ИДЕАЛ В САХАРНОЙ ПУДРЕ

Ну, а теперь позвольте перейти к тому, что случилось дальше. Я успел, еще до приезда моей подруги детства, объявить жене, что согласен на развод, и согласен взять вину на себя. После – мои планы переменились, но из-за моей болезни я не успел об этом ей сообщить. Ну, а потом случилось то, чего я не предвидел… Дело в том, что этот Бронский изначально хотел только легкой интрижки - а теперь был в ярости, что ему навязывают брак, которого он не желал вовсе. Он уже тогда тяготился их связью, когда она перебралась к нему. Но когда я согласился на развод, и он понял, что от брака с Анной ему не увильнуть – он это воспринял, как щелчок захлопнувшегося капкана. Он стал смотреть на Анну с ненавистью. Он начал пить… и, наконец, настал день, когда он поднял на нее руку. Да, это был первый раз, но не последний. Она же подливала масла в огонь, устраивая истерику за истерикой, и не понимая совершенно, что перед ней не я – готовый вечно терпеть и прощать – а злой хищник… И кончилось все тем, что в один холодный ненастный вечер она, не стерпев жестокого обращения, пришла к дверям моего дома – просить разрешения вернуться… Она отпустила извозчика, но не решалась постучать в дверь. Во время нашего последнего разговора она заметила, что я очень переменился к ней, стал равнодушен. Она боялась, что я просто не впущу ее. И так она ходила по улице, все не могла решиться, а между тем время шло… И вот - уже совсем стемнело, когда она почти решилась постучать в дверной молоток... но в это самое время из темноты вынырнули три фигуры. Как потом рассказала моя супруга, это были двое мужчин и женщина, но лиц она не помнила... Они затащили ее в подворотню, приставили к горлу нож, и не только ограбили, но и сняли с нее все – даже платье. Оставшись на ледяном ветру в одном дезабилье, она поняла, что тут уж не до деликатностей. В двух шагах от нее была дверь черного хода нашего дома, она постучала в нее, и кухарка ей открыла... Сами понимаете, не мог же я выгнать на улицу женщину в подобном положении! К тому же она сильно простыла, да еще и нервная горячка, да следы от побоев... Одним словом, возвращение под крышу дома законного супруга вышло у нее... как бы это сказать... – Аренин сделал выразительную паузу. - Да уж, - согласился Штольман. - Да-с, так вот... Моя кузина, Наташа, сразу уехала, сказав, что ее присутствие в доме при таких обстоятельствах не совсем уместно. Кончились наши тихие вечера и задушевные беседы... А я оказался в обществе женщины, которой попросту боялся! Я боялся снова заболеть прежней болезнью, не знаю уж, как назвать эту болезнь, но любовью я бы это точно не назвал это нездоровое пристрастие... тем более что она снова начала говорить о своем искреннем раскаянии – но я знал уже цену этой искренности и этому раскаянию... - А развестись - вы уже раздумали к тому времени? – поинтересовался Штольман. - О нет, конечно, не раздумал! Но – это же дело долгое, а за это время она бы успела снова завладеть моим расположением к ней – уж поверьте, я знал, что она возьмет надо мной верх. Я мечтал освободиться – сразу! Вырваться одним рывком! Но как? Я думал об этом день и ночь. Не знаю, может, я слабый человек... да вроде не слабый... но эта женщина просто колдовством каким-то всегда заползала мне в душу, даже если я пытался эту душу держать застегнутой на все пуговицы... Губы Штольмана были плотно сжаты, глаза прищурены, он словно смотрел вдаль – куда-то в свое прошлое. Потом он кивнул своему собеседнику и тихо попросил: - Продолжайте, прошу вас. - А тут вот и подвернулся случай. Безумие! Я, который всегда считал честность святым правилом для себя... Но соблазн был очень велик. В сущности, я же не сказал ни слова лжи – одежду опознал, а про лицо сказал, что опознать его невозможно. Ну, а потом вернулся домой и сообщил жене о том, что сделал. Были слезы, истерика, как я мог – и все прочее... - Но она же могла пойти в полицию и обвинить вас в лжесвидетельстве, - заметил Штольман. - Могла, о, конечно! – желчным тоном возразил Аренин. – Она даже угрожала мне этим. Но я сказал, что я ее не удерживаю. Пусть идет – вот только обратно я ее не пущу! И останется она на улице, без денег и куска хлеба. Общество от нее отвернулось, а ее друзья... о, они готовы посочувствовать, но взять на себя заботу о ее содержании? Да еще при том, что общество их осудит за помощь падшей женщине? И тут я впервые увидел в ее глазах подлинный страх. Она поняла, что я – ее единственная надежда в этом страшном холодном мире, и что манипулировать мною, как прежде, она уже не сможет... И вот тогда я и предложил ей выбор. Пусть она уезжает за границу, одна, я дам ей денег и паспорт на чужое имя. Обещал присылать еще денег, по мере надобности, но при условии, что она никогда более не объявится в России... Или – пусть идет в полицию и заявит, что она жива, но тогда ее ждет нищета, ведь в случае развода я не дам ей ни гроша. И она, как женщина практичная, сделала свой выбор. Она уехала в Ниццу третьего дня, вечером… - То есть именно в тот день, когда ранним утром был убит Бронский, - уточнил Штольман. – И, кстати, границу она уже пересекла... - А я и забыл про это убийство, кстати, - с некоторым удивлением протянул Аренин. – Так кто же его убил, все-таки? - Скажите, ваша жена выходила из дома ночью перед отъездом? Аренин рассеянно пожал плечами. - У нас были разные спальни, как вы сами понимаете... так что выйти из дому через черный ход и зайти обратно она могла, никем не будучи замеченной. А к чему вы клоните? - У вас есть адрес вашей жены? - Да, она сказала, что я могу ей писать в Ниццу, на адрес отеля N. Штольман вздохнул. - Тогда напишите ей, что полиция располагает свидетельскими показаниями о том, что именно она убила г-на Бронского. Это подтверждают горничная и повар г-на Бронского, которые ее отчетливо видели. По всей вероятности, она, покидая навсегда Россию, решила так отомстить человеку, который сломал ее жизнь... В комнате повисло молчание. Аренин прикрыл лицо рукой. Штольман молчал, думая о чем-то своем. - Вы... дадите ход этому делу? – тихо спросил Аренин. - Да ведь я уже ответил вам на этот вопрос, когда попросил вас написать ей, - спокойно возразил Штольман. – Какой смысл в том, чтобы дать делу ход? Достать ее из-за границы мы не сможем. А если она будет знать, что по возвращении в Россию ее ждут суд и, возможно, каторга... она уж точно сюда не вернется, так что вы можете спать спокойно... Ну, а материалы, которые мы успели собрать по этому делу, будут мирно лежать в архиве... на всякий случай!