Смысл жизни по Цельсию

Воспользовавшись прекрасным поводом отложить мытьё посуды на попозже, Коко потихоньку, как будто боясь, что её накажут за тунеядство, прошла к дверному проёму и заглянула за угол, где уже никого не было, что неудивительно, учитывая, какими широкими шагами вышагивал Кранч. Чувствуя, что надо поторопиться, чтобы узреть все события воочию, Коко смесью из быстрой ходьбы и мелких прыжков на самых мысочках добралась до входной двери, быстро сменила обувку с домашней на уличную и выскочила наружу. На дворе всё не сильно переменилось с прошлого дня: трава такая же зелёная, небо такое же синее, птички такие же певучие, забор такой же кривой. Где-то сбоку был слышен неясный говор, угадать из которого можно было только очень строгую интонацию, сопровождаемую речевыми нажимами. Кого-то явно отчитывали за нехорошие проделки! На это обязательно нужно было посмотреть. Выйдя за калитку, Коко пошла на голос, а вскоре стали ясны сами слова: — …Чтобы я такого больше не видел, ясно тебе? — молчание. — Вот. А вздумаешь ещё раз играться с дорогущей, фирменной, главное, моей вещью — заставлю бегать вокруг острова пять раз на дню. Так что не вынуждай, бро. Всё очень легко: ты уважаешь мои слова — я не имею претензий, ты набираешься наглости — я начинаю вправлять мозги. За это время Коко успела примоститься за деревом и теперь изучала обстановку. Сложилось так, что перед Кранчем на земле, чем-то помятый, сидел Крэш. Ко всему остальному он с ужасом загнанной в угол мышки в глазах смотрел на Кранча, кивая в ответ на каждое его замечание. Создавалось впечатление, что только остатками воли ему удаётся удерживать дрожь в теле, так как сидел он достаточно малоподвижно. Кранч же наоборот — применял в ход всевозможные полёты рук, устрашающие гримасы и вообще не мог стоять на месте от возмущения. Чуть в сторонке лежал какой-то металлический агрегат, похожий на обычный блинчик с осью для добавления дополнительных блинчиков и цепочкой, конструкции «юла». Только что-то с ним было не так… Кусочек его был отломан и на внутренних стенках были видны следы копоти. — …Уважение к чужим вещам имеет большое значение. Есть у тебя твой гамак — я на него не претендую? Не претендую. Потому что знаю, что, во-первых, чтобы воспользоваться чужой вещью, нужно спросить разрешения, во-вторых, подо мной он точно сломается. Есть вещи, с которыми нужно обращаться очень, очень аккуратно! Во сто раз аккуратнее, чем с гамаком. В том числе и со сложной техникой. Ну и что, что тяжёлая? — показал он на сломанную вещь. — Она же ещё и сложная. С ней всякие тыры-пыры даром не проходят. А её ремонт обходится в треть цены, что уж там говорить! Ты мог бы… — На этом месте Коко вздрогнула, услышав недалеко от себя совершенно другой голос. — Что тут за разбирательство? — почему-то не во всеуслышание спросил откуда-то прилетевший Аку-Аку. — Не надо так пугать, — сквозь зубы прошипела Коко. — Я не нарочно, — примирительным тоном сказал Аку-Аку. — Мне только хотелось узнать, что тут произошло, стоило мне на секундочку отвлечься. — Сам и спроси! — тоже не очень громко, но грубо ответила Коко. — Я сама ничего не знаю… — Ладно, — спокойно отреагировал Аку-Аку. — Просто были мысли уладить это дело проще. — с этими словами он полетел в сторону всё неумолкающего Кранча и запуганного Крэша. — Ребятушки, что у вас произошло? Кранч, увлечённый нравоучительствованиями, не ожидал, что его прервут, и пока просто замолчал, глядя на прилетевшего Аку-Аку. Крэш делал почти то же самое, с разницей лишь в том, что он как молчал, так и продолжал молчать. — Из-за чего сыр-бор, ребятушки? — повторно поинтересовался Аку-Аку. — Этот… — Кранч стал подыскивать какое-нибудь не очень оскорбительное слово, — …криворук игрался с моим тренажёром и, естественно, сломал. — Но он же… — попытался придумать какое-нибудь оправдание Аку-Аку, но этот процесс затянулся. — Он не может запомнить простых вещей, — закончил за него Кранч. — Не знаю, как ты вообще относишься к его воспитанию, но результат налицо. — Не в этом дело. — А в чём тогда? — В том… — Аку-Аку опять ненадолго замялся, — в том, что соображать головой Крэшу, откровенно говоря, очень тяжело. Не стоит требовать от него того, что он сделать не может. — Конечно-конечно, ему нужны забота, внимание, опекунство, слышали вашу песню. Как бы не так! Все вопросы личного пространства решаются и воспитываются дисциплиной. Не понимаешь так — тебе объясняют; опять не понимаешь — получай по заслугам. Простая схема, а самое главное — рабочая. — Рабочая-то рабочая, но во всём надо знать меру. Как бы лишнего страху не нагнать… — Как бы из узды не вывернулся, вот о чём нужно в первую очередь думать. Больше — не меньше, как по мне. — Вот оно и видно, — вздохнул Аку-Аку. — Но нельзя недооценивать особенности общения. Слова зачастую бьют больнее и глубже, нежели прямые удары с ноги ли, с руки. — «То, что нас не убивает, делает нас сильнее.» — с важным видом ответил Кранч. — То есть, если кто-то получил увечья, из-за которых оказался прикован к инвалидному креслу, то он стал сильнее? — Сильнее духом, наверное. — Не факт. Это, наоборот, могло бы выбить его из привычной жизни, заставить потерять её смысл на долгое-долгое время. Может быть, даже попытаться наложить на себя руки. Коко уже достаточно долго чувствовала себя неуютно, подслушивая чужой разговор, а упоминание о суициде так вообще заставило её развернутся и пойти в сторону дома в подавленном настроении. «Зря они это затеяли, разбирательства всякие… — думала Коко, уже отмывая тарелки с вилками. — И зачем это вообще всё? Споры, ссоры… Лучше бы пошли на рыбалку, в самом деле.»