***
Димон покосился на Данника, что сидел у противоположного окна машины. Казалось, что возле его друга сгустилась вся тема, какая только была в салоне и даже в самом тёмном углу будет светлее, чем в углу, где сидел Данник. Они искали Машу уже несколько часов, но за эти несколько часов среди друзей прозвучало от силы пять слов. Данник только молчал и угрюмо смотрел в темноту за окном. По логике, в этом посёлке не должно было составить труда найти человека. Он хоть и был большим, но всё-таки не то, что город. К тому же, Маша не могла далеко убежать, хотя учитывая, сколько часов они её искали и так и не нашли, то она уже могла дойти пешком до соседнего города. Но Данник наотрез отказывался ехать в город и искать её там, и никто не возражал против этого, все просто продолжали молча ездить по посёлку и изредка выходить из машины, чтобы осмотреть что-то. Данник продолжал всматриваться в тьму за окном, стараясь не обращать внимания на взволнованные взгляды друзей. Не о нём сейчас они должны были волноваться. Не о нём. Хотя его вид вызвал бы жалость у многих: он был весь потрёпанный и побитый, где только можно было. Не мог же он просто так уйти, пусть и на поиски Маши, так и не побив Глеба. Но эта зараза оказалась тоже в силе, так что их бой бы так и не закончился, если бы вдруг не пришёл Павел Иваныч. Он и сейчас-то остался там, с Глебом. Наверно, поучает его. Данник злорадно улыбнулся, представив себе, как этот мопс поучает гадюку, но тут же скривился от боли в разбитых губах и щеках. Данник чертыхнулся и аккуратно коснулся своих боевых ранений. — Может, тебе стоит поспать? — спросил с заботой Димон, но это скорее прозвучало как утверждение. Данник хотел возразить, но потом, неожиданно почувствовал сильную усталость и сонливость. И не удивительно, он ведь уже больше дня не спал. Он ничего не ответил, просто немного устроился поудобнее и так, чтобы не было видно, что он спит, и, закрыв глаза, уснул. Данник шёл по коридору своей школы. Он был зол так же, как и рассержен. Его злило то, что он уже давно решил перестать заниматься какими-либо разборками, он уже был в одиннадцатом классе и вскоре ему нужно было поступать в университет, а для этого нужно было уделять всё время учёбе, чтобы выучить новое и то, что он прогуливал в прошлые годы обучения. Да, он уже повязал с бандитизмом, но сейчас и сегодня это был особый случай, который тоже злил его не меньше отвлечения от учёбы. На его территории кто-то продавал наркотики. И может быть он и проигнорировал бы это, по крайне мере, постарался бы это сделать, но теперь Сашка, его давний друг с младших классов, подсел на эту дрянь как раз из-за этих хмырей, что стали продавать наркотики на его территории. Данник не знал, хорошо это или плохо, но пока никто и не заметил, что Сашка стал ходить под кайфом, возможно, это было как раз из-за того, что он всегда так выглядел, словно он под кайфом. Данник даже посмеялся бы над этой ситуацией, если бы она не касалась его самого. И сейчас Данник узнал, где этот ублюдок обычно продаёт наркотики, теперь он туда направлялся. Это было где-то недалеко от кафе «Рябина», Данник хорошо знал это место, там было очень мрачно и неуютно в любое время дня, а особенно вечером. Но сейчас был день, учительница математики кричала ему вслед, чтобы он остановился, но он не останавливался. Нет, его уже нельзя остановить. Было очень холодно, ужасно холодно. Данник стоял здесь уже несколько часов, начинало темнеть, а скоро станет совсем темно, как ночью, а этот урод не появлялся. Как бы Данник его узнал? Да очень просто, если дилер появится здесь, значит, он будет передавать наркотики своей жертве. Но ни жертвы, ни дилера видно не было. От холода Даннику даже закурить захотелось, но он стал уговаривать себя, что он это бросил, да и к тому же пачки у него с собой нет. Он давно её выложил, чтобы не искушала. И вот, когда он уже почти сорвался и был готов идти в ближайший магазин за сигаретами, он заметил какого-то подозрительного типа, на которого, если бы он здесь просто проходил мимо, даже не обратил внимания. Но это тип шёл очень подозрительно, он часто оглядывался, и темп его шагов часто менялся, словно он так и не мог решить идти ему быстро или нет. И тут ему на встречу, так же лихорадочно оглядываясь назад и по сторонам, шёл какой-то молодой парень. Они прошли мимо друг друга, но на мгновение всё же приостановились и это мгновение Данник уловил. Он заметил, как мужчина что-то сунул парню в руку, а тот в замен какой-то конверт. Данник широко улыбнулся, это точно был он. Данник покинул своё укрытие, которое за эти несколько часов изучил так же тщательно, как и свою комнату, и направился за мужчиной, стараясь сдержать порыв наброситься на него и избить до полусмерти. Нет, он должен себя сдержать, здесь их мог кто-то заметить, нет, он бросится на него только когда они отойдут подальше от людного места. Вот мужчина, последний раз оглянувшись по сторонам и не заметив в Даннике какой-либо угрозы, свернул за угол тёмной улицы. У Данника что-то внутри поднялось, словно началось извержение вулкана, он всегда такое чувствовал, когда собирался драться, но сейчас это было особо сильное ощущение, потому что он дрался не с каким-то школьником, а с взрослым мужчиной, который мог быть вооружён. Да, это был азарт. Данник тоже свернул за угол и тут же, прибавив шагу и схватив удивлённого мужика за плечо, прижал его спиной к стенке дома. Данник был взбудоражен и тяжело дышал, смотря в испуганные глаза мужчины. Какой он был уродливый. С небритыми щеками, кривым носом и пах, как настоящий алкаш. Данник усмехнулся и ударил кулаком в лицо жертвы. Тот завыл и схватился руками за сломанный нос, сквозь пальцы стала просачиваться красная кровь. Даннику это нравилось, он был готов избить его до полусмерти, забыв даже о причине, но нет, он должен о ней помнить, помнить почему он это делает и что он не должен сделать. — Ну, что скажешь, дилер, а? — Данник не смог сдержать порыва и ударил мужчину в живот, а потом схватил за старую потрёпанную куртку, пахнущую алкоголем, чтобы тот не упал. — Какого чёрта ты здесь продаёшь эту дрянь, а?! — Отпусти меня, урод, ты не знаешь с кем связываешься! Если ты меня ещё раз ударишь, то об этом узнает мой босс и тогда… — Что тогда? — прервал Данник смешную из-за бульканья речь мужчины, который пытался храбриться, но как только начал говорить Данник, испуганно вжался в стену. — Кто твой босс, а? Ну же, кто?! — Данник потряс бедняку так, что тот несколько раз ударился головой об холодную и твёрдую стену. — Что это у тебя за босс, который позволяет продавать эту хрень, — Данник вытащил один из пакетиков с белым веществом из кармана мужчины и ударил им по его лицу, — школьникам и детям! Чтобы я не видел тебя больше в этом районе, понял?! Ещё раз увижу и… Яркий свет, ударивший в глаза, остановил Данника, а звонкая сирена оглушила. Это была полиция. — Всем не дивгаться! Поднять руки и опустить оружее, если оно у вас есть! — прокричал пронзительный бас полицейского, который так и не опустил своего фонарика, продолжая светить им в глазам обоим пойманным. Данник от этого света и воя сирены стал туго соображать и просто послушно поднял руки так, совсем забыв о пакетике с наркотиками. — Что это? Что это у тебя в руках? — полицейский подошёл ближе к Даннику и вырвал из его рук пакетик. — Чёрт возьми, это же наркотики! Ты что… Данник хотел открыть рот, чтобы сказать, что это этого мужика, но тот резко перебил его. — Прошу вас, он заставлял меня купить эту дрянь, он сказал, что если я не куплю у него наркотиков, то он убьёт меня, — мужчина, с заплаканным лицом рухнул на колени перед полицейским и умоляюще сложил руки. Выглядела эта сцена ужасно, в особенности из-за сломанного носа, который не переставал кровоточить. — Отцепись от меня, — сказал полицейский с лёгким презрением смотря на мужчину у его ног, а потом он посмотрел на Данника с каким-то сочувствием. — А вы, молодой человек, в таком-то возрасте, таким дурным делом начать заниматься. Что же вас на это потянуло, а? Данник просто стоял и удивлённо таращился то на полицейского, то на мужика, которого он до этого избил и которого сейчас был готов избить ещё сильнее. — Я не продаю наркотики. Этого его пачка, я лишь хотел… — но слов не нашлось. А что он скажет, что он пошёл за этим презренным ублюдком только для того, чтобы избить, а потом отправить куда подальше, и чтобы тот на глаза больше не появлялся? Да кто ему поверит и к тоже вдруг они узнают про Сашку, ему же влетит за это. Данник так и не нашёл, что ему ответить, и дал надеть на себя наручники без всякого сопротивления. Он шёл как оглушённый, не слыша, что ему говорят, куда он идёт и зачем? Их вывели из переулка. Мужчина продолжал верещать, что он ни в чём не виновен и что здесь жертва — это он. Данник же ничего не говорил, он просто шёл туда, куда его тащила твёрдая рука, что держала его за локоть мёртвой хваткой. А потом неожиданно его опустошённый взор встретился с большими, полными удивления и ужаса глазами. Неожиданно для себя Данник зацепился за них и не разрывал с ним связь до тех пор, пока их зрительную связь не преградила дверь полицейской машины. Данник, повинуясь какому-то неописуемому чувству, бросился к маленькому окошку с решёткой: какая-то пухленькая девушка с длинными вьющимися волосами продолжала просто стоять и смотреть вслед уезжающей полицейской машине взглядом, не осознающим, что сейчас произошло. «Кто же она?» — не переставал задавать себе этот вопрос Данник и в камере, и на суде и после. Ему почему-то было так всё равно на то, что происходило вокруг: на то, что рыдает мать; на то, что злится отец; на то, что за него переживают Арина и Димон; на то, что его обвиняют в суде за то, чего он не делал только потому, что какой-то парень по имени Глеб заплатил им. Ему было всё равно, он вспоминал только эти большие ореховые глаза. «Кто же она?» — Данник, Данник! — кто-то усердно тряс его за плечо. Данник не хотел просыпаться, но рука и голос Димона были такими настойчивыми, что он приоткрыл глаза, которые тут же зажмурил от яркого света. — Чего? — язык как-то не хотел двигаться. — Мы нашли её.***
Как холодно. Хотя нет, теперь уже не холодно. Её руки и босые ноги так замёрзли, что уже не чувствовали холода. Даже голод, который мучал ещё несколько часов назад, уже не был так ощущаемым. Маша прикрыла глаза и положила голову на руки. Она устала бежать, она устала… «Данник». Как она хотела его сейчас увидеть. Но, наверно, этому больше никогда не забудется. Никогда… Глаза закрывались, и её клонило в сон. Ей уже даже стало что-то сниться, как вдруг… — Маша! — это был его голос. Маша, ещё думая, что это сон, с трудом отняла голову от рук. Как же ей не хотелось просыпаться. Ей было так тепло, так хорошо, так спокойно… Почему она не может просто уснуть, она ведь так устала. — Маша?! — кажется он её заметил. Она услышала его торопливые шаги. — Маша! Маша! Маша, с тобой всё в порядке? Маша не верила: он действительно был здесь, это был точно он, его большие тёплые руки, которые её обнимали так, что чуть не душили, его широкая грудь, к которой он её прижал, это был он… Тёплые слёзы побежали по холодным посиневшим от холода щекам. Он нашёл её.***
Когда Машу нашли, то её тут же отвезли в больницу с обморожением ног и рук. Медсёстры и доктор как-то странно посмотрели на Данника и остальных, но ничего не спросили, только покачали головой. Маша долго не просыпалась, а Данник всё время находился в её палате. Иногда кто-то ещё заходил туда, например, Димон или Матвей, но потом, немного посидев, уходили. Потом прибежал Пал Иваныч, он сразу бросился к Маши, но, увидев, что она спит не стал её трогать, а врезал своим охранникам за то, что те плохо искали. Досталась не только им, но и Глебу, который тоже пришёл и просто стоял у двери с угрюмым видом, и Даннику, который тут же вскочил со стула и хотел ответить, но в этот момент Маша пошевелилась и все замерли, с замиранием сердца таращась на её умиротворённое лицо, но она так и не проснулась. Ещё приходила Арина, как ни странно она даже умудрилась накраситься и одеться как на свидание. В дверях она случайно столкнулась с Борисом Игнатичем и они обменялись сначала оценивающими взглядами, а потом и любезностями. В эту ночь никто не спал. Зато потом Димон всё-таки, как бы не сопротивлялся Данник, потащил его в универ. Там Данник сидел как на иголках и высчитывал каждую секунду до конца пар, а потом сразу летел в больницу, но в этот раз его остановил их профессор, который вёл практику. — Даниил, можно с тобой поговорить? Всего пару минут, —прибавил он, заметив сомнение на лице Данника, и тот нехотя согласился и пошёл за профессором в его кабинет. В этом кабинете всегда пахло медикаментами и было как-то темно и душно, но профессору Серскому эта обстановка почему-то нравилась, а он нравился всем, поэтому все терпели эту обстановку. — Скажи, ты же хочешь стать хорошим хирургом, так? — спросил он, когда они вошли, присев на край стола и с приятной улыбкой посмотрев на своего ученика. — Да, — немного неуверенно ответил Данник, потому что не ожидал такого вопроса. — Так вот, один мой старый знакомый преподаёт сейчас в Германии в медицинском университете. И он предложил мне помощь для какого-нибудь моего студента, который, по моему мнению, смог бы учиться в Германии, — он замолчал, словно давая какое-то время для того, чтобы Данник смог обдумать услышанное. — Я бы хотел, чтобы этим учеником был ты. — Я? — не понял Данник. Он не знал, радоваться ему сейчас или нет. — Но… я… — Да, конечно, если ты подтянешь свои оценки, которые, по неизвестной мне причине, сильно съехали, — и профессор снисходительно улыбнулся. — Я считаю, что ты бы смог потянуть учёбу там. Ну что, ты согласен? Данник стоял как истукан и просто тупил. Ему казалось, что это просто розыгрыш или его воображение. Нет, такого просто не могло быть. Ему — ему такому дурню, просто не могли дать такую возможность обучения за границей, он ведь даже о таком и не думал, уж слишком несбыточной казалась эта мечта. А теперь? Что же ему сказать? — Ты будешь учиться там четыре года, — добавил профессор, наблюдая за мозговым процессом Данника. Четыре года — это много. А как же Маша, а как же Димон, Матвей и Гарик? Как же мать он так оставит? Но разве она не была бы счастлива, что её сын будет учиться в Германии? А отец? Возможно, он наконец назовёт его достойным сыном. Как же все удивятся... — Может, тебе стоит дать время подумать? — спросил профессор Серски, видя, что Данник уж слишком долго молчит. — Нет, я не хочу долго это мусолить, — Данник старался успокоить своё сердце, которое бешено билось от радости. — Боюсь, если я буду это долго обдумывать, то передумаю, — он поднял на профессора глаза полные решимости. — Я согласен, я поеду в Германию на учёбу. На лице профессора появилась радостная улыбка. — Тогда удачи, — он похлопал Данника по плечу и тот сам воодушевился, что тоже захотел хлопнуть профессора по плечу, но сдержался. — Спасибо, — только и сказал. — Маша! — Данник влетел в палату Маши со счастливой улыбкой, но он ту же вспомнил, что она ещё не очнулась и хотел уже просто, как обычно, пойти и сесть на стул, что стоял возле её кровати, но тут он заметил, что одеяло зашевелилось, словно под ним кто-то прятался. Она очнулась. — Маша? — комок из одеяла больше не двигался. — Маша! Маша, неужели ты очнулась?! — Данник подбежал к кровати, бросив все вещи, не смотря куда, и стал тянуть одеяло на себя, но девушка под ним сильно сопротивлялась, — Маша! Маша, ну откройся! Я же так боялся, что ты уже никогда не проснёшься. Маша, Маша! Силы как-то покинули Данника. Неужели она не хочет его видеть? — Так ты не хочешь меня видеть? — Данник бросил печальный взгляд на комок и уже хотел отступить как неожиданно одеяло зашевелилось и из-под него показалось красное, то ли от злости, то ли от смущения, лицо Маши. — Дубина, я переодевалась, когда ты вошёл, — сказала она, ещё больше краснея. Данник покраснел как рак и стал неловко, задевая всё, что попадалось на пути, продвигаться к выходу. — Я… я выйду… Да… — он уже открыл дверь и сбирался, когда обернулся и добавил. —Знаешь, я очень рад, что ты наконец очнулась. Маша ничего не ответила, только глубже зарылась в одеяло, чтобы парень не заметил её смущения. — Может, прекратишь так смотреть на меня? — Маша чувствовала себя очень неловко, когда Данник вот так сидел перед ней и со счастливой рожей наблюдал, как она ест. —Эх… Ты даже не представляешь, как я тебя люблю, — сказал Данник, тяжело вздохнув и так не оторвав глаз от Маши. — Да? А как же Алёна? — Маша опустила глаза в тарелку и стала делать вид, словно ответ на этот вопрос её вообще не волнует. — Алёна? — не понял Данник. — Это кто? Маша бросила на Данника гневный взгляд, кажется, его незнание злило её. — Алёна Лисова 7 Б класс, не помнишь? — спросила она, нервно барабаня пальцами по столу столовой больницы. — Не, — често ответил Данник, от чего Маша, кажется, разозлилась ещё больше. — Да ну?! Ты же с ней спал! — это услышал не только Данник, у которого сейчас началась медленная перезагрузка мозгового компьютера. — Спал? — глупо переспросил он, но тут же поспешил добавить, заметив стремительно богравеющее лицо Маши: — Маш, я с девушкой в жизни не был. Краска Маши тут же ушла, сменившись на бледность. — То есть, ты даже не знаешь, кто такая Алёна Лисова? — уточнила она, с удивлением смотря на Данника. — Ага, — покачал головой тот. — Какая она стерва… — кажется, злость начала возвращаться, а пальцы Маши ещё сильнее забаробанили по столешнице. — Это ж она на всю школу кудахтала, что спит с тобой и как это ты её любишь. Данник немного отодвинулся от Маши, потому что она выглядила так, словно была готова в эту же минуту прикончить эту Алёну на месте. А так как её поблизости не было, то Данник стал бояться за себя. — Так ты что, думала что я такой ловелас и поэтому так реагировала, когда я говорил, что люблю тебя? — вдруг дошло да Данника. Это возмущало его! Неужели он так похож… на Гарика?! — Ну, да, — неуверенно ответила Маша. — Но это не всё. — И что ещё? — теперь злился Данник. — Ещё какая-нибудь Алёна?! — Нет, — Маша замялась, не зная, говорить ей или нет. — Ну, ты же не знаешь, кто мой отец и… — То, что он мафиози это я и так знаю, так это всё? — Данник не верил, что из-за такой глупой причины ему так долго отказывали. За то, судя пока ошарашенному лицу Маши, она не считала эту причиной глупой. — Откуда ты знаешь? Тебе что, Димон рассказал? — Так эта тварюга знала?! — Данник сдерживал себя изо всех сил, чтобы тут же не вскочить и не пойти сказать Димону пару ласковых слов. — Он просто, в отличии от некоторых, меня вспомнил, — Маша недовольно вздёрнула носик. — Вспомнил? — не понял Данник. Откуда Димон, да и сам Данник, может знать Машу? — Да, ты, вижу, догадливый, раз понял, кто мой отец, а чего ж тогда не догадался, кто я такая? — Маша обиженно скрестила руки на груди. Данник только насупился, не зная, что ответить. Он совершенно не мог припомнить, где бы мог встречать Машу до этого года. — Мы с тобой учились в одной школе?.. — сделал попытку Данник. — Ух ты, наконец додумался! Но даже и не пытайся меня вспомнить, ты всегда был по большей части занят только своей персоной, — Маша с недовольством откинулась на спинку стула. Она сильно сердилась на Данника за то, что он не мог её вспомнить. А ведь она тогда сделала всё, чтобы его оправдали в суде. Между ними наступило молчание. — Маш, — нарушил тишину Данник, — давай прекратим эти глупые споры. Я люблю тебя, а вот ты… — Если бы вспомнил меня, то тогда бы знал, — не переставая дуться, ответила Маша. На лице Данника расплылась улыбка. — Значит, любишь? Маша бросила взгляд на Данника и, старая скрыть смущение, тихо пробубнила: — Люблю. Улыбка Данника стала ещё шире, и он хотел тут же броситься к Маше, обнять её и расцеловать, а потом на весь мир кричать, что она его любит, но улыбка тут же ушла с лица. — Маш, давай поженимся. — Дубина, мы и так женаты, — Маша чувствовала, что начинает краснеть от смущения. Он столько лет мечтала услышать это предложение… — Маш, — голос Данника был сорванный, — я скоро уеду. Маша тут же подняла на него свои большие глаза. — Я уеду в Германию на четыре года. Мне предложили там учиться, — говорить Даннику это оказалось очень тяжело. Маша ничего не говорила, она просто молча опустила глаза в тарелку, словно так могла что-то ей подсказать. — Четыре года… —наконец проговорила она. — Это много. Данник чувствовал сильную горечь прямо в сердце. Ему на мгновение даже захотелось броситься прямо сейчас к профессору Серскому, чтобы отказаться, но он понимал, что не может упустить такой шанс. Это был его шанс вырваться оттуда, где он жил и что он делал. — Я буду писать и… может, приезжать иногда, — попытался он подбодрить то ли самого себя, то ли Машу. — Каждый день? — спросила вдруг она, по-прежнему не поднимая глаз. — Каждый день! — уверил Машу Данник. — И писать в конце, что любишь меня? — И писать в конце, что люблю тебя. — И приезжать, когда сможешь? — Ну… — И приезжать, когда сможешь? — И приезжать, когда смогу. — Ну, тогда ладно, — как бы она не была довольна этими условиями, она старалась сделать вид, что это совсем не так. — А потом… — Данник неуверенно покусывал губу. — А потом, спустя четыре года, ты выйдешь за меня? Маша удивилась, потом покраснела, потом попыталась это скрыть, а в конце просто улыбнулась: — Это предложение, от которого нельзя отказаться.***
Спустя месяц Данник уехал. Матвей, Гарик и Димон были рады за друга, но всё же печалились его отъезду. Матвей даже попытался пошутить, что они увидятся на следующих олимпийских играх, но шутка получилась какой-то грустной. Маша не плакала, пока Данник не сел на самолёт, а потом всю дорогу рыдала. Пал Иваныч всячески успокаивал её, говорил, что прикончит "эту гадюку", если он не вернётся и что пошлёт пару ребят, чтобы они следили за ним. Но от этого Маша рыдала ещё больше. Через полгода Екатерина родила Гарику дочь. Гарик её даже в руках держать боялся и засыпал Данника фотографиями своей дочурки. Как ни странно, но родители Гарика, хоть и с трудом, но всё же приняли Екатерину в семью, а после рождения внучки и вовсе перестали возражать. Матвей и Катя начали встречать и начали планировать через год-два расписаться. А вот Димон и Соня вообще не тянули с этой процессией. Как писал Матвей Даннику: «Димон просто подошёл к ней и сказал: «София Львовна, не хотите ли вы связать свою жизнь с мной и выйти за меня замуж?». И знаешь что? Она взяла, улыбнулась и сказала: «Да». А Димон тогда так нервничал… Хотя по его роже и не скажешь». Глеб так и остался в семье и теперь к нему привязалась какая-то девчонка. Звали её Лиза, она тоже лежала в больнице, когда и Маша, и тогда увидела Глеба, когда он как-то раз навещал Машу и извинялся перед ней. Теперь он не мог никак избавиться от этой Лизы. «Я готов убить эту рыжую бестию», — говорил он своему охраннику, наблюдая за тем, как эта «рыжая бестия» играла с его собаками в его саду. А охранник молчал, думая, что скоро в их доме появится хозяйка в качестве это «рыжей бестии». Борис Игнатич и Арина тоже стали ненароком встречаться, каждый раз делая вид, что эта встреча произошла совершенно случайно, а в итоге часами сидели в каком-нибудь кафе и обменивались любезностями. Так прошло четыре года… — Маш… — Что? — шёпотом спросила девушка. — Я забыл слова, — так же тихо сообщил Данник. — Какие ещё слова? — Ну, те, что я должен ему говорить. — Дубина, ты просто должен сказать «согласен», когда... — Согласен! В церкви повисла тишина. А потом кто-то не выдержал и прыснул от смеха. Все, какое бы уважение они не испытывали к церемонии, тихо начали смеяться. Даже священник поднял на Данника поверх своих очков в тонкой золотой оправе выцветшие голубые глаза. — Молодой человек, — он старался скрыть свою улыбку, — я вас ещё не спрашивал согласны вы или нет. Данник залился краской, а Маша покачала головой. — Боже, какой же ты у меня дурак, — Маша потянула раскрасневшегося от стыда Данника за галстук и поцеловала. Теперь у них всё будет по-настоящему.Конец.