ШВЕДСКАЯ ИСТОРИЯ

VIII Шарлотта Однажды должно было произойти так, что Шарлотта сорвется. Невозможно долгое время держать все в себе и делать вид, что она вовсе не нервничает, когда обстоятельства и нежелательные люди появляются в поле ее зрения. Она долго терпела, скрываясь за маской бесчувственной железной леди только ради того, чтобы не давать им лишних поводов к сплетням. Маленькая девочка за полгода обучения в елливарской гимназии получила столько жизненного опыта, который не имела за все пятнадцать лет. Она, как и говорила Маркусу, стала совершенно другой. Мисс Калла познала на собственной шкуре, что такое дружба, предательство, любовь, месть; узнала, какими фальшивыми и лживыми бывают люди вокруг; поняла, как жертвовать собой ради кого-то… Последние дни становились невыносимыми, и все смешивалось, нарастало, как снежный ком, бешено катящийся на голову. Была она и Маркус, и внешний враждебный мир, который выступал против них. Преувеличенность, в которой виделась жизнь вокруг, не чувствовалась. Даже для нее стало слишком, и маска равнодушной девчонки разбилась, обнажив под собой тонкую и ранимую натуру. Они оба понимали, просыпаясь с утра, что в этот раз просто так не отделаются, и поучительными разговорами, к которым прибегал Йон Андерссон, дело не обойдется. Очень часто за последние два месяца они все «прокалывались» пред директором. Меры должны были последовать незамедлительно. Всем подросткам следовало сбавить обороты, отдохнув друг от друга. На том и решили. Возбужденная приобретенной нервозностью девушка неистово трясла Маркуса за плечи, заглядывая в его испуганные глаза, выражавшие неподдельное беспокойство, перед тем, как покинуть его комнату и отправиться даже не на завтрак, уже на обед, где их непременно будет ждать или Ингрид, или Йон, чтобы позвать к себе. - Маркус, - она почти больно сжимала его напряженные плечи пальцами, - обещай мне, что бы ни случилось с нами дальше, ты не сдашься и не оставишь меня. Маркус, пообещай! – тонкий голос срывался, а приоткрытые губы подрагивали. Хелльнеру ничего не оставалось, как сгрести ее руками за плечи и прижать к себе, позволив уткнуться лицом в шею. Дернувшись, Шарлотта прильнула к нему, запустив руки за спину, и крепко смяла футболку. - Я всегда буду с тобой, - сохраняя самообладание, тихо проговорил юноша. Сильные эмоции переполняли, и она опять не сдержалась. Теперь слезы были не холодными, и ее рыдания слышались, разрезая слух Маркуса будто лезвием – остро и болезненно. Шарлотта не контролировала это, но вряд ли она смогла бы позволить слабостям вырываться наружу с кем-то другим: только Маркус был самым близким и самым родным – парень, в котором заключалось ее существование здесь. - Малыш, ты сама говорила мне, что мы сильные. Мы справимся. И я верю тебе. - Больше мне так не кажется. Всепоглощающее отчаянье нависло вокруг. Когда девушка успокоилась, и краснота от слез сошла с ее лица, Маркус крепко сжал ладонь Шарлотты, и они пошли. Мисс Калла глубоко вздыхала, хватая воздух, а Маркус при этом вздрагивал, ощущая душевно, как Шарлотта болезненно воспринимает эти минуты. То счастье, которое они испытали вместе с вечера, казалось, растворилась в небытие. Как они и ожидали, в столовой была Ингрид. Миссис Берг, незаметно для остальных, подошла к ним, покачала головой, разъясняя, когда директор Андерссон ждет их. У директора они встретились с Петтером Виксремом, двумя ненавистными и презирающими взглядами смотря на него. Юноша сидел на диване, закинув ногу на ногу, а Маркус сел напротив, раздраженно и порицая глядя в упор. Однако Викстрема это ничуть не смущало; на его губах читалась мерзкая улыбка, и он был вполне доволен собой и уверен в том, что выйдет сухим из воды. В который раз. Никто не мог сосчитать. Шарлотта была с миссис Берг, напрямую направилась с ней к директору, ожидая, каких небылиц рассказали ему те две и Петтер за утро. Девушка ступила за порог двери, и ее взгляд уперся в сторону, где находились ее родители собственными персонами. Она ожидала всего, что угодно от администрации, но не такого конца. «Вот и все», - промелькнуло в голове. - Мама? Папа? Что вы здесь делаете? – Шарлотта остановилась посреди зала, недоумевая, поворачиваясь из стороны в сторону, и ища ответы в глазах всех подряд. Растерянный и подавленный вздох заставил схватиться за грудь и чуть согнуться вперед. Не надо было быть экспертом, чтобы понять, насколько паршиво было Шарлотте этим днем. За несколько секунд, проведенных в этом помещение, юная леди успела придумать себе всего возможного и невозможного. - Я принял решение позвать их сюда, - пояснил директор Андерссон, присаживаясь на свое кресло, и рукой показал девушке где-нибудь тоже присесть, однако Шарлотта так и продолжала стоять посередине, как беспомощная жертва, не знающая, куда кинуться, чтобы вырваться из цепких лап. Взрослые представлялись не теми людьми, которые в данный момент могли помочь и понять, как сложна та ситуация, в которую попала подростковая компания. Миссис Калла подошла к Шарлотте и обняла дочь. - Шарлотта, - сообщила ей Лена, - мы заберем на выходные тебя домой. Нам о многом нужно поговорить, и тебе надо отдохнуть, сменить обстановку. Несколько дней дома… С каждым словом матери Шарлотта вскипала буквально. - Домой? – она оттолкнула недоумевающую женщину от себя. - Мама, серьезно? - Это наилучший выход из ситуации, который мы нашли вместе с твоими родителями, - вмешался директор. - Я не могу отсюда уехать! – заявила девушка громко, несвойственно ей, и несвойственно общению со старшими. - Я не могу оставить Маркуса здесь одного наедине с этими идиотами! - Шарлотта! Слова! – вскрикнула Лена, хватаясь за голову. Миссис Калла смотрела перед собой и не узнавала собственного ребенка. Не было той нежной девочки, которую она знала. Не было ее Шарлотты. Перед ней представала уверенная в своих действиях и решениях взрослая девушка, готовая отстаивать себя и человека, которого она любит, до последнего вздоха, если понадобится, и любыми способами, даже превышающими принятые форматы общения. Шарлотта смотрела почти что враждебно, не соглашаясь ни с одним словом. Она понимала, что в такой напряженной обстановке, Маркус без нее погибнет, если останется здесь один хоть на минуту. В их единстве заключалась их сила. - Маркус не останется здесь. Он едет в выходные в Хапарпспоякарну на соревнования, - Йон откровенно не знал, как вести себя дальше. Все выходило из-под его контроля, и он почувствовал в этом жерле вулкана отношений и эмоций себя ничем и никем. Беспрецедентный случай устроила юная мисс Калла, без заминок переча и ему, и родителям, и всем, кто угрожал ее и Маркуса существованию вместе. - Он едет один? – настороженно уточнила Шарлотта. - Он и еще несколько человек. А ты поедешь домой. - Я еду с Маркусом на соревнования, - отрезала Шарлотта. - Так будет лучше для всех. Можете не бояться, я маленькая и много места не занимаю. - Шарлотта, не тебе решать, как вам будет лучше, - миссис Калла спешила успокоить стремления дочери. - Я уверена, - твердым и решительным голосом, говорила она, - здесь найдутся люди, которые смогут позаботиться о Маркусе. - Я видела, как здесь люди «заботятся» о Маркусе, - нервно и болезненно рассмеялась девушка, - когда его тело было покрыто синяками, он хромал, - сквозь зубы перечисляла она, вспоминая все те минуты, что они переживали вместе, - и никто даже не догадался спросить, что происходит! - Маркус должен был сам пойти к… - начал Йон. - Должен? – перебила Шарлотта директора, обращая внимание на него. - А тренеры тут на что? Создают видимость своего присутствия? Маркус был должен, но он не мог! Потому что он борец, он всегда стоит до конца! Он не мог пропустить те соревнования. Маркус не мог показать себя слабым! – Шарлотта рассказывала все, как есть, не тая ни единой детали. Слова «в лоб» насторожили директора, буквально сняв с него розовые очки и обнажив жестокую действительность, процветавшую в гимназии за его спиной. В то время миссис и мистер Калла уже держались за сердце. - Ингрид… Миссис Берг, позовите Хелльнера, - выдохнул мистер Андерссон. - Пусть хоть одна царапина появится на нем, когда я вернусь! – не в силах успокоиться, громко продолжала Шарлотта, взмахивая руками. - Я обещаю, я не предаю людей, которых люблю! – закончила она. Девушка на пятках развернулась, и, не спрашивая разрешения, полетела на выход, не желая видеть ни директора, ни родителей, и по пути напоролась на Маркуса, который в это время с Ингрид шел к ним. Он поймал ее в руки, так привычно и нежно прижимая к себе за плечи. Он слышал все, что говорила она, и не мог оставаться равнодушным. - Маркус, любимый, сопротивляйся им! – на эмоциях, и чтобы слышали окружающие, проговорила мисс Калла. – Ты и так много получил здесь от этих людей. - Все. Достаточно этой драмы, - миссис Калла оторвала дочь от юноши, выдергивая из его рук. Шарлотта дернулась, чтобы мать немедленно убрала свои руки от нее. – Дома тебя ждет очень серьезный разговор о целях твоего пребывания здесь, - строго сообщила Лена в завершении. Шарлотта, несмотря на всю свою резкость слов и неуместного поведения, ни разу не пожалела, что сделала именно так, разоблачив и себя, и остальных. После скандала, разразившегося в стенах администрации, вся ее семья стремительно села в машину и уехала в Тарендо домой, чтобы избежать дальнейшего, как они считали, позора. Это были самые ужасные и отвратительные несколько дней в ее жизни. Девушка считала секунды и ждала утра понедельника, когда они вернутся в Елливаре. Самое кошмарное заключалось в том, что она не знала, что с Маркусом. Они даже по-человечески не попрощались перед этой непредвиденной разлукой. Единственное, что успокаивало юную леди: Йон Андерссон пообещал, что Хелльнеру не придется остаться в школе на выходные. Мисс Калла металась из стороны в сторону, а с родителями и вовсе не разговаривала, сквозь слезы, наполнявшие глаза, смотря на пролетающие пейзажи за окном машины. - Она успокоится, в ней говорят первые ложные эмоции, вот увидишь, - время от времени повторялся Пер-Эрик, утишая жену. Лена в свою очередь непрерывно смотрела в зеркало заднего вида, но не на то, что происходило на дороге за их спиной, а на дочь, сидящую с отсутствующим взглядом и абсолютно подавленную. - Шарлотта, - не выдержало ее материнское сердце, - мы все хотим так, как будет лучше… - она пыталась начать разговор. Но девушка не отвечала, пропуская мимо ушей все, что бы ей ни говорили в эти минуты. Казалось, она просто сдалась. Спорить с родителями было почти бесполезно: она не знала, что еще им рассказал директор, который в этом всем казался самым безобидным и разумным человеком подле нее. Мисс Калла так же не знала, знают ли родители, что произошло на самом деле. Мать и отец казались настроенными именно против Маркуса, а не против случившегося накануне вечером. Мистер Андерссон успел поведать мистеру и миссис Калле о Петтере Викстреме тоже, и о той роли, которую он сыграл в жизни Шарлотты и Маркуса после нового года, однако миссис Калла судила все по первому впечатлению, оставшемуся у нее еще с осени. В нем именно Маркус виделся неким извергом, затейщиком неприятностей и совершенно неподходящей для общения с Шарлоттой личностью, а разумные родительские намеренья стремились огородить любимую дочь от угрозы. Лена противилась и не пыталась выслушать Шарлотту, полагая, что дочерью правит ребенок, которая раз за разом твердила, что Маркус Хелльнер, которого знает она, совсем не такой, каким он кажется ей. Юная леди была на мели, в эмоциональной яме, в которую попала она, в ловушке из внешних факторов. Она вспоминала прошедшую ночь с Маркусом, и единственное желание, которое охватывало ее, попасть в объятия его сильных рук, сжимающих крепко, уверенно, и раствориться в сладкой неге поцелуев, покрывающих неизбалованное страстью и ласками тело; и забыть обо всем. Приехав домой, Шарлотта пулей убежала в свою комнату, которая была не тронута с ее посленовогоднего отъезда в гимназию. По пути девушка проигнорировала одну из сестер, Кристель – любопытную в меру своего возраста маленькую девочку, которая всегда расспрашивала Шарлотту об ее успехах, и стремилась стать такой же сильной и смелой, как она. Весь день мисс Калла лежала на диване, смотря в одну точку на потолке. На фоне работал телевизор, SVT* вещал последние новости и транслировал чемпионат мира по лыжным гонкам 2003 года из Валь-ди-Фиемме. Шарлотта прильнула к экрану, пристально наблюдая за тем, как женщины бежали двойной пасьют, который в скором времени превратили в скиатлон. На какое-то время этот помогало отвлечься от терзающих душу мыслей, но вскоре все возвращалось, делая еще больнее и страшнее. Девушка выключила телевизор, когда женщины финишировали. В свете происходящих с ней событий даже полностью нескандинавский пьедестал не расстраивал так сильно, как мог. Лучшая из шведок была на далеком четырнадцатом месте, и братья-соседи из Норвегии и Финляндии не смогли отличиться: Хильде Педерсен** остановилась на обидной четвертой позиции, а Вирпи Куйтонен*** была еще ниже ее соотечественницы. Шарлотта закинула голову назад, представив на секунду, как она и Маркус однажды выиграют Чемпионат мира, а лучше, Олимпиаду, а еще лучше – все вместе, за родную Швецию, чтобы весь мир услышал, как родной гимн играет в их честь, и сине-желтый флаг развивается над головой, и вернулась в печальную реальность. На улице смеркалось, и сидеть в одиночестве было уже невозможно. Даже мать не смела тревожить ее, выжидая, когда та придет в себя. Девушка неслышно отворила дверь, проскользнула по коридору, и остановилась напротив комнаты Кристель, тихо и робко постукивая в косяк. - Заходи! – послышался звонкий голос сестры. – А, это ты, - Кристель отложила из рук книгу. – Я думала, это мама зовет нас на ужин. - Ужин – это как-нибудь без меня, - сообщила Шарлотта, тем самым заставив Кристель посмотреть на себя. - Я слышала, ты что-то натворила у себя в школе из-за парня? – самая юная мисс Калла спрашивала незатейливо. – Родители вчера как с цепи сорвались, весь вечер места себе не находили, скандаля о том, было ли правильным решением отпустить тебя одну в Елливаре. Шарлотта склонила голову. - Я не сомневаюсь, что правильным, - ответила девушка. - Мама говорит, что никакие успехи не стоят такой цены, а у женских лыж в Швеции просто нет будущего. - Наша мама – сама непосредственность, - усмехнулась Шарлотта. – Крис, пойдем, прокатимся по округе, мне нужные ежедневные нагрузки, чтобы у женских лыж в Швеции было будущее, - передразнила она. - А ты мне расскажешь, кто он? – с детским любопытством поинтересовалась Критстель, подскакивая на ноги и открывая шкаф, в котором хранилась одежда. - На тренировках нельзя разговаривать. Это вредно для легких, - отмахнулась девушка. - Ну, Шарли-и-и, - жалобно протянула Кристель. - Может быть. Когда вернемся домой. Переглянувшись, девушки собрали вещи, оделись, вытащили из домашнего хранилища по паре лыж, и через второй ход в доме выскользнули на улицу в обход родителей, которые ворковали вместе на кухне, готовя для всех ужин и накрывая стол. - Мы должны убедить ее, что связываться с Хелльнером опасно. Я слышала слова мистера Андерссона о том, как он пришиб несчастного… - женщина замолчала, вспоминая имя, - Петтера к стене. - Ты только сильно не дави на нее. Первая влюбленность всегда тмит голову, - Пер-Эрик присел на стул, окидывая взглядом накрытый стол – его собственноручное творение. - Я просто не хочу, чтобы Шарлотта пострадала от его действий. Сегодня этот юноша, а завтра под его руку попадется она. Ты думаешь, такие останавливаются на «достигнутом»? – миссис Калла повернулась к мужу, взглядом показывая тому, чтобы он встал и нарезал хлеб. - Я думаю, это все несерьезно, и скоро пройдет, - мужчина обреченно взял в руки нож. - Ты живешь будущим, а надо жить настоящим! – выпалила женщина, ставя на стол большую тарелку с кетбуларом**** и вареным картофелем. – У тебя нет никакого страха перед людьми! Миссис Калла, заметив старания, но больше это было похоже на страдания, Пера-Эрика в нарезании свежего хлеба, подскочила к нему и забрала из руки нож. - Иди и позови к столу девочек! – скомандовала она. Шарлотта легко и свободно раскатывалась по проложенной в округе лыжне – не нарезанной, как на стадионе, а именно проложенной жителями. Она шла вслед за сестрой, которая не обладала ее скоростями, но стояла на лыжах уверенно и достойно для своего возраста. Девушка находила в спорте наилучший способ провождения времени: физические нагрузки всегда были в радость, энергии хватало на не один десяток километров, а самое главное, сосредоточившись на себе, слушая в прямом смысле свое тело и сердце, это помогало выгнать из головы ненужные мысли. К вечеру Шарлотта повеселела, значительно преобразившись: вместо белого, почти болезненного цвета кожи, на щеках сверкал естественный после мороза румянец. Ее лицо больше не выражало вселенскую скорбь, первая обида прошла; только сердце неприятно болело, когда она вспоминала о Маркусе. Девушка думала, как он там без нее на соревнованиях в этом городке с длинным названием, где еще несколько десятков таких же перспективных молодых людей, способных дать серьезный отпор и навязать бóльшую конкуренцию, чем есть у них в школе. - Мы… опоздали, - прошептала Кристель, когда, подходя к дому, они увидели отца, намеренья которого читались ясно – он шел искать их. По его взгляду можно было понять, что за несанкционированную лыжную прогулку от родителей влетит обеим. Рядом с ним была еще одна девушка: средняя сестра Сесилия, которая вернулась на выходные домой из своей школы, пока самая старшая и самая младшая катались. Она подскочила к Кристель и Шарлотте, и по очереди обняла каждую. - Привет, сестричка, - прошептала Сесилия на ухо Шарлотте, забирая у нее лыжи. Мистер Калла задумчиво смотрел на дочерей. - А теперь раздевайтесь, приводите себя в порядок, и марш за стол! – твердо сказал мужчина. – Вздумали кататься по ночам! – недовольно закончил он. - Я не голодна, - перебила его Шарлотта. - Все трое. За стол. Тон был серьезным, и Шарлотта сдалась, а сестры взяли ее под руки, каждая говоря что-то вразнобой, от чего старшая не могла не улыбнуться. За ужином приобретенные положительные эмоции от лыжной прогулки пропали в мгновение. Атмосфера вокруг была тяжелой, а миссис Калла настороженно и пристально смотрела на дочь, на одну, не выпуская из взгляда ее ни на секунду, будто боялась, что та исчезнет из-под ее носа. Девушка ковыряла вилкой в тарелке, все то же самое делали и Кристель, и Сесилия; они боялись поднимать головы, и ожидали, когда родители начнут свои нравоучения; в большей степени, конечно, Шарлотта. Семейный ужин был посвящен ей. - Вы без разрешения ушли из дома, когда ситуация так напряжена, - Лена проговорила спокойно, однако выделяла каждое слово, правильно и красиво расставляя ударения. Шарлотта и Кристель переглянулись между собой. - А причем тут моя «ситуация», как ты ее называешь, и наши с Кристель занятия спортом? – поспешила поинтересоваться старшая, надеясь, что эта бессмыслица скоро закончится. Она ясно дала понять матери еще днем, что ни о чем, связанном с лыжами, разговаривать с ней не будет. Только Лена так не считала, заставляя ее говорить. - Теперь, чтобы заниматься спортом, нужно спрашивать разрешение? – перебила Шарлотту Кристель. - Какие-то средневековые устои. - Наши родители нам скоро все запретят. - Обычно детей заставляют становиться на лыжи, а нам запрещают. - Это фантастика! - Это абсурд, - подвела весомый итог Шарлотта. - Кристель! Шарлотта! – вмешался отец, грозно успокоив обеих в мгновение. Сесилия склонила голову, закрывая рукой лицо. Она не была спортсменкой в отличие от остальных двух, и все эти перипетии о тренировках и спортивных школах ей были совсем не понятны. Миссис Калла поменялась в лице, и Шарлотта почувствовала, к чему это клонится. Она поспешила «укрыться» в себе, набрав в рот больше еды, но каждым своим словом мать буквально вынуждала ее взорваться. Девушка видела, что ее просто не понимают здесь так же, как не понимают собственные сокурсники. Разница была в том, что тем не понимать позволительно, а вот родителям? - Шарлотта, я просила тебя не связываться с Маркусом Хелльнером. Он не лучший человек в этой школе, - продолжила Лена Калла. - Серьезно? – девушка нагловато посмотрела на Лену, посмеиваясь. - А я думаю, что лучший. - Ты должна прекратить свое общение с ним. И я очень надеюсь, что у вас далеко… если ты понимаешь, - чуть тише сказала она, - еще не зашло, - женщина до сих пор сохраняла спокойный тон, стараясь, как просил ее муж, не давить. Однако не вышло. Первым делом Шарлотта подскочила на ноги, когда терпеть порицания Маркуса стало невозможно и невыносимо. От спокойной с виду девочки, которая желала одного – доесть этот ужин и убежать к себе, не осталось следа. Она ударила кулаками по столу так, что мистер Калла мог поклясться, как подскочили и брякнули тарелки. Он не ожидал, что в маленькой девочке, пусть даже спортсменке, может сочетаться такое количество силы. Мисс Калла оперлась руками в стол, сгибаясь, и смотря на мать и отца по очереди. - Вы не имеете права судить о человеке, не зная его, - сквозь зубы процедила Шарлотта. - Маркус хороший, добрый. Он защищает меня. - Он не защищает тебя, Шарлотта… - Лена все еще пыталась разбить, как ей казалось, иллюзии дочери. - Он. Меня. Защищает, - прошипела девушка. – А я буду защищать его, и если понадобится, даже от вас! - …а делает так, чтобы ты попадала в неприятности. Это не тот, с кем ты должна… дружить и встречаться. - Мама, можно я хоть раз сама веберу, с кем мне связать свою жизнь? - Ты еще слишком молода, чтобы сделать осознанный выбор. В тебе говорит подросток. - Он пустил тебе в глаза пыль, - поддержал жену Пер-Эрик. - Мама! – воскликнула Шарлотта более резко и громко, понимая, что ее снова не слышат. - Ты любишь папу? А ты, папа, ты любишь маму? А ты, Сесилия, уже влюбилась в кого-нибудь? – она развернулась к сестре, которая от неожиданности пошатнулась на стуле, и чуть не опрокинула его, только чудом сдержав равновесие. Сесилия опустила голову – Шарлотта, как обычно, была права. - Наверняка сохнешь по какому-нибудь мальчишке из школы! Почему я не имею права кого-то любить? Почему я должна только сутками стоять на лыжах, не имея возможности быть такой, как все остальные подростки? Вы не можете диктовать мне, кого любить! Я люблю Маркуса Хелльнера, а Маркус Хелльнер любит меня! И я горда этим! – закончила мисс Калла. Никакого ужина, даже самого вкусного, молодой девушке было больше не нужно. Одним движением ноги они оттолкнула от себя стул, не заботясь, что тот повалился на спинку, и отправилась на выход из помещения. Кристель и Сесилия, недоумевая, смотрели ей в след. Такой резкой и нервной Шарлотту они еще тоже не видели. - Попробуем поговорить в следующий раз, когда ты успокоишься, - миссис Калла еле держала себя. - Мы не будем больше говорить о Маркусе Хелльнере. Он вам еще всем покажет, что вы неправы! – прокричала Шарлотта, разворачиваясь у двери и враждебно смотря на собравшихся. Через мгновения она скрылась за стеной, уверенно и быстро убегая в свою комнату. - Сесилия! – Лена позвала к себе среднюю дочь. - Выведай у Шарлотты все, и как далеко она позволила этому Хелльнеру приблизиться к себе. Сесилия согласно качнула головой. - И я с ней! – с детской простотой и наивностью воскликнула младшая, догнала Сесилию, взяла ее за руку, и они вместе ушли наверх. - Пер, наша дочь погубит себя, - женщина ближе подвинулась к мужу, и он приобнял ее. - Мне с первого взгляда этот Хелльнер не понравился. А теперь он и она… в голове не укладывается. Шарлотта опрокинулась лицом в подушку, крепко сжимая ее за края. Безысходность ощущалась вокруг. Что бы девушка ни говорила, все было впустую. Она недоумевала, почему ее не понимают собственные родители и не прислушиваются к словам. Особенно против настроенной казалась миссис Калла, никаким образом не пытавшаяся принять ее выбор. Через несколько минут появились Кристель и Сесилия, без стука вошли к Шарлотте и присели на края кровати, с двух сторон обнимая Шарлотту за плечи. Она снова рыдала. Старшая не верила сама себе: столько раз за день она еще никогда не плакала – была не в тех ситуациях. Шарлотта все могла стерпеть, и понять, и простить, но скверные слова о Маркусе казались ей чем-то непозволительным. Ей больно было их слышать, и чувства ее раздирали, заставляя не контролировать себя. Первой все поняла и поверила Сесилия. И хотя она сама редко бывала дома, и не слышала все родительские разговоры о Шарлотте и ее обучении в Елливаре, смышленая девушка догадалась, во что попала сестра. Сесилия вздохнула, потрепав Шарлотту по волосам, и наклонилась, шепча что-то на ухо. Шарлотта еще некоторое время лежала, но вскоре приподнялась, смахивая с глаз слезы, и прикрывая лицо рукой, чтобы сестры не видели ее слабостей. Она всегда была лидером, примером, образцом. Средняя и младшая ей улыбались, усевшись в позу лотоса напротив. - Милая, - протянула Сесилия, - расскажи нам все-все-все, - просила она. Шарлотта встрепенулась, склонив голову. - Я расскажу, если вы поклянетесь ничего не говорить родителям! – насторожилась девушка и замолчала, разглядывая девчонок. – Я знаю, что они обязательно потом спросят вас. - Лотта, я когда-то тебя подводила? – возмутилась Сесилия. – Все останется между нами. А если Кристель откроет рот, - средняя грозно посмотрела на младшую, и та поежилась, - я обещаю тебе, что я строго с ней разберусь! Слышишь, Кристель, я разберусь с тобой! – она толкнула ее в плечо. Та картинно закрыла уши ладонями и отвернулась, чем вызвала у двух остальных смех. - Ну, хорошо, - согласилась Шарлотта. – Я расскажу. Шарлотта села и натянула на плечи одеяло, а сестры продолжали загадочно рассматривать ее, и мирно ждали. Девушка вздохнула. Она знала, что неэмоционально не получится, и в какой-то момент она сникнет, зайдясь в истерике. Неизвестность, которая происходила за спиной, пугала, и в большей степени она думала о Маркусе все это время, чем о себе. Завтра соревнования, он выйдет на старт своей первой гонки под флагом ФИС, а сейчас, что с ним сейчас? Снова один или же с кем-то? А кто этот «кем-то»? Во времена отсутствия распространенной сотовой связи и безлимитного интернета было откровенно сложно и напряженно. - Мой Маркус, - начала Шарлотта, - был первым, кого я увидела в Елливаре, не считая Йона Андерссона. Он представился всем нам задирой и хулиганом, и именно таким его запомнила наша мама, когда тренер Форсберг приволок за капюшон его к директору. Директор осадил его и попросил замолчать, а Маркус только уставился взглядом в пол, боясь поднять глаз. Я тогда не придала этому значение, занимаясь своими мыслями, - горько выдохнула девушка, закусив губу, и взяла паузу. – Я даже его не запомнила. Перед глазами пронесся тот холодный день, когда ветер порывами обжигал лицо, а она куталась в капюшон. На подсознательном уровне она вспомнила, как цокнули лыжные палки в руках Кьеля Форсберга о деревянный пол, когда он толкнул юношу в руки директора. Шарлотта закрыла глаза, она никогда этой секунде не придавала значения. - За нами пришла помощница директора миссис Берг… на самом деле, любовница, - сообразила Шарлотта, - и увела в кампус; показала мою комнату. Потом родители попрощались со мной, мама что-то сказала мне, чтобы я не связывалась с такими, как «этот Маркус», - девушку передернуло – беззвучное «этот Маркус» голосом матери до сих пор не покидало голову, - и они уехали. А я осталась одна в этой школе, познакомилась с соседкой и главным бабником школы, Петтером Вкстремом, который хотел сделать меня одной из своих подножных тряпок. Так прошло несколько недель. Я ничего не знала, что происходит за моей спиной. Я слушала, как этот Викстрем рассказывал всем нам свои гнусные речи… А потом я по воле судьбы нашла Маркуса в коридоре возле уборных. Одного. Забитого и рыдающего, как я сейчас, - горькая усмешка сорвалась с ее губ, – только я рыдаю, потому что я люблю его, а он рыдал, потому что ему было больно. - Шарлотта… - протянула Сесилия, приоткрыв рот. Девушка насторожилась, моргая глазами. – И что было дальше? - А дальше были самые ужасные, но одновременно прекрасные, - Шарлотта улыбнулась, - несколько месяцев моей жизни, которые я никак не ожидала получить, приехав в Елливаре заниматься спортом и исключительно спортом. До этого дня. Потому что то, что я пережила сегодня, не стоило ни кроны тех терзаний, которые свалились в посление несколько часов. Когда я увидела наших родителей в кабинете Йона Андерссона, я сразу поняла, зачем они там. Мама чуть не убила, когда Маркус обнял меня… совершенно случайно, будто по злому совпадению, я врезалась в него в дверях, а он не мог сделать как-то иначе, потому что он любит меня не меньше, чем я его. За разговорами наступил поздний вечер, и младшая Кристель медленно погрузилась в сон, устроившись на коленях у Сесилии. Та осторожно перебирала ее волосы, и продолжала слушать Шарлотту, голос которой стал хриплым от волнения и напряжения, и тихим. Шарлотта припомнила все, и рассказала, почему именно Маркус жертва сложившихся обстоятельств и вмешавшихся факторов. Она долго рассказывала, как помогла ему поверить в себя и противиться всем негодным студентам, которые хотели принизить его. И как она поняла, что полюбила его - полюбила за его честность, за его немереную физическую и, главное, моральную силу, потому что не понаслышке знала, как такие общества «ломают» детей, отбирая у них любые возможности выбиться выше. Особенные слова были посвящены Петтеру Викстрему. Девушка в красках описывала, как именно он не давал покоя всем им, а в конце концов вовсе потерял голову, продавшись злости, зависти, мести. - Я сразу поверила Маркусу, Сесилия, - подвела черту Шарлотта. – Я увидела в нем то, чего нет ни в одном молодом человеке в этой школе. - Какой он, твой Маркус? – любопытствовала девушка. Старшая расплылась в широкой улыбке, легкая теплота озарила своими лучами грудь, а в теле появилась дрожь, но не от страха, а от любви. Говорить о личных качествах всегда было приятно. - Он очень красивый, - протянула Шарлотта и закрыла глаза. – Самый красивый. И очень нежный. И никогда не позволит кому-то обидеть меня, - убедительно проговорила девушка. - Наша мама считает, что ты можешь пострадать от него, - средняя сестра боязливо проронила эти слова, совсем не желая причинить Шарлотте боль. - Наша мама просто не знает его. Но Маркус всем, всем! – чуть громче вырвалось из груди, - еще докажет! Вся Швеция заговорит о нем! - Тихо, тихо, Шарлотта, - Сесилия потянулась и прижала сестру за плечи. Та уронила голову в руки, между делом посмотрев на спящую Кристель. - Хоть у кого-то тут нет проблем, - Шарлотта поджала губы. - А вы уже?.. – многозначный вопрос повис дальнейшей тишиной и тихой усмешкой Шарлотты в конце, а Сесилия опустила взгляд, чувствуя, как к ее щекам приливает кровь. Старшая зажмурилась, покачав головой, потому что знала, что нечто подобное Сесилия у нее обязательно спросит, не сдержав свое любопытство внутри. Но наедине было можно. - Ну что ты! Нет. Еще нет, - ответила Шарлотта, не тая. – Но то, что было… - она остановилась, не зная, как сказать дальше, чтобы Сесилия ее поняла. – Я ни о чем не жалею, - закончила она стандартной фразой. Еще пару десятков минут девушки прошептались вдвоем, пока сон не одолел и их. - Шарлотта, у нас у всех был сложный день, - заметила Сесилия, подводя итог. – А завтра мама устраивает какой-то ужин, с гостями, и просила, чтобы мы все хорошо выглядели. - Я попробую хорошо выглядеть, насколько будет это возможным, - поежилась Шарлотта, скинула с плеч одеяло и хотела отправиться к себе. Однако Сесилия ее остановила, теня обратно на кровать. - Сестринское царство, - шепнула девушка, – как в детстве. И старшая ее поняла, оставаясь вместе с Кристель и Сесилией до утра. Шарлотта долго не могла уснуть, ведь когда она замолчала, облако мыслей вернулось. Говорить было проще, она отвлекалась на речь подсознательно. Кристель и Сесилия мирно спали, изредка поворачиваясь во сне. Старшая Калла почувствовала, как чья-то рука легла ей поперек спины, слегка придавливая. Ставшая привычной тяжесть другого тела рядом больше успокаивала, чем раздражала. Шарлотта чувствовала себя защищенной, когда ее «держат», и не важно, что это были сестры. Утро было серым, и Шарлотта проснулась позже, чем Кристель и Сесилия. Выпутавшись из кровати, девочки быстро оставили ее одну и решили дождаться на кухне, где к тому времени ворковала мать, заканчивая последние приготовления семейного завтрака. Старшая Калла вскочила, понимая, что двух других рядом с ней нет, а это значило, что они где-то с родителями. Шарлотта вспомнила, как с вечера рассказывала Сесилии о Маркусе, и вздрогнула. Сестре можно было верить, но не всегда. А сейчас наверняка мать расспрашивает у нее, что наплела ей Шарлотта. Девушка завернулась в одеяло, и украдкой спустилась по лестнице. С кухни слышалось, как бряцала посуда; работал телевизор, где ведущая зимней студии рассказывала последние новости с Чемпионата мира; веяло тягучим ароматом жареной яичницы и свежей выпечки с добавлением корицы с ванилью. - Сесилия, ты сделала то, о чем я тебя попросила? – миссис Калла интересовалась успехами средней, буквально допрашивая ее – это читалось по строгому тону в голосе. Шарлотта остановилась, она обо всем догадалась, понимая, что сейчас тот момент, когда решится ее судьба: поедет ли она завтра снова на обучение в Елливаре, или же останется дома еще на какое-то время. Девушка прислонилась к стене, широко открыв глаза и выжидая. - Я? – тонкий голос Сесилии разлетелся по кухне. – Шарлотта все время молчала, не проронив ни слова! – выпалила сестра, и успокоилась. Миссис Калла ничего не ответила, сев на стул перед детьми. В это время в дверях появилась Шарлотта. Она улыбалась. Сесилия, так кстати сидевшая лицом к выходу, первой заметила ее, и улыбнулась в ответ. Старшая поняла, что сестра ее не «продаст». Сесилия подмигнула ей. - Ну, что стоишь, будто не дома? – средняя сообразила первой. – Иди, иди к нам! *** Их было шестеро, кто поехал в Хапарпспоякарну на соревнования от елливарской лыжной гимназии: Маркус Хелльнер, Исак Савилахти, Никлас Моберг, Маттс Андерссон, Каролин Андерссон и Стина Экберг – все неплохие и скоростные для своего возраста, по крайней мере, ярче других выделялись из студентов. Единственная гонка, которую им предстояло пробежать, должна была показать, кто лучший из лучших, когда конкуренция не только внутри школы, а со всей страны и из лучших лыжных школ типа Муры да Асарны. Выезд обещал быть интересным, особенно для тех, кто ехал впервые. Маркус небрежно скидал свои вещи в сумку, без энтузиазма оделся и ждал, когда его позовут к автобусу. Отсутствие Шарлотты рядом наихудшим способом сказалось на нем: желание что-либо делать отпало. Поразительной душевной симметрией отразились они друг на друге: Шарлотта не находила себе места из-за Маркуса, Маркус – из-за нее. - Эй, Маркус! – женский голос окликнул его сзади, когда они вышли на стоянку. Это была Стина, пытающаяся собрать с земли одновременно два чехла с лыжами. – Помоги мне! Без слов Хелльнер взял связку и погрузил ее в багажное отделение автобуса, а за ней – и свою сумку. Мисс Экберг все это время внимательно наблюдала за ним. - Да что ты такой?! – удивилась девушка. – Ну же, давай, улыбнись! На соревнования едешь! Один из немногих! Это большой успех! – задорно проговорила она, будучи явно под впечатлением от того, что ее тоже выбрали в качестве «посла» на юг Швеции. Девушка толкнула парня в плечо, дабы взбодрить. - Я не хочу об этом говорить, - пробурчал Маркус. - Бла-бла-бла, - Стина смотрела в упор и дразнилась. – Ну, это из-за Шарлотты? Не переживай так! Вернется из дома как новенькая! – мисс Экберг широко улыбнулась и направилась внутрь автобуса, заняла место сзади, неподалеку от Каролин, и надела наушники. Маркус задумчиво последовал ее примеру. Он сидел, запрокинув голову и прикрыв глаза, и не понимал, как произошло так, что окружающие более спокойно и приветливо стали относиться к нему. Вот мисс Экберг подбадривает его, когда, казалось бы, должна кинуть парочку скверных слов, следуя наставлениям Петтера Викстрема; вот Никлас зовет его к Маттсу и Исаку сыграть в карты; вот они все вместе предлагают ему почитать свежий журнал, «который нельзя видеть взрослым», и послушать музыку во времена, когда распространены были только лишь CD-плееры; а про его внешность, похоже, все вовсе забыли. Маркус вспомнил тот вечер, когда Петтер заставил местных студенток отобрать у Шарлотты одежду, и как он впечатывал того в стену. В другой день все сокурсники, с любопытством смотрящие на разворачивающуюся сцену, мигом бы бросились защищать своего лидера, и впечатали грудью, а лучше – лицом, уже в стену Маркуса. Но ничего подобного не было. Немое равнодушие разлетелось по кампусу. Кто-то хихикнул и просто закрыл дверь изнутри, кто-то покрутил у виска пальцем, а кто-то вовсе был не против увидеть Викстрема не у дел. Когда после многочасовой поездки они остановились в Хапарпспоякарне, все стало еще проще. Никлас без каких-либо препятствий согласился заселиться с Маркусом в одну комнату – в былые времена и этого не было бы. Мистер Моберг, или же кто-то другой, «проел» бы остаток мозгов тренерам и администраторам, соглашаясь, может быть, доплатить из собственного студенческого кармана, причем за обоих сразу, лишь бы находиться подальше от «этого Хелльнера». Маркус поглядывал на нового непривычного соседа, возникшего рядом, и думал: очередной ли это заговор Петтера Викстрема, или же все не со зла? Никлас методично молчал, занимаясь своими делами. По дороге сюда парни устали, особо разговорить Маркуса не получилось – он все еще опасался за каждое пророненное слово, которое могли бы понять превратно. Юноша переоделся в свежую одежду, включил небольшой телевизор, находящийся в комнате места, которое отелем-то назвать было сложно – больше было похоже на спортивную базу с множеством деревянных домиков, раскиданных по склону горы. По SVT транслировались ставшие привычными за последнюю неделю кадры с нарезкой гонок из Валь-ди-Фиемме. - Почему ты не ушел к Маттсу, Исаку или девчонкам? – осмелился поинтересоваться Маркус у соседа, с равнодушным лицом разглядывающего обложку журнала, лежащего подле него. Никлас встрепенулся, не ожидая вопросов. В общем-то, у нечасто общающихся людей было мало общих тем, о которых они могли свободно поговорить. - Ну… - протянул мистер Моберг, - я же не Петтер Викстрем, - и замолчал, а когда Маркус, поняв сказанное, хотел засмеяться, Никлас его опередил, добавляя: - А ты хорошо его тогда прокатил. Из-за чего? - Из-за Шарлотты, - не задумываясь, ответил Маркус. Снова тишина нависла в комнате. Хелльнер не знал, что добавить, высказав полностью емкий ответ, а Никлас не знал, как спросить дальше, ведь он слышал всю историю только из школьных сплетен, а тут была уникальная возможность расспросить одного из главных героев «романа» без всяких посредников. «Предлагаю вспомнить самые красочные моменты прошедших гонок в Валь-ди-Фиемме!» – проговорила ведущая зимней студии милым голосом, идеально подходящим под телевиденье, и начался репортаж непосредственно с места событий. Хелльнер, успевший натянуть себе одеяло на голову, и Моберг прильнули к экрану, внимательно изучая кадры. Нарезка из гонок, интервью участников, награждения… Тридцатикилометровый масс-старт классическим стилем. На подиуме обосновались три норвежца*****: Томас Алсгорд, Андерс Окланд и Фруде Эстиль поприветствовали ревущую толпу болельщиков и вместе дурачились на подиуме, широко улыбаясь и празднуя свое превосходство. - Просто позорище, - тихо пробубнил Хелльнер. – Угробили женскую сборную, угробим мужскую, - парень покачал головой. - Ты что-то сказал? – переспросил его Никлас, увлеченный сюжетом. - Говорю, что провал ожидает Швецию в будущем, если не найдут новых талантов для сборной! – он взмахнул руками, и одеяло скатилось вниз. Маркус поспешил натянуть его обратно – легкий, непонятно откуда взявшийся сквознячок тревожил кожу. - Ну, у нас еще есть время, чтобы это исправить… лет через шесть, - Никлас понял всю печаль положения страны на мировом форуме. - Посмотрим завтра, как мы сможем исправить. Здесь ребята из Муры, Асарны, Умео… - тоскливо перечислял он, вспоминая все эти школы, которые ему и семье пришлось объездить полтора года назад, и где ему говорили «нет», - и мы из какого-то Елливаре, где тренер не тренер, и директор думает лишь о том, как свалить секретаршу в кровать, - Никлас озадаченно посмотрел на него, слушая монолог. Открывались новые, очень любопытные стороны жизни в Лапландии. - Ну, еще не все потеряно, - оптимистично отозвался мистер Моберг. – Братья-то Фредрикссоны пока при конкуренции, наверно, просто не повезло? Диалог завязался, и в скором времени парни сидели вместе на одной кровати, листая пресловутый журнал для взрослых, который случайно был привезен Маттсом из дома, и продолжали попутно слушать ТВ. Никласу становилось любопытнее и хотелось выведать у Хелльнера больше, узнать о том, что происходит в школе за закрытыми дверьми. Не нужно было быть ясновидящим, чтобы понять, что вечному обитателю директорского кабинета было доступно больше тайн, чем всем остальным. Маркус глубоко и шумно вздохнул, когда, перевернув очередную страницу, красовалась полураздетая черноволосая девушка – явно выбивающаяся из ряда однотипных нордических блондинок с голубыми глазами, заполнявших все сто станиц глянца. Он попытался прикрыть рот рукой, но явно видная реакция заставила Никласа улыбнуться. Хелльнер поспешил перевернуть страницу, однако Никлас быстро вернул все на место, будто издеваясь над соседом, побуждая того смотреть. - Сразу видно, твой типаж, - подколол он Маркуса, не дав сказать тому слово в свое оправдание, за что получил затрещину по затылку. Парень согнулся, тихо смеясь. - Она не такая красивая, как Шарлотта. У Шарлотты естественная красота, а у нее? – он ткнул пальцем в бумагу. – Как у девчонок там называется… тени-румяна? Голая, но не красивая, - подвел он емкий итог. - Зато с темными волосами и карими глазами, не такая, как все остальные, - мистер Моберг пожал плечами. - А тебе какие девчонки нравятся? – Маркус задался вопросом. - Мне? – неуверенно переспросил Никлас, и замолчал. Молодой парень вовсе не знал, что ответит, ведь девочки… девочки ему не нравились в последнее время. В толерантной Скандинавии, начиная с конца ХХ века, с детства детей учили тому, что любые отношения, порой даже самые извращенные, имеют место на существование, и вскоре Никлас Моберг понял, что это значит. Он поначалу присматривался к противоположному полу, даже встречался с одной представительницей, пока в своем родном городе не встретил «его» - парня своей мечты. Он относил себя к бисексуалам, однако в большей степени предпочитал мальчиков, и даже постарше себя. И вот уже год воодушевленно ждал каждой поездки домой, чтобы встретиться со своим избранником. - Вот это да! – через пару минут кромешной тишины Маркус, хоть и не был избалован общением с людьми, все понял, и что вопрос его оказался с подвохом. - Ты только не говори никому, - Никлас пробубнил себе под нос, опустил голову, почувствовав, что к щекам приливает кровь. - Да, все нормально! – подбодрил его Хелльнер, похлопав по плечу. - Ты только смотри, руки не распускай! А то знаю я… я девушек люблю! Не хочу, чтобы моя невинность покорилась кому-то другому, кроме нее! - Невинность! – залился смехом Никлас, поняв, что его приняли. - Поздно уже, давай будем спать, невинность! Нам завтра двадцать бежать! Мистер Моберг переместился обратно к себе, сдернул одеяло и залез под него, укутавшись по шею. Маркус хозяйственно выключил телевизор и свет, и улегся сам. Каждый вновь думал о своем. Никлас, в большей степени, о своем «проколе» перед Маркусом, Маркус же… Маркус думал о многом. Помимо переживаний за мисс Каллу, размышлений о том, что сейчас с ней, где она, как она, находит ли она себе место из-за скомканного непонятного расставания, устроенного ее же родителями, которые занимали еще десяток процентов всех его мыслей, он думал, как это легко разговаривать с людьми – разными, интересными, не похожими на него. Много действительно изменилось. Люди перестали снисходительно относиться к Петтеру Викстрему и возводить его в статус местного божества. Они чаще приближались к Хелльнеру – «этому противному уродливому южанину, который способен привнести еще сто проблем в их жалкие жизни». Мистер Викстрем открылся другим. Не все видели, что он сделал с мисс Каллой, но сплетни разнеслись быстро, и подобный способ личной «мести» Шарлотте получил осуждение у большинства. Преданными оставались лишь самые «верные». Вдалеке от Елливере Маркус, на удивление, почувствовал себя свободным. Там были рамки, которых не было на выезде. Он представил себе, как однажды они куда-нибудь едут с ней, и круглые сутки проводят вместе, а потом выходят на лыжню и по сложившейся их маленькой традиции выигрывают, или занимают одинаковые места, в один день… Хелльнер закрыл глаза, перед которыми предстал ее облик – низкорослой смеющейся девчонки в ободранных старых джинсах и рубашке в крупную клетку. Он вспомнил, что с ним и сейчас есть частичка нее – тот маленький значок в виде шведского флага, который она подарила ему на удачу в день рождения. Маркус пошарил рукой на стуле, где была скидана его одежда, нашел этот свитер и приложил значок к губам, думая, что целует Шарлотту. - А ты завтра расскажешь мне еще что-нибудь из школьных сплетен, - раздалось посреди тишины и легкого помешательства, когда Маркус уже был на тонкой грани между сном и осознанным. Он бережно отложил свитер обратно на стул, поднял голову и сквозь темноту посмотрел на соседа, вовсе отвернувшегося от него. - Сплетни – это для таких, как те две, а я не сплетничаю. Шарлотта своими чувствами научила меня говорить правду. _____________________ * Sveriges Television является крупнейшей телевизионной сетью в Швеции. ** Хильде Йермунсхауг Педерсен – норвежская лыжница, призер Олимпийских игр и двукратная чемпионка мира. *** Вирпи Куйтонен – финская лыжница, призер Олимпийских игр и шестикратная чемпионка мира. **** Блюдо шведской кухни. ***** В 2003 году на Чемпионате мира в Валь-ди-Фиеме в гонке на 30 километров с масс-старта места распределились следующим образом: 1. Томас Алсгорд, 2. Андерс Окланд, 3. Фруде Эстиль. Все норвежцы.