Говори

Быть альтруистом Сиду понравилось; он наслаждался доселе едва знакомым, но неожиданно приятным ощущением от того, что бескорыстно (ну, почти!) спас чужую жизнь. В том, что он эту жизнь спас, Сид не сомневался: если не Мариса, которая была, вообще-то, черт её знает где, девочку бы прикончили ледяные гиганты или хищники. Он уже не раз летал над ущельем, через которое пролегала единственная дорога в Лес Хрустальной Песни, и скорее согласился бы отведать свой недавний торт из дерьма, чем преодолевать это ущелье пешком. Потом, опять же, такое количество немытых и неотесанных солдат вокруг неё… Мало ли. В общем, он ощущал чудесный душевный подъем от того, что совершил благое дело. В его представлении за каждую услугу необходимо давать что-то в ответ, и тот факт, что он великодушно не ждал в ответ ничего, заставил его впервые за последние дни почувствовать себя, как и прежде, замечательным и незаменимым. Отсутствие необходимости объясняться перед Шанкой обрадовало его не меньше: пока Сид вынюхивал местоположение и – уже после – передвижения Седьмого Легиона, летал туда-сюда, искал приюта у каких-то дезертиров, Шанка, вместе с отрядом других старых идиотов, отправился в таинственную экспедицию на самый дальний север. Когда Клетус вежливо поинтересовался, опасное ли намечается предприятие, Шанка якобы заявил, мол, по сравнению с тем, что ему предстояло, грядущая осада Цитадели Артаса покажется прогулкой в парке. Сид не представлял себе, что может быть страшнее и опаснее осады Цитадели Ледяной Короны, но голову себе предпочитал подобными вещами не забивать. У жизни снова появился вкус, почти приятный; проснулось любопытство, и этим необходимо было пользоваться, пока горит. Кроме прочего, Сид обнаружил, что чувствует себя странно хорошо в обществе этой девочки с большими глазами и не совсем человеческим именем: бодрым, полным сил и готовым сворачивать горы. Так, как будто у девочки при себе имеется портативный Солнечный Колодец. Он сравнивал, вспоминал, как чувствовал себя в той избе посреди леса, где они с Шанкой оборонялись от мертвецов: до крайности плохо с моральной точки зрения и весьма удобоваримо физически. Тогда во сне он не нуждался трое суток, а магической энергии было – хоть отбавляй. Даже Шанка обратил на этот факт вялое внимание. Что-то там про «стихии благоволят»… И кстати, как Шанка узнал, что она немая, только раз посмотрев на неё? Любопытный вопрос, стоит заняться им позднее. Возможно, девочка носила при себе какой-то мощный артефакт, возможно, именно его целенаправленно везла в Даларан. Сид уже нанял с полдюжины детей и школяров, чтобы постоянно и незаметно следить за ее передвижениями... И возможно, именно по этой причине Мариса хотела до нее добраться. Не имеет значения: что бы там его проклятая бывшая жена не хотела получить, он опередит. И ему, в отличие от Марисы, даже не придется марать себе руки убийством… Добрые слова, обходительное отношение, еще пара услуг, и он непременно узнает секрет. Кто знает, быть может этот секрет позволит ему навсегда избавиться от мигреней… Пока еще прилив энергии не прошел, Сид разделся, заперся в кабинете и немедленно приступил к намеченному, точно зная, что в этот раз у него выйдет кое-что куда лучше и ценнее свиного дерьма. Потому что школяры – это хорошо, но необходимо нечто более надежное. Закончив, он снова привёл себя в порядок, оделся, расчесал волосы, завязал их лентой, чтобы не лезли в уши, и, захватив с собой тяжелую позвякивающую сумку, направился в самое логово магократии. На этот раз он не стал пороть горячку и ломиться к членам Совета Шести – не тот масштаб проблемы. Сид ограничился посещением капитана городской гвардии, проложив путь к нему с помощью трех бутылок вина (настоящего), полукруга сыра с благородной плесенью, двух пирогов с почками и макового штруделя размером с рог кодо (не настоящих). И сразу же бросаться в воду вниз головой он не стал: не меньше пяти минут потратил на комплименты и расшаркивание с бледным квельдореи, измученным тройным дежурством; вручил ему последнюю бутылку вина, самую лучшую, и только после обсуждения погоды, усердно делая вид, что смысл его жизни – в служении Кирин Тору, с деланным беспокойством заявил: – С прискорбием вынужден сообщить, что в городе планируется убийство. ~*~ На самом деле, завтрак я проспала. Я помылась, распутала и расчесала волосы на голове, удалила все те, которые ниже, постригла ногти, выпила масляного чая и отрубилась на перине, облаченная не в семь слоев одежды, а всего лишь в одну только ночную рубашку; накрытая не засаленными шкурами, а мягким стеганым одеялом. И так спала без снов до самого обеда. К тому времени встал и Джакиль, успев вернуться и проспать после ночной смены свои традиционные пять часов. Я нашла его на кухне, у раскаленной плиты, на которой он сам обжаривал эту жуткую безглазую рыбу. На меня он весьма старательно не обращал внимания, но я знала, что обижаться не следует. После сна и до тех пор, пока он не поест и не выпьет чаю, Джакиль всегда угрюм. Наконец он поднял блюдо с жареной рыбой и понес прочь, в смежную комнату, оказавшуюся столовой. Там уже было накрыто: маринованные овощи, хлеб и кувшин с козьей простоквашей. Раида сидела во главе стола и кормила сына, обнажив одну грудь. Супруг задумчиво посмотрел на нее и сел напротив, ничего не говоря. Когда Арджун наелся, Раида отнесла его наверх. Джакиль приступил к еде до того, как она вернулась, я же решила подождать. Некоторое время мы ели молча, Раида только улыбалась мне, глядя, как я уплетаю всё, что она кладёт мне на блюдо; потом Джакиль, сплюнув на тарелку последнюю рыбную косточку, вытер руки и сказал, обращаясь к жене: «Она тебе говорила, как добралась сюда?» – Нет, – пожала плечами Раида. – А что, интересная история? Она выглядела уставшей. Наверное, всё-таки почти не спала. Джакиль требовательно посмотрел на меня; он – что, хотел, чтобы и Раида устроила мне головомойку?.. Но я поняла, что юлить бесполезно. «Познакомилась с магом. Он немного сократил путь». – Повезло, – Раида подмигнула мне. – Кстати. Постоянного портала еще нет, но если захочешь с ветерком прокатиться к родителям и обратно, то я к твоим услугам. У меня уже почти есть на это силы. Честное слово, еще литра два этой чудесной простокваши, и… – с этими словами она вновь улыбнулась мне и отпила из кружки. «Скажи ей, кто был этот маг», – Джакиль твердо решил дожать меня. «Да оставишь ты меня в покое или нет!» «Немедленно!» Не достаточно сказать, что я почувствовала себя не в своей тарелке; нет, всё обстояло гораздо хуже, в этот момент я почему-то ощутила со всей силой этой ужасной мысли, что у меня больше нет дома. – Что ты к ней пристал? – возмутилась Раида. – Мне без разницы, кто это был. Я всё равно ее самый любимый маг во Вселенной. Правда же, Лин-Лин? «Даже если это был один из кровавых?» – Свет, да хоть чумной мурлок, наплевать мне с Лиловой башни. Главное, что она теперь здесь. Разве ты не рад, что она здесь? Да, Раида вступилась за меня, но почему-то даже это меня не успокоило. Как раз наоборот. В другое время подобный вопрос мог бы взволновать её хотя бы на уровне «почему ты себя не бережешь, мало ли кто это», а теперь… Словно подтверждая мои мысли, она не дождалась ответа мужа, повернула голову в сторону лестницы, а в следующее мгновение вскочила и засеменила, приговаривая «уже иду, мой хороший», к источнику одной ей слышимого хныканья. Она сохранила вежливость, дружелюбие и лёгкий нрав. Но теперь ей было наплевать с этой самой Лиловой башни на всё и всех, кроме собственного сына. Остальные проблемы, будь то вопросы личной или национальной безопасности, волновать ее перестали. Так бывает с новоиспеченными матерями почти всегда, и в том, что я перестала быть главным человеком в её жизни после Джакиля, нет, по сути, ничего плохого; утверждать обратное – значит, проявлять эгоизм и отдавать себя на растерзание неуместной ревности. Раида имеет право выбирать свои приоритеты. Просто это значит, что мне не следует злоупотреблять гостеприимством друзей. А что мне следует сделать, так это поскорее оставить их в покое. Я отвернулась от Джакиля; не глядя, поблагодарила за обед и встала. В ящике в прихожей – там, где указала Трина, – я нашла карту города, а также стопку рисовой бумаги и чернила. На пяти листках я написала одно и то же: что я немая, как меня зовут, что я умею делать. Немного подождала, пока высохнет, затем сложила бумагу и убрала во внутренний карман. Всё должно было быть не так. Я не должна была оказаться в большом городе и в этом доме. Я должна была приехать в уютную, пахнущую сосновыми досками и активно строящуюся деревушку где-нибудь на берегу заледенелого озера. Благополучно устроиться там со своим скромным, но надежным, состоянием в обществе одного из своих вышестоящих. Под их руководством врачевать переселенцев и ждать окончания войны… Подумав об этом, я почти рассердилась, но потом вспомнила, что деньги мне дали родители. Даже если бы я обрела самостоятельность таким образом, я бы всё равно была бы обязана ею родителям, матери-настоятельнице, братьям по церкви. Мне представился шанс сделать всё в одиночку, по-настоящему самостоятельно. И я не имею морального права даже сердиться на Виму. Отобрав у меня деньги, она оказала мне услугу. Тот син’дорай оказал мне услугу, украв лошадь. Хозяйка гостиницы оказала мне услугу, потребовав привлечь меня к ответственности. Даже Джакиль сейчас оказывает мне услугу, давая понять, что на самом деле он не рад мне, используя какой-то подвернувшийся под руку повод для того, чтобы побудить меня покинуть их жизнь и семью. Потому что даже у самых неприятных событий всегда есть полезные последствия. Всегда. Пусть зачастую и не в этой жизни, но… Раида нашла меня в комнате, где я выбирала из своего скудного гардероба, что бы надеть, чтобы не выглядеть грязным и диким зверем. – Прости его, – сказала она. – Он в последнее время много нервничает. «Я ничуть не обижаюсь и всё понимаю». По крайней мере, я изо всех сил старалась понимать и не обижаться. – Вот, возьми, – она протянула мне несколько серебряных монет. – Учитывая обстоятельства… Тебе понадобится на первое время. Я усердно замотала головой. – Бери, – сказала она с нажимом. – Если для тебя это так важно, потом отдашь. Но на самом деле, с деньгами нет проблем. Уверяю тебя, Джакиль работает на таможне и в ювелирной мастерской просто чтобы отвлечься от запаха пеленок. Скрепя сердце, я взяла деньги. Твердое стремление всё делать самостоятельно вдруг начало улетучиваться, я еле-еле поймала его за хвост, решив, что со временем отдам Раиде всё, до последнего гроша. – Я ведь не рассказывала тебе про погремушку. «Погремушку?» – Ага. Ты же знаешь все эти небылицы, которые про нас рассказывают простые люди?.. Еще бы не знать. Дренеи сбежали с Аргуса двадцать пять тысяч лет назад! Дренеи живут по сорок тысяч лет! А Велен вообще бессмертный! Дренеи пьют кровь орков, своих заклятых врагов, поэтому они синие! Дренеи на самом деле демоны, и всё они врут, что это не так, поэтому при встрече с одним из них надо осенить себя Знаком Длани, покрутиться три раза на месте против часовой стрелки и сплюнуть на землю! И так далее, и так далее. На самом деле, конечно, всё далеко не так замысловато. Они мало чем отличаются от нас. И Велен… впрочем, о Велене в другой раз. История о погремушке оказалась ироничной и занимательной. Расскажешь такую незнакомцу – не поверит. Предки Раиды, в спешке покидая родную планету (вовсе не двадцать пять тысяч лет назад, а три с половиной века назад), успели захватить с собой совсем немного. Разумеется, в основном брали ценные вещи. Благодаря отдельным беженцам уцелели какие-то единичные реликвии, магические артефакты. Однако ее прапра(сколько-то там пра)бабушка взять с собой ничего не успела: она бежала со спелёнатым ребенком в одной руке и звонкой радужной игрушкой, которую носила с собой, чтобы отвлекать его, когда он плакал, в другой. Игрушка долго путешествовала с места на место и от матери к ребенку, пока не оказалась на много лет в запыленном сундуке, где ее и нашла Раида. И по сентиментальным причинам взяла с собой на «Экзодар». Она была сделана из кристаллов, которых на Аргусе имелось как в Азероте песка, и, следовательно, там не представляла никакой ценности. А здесь… В общем, теперь, по слухам, центральный камень из этой погремушки назывался «Закатное солнце» и красовался в центре короны царя Стальгорна. И, опять же по слухам, придворные активно распространяли историю о том, что этот «уникальный оранжевый рубин» был героически добыт усилиями его работящих подданных и равного ему нет на целом свете. Последнее, может быть, правда. В рамках данной планеты… – Я давно знала, что погремушка имеет огромную ценность. Но не хотела с ней расставаться… Понимаешь, это было последнее, что у меня осталось из прошлого. А потом однажды на улице, когда я только забеременела, встретила гнома. Он толкал тележку, груженную игрушками. Там были заводные звери, мячи, бутафорское оружие, куклы... И подвеска для колыбели, сделанная из переливающихся кристалликов. Я спросила, он честно сказал, что это сделано из отходов стекольщика и никакой особенной ценности не имеет, зато очень нравится детям. Ну и… «Ты поняла, что плохо цепляться за прошлое». Раида коротко рассмеялась. – Вовсе нет. Я подумала, что моему сыну будет всё равно, сколько стоят его игрушки. Тысячи золотых или пару пенни. И что деньги понадобятся потом – для того, чтобы он, в отличие от меня, никогда ни в чем не нуждался. Я не против жить в прошлом… Просто иногда надо наступить себе на горло. И подумать о других. Ты ведь знаешь... Я уже хотела согласиться с ней и тоже высказаться на эту тему - нашу с ней любимую тему, - как вдруг Раида снова внезапно окончила разговор и сорвалась с места, услышав приглушенный плач. Приоритеты – такая штука… В Даларане не было храма. Городом управлял так называемый Совет Шести, состоявший только и исключительно из магов; таким образом, единственным политическим режимом в пределах города, с самого дня основания, была магократия. Церковь не имела здесь не то что власти, но даже права на представительство, ровно как король Штормграда или вождь Орды. Любой из правителей современного мира оказывался в Даларане не хуже и не лучше меня: всего лишь гостем. Однако, при всех талантах магов, лечить себя и других они не умеют, поэтому, разумеется, в городе были, например, так называемые «клиники». Я нашла одну, затем и другую, но в обеих мне последовательно отказали, сообщив, что с целителями у них проблем нет и, особо не церемонясь, подчеркнули, что немота значительно ослабляет магические силы. Как будто я этого не знаю… Я снизила планку и повернула Крига к магазину алхимика, потом к цирюльне: не нужны ли им помощники? Нет, сказали они. Беженцев полно, а работы мало. Вот если бы я была магом и умела зачаровывать метёлки и горшки… Та же история повторилась и в зоомагазине. Милая хозяйка, гномка по имени Бреанни, впрочем, угостила Крига морковкой, дала мне записать свой адрес на клочке бумаги и пообещала, что обратится ко мне, если кто-то из животных заболеет, но тоже не преминула отметить, что свой целитель, вообще-то, у них уже есть… После этого я поникла духом и ехала уже куда глаза глядят; они глядели, как оказалось, в сторону учебного квартала. Там мне тоже не повезло: в Цитадели не требовались работники, хотя я обошла и библиотеку, и учебные корпуса, увенчанные башнями (самая высокая из них, оказывается, и была Лиловой). Когда я уже собиралась покидать квартал, ко мне пристал какой-то юноша. Подобно тому гному, о котором рассказывала Раида, он толкал тележку с разнообразным товаром; только в ней были вовсе не игрушки, а письменные принадлежности и другие мелочи. – А ты немая, да? Ну тебе же, наверное, нужны чернила, там, бумага. И правда. Я остановилась и купила у него пару угольных карандашей и перьев, большую стопку рисовой бумаги. Он успешно уговорил меня купить еще и нитки с набором иголок, а также маленькие стальные ножницы, хотя я так и не поняла до конца, как ему это удалось. – Вот еще это задешево отдам, – он помахал передо мной красивым блокнотом размером с книгу. – Бери, не пожалеешь. Я покачала головой. Такие блокноты стоят дорого, каждый переплетается вручную, а этот еще, кажется, обили кожей. – Правда дёшево, обложка порвалась, смотри, – он показал мне на маленькую, едва заметную, царапину. – Нерентабельный товар, тут такое не берут. Он назвал мне цену; она оказалась действительно скромной для такого сокровища и я, махнув рукой, взяла и блокнот. – А ты работу ищешь? Я кивнула. – В «Фокуснике» вроде бы кто-то нужен был, это вон там, – он махнул рукой в сторону выхода из квартала. – Иди к воротам, сразу слева, не пропустишь. Это таверна. На двери этой самой таверны висела аспидная доска с накарябанными на ней весьма многообещающими словами на всеобщем: «ТРЕБУЕТСЯ ПЕКАРЬ ОБРАЩАТЬСЯ К ЛЕСЛИ!» С восклицательным знаком. Я подвела Крига вплотную, чтобы прочесть буквы внизу, помельче, желтым мелом: «Зачем вам пекарь, если муки всё равно нет?» И, ещё ниже, почти совсем неразборчиво, другим почерком, на самом краю: «Из говна будут печь!» Я привязала Крига к колышку у входа и, выдохнув для храбрости, зашла и застыла на пороге. Мне, наверное, пора уже было привыкать к тому, что ничего общего Даларан с моим родным городом не имеет. Однако то, каким чистым было помещение и как хорошо там пахло, поразило меня. Таверны Штормграда, особенно «Убиенная овечка» – вонючие помойки, где практически никогда не убираются. Поэтому, когда я слышала это слово, я представляла себе дюймовый слой шелухи на полу, закопченные стены и потолок, грязные столы, покосившиеся стулья, сев на один из которых, обязательно получишь пару заноз. «Фокусник» оказался совсем иным: мебель была лакированной и аккуратной; окна, потолок и полы сияли чистотой, а публика… скажем так, подобная публика не посещает заведений Штормграда, предпочитая принимать пищу дома, чтобы не понизить уровень своей ухоженности. На меня обернулась и тут же вернулась к еде группа студентов-магов. Пусть они и произвели на меня впечатление своими дорогими робами со сложной вышивкой, я, очевидно, на них не произвела никакого – оно и к лучшему. Девушка в коричневом платье, протиравшая один из свободных столов, крикнула мне: – Садитесь за любой, сейчас подойду! В тавернах Штормграда обычно только пили, и разливал хозяин, прямо за стойкой. А если и ели что-то, то сами брали из окошка, ведущего на грязную кухню. Еда подавалась в некрашеных глиняных тарелках, осколки которых устилали пол вместе с соломой, ореховой шелухой и прочими помоями. Здешние студенты ели из фаянсовых. Стойка тоже имелась, но сидевший за ней молодой человек ничуть не походил на типичных патронов – стареющих ворчливых мужчин с лысиной и блестящим носом. Прежде всего я обратила внимание на тот факт, что он читал книгу. Уже потом – что на полках за стойкой выставлено вино, а не самогон. И тут наступил тяжелый для меня момент. Интуиция подсказывала, что это мой последний шанс – если не совсем, то, по меньшей мере, сегодня. В предыдущих местах я сразу обращалась с вопросом, не нужен ли работник, и не предпринимала никаких мер, чтобы расположить хозяев заведения к себе. Кроме всего прочего, я успела проголодаться. Поэтому я села за первый попавшийся стол, вытащила бумагу и грифельный карандаш, положила перед собой, и стала терпеливо ждать девушку. Она почтила меня своим вниманием буквально через минуту. – Кушать, пить? – спросила она практически одним словом, скороговоркой. Наверное, она повторяла эти слова не меньше пяти сотен раз за день. Я написала: «Ужин, пожалуйста». – О, – сказала девушка. – Ты немая, да? Каждый раз для них это как самое удивительное открытие, если судить по выражению лица… Я приветливо улыбнулась ей и кивнула. – А к нам ходит обедать один немой парень. Красавчик. Вот такого роста! «С рогами?» – написала я. Девушка рассмеялась (как-то деланно, впрочем) и сказала: – Ну! Знаешь его? – Лесли в него втюрилась! – крикнул один из студентов. Другой присвистнул. Их подруга захихикала. Очень, очень маленький мир… Я не стала говорить, что «красавчик» женат и, кроме того, обладает весьма тяжелым характером. – Очень смешно! – отозвалась Лесли и вновь повернулась ко мне: – Ладно, сейчас принесу. Несколько минут спустя она вернулась с вездесущей квашеной капустой, жареной рыбой, хлебом и чашкой узвара. Пока я ела, на пустующий стул рядом вспрыгнул большой рыжий кот. Он флегматично посмотрел на меня и, коротко лизнув переднюю лапу, покрутился на месте и свернулся в клубок. Хлеб был жестким. Кто-то месил его так долго и ожесточенно, что оставалось лишь посочувствовать. Наверное, на душе у этого пекаря было неспокойно… Убрав за студентами и обслужив новых визитеров, Лесли вернулась ко мне. Я как раз не без труда разламывала хлеб на маленькие кусочки и макала их в узвар, чтобы не было так тяжело жевать. – Ты с ним дружишь, да? Нет, правда, до чего маленький мир. Я отодвинула тарелку и снова взялась за карандаш: «Мы знакомы». – Ну тогда ты… – она помялась и, кажется, покраснела: – В общем, скажи ему, чтобы почаще заходил, ладно? Давно его не видно… «Обязательно, – написала я, а потом, сделав паузу и с новой строки: – Я прочла, что вам требуется пекарь. У меня большой опыт, не хотите ли меня испытать?» Я вдруг вспомнила, что мне сказал Леопольд, когда зашла речь о том, что же мне теперь делать. «Ну, ты неплохо готовишь», – промямлил он. И тогда это показалось мне таким унижением, что даже думать о подобных перспективах не хотелось. Сейчас всё обстояло иначе. Совсем, совсем по-другому. Север способен быстро делать людей скромными… – А что умеешь? «Всё», – написала я. Строго говоря, это была полуправда. Я, например, никогда не умела делать красивые торты. Это умел только папа, ему удавалось всё то, что у меня никак не получалось: и красивый, равномерно поднявшийся бисквит, и безупречный крем, и потрясающей красоты сахарные украшения. Но испечь хлеб, булочки, пироги, пожарить пышки в раскаленном масле – всему этому он меня успешно научил. – А пироги с рыбой умеешь? Я кивнула. – Очень люблю пироги с рыбой… Особенно красной, – мечтательно сказала Лесли. – Но сейчас ни муки нет пшеничной, ни дрожжей. Я вообще хотела стереть там… Даже и не знаю… Она явно сомневалась. Очевидно, обстоятельства успели очень быстро измениться. Я провела пальцем по бумаге. Если есть рисовая солома для ее изготовления, и если бумага здесь стоит так дешево, то… «Я умею печь рисовый хлеб. Вместо дрожжей можно использовать простоквашу». – А он вкусный хоть? «Неплохой». – Да, рисовой муки полно. И гречневая, – она кивнула на недоеденную горбушку на моей тарелке. – И льняная еще… Это всё кальдореи постарались. – Лесли почесала затылок. – Так, знаешь что. Приходи завтра утром, пораньше, до часа петуха. Постучи как следует, а то еще закрыто будет… Испечешь небольшую партию. Если всё нормально – то всё нормально. А если гадость выйдет, то уж извини, отдашь деньги за материал и распрощаемся. Идёт? «Да, это честно». Я расплатилась за ужин и на прощание написала своё имя. Лесли рассеянно помахала мне рукой и вернулась к обслуживанию посетителей. На следующий день Лесли с поваром попробовали мой рисовый хлеб, переглянулись и тут же сообщили, что платить будут раз в неделю. Всё-таки Леопольд прав, я действительно неплохо готовлю. Я замешала в пять раз больше теста, а заодно, с согласия Лесли, испекла из всех подручных материалов коврижку, благо мёда тоже было много. Прямо перед полуднем повар накормил меня и быстро поел сам. Пока хлеб запекался, я без слов вызвалась помочь с другими хлопотами: чистила коренья, нарезала лук. Повар сначала отмахивался от моей помощи, но потом уступил. Он мало говорил, только представился (звали его Иона) и то и дело напевал что-то под нос. – Ты можешь идти вообще-то, – сказал он мне через два часа после полудня. – Да и ничего, кроме хлеба, ты делать не обязана. Я упрямо помотала головой. Физическая работа вычищала из головы все лишние мысли и, хотя я уже очень устала и успела не раз порезаться, пока чистила репу, даже мысль о том, чтобы уйти, казалась мне мучительной. Что я буду делать? Шататься по городу без цели? – Ладно, оставайся, – пожал плечами Иона. – Нам давно нужен был помощник. Удвою тебе жалованье тогда. Кухня закрывалась в шесть, хотя «Фокусник» был открыт до глубокой ночи. Но к вечеру туда приходили уже не за едой. Я помогла Ионе убрать на кухне, мы сожгли мусор и часть очистков, не годящихся в компост, в предназначенной для этого отдельной печке. Он жил там же, на втором этаже. Лесли, как и я, приходила каждый день. Она переодевалась прямо на кухне, за высокой бумажной ширмой. – До завтра, – сказала она мне оттуда. Так я стала работать в «Фокуснике». Он был, в общем-то, не только таверной, но и гостиницей: на втором этаже сдавались комнаты внаём, я узнала это, когда однажды утром понесла постояльцу завтрак вместо девушки, обычно обслуживавшей и убиравшей комнаты. Обстановка там была под стать если не королевскому дворцу, то, по крайней мере, поместью какого-нибудь богатого землевладельца. Я не спрашивала, но денег за такую гостиницу, наверное, выкладывали немало. Может быть, поэтому она пустовала… Я ложилась и вставала очень рано, спала крепко и без снов. Ела на ходу, прямо на работе, быстро и не особо обращая внимание на то, что именно ем. Кажется, Ионе нравился тот факт, что я не умею разговаривать, хотя он и повесил на стену доску и принёс кусок мела специально для меня. А у Лесли просто не было времени на разговоры. Меню не менялось. Из-за проблем с логистикой мы готовили одно и то же, с небольшими вариациями: тот самый рисовый хлеб, рыбу, гречневую кашу и гречневые же лепешки, один за другим открывали бочонки с квашеной капустой, тушили репу, древесные грибы и фасоль с луком. Пшеница, мясо, птица, яйца, пряности, фрукты, сахар – всё это отсутствовало. Кто-то сказал, мол, когда война закончится и можно будет поддерживать порталы открытыми постоянно, в городе наступит несравненное изобилие, цены упадут, а на рынке можно будет купить что угодно. Но война не заканчивалась, цены росли, хотя, как я могла заключить, в городе никто не голодал. Не здесь, не в Даларане. Первые дни я ежедневно заживляла себе порезы на руках, но, когда Иона и Лесли обнаружили, что я это умею и сказали, что им нужна помощь, они обратились ко мне не со своими болячками, а принесли кота, который целыми днями бродил между столов таверны и питался остатками с них. – Его часто тошнит, – посетовала Лесли. – И писает где попало. Прогонять не хочу, но посетители очень жалуются… У рыжего кота сдавала печень и мочевой пузырь. В последнее время он не ел практически ничего, кроме рыбы, причем в больших количествах, а ведь рыба, вопреки тому, что думают многие, далеко не самая лучшая еда для кошек. – Почему ты не зарабатываешь этим? – спросила Лесли, когда кот, уже здоровый и очень сердитый (он не особенно любил сидеть на руках) убежал прочь. Я показала на своё горло. Дальнейших вопросов она задавать не стала. Несколько раз в таверну заходила Лайола, чтобы проведать меня, один раз – вместе с Донни. Но оставалась она совсем ненадолго, а новости сообщала отрывистые и туманные: других, мол, нет. Катастрофически накаленная ситуация с Ордой, потому что якобы при Ангратаре наше войско проиграло то ли из-за вмешательства Орды, то ли, наоборот, из-за невмешательства… Большую часть Седьмого Легиона переправили на дальний север на каком-то «летающем корабле, сама не видела, так что не спрашивай»… Лайолу тоже наверняка отправят, причём со дня на день… В Даларане остались только несколько человек, которых выбрали в городскую стражу, и те, кто помутился рассудком… Приходи проведать их в клинике в военном квартале, а лучше нет, не приходи, ни в коем случае не приходи… Готовится масштабная осада Цитадели с Севера, или не готовится, а кто-то только хочет, чтобы она готовилась… Донни встревал: – Мне лошадок поручили! С радостью в голосе. Про судьбу наших лошадей в погосте он как будто и забыл. – Да, – говорила Лайола. – Поручили. Пару кляч кормить-чесать. Стоят, бедные, без дела, а среди патрульных только и разговоров, что о жареной конине. Береги своего барана. Потому что баранина всяко вкуснее конины, и все об этом знают. Я берегла. Вернее, не я… Криг жил в частном стойле, по соседству с элекком Раиды, она сама пристроила Крига туда и просила меня за его сохранность не волноваться, потому что теперь он был «письменно застрахован». Раида вела себя со мной по-прежнему дружелюбно, а Джакиль по-прежнему дулся. Впрочем, я слишком мало виделась с ними обоими, пусть и жила в их доме. Когда я возвращалась, Джакиль уже уходил на службу, когда уходила, он уже спал; а Раида почти всё время проводила с сыном… Визиты Лайолы носили какой-то странный характер: она как будто просто хотела убедиться, что со мной всё в порядке, говорила неохотно, отказывалась от угощения, и каждый раз спустя буквально пару минут объявляла: «Ну, раз ты в порядке, пойду, служба не ждёт». К следующему ее визиту я подготовилась. Едва она появилась на пороге кухни в своей теперешней форме солдата городской стражи, поклонилась повару и мне, я протянула ей листок, на котором заранее изложила своё недоумение. Быть может, ей неприятна моя компания? Лайола прочла его и рассмеялась. – Ишь ты! – сказала она. – Неприятна. Да я бы тут с тобой хуем груши околачивала с ночи до ночи. Но я же на службе, милая ты моя, – свободной рукой в латной перчатке она указала на свою форму. – Просто стараюсь урвать минутку, потому что капитан велел за тобой присматривать. Лесли, которая в этот момент сгружала грязную посуду, тут же встряла: – Капитан? Кто капитан? Твой папа? – Суженый её, – с довольным видом сказала Лайола и подмигнула – не до конца понятно, кому, ей или мне. – Прислал весточку, мол, присматривай за моей невестой, чтобы с ней ничего не случилось, а не то семь шкур с тебя сдеру. Вот и присматриваю как могу… Лесли присвистнула. На более развернутую реакцию у нее не было времени: она поставила на поднос тарелки с проклятущей рыбой и капустой, а я шагнула к грязным, сгребла их в стопку и погрузила в таз с мыльной водой. – Хорошо всё будет, – сказала мне Лайола на прощание. – Честное слово. Я волновалась за Тристана. Времени на то, чтобы думать о нём много и долго, у меня не было, а когда время появлялось, я гнала эти думы. Идёт война, а он – солдат. И не дай Свет мне додуматься до того, что начну по нему отчаянно скучать… Но на самом деле я скучала. Мне даже не надо было держать его образ в голове, чтобы скучать. И я не всегда успевала ловить себя за руку, когда вспоминала о нём. Проходя мимо особенно красивого здания, вдыхая приятный запах готовящейся еды или благовоний, глядя на волшебные фонари и метелки рано утром, по дороге в «Фокусник», я то и дело, совсем невольно, думала: «Вот бы он всё это увидел». Мне было немного обидно, что он не «прислал весточку» мне, а только Лайоле. От родителей мне тоже не приходило писем, впрочем, я была уверена, что, стоит закончиться портальной блокаде, и до меня их дойдет целая пачка. В один из вечеров, после нетрадиционно спокойного рабочего дня, в течение которого я не успела устать до изнеможения, я ощутила угрызения совести от того, что и сама им не пишу. В конце концов, точно такая же пачка писем должна прийти и от меня, пусть мне и не о чем писать, но хотя бы рассказать им, как я устроилась, где и с кем работаю, как поживают Раида и Джакиль… Усевшись за письменный стол в комнате дома моих друзей, я придумала более интересную идею. А что если я буду записывать всё не на тонкие листочки рисовой бумаги, а в замечательный блокнот, купленный в учебном квартале? Что-то вроде дневника. Так я не забуду никакие детали, ничего не сотрется и не потеряется. С энтузиазмом открыв выдвижной ящик и протянув руку к блокноту, я замерла. Сверху, прямо на нём, лежал лист бумаги. «Извини, Лин-Лин, – прочла я; почерк, несомненно, принадлежал Раиде. – Я унюхала эту штуку и взяла на себя смелость найти ее среди твоих вещей. Осторожно, блокнот заколдован. Заклинание скрытое, хотя, прямо скажем, не ахти, колдовал какой-то полудурок, по-моему. В общем, всё, что ты будешь писать в этом блокноте, в точной копии увидит какой-то маг. Он находится не слишком далеко, насколько я могу заключить, в пределах города. Но если так и надо, то еще раз извини, что сую нос не в своё де…» – послание обрывалось на полуслове, руна уползла вниз и закончилась кляксой. Наверное, Раида побежала к сыну, не успев дописать, а потом, когда возникла свободная минутка, кинула листок в ящик. Я аккуратно, двумя пальцами, достала блокнот и водрузила его на стол. Осмотрев его со всех сторон, открыла на первой странице. Бумага как бумага: хорошая, плотная, качественная; кажется, такую умеет в наши дни делать лишь горстка мастеров – те, кто владеет уникальными технологиями из ныне наглухо закрытого горной грядой, стенами и воротами государства Гилнеас, и не желает ими делиться за-ради собственной выгоды. Посидев над блокнотом с минуту и пожалев, что не знаю талассийского, я взяла перо, открыла чернильницу, и написала одну фразу. После этого, неожиданно для себя посмеявшись, как будто только что проделала забавную шалость, отодвинула блокнот в сторону и принялась строчить письмо маме с папой на рисовой бумаге… Закончив, приступила к письму Тристану, но слова не шли. Я так и не написала ничего, только поставила пару клякс. Что я могла написать человеку, которого практически не знаю, и которого со мной на короткое время сблизила война? Что будет уместным написать, а что – нет?.. Утром оказалось, что в письме не было никакой необходимости. Иона проворчал вдруг: – Ну прямо проходной двор какой-то… И я обернулась на скрип двери. Тристан стоял на пороге кухни в синем парадном мундире с вышитой на нём символикой Седьмого Легиона, с серебряным аксельбантом под капитанским погоном, в снежно-белых шерстяных брюках и высоких, до блеска начищенных, сапогах. Одну руку он держал на эфесе небольшого меча, другую убрал за спину, как на плацу… Я застыла над чаном с тестом, руки – по локоть в рисовой муке, волосы выбились из тугого пучка на затылке и лезут в глаза и рот, фартук заляпан простоквашей… Застыла и всё смотрела на него, не в силах даже пошевелиться. – Вы очень красивы, миледи, – наконец сказал он мне с мягкой улыбкой. И я вдруг заплакала. ~*~ Почти два часа Сид ходил туда-сюда перед столом, на котором лежал раскрытый блокнот; бормотал под нос, как умалишенный, на всякий случай проверял, не подслушивает ли Клетус под дверью, то и дело заходился в приступах истеричного хихиканья. Наконец сел в кресло, водрузил руки на подлокотники, постарался расслабиться… Дни бесполезного ожидания, скуки и подступающей хандры должны были увенчаться в результате чем-то существенным, если не грандиозным. Какие-то новости, ну хоть какое-нибудь движение на поверхности воды… А вместо этого – на тебе. И как это понимать?! Он уже в который раз подумал, не привиделось ли ему. Вновь поднялся, резко и нервно рванулся к столу. Фраза никуда не исчезла, так и глядела на него во всей своей издевательской бессмысленности. «Уважаемый господин маг, знаете ли вы, что нет на свете проклятия более страшного, чем бессмертие?»