Перечеркнутое алым

      Пальцы замирают, стрекочут снова; в клавиатурном щелканье фотографии одна за другой отправляются в сеть. На всех — девочка в красном. С глазами, полыхающими ласковым штормом, и улыбкой, проглядывающей на губах, как краешек солнца сквозь пелену туч. Сразу на сердце теплее становится, когда видишь. Хотя сомнительно.       Алья ответно ухмыляется, закидывая в рот горстку вчерашних чипсов. Голос хрипит в колонках, картошка хрустит на зубах, но все недостаточно громко, чтобы мысли заглушить. Чтобы напрочь.       Ниточка размышлений все бьется у фотографий. Сколько подобных, даже красивее, уже вброшено на радость фанатам, сколько ночей проведено за доведением их до совершенства; не счесть. На одних синяки под глазами слишком явные — замазать, на других — подростковые прыщи на щеках той, у кого их быть не должно — вырезать, скрыть. Героиня же. Вот и приходится Алье ночами сидеть, только чтобы угодить неизвестно кому. С фоторедакторами на «ты» уже бесконечность лет, с фильтрами для акцента на губах и того больше. Эстетично же, что поделаешь.       Алья просто рада занять время, лишь бы не чувствовать себя одиноко.       Днем еще есть Нино с его ненавязчивой поддержкой, сестренки и родители. И Маринетт с Адрианом, от которых толку, на самом-то деле, мало: эти двое вечно что-то недоговаривают, и иногда, когда вера в дружбу с ними чуть тускнеет, Сезар, наоборот, себя только хуже чувствует. Одиночество в толпе, оно родимое. Но ночью… ночью и хуже бывает. Все разрастается. Никуда ведь не скроешься, за деревом, в переходе, в соседнем городе не спрячешься. Одиночество всюду нагонит; и так ударит под дых, в то место, куда побольнее, что напополам на остаток жизни согнешься, скуля от боли, что был, есть и будешь один навсегда.       Вторая ухмылка, еще болезненнее, подсвечивается слезами, отражаясь в стеклах отложенных очков. Но рядом нет никого, чтобы заметить. С посторонними ведь неосознанно по-другому улыбаешься. Выделить, вырезать, вставить. Готово! Так в обществе принято. Хоть видимость, но создай своего дружелюбия. Большего и не требуют, речи о честности стороной обходя. Повторно: так принято.       Если кто-то еще верит-думает, что все-все улыбки со сцен от звезд или с крыш от героев искренние, он ошибается. Но даже неискренние улыбки могут сделать счастливее, вы знали? Теперь знаете.       В Интернете бывает легче подбодрить добрым словом, подарить надежду. Все как-то становится проще, когда рождается шанс открыть самого себя. Неважно кому, случайному ли собеседнику, старому ли доброму другу, все равно. Можно найти нечто большее, чем просто общение и получение удовольствия от его наличия. Обрести настоящего себя, такого, какого обычно скрываешь. И потом хоть иногда по крупинке суметь дарить его осязаемым, видимым людям, дышащим и теплым. Правда. Так получается. Можно просто поверить на слово.       Сезар знает. Да, рвано вздыхает. Да, вычеркивает мысли одну за другой и обратно. Да, скопированную с чужих губ картонную улыбку натягивает. Но всегда знает и верит, что все наладится. И одиночество, пусть на время до нового приступа, но теряется как-то само собой, когда веришь, что не все еще потеряно, что есть смысл жить, полной слез грудной клетой собирая ветер открывшихся свобод. Есть.       В ночи искусственных людей много, и для каждого будет свой глоток серебристых порывов. Мечты поддержат, желания и цели не дадут упасть. И, волоча по земле свои разбитые о камни крылья, ты поймешь, что и без них сможешь взлететь, продолжая тернистый путь из неизведанного, но неимоверно прекрасного.       И ладони выжидающе замирают, и трепет облегчения проходится по изжеванным в нетерпении губам, озаренным довольной улыбкой, когда иконка со знакомой черепашкой-диджеем обводится ласковым зеленым контуром. В сети он, значит.       «Опять не спишь в ночное время», — не вопрос, констатация факта.       «Как и ты, мой брат-полуночник, как и ты».       Одаренная мягкой усталостью, Алья клонит голову на плечо, вбирая глубже в себя теплое покалывание с кончиков пальцев. В бессонной ночи становится чуточку радостнее. И от этого сердце поет. Тоже самую малость. С нарастающей трелью.