Fortes fortuna adjuvat

      — Что там, в сокровищнице, Уилл? — прервала затянувшееся молчание Элизабет. Когда Джек так внезапно прекратил отпираться и зашел без колебаний в воду, все были ошарашены и встревожены. Несколько минут оставшиеся на берегу смотрели на водоворот, словно их пристальные взволнованные взгляды чем-то могли помочь Воробью, мгновенно исчезнувшему под водой. Но стоять так безмолвно и напряженно до его возвращения было невозможно.       Тернер встрепенулся, стряхнув с себя оцепенение, и начал свой рассказ о загадочном месте — сокровищнице Сциллы и Харибды. Когда он сказал, что там нет ничего, кроме неба и моря, поменявшихся местами, один из пиратов с неудовольствием пробормотал:       — Что это за сокровищница, где нет сокровищ? Неправильно!       — Да-к она волшебная! Поэтому их нет! Может, они невидимые! — возразил ему товарищ. Оппонент уже приготовился отстаивать свою позицию, но тут Элизабет гневно шикнула на них, и пираты разом примолкли. Уилл продолжил говорить, детально пересказал свое общение с помощью букв из воды. Его увлекательную речь больше никто не прерывал, слушали внимательно и молчаливо, лишь потом начали перешептываться и обсуждать услышанное.       Уилл с удивлением узнал, что с момента их прибытия на остров прошло уже пять-шесть часов, а не один, как казалось ему. Солнце было в зените, пекло становилось невыносимым. А между тем укрыться было совершенно негде, зайти в прохладные воды океана нельзя.       — Иногда мне кажется, что надо было прыгать вслед за Джеком. В море бы, или под морем, не было б так жарко, — сетовал мистер Гиббс, утирая струившийся по лбу пот. Многие моряки в душе были согласны со старпомом.       — «Голландцу», значится, подыщут нового капитана, — произнес задумчиво Прихлоп, не желая продолжать беседу об изнуряющей погоде. — Но раз проклятие Дейви Джонса разрушено, то этот новый бедолага никогда больше не выйдет на сушу, станет вечным перевозчиком душ.       — А каково это — быть капитаном «Летучего Голландца»? — включилась в общий разговор Агнес.       — Врагу не пожелаешь, — сразу быстро ответил Уилл, но затем умолк, решив тщательнее обдумать ответ. Такой вопрос ему в жизни задавали впервые. После возвращения он старался как можно меньше думать о том, что произошло с ним за эти двадцать лет жизни на проклятом корабле. Но отдельные отрывки воспоминаний преследовали его, всплывали перед глазами даже в самые счастливые минуты, мешая насладиться моментами. Но Уилл никогда не пытался осмыслить этот период своего бытия в целом и подвести пограничную черту, оттого и ввел его на первый взгляд простой вопрос в ступор.       — Десять лет бороздить моря и изо дня в день понимать, у скольких людей они отняли жизни; не видеть солнца и ясного неба, а созерцать лишь мрак подводных глубин и мира мертвых; жить пленником на корабле, который не пристанет к берегу; быть в разлуке с самыми дорогими и близкими, на встречу с которыми отведен только один день… — слова звучали, словно исповедь. Уилл не смотрел никому в глаза, склонив низко темноволосую с легкой проседью голову. Затем он вдруг резко поднял свой взор, оглядел слушателей и спросил: — Сладко ли мне жилось? Я не давлю на жалость, но вновь скажу: никому я не пожелал бы оказаться на моем месте. Может, Дейви Джонсу и нравилось быть капитаном «Голландца», быстрого, маневренного, призрачного, быть морским дьяволом. Я же честно выполнял порученное мне дело — перевозку погибших в море. И эта работа была не по мне.       Растроганная словами мужа, Элизабет понимающе взяла его за руку, но Тернер вдруг отстранился, одарил ее холодным взглядом и, развернувшись, побрел вдоль берега моря. Вопрос Агнес всколыхнул в нем те неприятные воспоминания, от которых хотелось отмахнуться, как от назойливых мух, но не получалось. Тягостные думы снова и снова одолевали капитана, и он в одиночестве хотел избавить себя от них.       Элизабет вдруг ощутила непривычный укор совести: почему раньше она не говорила с Уиллом об этом? Не думала, что пережил он на «Голландце», предпочла забыть то, что он не смог забыть, и жила в пелене самообмана, посчитав, что так будет лучше. Но так не было лучше. Возможно, доверительный разговор по душам помог бы Уиллу отпустить прошлое, грузом лежавшее на его до сих пор страждущей душе. Но Элизабет в разговорах с ним установила табу на тему событий ушедшего, от которых она смогла оградиться, а Тернер — нет. И сейчас он вновь один переживал те мрачные эмоции, копившиеся столько лет в его памяти. Элизабет ощутила острую необходимость быть рядом с любимым в эту минуту, быстро пошла в противоположную от Уилла сторону, тоже берегом, и совсем скоро встретилась с ним: так мал был клочок суши, на котором они поневоле оказались.       — Уилл, прости меня, — прошептала женщина, глядя в его темные глаза. — Я была эгоисткой эти два года. Жила себе счастливо, закрыв глаза на боль внутри тебя, на шрамы твоей души, что оставила служба на «Голландце».       — В этом нет твоей вины, Элизабет. Я сам должен справиться со своими демонами, — сухо ответил Тернер, вздохнув.       — Мы одно целое, Уилл. Это и мои демоны тоже. Открой свою душу. Не мучь себя больше.       Супруги взглянули на смотревших за ними со стороны моряков, прося оставить их наедине, без посторонних взглядов. Наблюдатели мигом поняли это и отвернулись. Тернеры начали долгий и непростой, но нужный обоим разговор тет-а-тет.       Остальные разбрелись по острову, тоже что-то обсуждая негромко. Карина пересказала Генри все, что узнала от Джека и Агнес, стараясь не упустить ни единой мелочи. Что ни приключение, то был повод для изумления юноши. Особенно Тернера поразила новость о мисс Торн, на самом деле являющейся миссис Хилл. Карине был поведан сокращенный вариант ее истории, и Тернер явственно ощущал неполноту рассказа. Он взглянул на одинокую фигуру Агнес, стоявшей на краю небольшого каменного выступа, и не мог поверить, что она является живой героиней морской легенды. Его тянуло узнать абсолютно все подробности ее необыкновенной судьбы.       — Миссис Хилл, — подойдя к Агнес, нерешительно обратился к ней Генри. Девушка опешила от такого обращения, но с доброжелательной улыбкой повернулась к Тернеру.       — Меня очень заинтересовала ваша история, — признался юноша. — Расскажите ее полностью.       Агнес тяжко вздохнула и начала говорить. Тернер слушал ее с трепетом, будто был маленьким доверчивым мальчиком, которому мама рассказывала сказку-небылицу, а не взрослым мужчиной, после долгих путешествий по морям отыскавшим и разрушившим могущественный Трезубец Посейдона. Карине это ощущение тоже вскоре передалось, и они оба внимали завораживающей и трагической истории Агнес Хилл.       — Почему вы раньше не прибыли на остров, а сделали это спустя столько лет? — Генри озвучил свой вопрос сразу же, как рассказчица умолкла.       — Я потратила многие годы, чтобы найти объяснение всему случившемуся, — пояснила Хилл. — Еще несколько лет ушло на то, чтобы узнать, как исправить все. Только потом я поняла, куда мне держать путь. Да только не каждый капитан поведет свое судно в такое опасное место. Потому я и искала тех, кто сам устремится попасть на остров Каменные сестры.       — А почему сразу не сказали нам, кто вы и куда хотите добраться? — спросила Карина.       — Даже такой авантюрист, как Джек Воробей, без особой причины не сунулся бы сюда. И хоть Шансой мне было дано предсказание, что с помощью «Черной Жемчужины» я смогу попасть на остров, я не хотела спугнуть удачу.       — И что будете делать дальше? — полюбопытствовал Генри. После кратковременной паузы Агнес заговорила:       — Когда Джек вернется…       — А если не вернется? — тут же обеспокоенно перебил ее Тернер.       — С его-то живучестью, — усмехнулась Хилл.       — Скорее, везучестью, — заметила Карина. Ее собеседники невесело улыбнулись.       — И все же? — спросил Генри, возвращаясь к первоначальному вопросу. — Что потом?       — Спущусь в сокровищницу. А там на всё воля Сциллы и Харибды.       Джек, увидев небо под ногами, а море — над собой, мягко говоря, смутился. А еще больше его смущало то, что он попал в сокровищницу, где не было ни намека на сокровища. Это очень огорчало пиратскую натуру Джека, мечтавшего, при возможности, поживиться здесь в обмен на драгоценнейший компас. Собственно, компаса в его распоряжении уже тоже не было. «Хоть голова при мне», — с досадой подумал Воробей, осматриваясь в этом необычном перевернутом мире. Он потоптался на месте, сделал несколько шагов в сторону, пытаясь понять, на чем стоит. Но под ногами оставалась неведомым образом заменявшая твердь пустота. И ни живой души, ни мертвой не возникало рядом с капитаном. От подозрительного одиночества ему становилось не по себе.       — Есть здесь кто? — не выдержав, спросил Джек.       «Есть, капитан Воробей», — возникли в воздухе водяные буквы. Глядя с недоумением на эти причудливые капли воды, Джек правой рукой ущипнул себя за левую, чтобы точно убедиться: все это происходит с ним наяву, он не спит и эти буквы ему не мерещатся.       — Интересный способ общения, — тыча пальцем в слова, сказал Воробей.       «Весьма удобный», — в такой ответ преобразовался предыдущий набор слов. Джек с удивлением повел бровью.       — Вам, если я не ошибаюсь, должен был мой компас прилететь, — перешел к делу капитан.       «Не ошибаетесь. Наш компас у нас».       При чтении слов «наш компас» Джек презрительно хмыкнул и поморщился. Ему вообще не хотелось свыкаться с мыслью, что компас теперь не его.       «Не хмурьтесь, капитан. За возврат компаса мы не прочь вас вознаградить».       — Есть предложения? — полюбопытствовал, обрадованный таким развитием событий, Воробей.       «Имеется вакансия капитана на судне «Летучий Голландец».       — О нет, простите уж, но я не создан для такой работы, как перевозка душ. — Джек разочаровывающе развел руками. — Да и мне моя «Черная Жемчужина» милее, чем этот «Голландец».       «Однако «Жемчужина» покоится на дне морском, а «Голландец» на ходу».       — Справедливо подмечено. Но думаю, с «Жемчужиной» дело поправимое, — почесывая лоб, сказал Джек. — На «Голландец» я пойти не готов.       «Готовы пойти на «Черную Жемчужину»?»       — Всегда! — воодушевленно воскликнул Джек.       «Тогда самое время отправиться к ней». — Слова в ту же секунду взорвались тысячью брызг, канувших вниз. Воробей расценил это как недобрый знак и попятился назад.       — Надеюсь, «к ней» не значит на морское дно, — сглотнув, сказал Воробей. Но никакого ответа не последовало. Вместо этого Джек ощутил, как его подхватывает воздушный порыв и быстро поднимает вверх, в воду. В нем начала крепнуть надежда, что он направляется на встречу со своей ненаглядной «Черной Жемчужиной», что совсем скоро он вынырнет прямо у ее бортов. Но мысль эта не добавляла воздуха в его легкие, признаков приближения к поверхности воды все еще не было. Что, если он погружается на дно?       Воробей понял, что совершенно потерял ориентацию в пространстве. Нигде не было видно теперь неба, морская толща обволакивала его со всех сторон. Когда он почувствовал, что начинает захлебываться, и противная на вкус соленая вода заполняет его горло, разом отпали все остальные вопросы, кроме одного: «Как остаться в живых?»