Волшебные яблоки

Силы понемногу возвращались к Тарабасу. Днем он был по-прежнему окружен заботой Фантагиро и ее родственников, ночи же оставались свободными для раздумий. Видимо, пробуждение природы этой весной сильно повлияло на всех обитателей замка: под окнами в вечернем полумраке назначались свидания, пелись серенады, вся эта ночная жизнь невольно настраивала на романтический лад. Только не полностью зажившая рана удерживала его от необдуманных поступков. Тарабас со вздохом отложил в сторону книгу, когда вечером к нему зашел Эвальдо с кувшином вина и предложил отпраздновать выздоровление мага. В это время с улицы донесся взволнованный мужской голос и кокетливый женский смех: кто-то из стражников свободных от дежурства любезничал со служанкой. Заметив недовольную гримасу мага, Эвальдо, шепотом выругавшись, сам отправился к начальнику стражи. Он обещал вернуться, но волшебник только прикрыл глаза. Кувшин с вином остался в его полном распоряжении. Может, это и к лучшему. Созданное им снотворное зелье подействует вернее, ошибка с дозировкой может стать для него смертельной, кроме того, мага смущал побочный эффект – после пробуждения все его мысли были только о Фантагиро. Впрочем, для того чтобы подумать о ней, никакого зелья не надо. Судьба готовила магу новое испытание или искушение. Фантагиро была с ним заботлива и нежна, часто вздыхала и, смущенно краснела, касаясь его. Все как будто нарочно подталкивают их друг к другу: они словно забыли, кто она и кто он, вернее, кем он был раньше. Рядом с любимой маг ощущал себя или неопытным юнцом, или глубоким старцем. Дело было не в прожитых годах, а в состоянии души. Он слишком хорошо знал Тьму и был причиной многих смертей. Все чаще его стала посещать мысль: а что, если позволить себе проявление чувств, обрести счастье хотя бы на мгновение? Вот тогда Фантагиро наверняка очнется от своего весеннего безумия, увидит мрак в глубине его глаз, которые казались ей добрыми, и ужаснется. Как наивно было полагать, что в уединении он сможет, очистив душу, избавиться от Зверя. Все тщетно, глубины мрака, терзающие его душу безграничны! Остается только бежать, пока Фантагиро не погубила себя на радость Даркену. А может, все дело в отцовских чарах, ведь теперь Фантагиро беззащитна перед его магией? Едва слышный ответ заставил чародея вздрогнуть: «О чем говорить, сын, если с твоего лица не сходит блаженная улыбка? Я подожду, пока уляжется безумная пена от счастливого воссоединения, и подумаю, что с вами делать». Может быть, почудилось? Тому, кто решился выступить против Тьмы, лучше пребывать в одиночестве. Без сомнения, влияние отца делает его опасным для друзей, и особенно для Фантагиро. Им всем еще повезло, что пока не случилось ничего непоправимого. Проклятие не имеет над ним абсолютной власти: он обращается в чудовище только когда страстно желает любимую и позволяет надеяться на ее ответное чувство. Если относиться к ней просто как другу и защитнику, тогда чистая и бескорыстная любовь властвует над Тьмой и ужасного превращения не происходит, но как трудно сохранять подобные отношения! И с каждым днем всё труднее. Забывшись, он может совершить то, о чем придется сожалеть до конца дней. Нужно бежать из Тосканы! Сегодня он медленно, глоток за глотком погрузится в грезы — тоже своего рода бегство... Легкий щелчок пальцами, и кубок в очередной раз наполнился — мелкая бытовая магия не требовала большого расхода силы. Голова уже закружилась. Все еще недостаточная концентрация зелья для сна... Только бы сейчас не вернулась самая верная его сиделка! Он материализовал в руках склянку с эликсиром: теперь пары капель достаточно. Эликсир медленно растворился в вине, и сонное зелье стало проникать во все уголки его тела. Еще неделя — и он сможет сесть в седло... Добавить отвара из трав... тогда понадобится и того меньше. Тяжело только расстаться с Фантагиро, он все еще помнит вкус от ее поцелуя — в прошлый раз ее губы были солоны от слез. Расставаясь, он попросит дозволения поцеловать ее напоследок. Он тогда насладится вкусом ее губ и не отпустит, пока не кончится воздух в легких, пока голова не закружится, и Фантагиро, доверчиво прижимаясь, не повиснет у него на плечах. А потом он подхватил бы ее на руки… Представляя прощальный поцелуй, он почувствовал жаркое томительное напряжение и желание немедленно освободиться от стесняющей одежды. «О чем только я думаю?» — Тарабас запустил кубком в стену, отгоняя наваждение. Не иначе как матушка намеренно умолчала о способности зелья усиливать любовное томление. Впрочем, сердиться на Кселессию он не мог: матушка и при жизни всегда поступала по-своему. Скоро он крепко заснет, а пока можно помечтать: с каким наслаждением он приласкал бы сейчас младшую королеву. Может, заключить с Фантагиро договор, как делают драконы? Она раз в год дарит ему свой поцелуй, тогда он ничем не беспокоит ее во все остальное время. Мысли о драконах вызвали кривую усмешку. Этих ящеров становится все меньше, рано или поздно все они исчезнут — и драконы, и феи с магами, а люди останутся, несмотря на свой короткий век. И он, пока еще жив, должен успеть передать людям знания. Это займет его во время разлуки. Можно уехать в далекие земли или вернуться в то селение, где еще грустит по нему Реджина. Впрочем, от любой самой замечательной женщины он рано или поздно уйдет любоваться каменной Фантагиро в своей пещере. «У меня определенно больше общего с драконами, чем с людьми, эти зубастые твари тоже заводят пещеры с сокровищами», — чародей тихо рассмеялся, голова его склонилась на подушки, и глаза закрылись. Не уходи из сна моего! Сейчас ты так хорошо улыбаешься, Как будто бы мне подарить стараешься Кусочек солнышка самого. Не уходи из сна моего! Не уходи из сна моего! Ведь руки, что так меня нежно обняли, Как будто бы радугу в небо подняли, И лучше их нет уже ничего. Не уходи из сна моего! В былом у нас — вечные расстояния, За встречами — новых разлук терзания, Сплошной необжитости торжество. Не уходи из сна моего! Не уходи из сна моего! Теперь, когда ты наконец-то рядом, Улыбкой и сердцем, теплом и взглядом, Мне мало, мне мало уже всего! Не уходи из сна моего! Не уходи из сна моего! И пусть все упущенные удачи Вернутся к нам снова, смеясь и плача, Ведь это сегодня важней всего. Не уходи из сна моего! Не уходи из сна моего! Во всех сновиденьях ко мне являйся! И днем, даже в шутку, не расставайся И лучше не сделаешь ничего. Не уходи из сна моего! — Ну и что, что ранен? Разве наше вино не исцеляет от сердечных ран? Да он и выпил-то всего стаканчик, не ругайся! Зато теперь он хорошо выспится. — Эвальдо застал Фантагиро у постели спящего мага. – Рана его еще не полностью зажила, ты же знаешь. Пусть отдохнет. Неужели он так не хотел ее видеть? Фантагиро заметила, что Тарабас избегал разговоров, да и вообще не хотел оставаться с ней наедине. Может, зря она перечитывала ночами стихи волшебника? Вдруг он носил их собой лишь затем, чтобы помнить, обо что можно обжечься? Что если любовь чародея просто не выдержала выпавших на его долю испытаний? Проводив Эвальдо, Фантагиро заметила на полу кубок. Видно, он полетел в стену с такой силой, что погнулся. Внезапное подозрение заставило королеву вернуться. Так и есть – опять это зелье! Белая Фея уверила ее, что на этот раз состояние мага не опасно. Фантагиро не удержалась и, откупорив склянку, вдохнула терпкий аромат, затем поспешила спрятать эликсир подальше. Неожиданно навалилась усталость, и она легла рядом с Тарабасом, обнимая и внимательно прислушиваясь к его дыханию. Маг пробормотал что-то невнятное и уткнулся лицом в ее кудри. Фантагиро погладила его по щеке, затем ее рука двинулась вниз по спине до самых кончиков отросших волос мага. Тарабас вздохнул, придвигаясь еще ближе, она чувствовала его дыхание, смешанное с вином и травами. Такой близкий, такой желанный... Сейчас он не сможет ей солгать. И Фантагиро поцеловала Тарабаса совсем не по-дружески, а так, как целует влюбленная женщина. Маг, не просыпаясь, обнял ее в ответ и со стоном прижал к себе. После всех пережитых волнений она чувствовала себя удивительно спокойно, только голова кружилась, а глаза закрывались. Она не заметила, как задремала, и проснулась уже на рассвете. Королева осторожно поднялась, чтобы не разбудить раненого мага. Внезапно ей стало не по себе: то, что вечером так обнадежило, могло быть просто влечением мужчины, соскучившегося по женской ласке. В бреду Тарабас называл разные имена, в том числе и женские. Вдруг это такая причуда судьбы: наказать ее безответной любовью? Когда утром Белая Фея пришла проведать подопечного, Фантагиро решилась посоветоваться с волшебницей. Объяснившись с Ромуальдо, она не могла быть до конца откровенной с Тарабасом: она замерла в нерешительности, столкнувшись с холодной отстраненностью мага. Фея взялась убеждать ее: — Представь себе подснежник, что ждет нежного дыхания весны, чтобы пробиться сквозь льды и расцвести. Так и Тарабас жаждет твоей любви. Волшебнику, как никогда, нужна сейчас та, кому он сможет открыть всю свою боль и сомнения. Та, что будет знать о нем все и верить в него всегда, что бы ни случилось. В этой вере его спасение. Это он может позволить только тебе, и это позволит ему преодолеть себя. Фантагиро задумалась: волшебный голос тоже говорил ей о предназначении, но всегда ли правы предсказания? — Я не понимаю: вы предсказывали нам с Ромуальдо любовь до гроба… — Да, но с его гибелью и твоим сном, что был подобен смерти, мое предсказание исполнилось. — Постойте, получается, что Ромуальдо умер и воскрес, но он любил Смеральду раньше. Я совсем запуталась… — Фантагиро, ты ведь умерла еще раньше от руки Даркена, и он же вернул тебя к жизни. От поцелуя отца Тарабаса ты проснулась человеком с иной судьбой. Полагаю, он сам не ожидал, что внушит тебе чувство, которое сам невольно испытывает к своему сыну. Даркен, сам того не желая, любит Тарабаса. Это его тайна, никто не знает, что он, накладывая на сына проклятие, будет мучиться сам. Тарабас не просто его сын — он его создание, единственное, что позволил сотворить ему Эру. Тайна его появления на свет ужасна, и лучше вам обоим не знать о ней. - Белая фея удалилась, а Фантагиро долго думала над сказанными ею словами и решила, что не станет тревожить мага расспросами, пока. У нее сейчас совсем другие планы. Когда Тарабас открыл глаза, запах Фантагиро еще витал вокруг, рождая смутные догадки, хотя под действием эликсира маг должен был крепко спать. День не разрешил его сомнений, а ночью у его ложа остался дежурить Катальдо. Тарабас, по обыкновению, притворился спящим, и король вскоре тоже уснул. Волшебнику было над чем поразмыслить. Взять хотя бы отца: их общение напоминало Тарабасу изощренную пытку. О чувствах Даркена маг прежде не задумывался. Способен ли бывший повелитель Некрада чувствовать что-то, кроме безграничной ненависти? На первый взгляд – нет: он непринужденно играл чужими судьбами, ради только ему одному известной цели, легко разменивая жизни людей, словно фигуры в шахматной партии. Но все же темный маг проявил заботу о сыне: «Оттолкни меня, иди к Свету, я не хочу терять тебя». «Мне не хватает тебя, отец, но мы по разные стороны…» Тарабас оглядел комнату, осторожно, преодолевая слабость, встал с постели и, придерживаясь за столбик, держащий балдахин, дошел до окна и обернулся — Катальдо спал. Приоткрытые ставни пропускали внутрь лунный свет. При растущей луне раны заживают быстрее, но есть еще одна. Та, что не затянется несмотря ни на что. Его внимание привлек женский силуэт в одном из окон: Фантагиро или кто-то из сестер? У него было не так много времени на изучение замка, чтобы с уверенностью сказать, в чье окно он заглядывает. Порыв ветра задул свечу, и тьма скрыла женщину от его глаз. Но не от его воображения. Волшебник с трудом вернулся в постель. Воспоминания – единственное, что он может оставить себе. В минуты отчаяния Тарабас думал, что лучше бы ему не встречать Фантагиро, но тогда его вело предназначение. До последнего не верилось, что перед ним враг – слишком хорошо было рядом с ней. Удивительным образом эта смертная женщина вызывала в его душе то смятение, то долгожданный покой. Эти чувства боролись в нем, пока их не сменила тоска. Хотя, скорее, она просто обрела форму, точку приложения. Именно неизбывная тоска мучила его последние лет сто до встречи с Фантагиро. Тоска по неизведанному и непонятному, в которой он не признавался даже себе самому, ведь его учили быть сильнейшим. Пока Даркен пропадал неизвестно где, а Кселессия увлеченно изобретала новые зелья и порошки, он все чаще либо обращался в птицу и летал до изнеможения, либо тренировался с мечом, до смерти пугая слуг и забавляя матушку. Но все чаще маг просто лежал на шелковых подушках огромного каменного трона, без всякого интереса взирая на мрачные своды подземелий. Изредка появлялось сомнительное развлечение в виде безумцев, отважившихся напасть на него, они раздражали, словно назойливые мухи. Их мучения были кратки, а затем, после не доставлявшей ему радости победы, снова тишина и мрак воцарялись в подземном мире. Сколько же лет ему сейчас по человеческим меркам? Пожалуй, несколько сотен. Он никуда не спешил и не вел им счета. Младенчество составляло небольшую часть его жизни, дальше — долгие годы обучения. Он оттачивал искусство магического боя, овладевал магией зла. Если не ты их, то они тебя – ударь первым! Он стал совершенным магическим оружием, которое мечтал заполучить отец. Но никто не знал, что незадолго до того, как в подземное царство вторгся отряд предсказателей, черный маг тайком подумывал спуститься в колодец, ведущий в недра земли. Жар, исходящий оттуда, вероятно, не убил бы его, но стал бы медленно проникать внутрь него, пронизывая плоть и кровь, согревая после неистребимой пустоты и холода подземелий. Но у Создателя были иные планы, поэтому бесстрашная принцесса-воительница, размахивая мечом, нежданно ворвалась в его душу и сердце, и обосновалась там, похоже, навсегда. Она стала олицетворением его безмерной печали, спасительницей и, одновременно, мучительницей. Чуть позже она объявилась в подземельях и, крича, перечисляла его злодеяния. Ему оставалось лишь ждать, сохраняя лицо. Негоже могущественному чародею с мольбами падать на колени перед смертной. Еще горячее он готов был молить об избавлении от ужасного проклятия, не позволяющего в полной мере насладиться новым для него чувством. Тарабас дразнил незваную гостью, тянул время, и звук его глубокого голоса зловещим эхом разносился под каменными сводами. Это всегда производило сильное впечатление, но маг внезапно понял, что девушку не запугать — настолько одержима была она желанием оживить возлюбленного. Ее не хотелось пугать, а хотелось очаровывать, соблазнять несметными богатствами и безграничной властью, но и это не удалось. Та, что была судьбой и предназначением, смотрела на него не то с отвращением, не то с жалостью, а потом предложила свою дружбу. Видит Бог, он приложил все усилия, чтобы забыть ее, но не смог. И теперь, вспоминая все, что произошло между ними, он улыбался мягкой мечтательной улыбкой. Трудно спорить с предназначением, даже Повелитель Теней говорил, что они предназначены друг другу. Внезапное воспоминание, заставившее мага резко сесть на кровати, невзирая на рану, затмило даже боль. Несколько дней назад, когда яблоко вернуло его к жизни и воздух наполнился дивными ароматами волшебного сада, повелитель Затерянного мира назвал его сыном. Может быть, тайна его рождения прольет свет на то, почему его любовь так мучительна? «Хотя в многом знании многая скорбь – мне ли не знать этого? Надо будет расспросить матушку». Слуги уже не удивлялись: этой зимой младшая королева поднималась ни свет ни заря и большую часть времени проводила в одном из гостевых покоев. Добродушная кухарка снабдила Фантагиро таким количеством еды, что хватило бы не только на завтрак, но и на обед. Женщина очень переживала, что ее величество в своих заботах совсем исхудает и снова заболеет. Фантагиро улыбнулась своей прежней задорной улыбкой и, успокоив причитающую кухарку, поспешила проведать мага. Тарабас сразу догадался, кому принадлежат шаги в коридоре: время идет, а походка Фантагиро так же легка, и ее солнечный взгляд всё тот же. Когда приоткрылась дверь, он сделал вид, что полностью поглощен чтением. Они поприветствовали друг друга, маг был безукоризненно вежлив и спокоен до безразличия. Как же Фантагиро не хватало его былой решительности! Скажи он сейчас: «Я не засну, пока ты рядом», — и она ответит ему совсем не так, чем прежде. Но, увы, Тарабас теперь постоянно возводил между ними непреодолимую стену. Фантагиро устроилась у его кровати, деловито извлекая еду из корзинки. — Я вас оставлю, друзья – дела государственные не ждут, да и Катерина уже наверняка соскучилась без меня. — Катальдо поспешил откланяться, но при этом, уже стоя на пороге, подмигнул волшебнику, явно намекая, чтобы тот не терял времени понапрасну. «Если бы все было так просто, Катальдо», — устало подумал маг. — Конечно, Катальдо. Я прослежу, чтобы Тарабас съел хоть что-нибудь. — Это слишком много для меня одного. – Маг покачал головой. — Выбери то, что больше понравится. — Фантагиро прикоснулась к руке волшебника. – Да и у меня самой еще ни крошки во рту не было. — Ты разделишь трапезу со мной? Я, конечно, рад твоему обществу, но что скажет Ромуальдо? — Тарабас отложил книгу и в упор посмотрел на нее. — Его величество король Ромуальдо совершенно не против нашего общения. — Фантагиро выдержала его взгляд. — Вот как? – Маг опустил глаза и принялся нервно теребить край одеяла. – Я чего-то не знаю, может объяснишь мне? — В его голосе сквозило нетерпение, и Фантагиро это нравилось. — Сначала пообещай мне съесть хоть кусочек. — Фантагиро решительно взяла горшочек с похлебкой. – Ты столько вытерпел, теперь необходимо восстанавливать силы. — Ты говоришь загадками... – Ему непросто было сохранять внешнее спокойствие. — Если мы продолжим беседу, ты так ничего не съешь. Придется тебе помочь, как маленькому ребенку. У нас говорят так: ложечку за маму... ложечку за меня, за Смеральду, за Катерину... – Фантагиро с воодушевлением перечисляла родственников и друзей. — Ты еще забыла о говорящем камне и верном коне! – слегка улыбнувшись, промолвил Тарабас. — Мне удалось заставить тебя улыбнуться — такая удача! Нет, камень не в счет – он не ест, а вот за Златогривого будет самая полная ложка — он всегда отличался отменным аппетитом. Будешь еще? – Фантагиро зачерпнула следующую ложку. — Спасибо, я сам. — Тарабас перехватил горшочек из ее рук, с трудом избежав прикосновения. А она, словно не заметив этого, легко коснулась губами его щеки. Если от чего и суждено ему однажды сойти с ума, так это от ее дружеских поцелуев. Фантагиро не видела, как он прижал совершенно холодные пальцы ко лбу, чтобы хоть немного прийти в себя. — А ты так и не поела, Фантагиро, – произнес он, когда они одновременно взглянули друг на друга. – Не хочу показаться неблагодарным. Я очень ценю твою заботу, но не слишком ли много времени ты проводишь со мной? Я не твой подданный, а так — чужак с темным прошлым и туманным будущим. — Не беспокойся об этом. Достаточно того, что ты мой друг. – Повисло напряженное молчание, она хотела сказать совсем не то, что он услышал. – Ты устал, может, я тебе почитаю, пока ты не уснешь? – нашлась, наконец, Фантагиро. — В последнее время сон обходит меня стороной. — Тебе удалось найти самую скучную книгу в библиотеке... — Королева улыбнулась, поднимая с постели увесистый фолиант и, оправив одеяло, принялась читать. Тарабас даже не пытался уловить смысл повествования — голос Фантагиро звучал, как музыка. Через четверть часа Фантагиро любовалась мирно спящим волшебником. Она осторожно высвободила руку и прижала к своему лицу. От одного невинного прикосновения кружилась голова, и так отчаянно хотелось его ласки. Фантагиро взглянула на себя в зеркало: отражение ясно говорило о том, что она тоже нуждается в отдыхе после череды бессонных ночей, полных переживаний. Катерина с Каролиной уложили ее спать, совсем как в далеком детстве. Но проспала Фантагиро недолго, во сне ее преследовал образ чародея: такой же, как при первой их встрече, даже бровь была рассечена. Тарабас молчал, но его взгляд проникал ей в самое сердце. Тьма окружала их, глаза мага казались темными, почти черными. Вдруг в его руке загорелся огонь, яркое пламя разрасталось, пока не отделило от нее волшебника сплошной стеной. Королева вздрогнула и проснулась. - Ты будто вовсе разучилась спать, сестрица, — Катерина и Каролина присели на кровать по разные стороны от нее. – Расскажи, что тебя мучает? — Все бы вам болтать! Есть дела поважнее, — Фантагиро хитро улыбнулась и сделала вид, что собирается запустить в Каролину подушкой. Каролина спряталась за старшую сестру, а Катерина лишь покачала головой. — Не сердитесь, сестренки. — Фантагиро вскочила и обняла их. – Лучше помогите мне с прической и платьем – хочу сегодня вечером быть самой красивой! - сестры помогли ей выбрать наряд и драгоценности, уложили волосы, но когда ушли королева взглянула в зеркало и решила переменить наряд. Платье из тяжелой тафты и бархата совсем не подходило для осуществления ее замысла. Теперь всего пара шагов, и она у его ложа. Почему же так тяжело сделать их? Сердце стучится пойманной птичкой в клетке. Тарабас все слышал и чувствовал, но не открывал глаз, боясь посмотреть на любимую. Куда было деваться от будораживших его помыслов: «Я не могу взглянуть на тебя, иначе Зверь может освободиться. Я уже почти привык жить, сдерживая душевные порывы, но сейчас так хочется поддаться тебе и своему желанию». Он все еще был там - во сне, и ему снилась возлюбленная в чарующих своей откровенностью одеждах. Наконец он решился. Сквозь прикрытые веки он разглядел силуэт любимой и замер, чувствуя, что сердце глухо колотится в груди, желая вырваться на свободу. Сесть оказалось труднее, чем он рассчитывал, но Фантагиро помогла ему. Его охватило нетерпение: «Что со мной? Неужели снова действие проклятия? Еще не поздно остановиться, но я слишком сильно хочу увидеть ее!» Тарабас открыл глаза, и Фантагиро невольно отшатнулась – в них снова горел нездешний огонь подземных глубин. — Тарабас, ты не превратишься в зверя ни сейчас, ни потом! – голос Фантагиро звучал уверенно и даже весело. – Знаешь почему? Потому что тебе самому это не нужно! Зрачки волшебника были все так же расширены, но взгляд смягчился. Фантагиро, преодолев запоздалый приступ страха, придвинулась и погладила мага по волосам, Тарабас зарылся лицом в ее платье, вдыхая горько-пряный аромат полевых трав, сливающийся с его запахом. Пальцы Фантагиро снова пробежались по его длинным волосам и стали разминать плечи. Эти прикосновения были последней каплей. Он начал покрывать поцелуями ее нежные пальцы, руки. — Я твоя, я в твоей власти, мой повелитель, — прошептала она слова из книги. Совершенно искренне и в то же время желая подбодрить мужчину. — Я люблю тебя, Фантагиро! – выдохнул он. – Не хочу надоедать тебе признаниями, но твой танец в моем сне так много обещал… И поводов для нового поединка с Ромуальдо уже предостаточно. Я снова в твоей власти. — Я люблю тебя, Тарабас! Никаких поединков — Ромуальдо со Смеральдой так же любят друг друга. — Фантагиро, откинув вуаль с лица, раскрыла ему объятия, подставив губы для поцелуя. Свечи погасли или вовсе не зажигались. Ночь стремительно опустилась на замок. Маг видел в темноте глаза любимой, блестящие то ли от застывших слез, то ли от отраженного лунного света, взволнованно вздымавшуюся грудь, слегка приоткрытые губы... они всегда были невероятно соблазнительны для него. Слишком близко для того, чтобы он смог устоять. И вдруг одна-единственная мысль пронзила сознание: «Остановись! Все это уже было!» — Прости, но я должен проверить. — Чародей отпрянул, вглядываясь в душу любимой. И понял, что музыка стихла, а на Фантагиро нет диковинных одежд и цветов. Он со стоном откинулся на подушки и отвернулся. «Значит снова обман Даркена!» – Он почувствовал, как его раненое сердце снова разбивается на тысячи осколков. — Тарабас, что случилось? — Мне стоило догадаться, что это очередное видение, бред измученного разума! Прости, Фантагиро, если я опять сказал или сделал лишнее. Ты обещала мне только дружбу, я старался не переходить границ, но сейчас перепутал сон с явью… — Тарабас, ты не сказал ничего такого, за что стоит просить прощения. Это ты прости меня. Я должна была сначала разбудить тебя, а уж потом менять повязку. — Фантагиро немного смутилась и замолчала. Переменяя повязку, она чувствовала, как тело волшебника отзывается на каждое ее прикосновение. Она залюбовалась им и немного увлеклась, лаская и целуя его грудь и плечи. А когда попыталась поцеловать губы Тарабаса, он чуть не превратился в зверя. Каким-то чудом им удалось остановить превращение. Когда Тарабас, еще не вполне осознавая, что происходит, стал целовать ее руки, Фантагиро закрыла глаза от удовольствия, желая ощутить силу его объятий и поцелуев. Сделать то, о чем не раз мечтала в эту невыносимо долгую зиму. Но Тарабас окончательно проснулся и заподозрил обман. Он все еще старался не смотреть в глаза любимой и молчал. — Мне не за что прощать тебя, любимый мой. – Фантагиро взяла его руки в свои. – Я плохо помню, что наговорила тебе перед отъездом, но после я много думала, говорила с родными. И постепенно поняла, что ты заботился обо мне, опекал, как ребенка. Поверь: все, что я сейчас сказала тебе – правда. Никто не принуждает меня говорить это. Я действительно люблю тебя! Ну, ответь же мне! Скажи, что тебе снилось? — Во сне ты танцевала для меня любимая. И твой танец был таким завораживающе прекрасным, что я боялся проснуться и… — Он кусал губы, чтобы не признаться ей в страхе потерять ее и осознать, что само ее присутствие в его жизни было сном. — Давай я попробую наяву, хоть я и не большая мастерица танцевать. Пусть этот танец будет моим «прости». А наряд на мне ты можешь представить любой. Фантагиро не могла понять, откуда знает движения танца, все получалось само собой, ей оставалось только следовать внутреннему побуждению. Удар сердца. Твоего и моего одновременно. Свет меркнет. Тьма сгущается. Отчаяние охватывает сознание. Но ты ответила мне сначала легко и нежно, потом жадно и ненасытно. Лучик солнца пробивается сквозь темноту, окружавшую меня. Твои руки скользят по моим плечам. Безмерное счастье охватывает меня. Границы стерты, и пути назад нет. Только ночь и двое в свете луны. Волшебник и воительница. Мужчина и женщина. Этой ночью рушатся все преграды, последствия не имеют значения, и мир вокруг перестает существовать. Есть только здесь и сейчас, только мы с тобой и нежный танец страсти. Платье Фантагиро, простого покроя и ничем не украшенное, легко снималось без посторонней помощи, стоило лишь распустить шнуровку и оно легко соскользнуло к ее ногам. Тарабас напомнил ей ребенка, которому неожиданно дали его любимое лакомство. Он осторожно проверял, придутся ли ей по вкусу его прикосновения и поцелуи. Первые поцелуи были такими несмелыми и робкими, но потом они становились более завораживающими, бесконечными, как будто маг собирался выпить все ее дыхание без остатка. Их руки были повсюду, и за ними следовали губы. Волшебство пульсировало на кончиках его пальцев, даря незабываемые ощущения. Раньше ей не доводилось испытывать ничего подобного. Фантагиро совершенно ни о чем не думала, просто растворяясь в поцелуе. Она забыла о его ранении, поражаясь терпению Тарабаса, а тот не спешил, ожидая ее приглашения. Лишь по легкой дрожи она поняла, какого невероятного напряжения это ему стоило. А ему казалось, что внутри зарождается горячий источник Некрада. Наконец Фантагиро опомнилась и, опрокинув мага на спину, мягко скользнула к средоточию его желания: «Пора найти твоему оружию мои ножны». И устроилась сверху, направляя нарастающую от каждого движения его силу внутрь своего жаркого тела. Они слились в самом древнем танце мироздания, и Тарабас забывался от желания, когда любимая отдалялась, и боялся, что она вот-вот остановится. Пока мог, он смотрел на нее темневшими, почти бездонными от страсти глазами. По телу, лицу, волосам Фантагиро прокатывались ласковые волны его магии. Волшебник целовал ее пальцы и низким срывающимся голосом выстанывал ее имя, магия его тела пробегала по ее коже. Фантагиро запрокидывала голову и приникала к нему лишь затем, чтобы поцеловать и в очередной раз, как заклинание, прошептать его имя. Его древнее имя, данное когда-то отцом — оно было заклинанием в этом мире и могло с согласия мага исполнять заветные желания произносящего. Ей казалось, что она растворяется в небытии и заново обретает форму, но ей хотелось большего: еще сильнее слиться с ним, соединиться навсегда, зачать от него ребенка. Движения становились все яростнее и неистовее, пока наконец оба не вскрикнули, последний раз вспыхивая и расслабляясь. Фантагиро раскрылась навстречу любимому, впитывая без остатка волну желания, в глазах темнело, и она с трудом держалась, чтобы не рухнуть на мага. Отдавшись до конца и испив желанной страсти, она освободила возлюбленного от тяжести и, проведя по его тяжко вздымавшейся груди, поцеловала в самую середину, между темными ареолами сосков, и прилегла рядом, укутав их обоих в легкое шелковое одеяло. Тарабасу казалось, что после купания в горячем источнике он оказался в прохладных струях водопада. Контраст был разительным. Он почти задохнулся, когда Фантагиро положила голову к нему на плечо и заснула, не замечая проникавшего сквозь неплотно притворенные ставни утреннего солнца. Он пытался зацепиться за тепло ее тела, но силы покидали его, он нехотя сползал в поглощавшую его темноту… То была его плата за блаженство.