Квартира

Кот сосредоточенно кромсал огурцы в большую миску, высунув от усердия кончик языка. Неровные зеленые кубики сыпались на дно стеклянной посудины так, будто туда сходила лавина. Ледибаг скосила на него глаза и тяжко вздохнула. Вымыла помидор, подкинула его на пробу в руке и, мстительно прищурившись, послала в Кота хитрым крученым ударом. Тот, не отрываясь от нарезания огурцов кособокими полосками, вытянул руку и поймал снаряд, даже не потрудившись посмотреть, что именно его Леди решила в очередной раз в него кинуть. Это милое развлечение было их игрой последние несколько месяцев, с тех пор как один зараженный чуть не пробил зазевавшемуся Коту ногу насквозь маленьким железным шариком. А все из-за того, что Нуар не поймал брошенный ему медальон, в котором укрылась акума. С той битвы они договорились периодически без предупреждения кидать друг в друга вещи, чтобы научиться ловить их. Ледибаг привила себе соответствующие рефлексы почти сразу же, Кот тоже быстро втянулся, но игра внезапно прижилась, став забавным дополнением к командной работе и (иногда) способом сгладить конфликт. Конфликтов в последнее время тоже прибавилось по непонятным причинам - сказывалось нервное напряжение и напряжение другого рода, понять природу которого было откровенно страшно. Словно между ними натянули тончайшую шелковую нить, малейшее натяжение которой вызывало бурную цепную реакцию и боль от тонких, но глубоких порезов. И все то же напряжение медленно и неумолимо подталкивало их обоих к развязке - очевидной, но от этого не менее пугающей. Кот должен был признаться. Леди должна была его отвергнуть. Они оба это знали. У них обоих периодически проскальзывало во взгляде: "пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, не делай этого!" И они покорно замалчивали проблему. У героев Парижа нет проблем. Ни-ка-ких. Все просто идеально. Пока они убеждали в этом окружающих (с феерическим успехом) и себя (уже не столь блистательно), пресловутая шелковая нить оставляла им все меньше и меньше своего. Затягивалась тончайшей невидимой петлей у них на шеях. Леди тянуло к Коту, тянуло почти ощутимо, почти физически. Но до отчаянной дрожи не так. Кот... С ним все ясно было с самого начала. Вечера в их общей квартире стали... Маринетт не знала, как это описать и что из этого получится. Словно их скинули в реку, пытаясь научить плавать, и они либо научатся, либо утонут, третьего не дано. Пока они явно тонули. Тонули, разыгрывая многослойный фарс для журналистов, знакомых, родителей, друзей, Мастера Фу и квами. Ледибаг еще раз косо посмотрела на Кота, давя скребущее ощущение неправильности и теплую нежность к нему, грозящую затопить ее с головой. Она любила Нуара как товарища, как верного напарника, как слегка придурковатого парня, начитавшегося комиксов, как кошачью морду с идиотскими каламбурами, как того, кто умеет решать потрясающе сложные задачки по физике, но абсолютно беспомощен перед необходимостью нарезать огурец кубиками... В общем, совершенно не той любовью. И про себя она умоляла Кота не разрушать их шаткого взаимопонимания, основанного на его молчании и ее возможности не говорить ему "нет". — Моя Леди, сейчас сгорят! — предупредил Кот, вытягивая шею. Ледибаг тряхнула головой, выкидывая лишние сейчас мысли, и сосредоточилась на блинах, действительно начинающих подгорать. Ловко перекинув блин с дальней сковородки прямо в маленькую пока стопку, героиня принялась разбираться с оставшимися. Кот попытался стащить один, но получил лопаточкой по рукам и временно оставил свои попытки. Стопка блинов постепенно росла, едва слышно шипели сковороды, громоподобный стук издавал нож в руках Нуара, за окном иногда проезжали машины, на подоконнике тихо булькало радио, притащенное откуда-то Котом, да так и оставшееся в квартире. — Не знаешь, какую на завтра обещали погоду? — спросила Леди, обернувшись к Нуару с двумя сковородками в руках. Между ее зубов была зажата лопаточка, и Кот сухо сглотнул, представив почему-то, как эти белоснежные зубы сжимаются на его загривке, оставляя четкий след. — Вроде дождь, — Кот отвел взгляд. — Всю неделю обещают дождь и плюс десять. Леди кивнула и вернулась к блинам. Кот вздохнул и вернулся к огурцам. *** Ели они в полном молчании. К оконному стеклу липла серая осенняя морось. Высовываться наружу, под дождь и ветер, Маринетт не хотелось. Она всерьез обдумывала возможность заночевать на квартире, но упорно прогоняла малодушные мысли об этом. Дома родители, они волнуются. Завтра на учебу. Алья переполошится (как в тот раз, когда Кот звонил Ледибаг узнать, где в квартире соль и нужно ли купить чего-нибудь в магазине к ужину). Маринетт кинула украдкой взгляд на Кота. Тот смотрел в окно и о чем-то думал. Он был серьезен и поэтому показался ей гораздо старше своего возраста. Маринетт передёрнуло - серьезный Нуар не ассоциировался у нее ни с чем хорошим. Ей внезапно очень захотелось его поцеловать. Перегнуться через стол, накрыть его расслабленную ладонь в когтистой перчатке своей затянутой в красное рукой, прижаться к его губам и спокойно вернуться на свое место. Возможно, она позволила бы Коту переплести их пальцы. И еще один поцелуй. Маринетт непроизвольно сглотнула. Ей захотелось это сделать, потому что он выглядел очень... потерянным. — Все в порядке? — спросила она, забирая у него тарелку. Кот вскинул голову слишком резко, и что-то гипнотическое в зелени его глаз не дало разорвать зрительный контакт. Он улыбался ей привычной широкой усмешкой, а глаза были тревожные и чуть испуганные, такого знакомого зеленого оттенка, так похожие на... Маринетт чувствовала каждый разделявший их сантиметр горячего воздуха. Чего Кот ждал от нее? Неужели - вот оно? Признание и закономерный отказ? Неужели сейчас?.. Нужно было бежать. Отстраниться, заняться мытьем посуды, прогнать Нуара или послать его вынести мусор, сделать что угодно кроме того, что она делала прямо сейчас. Она определенно не должна была наклоняться ближе. Так, что резкий выдох Кота теплым паром щекотал ей щеку. — Я люблю тебя, — послышался тихий подрагивающий голос. — Я очень сильно люблю тебя. — Кот... — Люблю, люблю, люблю, люблю тебя, — шептал Кот, отчаянно выискивая что-то в ее глазах... и не находя. Маринетт в эту секунду особенно ненавидела свой геройский костюм, тайну личностей и глупое сердце, отданное другому, но обливающееся кровью за напарника. Она прижалась лбом к его лбу и осторожно обняла. Его почти беззвучное "люблю" звучало громче любого крика. До какой грани отчаяния нужно было дойти этому жизнерадостному парню чтобы вот так выпрашивать у нее какие-то крохи тепла? Чтобы вот так шагнуть за край, зная, какой ответ услышит, зная, что обречен на провал, зная, что для него за краем ничего нет? Как долго он носил в себе это "люблю", как долго оно его жгло? Ледибаг не была виновата в том, что Кот Нуар полюбил ее. Маринетт не была виновата в том, что она полюбила Адриана. Так почему же ей так паршиво? — Не надо, Котенок, — попросила она, крепко зажмурившись. Кот убрал руки и отстранился. На его серое лицо было страшно смотреть. — Я помою посуду, — сказал он абсолютно бесцветным тоном и повернулся к ней спиной. Чувство вины буквально вдавливает ее в пол.