Прощай, Ольви

      Всё было не нормально. И чем дальше дело шло, тем хуже становилось. Мнение Максима и Андрея на одну и ту же песню расходилось кардинально, и что самое грустное – Тимофей неизменно занимал сторону Максима. И не только он один. Потребовалось немного времени, чтобы Андрей понял: Тим нашёл то, что искал. Максиму нравилось не петь – орать песни. Он с удовольствием поддерживал любые изменения в сторону тяжести, грубости, яростного напора, предлагаемого то Тимофеем, то Максимом Мацюком, то Антоном Смольянином. Появившиеся в «Ольви» новички хорошо спелись с Щербаковым, Максим стал для них дополнительным голосом на утяжеление альбома, и в итоге, Андрей оставался в меньшинстве.       Эта борьба вытягивала из него все силы. Борьба с собой, борьба с группой. Он сдавал позиции, медленно, неохотно, шаг за шагом. Они перепевали то одну песню, то другую. Изменили звучание «Лабиринта», покромсали «Клетку», переделали ряд других моментов. Андрей нервничал, злился, но терпел. Однако любому терпению приходит конец. Для Андрея такой красной тряпкой стал «Ветер».       Эта песня была его самой любимой среди остальных. Текст, вдохновлённый рассказом любимого писателя-фантаста Лобашёва – Рея Бредбери; музыкальное сопровождение, тяжёлое и яростное, но вместе с тем гипнотизирующе-прекрасное, неожиданно устроившее всех в группе… Песня была идеальна – хоть сейчас выпускай синглом, и не стыдно будет.       Однако Макс так не считал.       В тот день Андрей пришёл в студию позже всех, задержавшись в пробке, и застал Тимофея, Мацюка и Самосвата за горячим спором над очередной песней, которую Самосват предлагал переделать. Не придавший этому никакого значения Андрей повесил куртку на вешалку и направился к кулеру за водой для чая, когда ухо уловило проскользнувшее в речи Щербакова слово «ветер». Андрей остановился, и прислушался внимательнее.       - Да понимаю я всё, но ты сам смотри! Если вот тут поменять вот эти несколько строчек на эти, будет гораздо лучше. И вот тут! Одна сплошная вода! Ну что, ты со мной не согласен?       - Да в принципе… даже не знаю, - с сомнением протянул Мацюк.       - Может интересно выйти, - пожал плечами Тимофей. – Надо попробовать, послушать, как это звучит.       - О чём спор?       Согрупники как-то разом примолкли и уставились на него. Максим выглядел решительно, а Тимофей – смущённо, и это Андрею сильно не понравилось. Щербакова мало чем можно было смутить.       - Максим… предложил переделать «Ветер», - медленно произнёс Тим, глядя прямо в глаза Андрею. – Это – новый вариант.       Энди взял протянутый листок, но читать не торопился.       - Ты же говорил, что с этой песней всё в порядке, и её мы трогать не будем.       - Да, но Максим её просмотрел и предложил новый вариант, и он мне понравился. Посмотри.       Вортекс нахмурился, но всё-таки быстро проглядел текст. И оправдались его худшие ожидания. Он поднял глаза от листка и тяжело посмотрел на бывшего эпидемца. Тот стойко выдержал его взгляд.       - Ты вырезал половину текста!       - Да. На мой взгляд, там было слишком много воды.       - Это не вода, это смысл! Ты исказил его чуть меньше, чем полностью!       - А по-моему, текст стал гораздо драйвовее и психоделичнее. Самое-то для новой Ольви.       Андрей недоверчиво смотрел на друга. Уж от кого-кого, а от него такого удара в спину он точно не ожидал. Максим знал, насколько нравится Лобашёву эта песня, что записана она была едва ли не с первого раза, и как ревностно Энди оберегал её от любого вмешательства. И теперь он сам предложил её переписать…       Андрей взглянул на Тимофея. Его слово в этом деле могло стать решающим. И он его сказал.       - Прости, Андрюх, но вариант Макса мне на данный момент нравится больше. Мы хотим попробовать записать его с максовским вокалом. Потом уже сравним две версии, послушаем, посмотрим…       В студии установилась гробовая тишина. Лобашев снова перевел взгляд на Максима, и не обнаружил в глазах друга ни намека на вину. Только спокойную уверенность в себе и легкую насмешку.       - Ясно, - к чести Энди, голос его не дрогнул. У него даже хватило сил улыбнуться. – Понятно. Ну, значит, мне здесь сегодня делать нечего.       Он развернулся и направился к выходу из студии, невольно подсознательно ожидая, что его окликнут, остановят.       Музыканты за спиной молчали.       Андрей вышел, хлопнув дверью.