***
Стоял погожий весенний день. На небе не было ни тучки, птицы весело трещали свой гимн весне. Запах цветущих пионов проникал в каждый уголок академии. Закинув руки за голову, Разенграффе лежала на пледе. Она подставила лицо солнцу и наслаждалась хорошей погодой, спокойствием в жизни. Рядом сидела Рози, она напряженно перерисовывала в альбом букашку, вид которой откровенно пугал Эльзу. — Ух ты моя, красатулечка! Ух ты моя, букашулечка! — говорила Рози, ласково наблюдая за букашкой, тащившей зеленую травинку. Эльза сама не заметила, как после истории с Энни и Амали, в её жизнь, сметая всё на своём пути, ворвалась Рози. Рози поражала своей непосредственностью и верой в чудеса, прекрасное — Роузе могла довольно долго рыдать над женским романом, который Эльза находила слишком глупым и наивным. Рози не могла усидеть на месте: она кипела работой. Рядом с ней начиналось движение, подготовки к праздникам. Такая была Розетта Роузе — добрая, творческая, солнечная, деятельная и плаксивая, если дело касалось глупого романа. — Рози, ты долго ещё будешь мучить бедное насекомое? — Я могу начать мучить тебя. Но боюсь, что ты убежишь. Кстати к нам кто-то идет. Приподнявшись, Эльза посмотрела вдаль. От оранжереи спокойно шагала Туоф Милдфорд. Она прижимала к груди связку роз. Добравшись до девушек, она слегка кивнула им в качестве приветствия. — Я вижу, что вы ещё не знаете о случившемся, — начала она, небрежно бросив розы на землю. — Но как вы можете об этом знать? Директор сказал, что теперь это табу. — К чему ты клонишь, Туоф? Эльза поморщилась, она догадывалась, что Туоф пришла для того, чтобы снова огорошить их. Милдфорд сложила руки на груди: она не разделяла ленивый настрой Разенграффе. — Вижу общение с Рози пошло тебе на пользу, Эльза: ты перестала изображать из себя леди. Будь проще. Да вы слышали что-нибудь о Кэтрин Смит? — Она прекрасно танцует. У неё красивые черные волосы и зеленые, как у ведьмы, глаза. — Браво! Держи, Рози, розу. А когда в последний раз ты видела Кэтрин? — Не помню, кажется, на прошлой неделе во вторник, она еще куда-то спешила, что не поздоровалась. Туоф театрально захлопала в ладоши. Милдфорд очень любила театральные жесты, ограждая таким образом свой внутренний мир от вмешательств. — Я восхищаюсь вами, Рози! Вам нужна ещё одна роза, отдам вам алую, она прекрасно подойдет к вашей белой розе. Не правда ли смешно: война красной и белой розы? Жаль, что черных нет. Но вы можете засушить алую. — Туоф, ты отвлеклась. — Туоф гаденько улыбнулась, отвечая на замечание Эльзы, но отстала от слегка взволнованной Рози. — Простите. Кэтрин пропала. Её нет уже неделю. Не дожидаясь ответа Эльзы, Туоф продолжила: — Она сирота, поэтому расследование поднимать никто не будет. Директор не хочет подмочить себе репутацию. — Но он обязан это сделать! — возмутилась Рози. — Если желаешь скрыть большую тайну, то в замок нельзя пускать Закон. Даже Закон на ниточках однажды узнает, что скрывается и тогда… Туоф замолчала. Она смотрела на высокие шпили башен академии, обдумывая что-то очень для нее важное. А что могло быть важно для наследницы богатого дома Милдфорд? Кто его знает. — Мне бы хотелось, чтобы вы узнали, что стало с Кэтрин. — Зачем это тебе, Туоф? — Очень просто: Кэтрин не первая. До неё было много таких девушек, и все они пропадают, и никто их не ищет, потому что они сироты. На этом месте могли бы оказаться мы с тобой, Эльза. Пожалуй, я достаточно сказала вам. А нет! Она ушла в лес, как и другие. Теперь всё. Прощайте. Милдфорд быстро побежала в сторону главного входа, забыв цветы. Эльза подняла букет с розами, из него выпала записка. «То, что ты ищешь в библиотеке, спрятано. Посмотри раздел мифов Древней Греции. Я очень люблю миф о ящике Пандоры». — Туоф, Туоф, любит же она окутывать себя ореолом тайны. Шпионка липовая… — Совершенно точно, Эльза! — Поможешь мне в этом деле. Думаю, что за день-два мы справимся. Ты согласна? Рози заметно погрустнела, опустила голову, как побитый пес. Ей очень хотелось раскрыть новую загадку, но были дела, которые нужно выполнить. — Прости, Эльза, но я не могу, да и какой из меня помощник в лесу. Знаю! Я сейчас познакомлю с Меридой, она-то знает каждую тропинку в лесу, потому что часто там бывает. — Хорошо. Но всё же мне жаль, что ты не идешь со мной, Рози. — Прости: семейные дела.***
— Стой, гаденыш крысоподобный! Я кому сказала?! Стой! — громко ревела девушка в школьной форме, гоняясь за нарушителем. — Госпожа… Мери… Госпожа! Голос тощего лысоватого беловолосого мужчины в драненьком сюртучке поднялся до фальцета, когда рыжая всё-таки нагнала его и подняла его. Он безвольно махал в воздухе ножками в грязных ботиночках, пока рыжая фурия тряхнула его за грудки. — Госпожа! — пуще прежнего визжал он. — Я не хотел! Госпожа-а-а! — Не ври мне, Джон, — угрожающе прошептала рыжая, — я всё равно узнаю. Поверь, если я узнаю, то я тебя закопаю. — Госпожа! — Мерида, воительница, ты опять взялась за кулаки? Ты их скоро распугаешь. Радостная и сияющая, Роззетта Роузе с раскрытыми объятиями направилась к Мериде. Фурия смягчилась, выдавила улыбку, пробурчав, что она занята. — Занята? — как дурочка, хлопнула ресницами Рози. — Ты опять третируешь этого пропавшего человечишка? Сэр Джон, как вам не стыдно! Ведь мы же вам доступно объяснили: шпионить не надо. Рози говорила приветливо даже дружелюбно, но чувствовалось, что она готова привести в исполнение ту угрозу, которой пугала «сэра Джона». — Леди Рози, леди Рози! — тощий упал в ноги Роузе, освободившись из хватки Мериды. — Леди Рози, смилуйтесь над шутом! Смилуйтесь над несчастным! Я одинок, нищ, у меня нет денег!.. А мои бедные де-ы-етки! Га-а-алодные! — Вы переигрываете, сэр Джон. Где бумаги? — тихо прошептала Рози. — Но леди!.. — Я не буду вас боле слушать. — Так вот они, вот они! Джон вывернул карманы, вытащил из них пачку помятых и замусоленных листов бумаги. Он подобострастно подал их Рози, причитая и вымаливая себе прощение, только пьяненькие глазки хитро блестели. — Свободны. «Не лишняя ли я в этой драме?» — ворчливо думала Эльза, пока Рози не обратила на неё внимание. — Эльза, знакомься: Мерида Данброх — та леди, лучше которой никто не знает лес. Рыжая возмущенно подняла вверх брови, кажется, она была недовольна решением Рози.***
Вечерело. Синий туман полз через вековые стволы деревьев. Он был так густ, что трудно было рассмотреть, что находится вдали, лишь черные корявые ветки деревьев всплывали из синего полотна. Школьные туфли вязли в грязи, юбка цеплялась за колючки, а злобные комары искусали лодыжки сквозь чулки. «Надо было одеться соответствующе. Всё-таки не на прогулку собралась». Мерида поморщилась, выдирая колючку из волос. Разенграффе громко сопела позади. Первое время она пыталась вести себя по-аристократически, но навернувшись два раза на кочках, Эльза плюнула на свой снобизм, закатала длинную юбку до колен и зашагала, шепча проклятья. «И зачем мне её Рози навязала?» О новенькой Мерида узнала от Рози, Роузе без умолку трещала об Разенграффе, что Мериде под конец надоело. Данброх не спешила знакомиться с Разенграффе: её настораживал интерес Эльзы к тайнам и к их раскрытию. — Надо быть с ней осторожнее. Вдруг она втирается в доверие? — Да брось, Мер! Эльза ничего такого не замышляет. — Она-то не замышляет, но откуда у сироты появятся деньги для обучения в академии? Она прекрасно подготовлена, видно, что с ней занимались сильные учителя. Это настораживает. «Не настораживает, а пугает.» — Мерида искоса следила за балластом. Хоть про Данброх говорили, что она без царя в голове: сегодняшняя прогулку по лесу в школьной форме — ярый тому пример, но Мерида хорошо чувствовала людей, хотя, часто ослепленная первым впечатлением, Мерида отказывалась потом рассмотреть хорошие качества человека, настаивая на существование только отрицательных. Разенграффе ей не нравилась: слишком замкнутая, слишком правильная, слишком неизвестная. Да-да, Мериде Данброх не нравилась неизвестность. И была бы её воля, то она никогда бы не пошла помогать Разенграффе, но Рози умела настаивать на своем. — Эй, Разенграффе, тебе зачем это надо? Ну, расследование. «Постараюсь аккуратно узнать, что ей надо, а потом тихонько отведу в школу, сказав, что спутала тропу. Не надо мне этих расследований и проблем на пятую точку». — Мне интересно. «Интересно ей, ага, нашла дурака. Нет, королевишна, меня этот ответ не удовлетворяет. Я не Рози — в светлость твоих намерений верить не собираюсь». — Врешь. Ты не знаешь Кэти, чтобы печься о её шкуре. — Мне всё равно, кто такая Кэти. Мне всё равно в каком виде я найду её. Я делаю это только для себя. «Попалась, змея подколодная! Вот оно твое лицо настоящее!» Мерида уже планировала, как скажет Рози, что Эльза редкостная эгоистичная зараза, которой нет дела до других — шибко надо королевишне печься о смердах, как уговорит её прекратить общение. «И если она не согласится, то я проверну всё так, что Рози станет гадко». Данброх могла бы еще долго так думать, но раздался треск, будто что-то тяжелое двигалось в их сторону. Эльза схватила её за руку. Мерида хотела высмеять жест Разенграффе, но не смогла то ли от взгляда Эльзы, который был полон страха, то ли от размытых очертаний медведя. Всё это запустило цепочку воспоминаний. — Мне страшно. — Мне страшно, мама! — Тихо, Мерида, тихо… Скажи мне: это ты или я? Скажи мне, что страшно тебе, а не мне! «Разенграффе, кто тебе давал ключ от моих воспоминаний?!» Она не успевает возмутиться, как её начинает затягивать в тот день. Происходит наложение картин двух действительностей, что Мерида с трудом может разобрать, где она сейчас находится. Страх, голубые глаза. Это я или ты? Огромный лес. Солнечная поляна и дикая обида. «Нет, ведь сейчас сумерки, а не день. Кто меня тянет, а руку?» Она машет руками, кричит о том, что ненавидит её. Элеонор с каменным выражением лица слушает признание в нелюбви. Рядом стоит её отражение, не матери, а её. Она боится, потому что чувствует. Где-то надвигается темнота, зверь слышит её крик. Отражение готово заплакать. А почему волосы прямые и белые? — Мерида! «Кто это кричит: мать или я или мое отражение?» Всё происходит за доли секунды: мать заслоняет её собой, медведь кидается на Элеонор, нет, на маму. А где отражение? — Данброх! Очнись! Сознание приходит вместе с дрожью в руках, держащих заряженный пистолет. Выстрел. Второй, третий… Медведь ревет, идет на нее. Она стреляет. -…бежим! «Мое отражение?!» — Бежим! Мерида кивает головой — остатки дурмана проходят — и ведет Разенграффе к тропе, лишь бы успеть. Разъяренный зверь бежит следом. Данброх корит себя за то, что опять делает всё без царя в голове. Дыхание Разенграффе срывается: скоро она устанет, и им крышка. Ноги скользят по траве, ветки лупят по лицу. Сколько они бегут? Только минуту? Она резко тормозит — дальше обрыв. — Не слезем… Это конец. Закрыть глаза и сосчитать до десяти.