Свадьба

Вкусный сытный ужин и почтительное отношение хозяина трактира отчасти примирили Дримарондо с невозможностью плодотворно использовать время, проводимое в поездке. К счастью, предусмотрительный сэр Шурф, перекладывая профессорский багаж, догадался поместить сверху последний, совсем недавно вышедший из печати, том «Антологии Древней Поэзии Хонхоны», и наш учёный любитель поэзии с упоением погрузился в чтение, лишь время от времени прерываясь для того, чтобы облаять попадающуюся навстречу одинокую повозку, запряжённую рогатым менкалом, или зачитать вслух особо понравившиеся строчки. Ближе к рассвету Шурф сменил меня за рычагом амобилера. Я поменялся местами с Дримарондо, устроился на заднем сиденье и честно пытался уснуть под высоконаучную и смертельно занудную дискуссию об особенностях стихотворных форм периода правления первых Гуригов, затеянную профессором. Закутываясь в одеяло, я надеялся, что размеренные реплики Шурфа, помноженные на полное отсутствие моего интереса к предмету обсуждения, в совокупности с усталостью помогут мне быстро погрузиться в сон. Однако не тут-то было. Дримарондо, привыкший к чтению лекций в аудитории, за время своего профессорства обзавёлся хорошо поставленным громким басом, легко противостоявшим моим попыткам заснуть. К тому же, в отличие от своего бывшего хозяина, Дримарондо от природы был весьма эмоционален и легко возбудим, поэтому время от времени, в пылу спора, он выражал своё несогласие с собеседником коротким звонким лаем. А если прибавить ко всему этому непрекращающуюся возню Друппи под сиденьем, то можно легко понять, почему примерно через три четверти часа я окончательно утратил надежду посмотреть этой ночью хотя бы один сон. К счастью, Шурф сжалился надо мной, а может быть, ему просто не хотелось ехать с утра с невыспавшимся возницей. Во всяком случае, он обернулся и небрежным жестом коснулся ладонью моей макушки, после чего особенности угуландской поэзии наконец перестали меня волновать, и я отправился на встречу со своими сновидениями. Собственно говоря, вся наша поездка и состояла из таких незначительных событий. Мы с Шурфом попеременно вели амобилер и пытались поспать на заднем сиденье, Друппи либо тихонько дремал под сиденьем, либо с восторгом глазел по сторонам, периодически облаивая все объекты, достойные, с его точки зрения, облаивания. Сэр Дримарондо пытался вести себя чинно, сообразно своему статусу, но было заметно, каких неимоверных усилий ему это стоило. Когда я видел, каким печальным, тем самым знаменитым «собачьим» взглядом он провожал встречные повозки, которые так и просились, чтобы им вслед как следует гавкнули, или пролетавшие мимо лужайки, на которых можно было бы отлично поноситься, сбивая хвостом макушки цветущих трав и распугивая мелкую живность, мне хотелось сказать ему: «Послушай, приятель! Забудь о том, что ты профессор! Разреши себе немного побыть просто собакой, мы, честное слово, никому не скажем!» Но я, разумеется, не позволял себе подобных вольностей. Мы же всё-таки по делу ехали. Время от времени мы останавливались в придорожных трактирах — поужинать, помыться в местных корытах, гордо именуемых бассейнами — надо было видеть страдание на лице моего друга, когда ему приходилось пользоваться провинциальными удобствами — и поспать, хотя бы раз в два-три дня, в нормальной постели. Если против ужина наши четвероногие друзья не имели ничего против, к омовению относились со снисходительным терпением — ну, что поделать, бывают у людей такие причуды, — то наше нелепое желание провести ночь под крышей вызывало горячее неодобрение собак, в особенности, Дримарондо. Что касается Друппи, то у него вообще-то покладистый характер, и, в принципе, ему всё равно, где спать — под сиденьем амобилера или в спальне у камина, а то и нахально развалившись на моей постели — в этом смысле мы с моей собакой очень похожи. То есть, под сиденьем амобилера мне ещё, хвала Магистрам, спать не доводилось, но короткий диван в моей башне, а ещё раньше, кресло и стулья в кабинете Джуффина по степени неудобства вполне могут сравниться с узким тесным пространством, к тому же наполовину занятым багажом. Однако я надеялся, что моему псу, как и мне, всё же присущ здравый смысл, и, при возможности выбирать, он предпочтёт тесному амобилеру скромный комфорт придорожной гостиницы. Но в этой поездке Друппи, по-видимому, счёл своим долгом поддерживать своего учёного приятеля. А Дримарондо был очень недоволен тем, что мы теряем драгоценное время на бессмысленное, с его точки зрения, занятие, и не упускал возможности продемонстрировать нам своё неодобрение. Дошло до того, что однажды, проснувшись на рассвете в тесном гостиничном номере, доставшемся нам с Шурфом на двоих, я стал свидетелем того, как обнаглевший профессор склоняет Шурфа к, можно сказать, похищению государственного служащего высшего ранга, то есть меня. Он коварно предлагал моему другу спрятать меня в пригоршне, пока я сплю, и продолжить путешествие. — Ну ты же уже выспался и вполне можешь вести амобилер, — убеждал он, применяя запрещённый приём, то есть положил морду Шурфу на колени, поднял мохнатые брови домиком, деликатно мотая ушами и умильно глядя в глаза. — Ты же сам объяснял мне, что это не причинит никакого вреда э-э-э… объекту, то есть, Максу в данном случае… — тут он, как и подобало псу с отличным чутьём, насторожился, почувствовав, что я просыпаюсь. Я зажмурил глаза покрепче и постарался дышать спокойно и размеренно, притворяясь спящим. Мне ужасно хотелось досмотреть этот спектакль. Шурфа мне, конечно, вряд ли удалось бы обмануть, он всегда по моему дыханию мог точно сказать, что со мной происходит, но господин профессор не был столь искушён в подобных вопросах, поэтому моё ровное сопение усыпило его бдительность, и он, для пущей убедительности положив на колено бывшего хозяина ещё и лапу, умоляюще поскрёб ею полу дорожной магистерской мантии и продолжил: — Я догадываюсь, конечно, что у тебя нет особенных причин торопиться, вы, люди, не всегда можете понять, какое нетерпение могут испытывать, например, собаки… Поехали, а? — и профессор сопроводил свои слова жалобным поскуливанием. На этом месте я не выдержал и расхохотался. Все трое повернулись ко мне — Шурф, кусая губы от еле сдерживаемого смеха, Дримарондо — со смесью упрёка и надежды, а мой пёс — с восторгом от того, что хозяин наконец проснулся, и теперь можно приступить к любимому развлечению. Что он и проделал. Едва я уселся на кровати, как эта белоснежная туша размером с небольшого бегемота с размаху прыгнула на меня, опрокинув обратно на подушки, а угольно-чёрный язык принялся вылизывать мою заспанную физиономию. — Прости, Макс, — заговорил мой друг, когда ему удалось призвать Друппи к порядку, — я предпринял все возможные усилия, чтобы дать тебе выспаться, так как знаю, какое важное место занимает сон в твоей жизни. Но эти господа, — он кивком головы указал на собак, — убеждены, что желание поспать в нормальной постели не является уважительной причиной для того, чтобы задерживаться в пути. Господа подтвердили этот тезис выразительным повизгиванием. — Ладно, — сказал я, — вам просто повезло, что вы имеете дело со мной. И что мы не взяли с собой так называемых слуг из Мохнатого Дома, а, стало быть, некому было совершать привычную диверсию и прятать бальзам Кахара на некое таинственное «место» — Магистры знают, где бы это «место» оказалось в незнакомой гостинице! Поэтому нет необходимости склонять сэра Шурфа к преступлению против служащего Тайного Сыска. Дайте мне четверть часа, чтобы привести себя в порядок, и я готов ехать. Я даже готов пожертвовать завтраком — добуду что-нибудь из Щели между Мирами. Друппи радостно запрыгал по комнате, что же касается профессора, он, кажется, считал и вытребованные мною четверть часа непозволительной роскошью, но он, хвала Магистрам, уже давно хорошо научился понимать границы допустимого. Особенно в присутствии сэра Шурфа. Поэтому он ограничился тяжёлыми вздохами и выразительными поглядываниями на дверь, пока я в спешном порядке умывался и натягивал сапоги. Шурф любезно занял место за рычагом амобилера, чтобы я мог, не отвлекаясь, раздобыть нам поесть. Практичный Дримарондо был не очень доволен этим обстоятельством, так как я езжу значительно быстрее, но говяжий окорок внушительных размеров на время избавил нас от его комментариев. Нам же достался горячий мясной пирог и почему-то два больших молочных коктейля, украшенные разноцветными бумажными зонтиками. Видно, моя старая привычка таскать из Щели между Мирами зонтики время от времени давала о себе знать, пусть даже и в такой причудливой форме. Поев, я, к радости Дримарондо, уселся за рычаг, и наше чудо техники рвануло вперёд, с каждой секундой приближая решающий миг встречи профессора со своей избранницей.