Ты - задира

      Я сидела на лавочке перед подъездом. «Чёрт, наверное, это так глупо выглядит… Ладно, Карина, ты просто пришла узнать как дела, успокойся». Я пыталась не паниковать, но ладони сами потели от накатывающих нервов. Уйти и забыть? Ну, я не хотела снова останавливаться на полпути. «А вдруг всё пройдёт хорошо?», — подумала я, и увидела, как из подъезда вышел немолодой мужчина. Сразу побежала к нему и спросила, в какой квартире Смирновы.       Подъездная дверь хлопнула. «А если прогонит? А если он болеет, и я тут пришла? Хватит, всё, просто поднимайся и иди», — заставляла себя. Это было трудно — ноги постепенно становились ватными, желудок скрутило, появились неприятные ощущения во рту, точно пересохло горло. Я была так неуверенна, что с ним всё в порядке. Но хотелось верить.       — Вроде она, — шепнула себе под нос, остановившись перед дверью.       Приготовилась стучать и сдалась. Тяжело пересилить. Или набраться смелости, которой у меня нет. «Аппетит приходит во время еды», — подумала я и тихо-тихо постучала. Встала так, чтобы в глазок ничего не было видно. Прошло десять утомительных секунд. Пятнадцать мучительных. Двадцать разрывающих мой и без того страдающий от нервов желудок. Услышала шаги. «Кажется, он идёт сюда…», — подумала я и потопталась на месте.       Дверь с размаха открылась и чуть не дала мне по носу. Через секунду я увидела его лицо — помятое, сонное. Волосы взлохмачены. Из одежды какая-то потрёпанная майка и чёрные спортивки. Паша пошатнулся назад и протёр глаза.       — Так… — прошептал он, хлопая ресницами. — Не понял.       — Эм, привет, — румянец не заставил себя долго ждать.       И правда, как только я его увидела, нервозность вдруг прошла сама собой.       — Что хотела? Провести воспитательную беседу?       — Ты можешь хоть полчаса не быть идиотом? — попыталась улыбнуться. — Тебя не было в школе, и… меня послали дать тебе переписать классную по геометрии, — протараторила я и потянулась к рюкзаку.       Смирнов засмеялся и сжал ручку, слегка оперевшись на дверь.       — Врать ты не умеешь, — сказал он, не прекращая смеяться. — Ладно, можешь отдать свою домашку, — показал в воздухе кавычки, — здесь, не обязательно стоять на пороге.       Я медленно шагнула в квартиру. «Вроде, ничего необычного». И правда, ничего необычного — классические обои, классический линолеум, две комнаты, одна из них явно принадлежавшая родителям. «Они дома, наверное…», — испугалась я, но виду не подала.       Я не знала, что сказать. Спросить, как дела? Опять? Такой глупый вопрос. По лицу Паши уже можно было увидеть всё — дела не в порядке.       — Так… почему тебя сегодня не было?       — Заболел, — отрезал он и отвернулся в сторону, сложив руки на груди.       «Закрывается. Как типично».       — Ты не очень гостеприимный, — «а я откуда-то неожиданно набралась смелости! Видимо, мне только кажется, что я трусиха».       — А что я должен, пасть к твоим ногам, принести тапочки, налить чашечку чая? — Смирнов улыбнулся.       — Для начала можно просто чай, а потом посмотрим.       Он махнул рукой и поплёлся вперёд, видимо, в комнату. Я прислушалась и поняла, что от него пахнет какими-то неизвестными пряностями, более приятный запах, чем цитрусы. Напоминал ель.       Я прошла за ним почти сразу. «Чёрный цвет везде», — сразу пронеслось в голове, как только зашла в комнату. Взгляд опустился вниз, в открытый ящик. Там лежала коробочка таблеток, что-то начинающееся на «Р», но прочитать не успела. «Наверное, от его простуды или давления, а то как-то часто он болеть стал», — подумала я, и Паша сразу закрыл ящик и покосился на меня. Он явно чего-то боялся.       Взгляд упал на красивый компьютер и светящуюся фиолетовым цветом клавиатуру. Я сразу подошла к ней и провела пальцами по клавишам.       — Вау, красивая… Играешь?       — Иногда.       Я заметила, что он врёт. По крайней мере, почувствовала. Будет человек, который редко играет, покупать светящуюся клавиатуру? И такой огромный монитор? Ни за что не поверила бы.       — Слушай, ты ведь не ушёл из команды?       — Не знаю, — он сел на кровать, а я на стул за столом.       — Не знаешь? Ты ведь подставишь их. И тебя точно попрут.       — Мне всё равно. Пусть попрут. Скорее, я сам уйду.       — Это необдуманное решение. Тебе стоит успокоиться.       Его глаза вдруг загорелись, и он вскочил с кровати.       — Успокоиться? Успокоиться? — снова неприятный смех. — Что ты вообще об этом знаешь?       — Я…       — Ты. Требуешь чтобы я успокоился. Какого хрена ты вообще что-то требуешь? Ты хотела, чтобы я отстал от тебя. Я отстал. В чём проблема? Всё, ариведерчи. Вали на все четыре стороны!       Смирнов как будто схватил меня за голову и вдавил в стену. «Это нормальное поведение нормального человека?», — подумала я, вставая со стула. Паша опустил взгляд в пол и обессиленно плюхнулся на кровать.       — Боже, — он закрыл лицо руками, — прости. Я сказал, не подумав.       — Ты идиот. Что с тобой не так, блин? Ты сначала напрашиваешься провожать, потом пускаешь в свой дом, а потом орёшь на меня.       Паша подошёл ко мне и взял за локоть. Пытался приблизить к себе, но я твёрдо стояла на ногах, сопротивляясь.       — Прости. Я не ведаю, что говорю. Язык точно впереди мыслей.       — Да нет, я всё понимаю. Извини, я зря потревожила, и мне пора. Да. На все четыре стороны.       Всё опустилось. Голова поникла, энтузиазм пропал. Снова какая-то обида и неприятие к нему. Снова мы откатились на несколько шагов назад. Казалось, уже ничего и никогда не будет в порядке. Я освободилась из лёгкой хватки Смирнова и направилась к выходу. Он побежал за мной.       — Останься, пожалуйста. Я же извинился. Ты сама знаешь, что я другого мнения о тебе. Отключи уже чёртову гордость и просто останься. А я попытаюсь не быть идиотом.       Я боялась уйти и навсегда потерять шанс наладить отношения.       — Нет.       Даже для меня такой ответ показался неожиданным. Оно словно вылетел, не спросив разрешения. Паша раскрыл глаза и вдруг схватил за запястье, сжал его с такой силой, что косточки побелели. Уставился на меня, бегая по лицу туда-сюда, так судорожно и нервно. Я почувствовала, насколько напряжены его мышцы, потому что руки стали дёргаться, а на шее проступили вены и кости. Лицо покраснело, он стал жадно хватать воздух.       Стало страшно за него. Это было что-то необъяснимое. Странная реакция, странные жесты, странная мимика. Стоило сказать что-нибудь, что он не хотел услышать, тут же взрывался.       Даже раньше, в начале сентября, такого не случалось. Паша был поспокойнее. Мог что-то не замечать, что-то пропустить мимо ушей. Но тогда, я правда испугалась и за него, и за себя. «Надо его срочно успокаивать».       — Тише, ну, — шёпотом наконец выдавила я, коснувшись ладонью чужого плеча. — Успокойся.       Говорила так же медленно, как и гладила его по руке. «Неизвестно, что может сделать человек, который так на тебя смотрит», — подумала я и попыталась аккуратно освободиться. Но Смирнов был словно капкан — стоит пошевелиться и становится больнее.       Я не знала, о чём он думал, но в одну секунду Паша сам меня выпустил и быстро отошёл на шаг. Тогда мысли стали куда-то уплывать. Пыталась не слушать их и следовать зову сердца: «Так правильнее».       Шагнула навстречу. Паша сжал кулак и посмотрел в пол, немного пошатываясь. Задавать вопросы — не вариант. Нужно было как-то дать понять, что рядом со мной не нужно нервничать. Не даром же он сам признался, что со мной ему лучше. Хотя учитывая совсем недавние события, я начинала в этом сомневаться.       — Возьми меня за руку и подыши глубоко, — я протянула Смирнову руку, и он исподлобья глянул на неё. — Я не кусаюсь. Или ты стал бояться меня? — пыталась разрядить обстановку шутками.       — Не спеши, — снова сказала я, — медленнее, без рывков.       Он не спеша взял мою ладонь в свою и опёрся на стенку, выдыхая. Я пошатнулась вместе с ним, совсем немного. Потопталась на месте, сильнее ухватившись за холодную руку Смирнова.       — Спасибо, — шепнул он, продолжая держаться за руку. — Я проверял, кусаешься ли ты. — Паша улыбался, — так, оказывается, не наврала.       — Ты как? Что это вообще было?       — Ничего, — отмахнулся он и расцепил ладони.       — Нет, знаешь, я не уйду. Я останусь здесь. И ты расскажешь, в чём твоя, блин, проблема! Тебя беспокоят панические атаки? Что?       На последней фразе он искренно рассмеялся во весь голос. Почему-то меня это позабавило — смех заразителен.       Так хотелось понять его и, может, помочь. Как я уже знала, чужие проблемы никому не нужны, бороться должен только ты сам. Но что-то мне подсказывало, что если бросить его одного, добром это не кончится. Лишь бы Смирнову нужна была моя поддержка. Только бы он не отказывался от неё по каким-то личным причинам, вполне мне понятным.       — Мне кажется, я видела слишком много, и…       — И что?       — И ты обещал не быть идиотом, — Паша улыбнулся и кивнул. — Так вот, я видела слишком много, и ты мог бы рассказать мне, что происходит. Если ты переживаешь, что я буду с кем-то обсуждать это, поверь, нет. Я знаю, трудно просто взять и поверить, но попробуй. Я хочу помочь. Неужели ты этого не видишь?       Он сложил руки на груди, опять закрываясь. Я настроилась на отрицательный ответ, когда Паша замотал головой вправо-влево.       — Я не понимаю, зачем мне помогать? Посмотри, — раскинул руки в стороны, — со мной всё прекрасно!       — Каждый разговор будет заходить в тупик, пока ты не снимешь маску.       — Смотри-ка, какая ты умная… Маску с ними, говорит! Как я могу снять её перед человеком, которому не доверяю? Хочу… Но не доверяю. Послушай, давай просто забудем, что произошло, ладно? И ещё, когда увидишь меня где-то на улице или… не важно уже, — проходи мимо. Ты не кусаешься. А я кусаюсь. Очень больно. Так что… Лучше тебе, правда, идти.       — Боже, — зашипела я, — ненавижу тебя, Смирнов. Ненавижу!       Руки задрожали от злости, боль в груди пыталась отдавать в сердце. Я почувствовала себя глупо униженной. Я так хотела его ненавидеть, чтобы, правда, всегда проходить мимо и не смотреть на красивое, но угрюмое лицо. Чтобы на колкости отвечать такими же колкостями и потом не жалеть об этом. Чтобы не вспоминать его каждый вечер и не пытаться продумать план, как помочь, как поддержать, как понять. Чтобы из-за этого не бежать к Василисе и не просить советов. Просто взять и выкинуть из головы. И пусть разбирался бы с проблемами сам. И пусть бы они пожирали его с головой, в самое болото. И наплевать, что с ним будет, как и когда.       Хлопнула дверью. Сняла ботинки и куртку. Закрылась в комнате и рухнула на кровать, лицом в подушку. Прижала её к щеке и сжала челюсть. «Нет, не буду плакать», — решила я и в глаза бросился рюкзак с тем самым значком «big girls cry». И тогда я подумала, что лучше бы он потерялся, но теперь-то точно нельзя было плакать. Я заскрипела зубами так, что стало больно. «Глупое напоминание, всё равно никогда ему не следую», — пронеслась мысль, заставившая меня вскочить с кровати и сорвать значок.       Я быстрыми шагами прошла на кухню и с размаху бросила его в мусорное ведро. «Вот и всё. Больше не возвращайся». Протёрла глаза, умылась холодной водой. Ничего не хотелось. Телефон завибрировал на кровати, куда я его и кинула. Василиса.       — Ну, как прошло, Карин?       — Никак. К чёрту всё.       — Как скажешь. Я могу приехать, если нужно.       — Не нужно. Предлагаю забыть.       — Что забыть?       — Смирнова.       Я услышала, как она улыбнулась.       — Ты ведь понимаешь, что пока вы учитесь в одной школе, это невозможно?       — Я попытаюсь. Ладно, давай я потом тебе всё расскажу… Сейчас я очень подавлена, и, наверное, займусь уроками. И спасибо, что позвонила.       — Конечно, я не упрашиваю. До завтра?       — До завтра.       Голос подруги показался мне слишком грустным. Как будто она хотела услышать от меня что-то ещё. Что-то, что не будет касаться Смирнова. ***       После того случая, до самого матча по футболу, Пашу я не видела. Да и самой ходить в школу не хотелось. Ощущение подавленности не проходило. Нежелание учиться и общаться с кем-либо не покидало. Каждый день, возвращаясь домой, я садилась делать домашку, а потом играла, чтобы ускорить время до завтра. По сети играть не хотелось, поэтому я скачала кучу одиночек.       С Василисой мы тогда не поговорили на следующий день. И вообще вели себя как-то пресно, сухо, настроения распинаться не было. Она пыталась рассказать что-то своё, но мне так не хотелось ничего слушать. Просто кивала, отвечала односложными фразами. Мне показалось, что Вася заметила мою холодность.       Я чувствовала, как общение катилось вниз, но никто из нас в этом не признавался. Мы перестали друг другу звонить, а спустя ещё неделю и вовсе искренно улыбаться. Она перестала звать меня на тренировки, и я даже не знала, посещал ли их Смирнов.       Саша пытался что-то спрашивать, но я даже не помню, что отвечала. Какие-то банальные фразы, по типу «всё хорошо». Он молча кивал и больше не пытался заговорить. Таким образом я оттолкнула от себя всех людей вокруг, кроме мамы. Она знала обо всём происходящем и помогала не чувствовать себя настолько одинокой, насколько это возможно.       Самое ужасное, что я всё ещё скучала по Смирнову. И не знала, отчислили ли его, или он просто перестал ходить. Мне дико хотелось увидеться, обмолвиться несколькими фразами, пусть и до жути едкими. Из головы никак не выходили мои последние слова. Я помнила, как Паша тогда удивился и будто бы отшатнулся назад, точно ни я, ни он ни разу не говорили друг другу: «Ненавижу». От таких воспоминаний я чувствовала себя хуже. Раздавленный лимон.       Растеклась, раскисла. Вела себя как обиженный на жизнь идиот, хотя, если посмотреть объективно, ничего смертельного не произошло.       И вот так вот продлились мои две недели. До двадцатого сентября, когда должен был быть первый матч. Пять вечера — начало, я решила пойти. К сожалению, одна. Когда походила к стадиону, народу набралось уже много. Я присела поближе к полю, на котором разминались ребята. Пошарив глазами туда-сюда, увидела знакомую фигуру, и сердце пропустило удар.       Я вздрогнула и тут же отвернулась в другую сторону, будто бы пряча взгляд. Парни из другой школы выглядели мощнее, сильнее, больше. Да и смотрелись они как-то по-другому, как настоящая сыгранная команда, что ли.       Василиса что-то объясняла Саше лично, он, как всегда, слушал её и следил за размашистыми жестами. Я скучала по ней, но тогда казалось, что ей хорошо и так. Она выглядела счастливой. Улыбалась, смеялась. И похоже, даже не волновалась из-за предстоящего матча.       Кто-то ткнул меня пальцем в плечо. Я обернулась.       — Не занято? — спросила девчонка, и я кивнула.       Она была красивой: каштановые короткие волосы, выбритые виски, кожанка явно на несколько размеров больше, чёрные рваные джинсы. В носу торчала серьга, что особо привлекло моё внимание, и я задержалась на ней секунды три. Видимо, я увлеклась, и незнакомке это не понравилось, потому что в следующую минуту она сказала:       — Что-то не так?       — Прости, — ответила я и быстро отвернулась.       — Всё нормально. Рита.       Краем глаза заметила, что она протянула руку для пожатия.       — Карина, — улыбнулась я, взяв её ладонь в свою.       — Ты, я так понимаю, не из моей школы?       — Да.       — Ты со всеми такая странная или только со мной? — засмеялась она и поправила куртку. — Я пытаюсь завести беседу.       Не знала, почему, но её резкая прямолинейность, смех смущали меня.       — У тебя… крутой пирсинг, — сказала первое, что в голову пришло. — И нет, я не всегда такая странная, просто сейчас не лучшие времена.       — Ну, это обманка, — улыбнулась Рита и показала колечко. — Так, для образа… — махнула рукой и вдела его обратно.       Я отвернулась, и так мы просидели молча до свистка, который означал начала матча. Самое интересное было впереди.