь перед ним стаяла ещё более запутанная проблема, которая, по стечению обстоятельств, помещалась в одном небольшом конверте. Письмо из Хогвартса не предвещало ничего хорошего.