Квартира

В комнате темно. Где-то за окном проехала машина, и свет от фар полосой пополз по потолку. Эту квартиру они купили на объединенные средства полтора года назад через Мастера Фу, и с тех пор она стала их негласным убежищем. Раз в три-четыре месяца они оставались здесь ночевать, слишком вымотанные или не до конца отошедшие от сражения, чтобы возвращаться по домам. А еще именно здесь с Котом впервые случилось... то, что случилось. Маринетт помнит тот вечер - тогда они остались здесь в самый первый раз. Была зима, мороз, до дома - почти час пешим ходом, поскольку по обледенелым крышам бегать было опасно для жизни, и они решили заночевать здесь. Две раздельные комнаты с дверьми, выключенный свет, плотно задернутые шторы, еда для квами в огромных количествах – за сохранность тайны можно было не беспокоиться. Битва в тот день была ужасной. Долгая, едва не стоившая ей жизни борьба со злодеем вымотала Ледибаг до крайности. Она сидела на кухне, грея замерзшие пальцы о бока большой кружки, и даже трескотня Кота не могла отвлечь ее от все еще оставшегося где-то около позвоночника ужаса - они оба были на этот раз предельно близки к краю. Она смотрела на собственное неровное отражение в чайной глади, как вдруг обратила внимание на странную обволакивающую тишину: Кот молчал. Он сидел на стуле, отвернувшись, и плечи его тряслись. — Что смешного? — рассеянно спросила она. — Смешного? — странным тоном повторил Кот. Ледибаг пристально вгляделась в лицо напарника. Он улыбался ей еще секунды три, а потом улыбка пошла изломом, губы задрожали, все его лицо будто свело судорогой, и он закусил кулак, давя сухой плач и вой. Кот плакал. Навзрыд, как плачут совсем маленькие дети, заходился плачем, давился им, скорчился на стуле, обхватив себя руками, и все никак не мог успокоиться. Маринетт обняла его и сползла вместе с ним на пол. Кот уткнулся ей в шею, свернулся клубком вокруг нее, вцепился в нее намертво, захлебываясь тихим, отчаянным воем, стараясь, чтоб было негромко. И правда, негромко. Его трясло, выворачивало сухими рыданиями, он жался к ней, и от каждого невесомого поглаживания вздрагивал, как от удара плетью, тихо скулил и не мог справиться с дыханием. От слез слиплись ресницы и в горле стоял комок. Кот пытался прекратить, затихал, а потом его скручивало еще сильнее, так, что не хватало дыхания, и он снова выл, вжимаясь в нее мокрым горячим лицом, зажимая ладонями рот. Ледибаг гладила его по голове и напряженной спине, говорила что-то утешающее, какой-то ласковый бред, в котором ничего не имело смысла, кроме интонации, ведь вряд ли Кот мог разбирать слова. Кот плакал долго. Затих постепенно, обмяк у нее на коленях, бессильно разжал руки, пережидая редкие всхлипы и подступающую икоту, сделал попытку освободиться из ее объятий, но она не пустила, и Кот свернулся вокруг нее, опустошенный и раздавленный прошедшей истерикой. С тех пор это повторялось с периодичностью раз в три-четыре месяца, и Маринетт научилась угадывать по резким жестам, появляющейся замкнутости, особенно громким каламбурам и широкой улыбке, что совсем скоро им снова понадобится их геройская квартира. Она решила не обсуждать этих "приступов" с Котом. Он сам расскажет, если посчитает нужным. В одну из таких ночей Маринетт случайно узнала, что с ним случалось такое и раньше, и почему-то мысль о том, что Кот так захлебывался один, в тишине своей комнаты, включив воду, чтобы не догадался отец или его секретарша, а потом выходил и делал вид, что все нормально, все это время, была настолько омерзительной и ужасающей... И ведь никто не знал. Если бы не случайность, она сама бы никогда не узнала. Кот был почему-то абсолютно уверен, что его проблемы не должны никого касаться. Нет, что до его проблем никому нет дела. Что никто не захочет ему помочь. Маринетт хотела. Она не могла видеть, как Кот медленно выжирает себя изнутри. Но ничего не могла придумать, только быть рядом. В этот раз все тише. Они лежали на диване в "ее" комнате, впервые за долгое время оказавшись по-настоящему наедине. Квами спали на кухне, а темнота позволяла им быть рядом и вне трансформации. Тяжелая голова Кота лежала у нее на животе, и она рассеянно перебирала пальцами шелковистые пряди. Нуар только тихо вздрагивал, но уже не плакал. Маринетт очень хотелось хотя бы поговорить с ним, но она не знала, как можно начать этот разговор. Она не могла видеть его таким. Не могла смотреть, как он прячет утром покрасневшие глаза и опухший нос, не могла слышать его сбивчивые виноватые извинения после каждого такого раза, не знала, что делать с появившейся между ними отчужденностью. С той первой ночи он почти не смотрел ей в глаза и совсем перестал шутить. Ледибаг хватило пары часов на осознание - она безумно хочет назад эти ужаснейшие каламбуры. И взаимные подколки. И дурацкий флирт. И наглость. И глупую влюбленную усмешку. Всего Нуара, каким бы странным он ни был. — Котенок, — начала она, разглядывая движущиеся тени на потолке. — Послушай меня. Нуар напрягся и как-то весь сжался, будто ждал от нее резкости. Удара. Окрика. Презрения. Недовольства. Обвинений. Скорее всего, так и было. — Да, моя Леди, — голос походил на воронье карканье. Он попытался привстать с дивана, но разобрать в темноте, где чьи руки и ноги не представлялось возможным, чем и воспользовалась Маринетт, притягивая Кота обратно. Она заговорила тихим спокойным шепотом: — Во-первых, прости меня. Я постоянно забываю, что ты не умеешь читать мысли, и мне просто в голову не пришло, что тебе может быть важно услышать это от меня. Для меня это совершенно очевидный, лежащий на поверхности факт. Что бы с тобой ни происходило, Котенок, запомни кое-что. Я всегда буду на твоей стороне. Что бы ни случилось. Больше нет и никогда не будет твоих проблем, есть только наши. Во-вторых, я не стану ценить и уважать тебя меньше, если нашелся кто-то достаточно безрассудный, чтобы причинить тебе боль. В моих глазах ты не стал от этого слабым, бесполезным и ненужным, даже думать о таком не смей. Ты можешь, но не должен справляться со всем в одиночку. В-третьих, мне в радость помочь тебе. Я не могу видеть, как ты мучаешься. В-четвертых... Ты НЕ ОДИН. Ни сейчас, ни позже, ни когда-либо еще в будущем. Маринетт замолкла. Тени на потолке снова сдвинулись - включился барахлящий уличный фонарь. В стекло стукнулась пара капель. Кот долго молчал, сжимая ее в объятиях. Она не могла представить, что творилось в его больной голове. — Ты почти умерла, — прохрипел он наконец. — Еще немного, и тебя бы проткнуло тем штырем насквозь. Я ничего не мог сделать. Просто смотрел. Я почти увидел тебя мертвой. Мертвой! Голос Кота дрогнул и сорвался. — Я жива, Котенок, — Маринетт поцеловала его в висок, на ощупь находя его руку и переплетая пальцы. — Конечно же я жива. — Без тебя я бы не смог. Даже пытаться бы не стал. Кот не уточнил, а Маринетт решила не спрашивать. Нужно было встать и заварить им чаю, но она совсем не чувствовала себя готовой. — Не уходи, — вздох. — Пожалуйста. — Хорошо, — Маринетт кивнула, но во тьме никто, конечно, не мог этого увидеть. Полежали в тишине, она потихоньку начала засыпать. — Я люблю тебя, — прошептал Кот, уткнувшись холодным носом ей в беззащитную шею. — Я знаю, — коротко отозвалась Маринетт, чувствуя, что была крайне близка к "я тоже". И в то же время, это было бы не продуманным решением, а лишь мимолетным порывом, призванным успокоить совесть. Она не любила Кота. По крайней мере не так, как он того хотел и заслуживал. И всё же было кое-что, что она могла для него сделать. Кое-что искреннее и обдуманное со всех сторон. Это было несоизмеримо меньше (как она теперь понимала) всего того, что за долгие годы привнес в ее жизнь Нуар. И это точно не было ответом на его чувства. Но это было единственное, что она могла ему дать. Во всем мире не было того, кому бы она верила больше, чем своему несерьезному напарнику. Он заслуживал правды. — Котенок, ты можешь остаться до утра, — Маринетт улыбалась, когда говорила ему это. — Но трансформация не продержится так долго... — Это не имеет значения. Я слишком сильно соскучилась по твоим каламбурам, так что теперь тебе придется отдуваться и в гражданском обличье. Не отпущу, пока не выполнишь норму по шуткам за все эти месяцы, — сонно прошептала Маринетт, поудобнее устраиваясь на тесном диване. Кот тихо выдохнул и уткнулся в нее воспаленным лбом. За окном разошелся дождь. Даже во сне Маринетт продолжала поглаживать Кота по руке, защищая того, кто бессчетное множество раз защищал ее саму. Иногда даже самым стойким нужна поддержка, самым верным - вера, самым надежным - надежда. Пришел черед Леди уберечь своего Кота. И это было правильно.