Дорогой мой человек

— Мам, а ты ничего не хочешь мне рассказать? — Откидываюсь на спинку дивана и начинаю пристально смотреть на свою мать. Я думала, что когда она наконец приедет к нам с Патриком — я буду рада её видеть, но что-то не ощущается этой обычной эйфории от встречи с родительницей. Вчерашний вечер многое перевернул в моей жизни, и я пока не могу определиться к лучшему это или нет. — Что рассказать, дорогая? — Не отрываясь от своего телефона спрашивает она и продолжает что-то писать. — Что-то случилось? — Так это я у тебя должна спросить — что такого случилось, что ты двадцать лет врала мне о смерти папы? — Вот я и осмелилась это озвучить. Хотела ещё утром, но не смогла, папа рядом был, да и Макс с Лексой. Просто не понимала, как я буду смотреть в глаза отчиму… чёрт возьми, ну не могу я его так называть! Он мой папа, и именно это заставило меня заткнуться утром и делать вид, что всё хорошо. Нет, было всё, конечно, неплохо, ночь с Тёмой немного скрасила ситуацию, но прошедший вечер всё-таки наложил отпечаток. О да, мама явно не ожидала услышать от меня подобное. Мы вообще с ней никогда не затрагивали тему папы. Когда я была маленькая и мне всё-таки хотелось узнать о нём побольше — я, конечно, спрашивала, но она тут же начинала плакать и я понимала, что разговор дальше не зайдёт. Так, собственно, было всегда. Сейчас, я уверена, такого не будет, ибо вопрос немного по-другому поставлен. — Что ты такое несёшь? Что значит врала? — Мама наконец отрывается от телефона и поворачивается ко мне. — Ты как смеешь матери подобное говорить? — Неужели она сейчас начнёт строить из себя обиженную? — Я сейчас хочу услышать ответ на свой вопрос, а не твои нравоучения. Ты думаешь, что я бы никогда не узнала об этом? — Кто тебе сказал подобный бред? — Ну как кто? Папа, конечно. Своими глазами его видела, вот как тебя сейчас, — у мамы тут же начали бегать глаза, она заёрзала на диване и начала поправлять волосы. Она всегда так делает, когда волнуется или когда что-то идёт не так, как она хочет, — я тебя слушаю, мам. — Я не врала тебе, я тебя защищала. — Говорит эти слова, словно заучивала их всю жизнь. Хотя, может так оно и было. — От моего отца? Ты серьёзно? — Он грозился отобрать тебя у меня! Что я должна была ещё делать? Я развелась с ним и тут же решила увезти тебя в Челябинск, там он не мог тебя найти. Я не могла потерять тебя! — Почему он сказал, что заберёт меня? Что вы не поделили? — Это уже не твоё дело, — мама встаёт с дивана и уходит на кухню, — всё, что тебе нужно знать — я только что рассказала. — Мама! — Я тоже поднимаюсь с дивана и иду за ней. Меня не устраивает подобный ответ, весь день я ждала не это. Да я всю жизнь не этого ждала! Не должно было получиться всё так. Неужели она не понимает, что мне сейчас ужасно плохо? Я с малых лет думала, что моего отца нет в живых, мне приходилось мириться с этим, носить это в сердце, а сейчас я узнаю, что он живой и здоровый, а моя мать мне просто врала. — Я уже не маленькая девочка! Я двадцать лет не лезла к тебе с расспросами об отце, неужели я сейчас не заслужила знать правды?! — Регина, прекрати! — Мама! — Иди в свою комнату! Сейчас же! — Она серьёзно думает, что эти слова на меня сейчас как-то подействуют? Кажется она забыла, что я уже давно взрослый человек, вот только она меня ни во что не ставит. Она столько лет мне врала, не хочу её даже видеть. Я поступаю так, как говорит мама. Ухожу, вот только не в свою комнату, а из дома. Дальнейшего разговора у нас всё равно с ней не получится, так что мне нечего тут делать. Вернусь потом, когда её здесь не будет. — Регина! Ты куда?! — Это последнее, что я услышала, закрывая за собой дверь.

***

— Ребята, а вот и съёмочная группа, — мы с Кэт заходим в раздевалку первыми и представляем парням нескольких фотографов и пару моделей. Один очень известный журнал захотел, чтобы на обложке нового номера и на нескольких разворотах красовались наши «ястребы». Долго уговаривать парней не пришлось, как оказалось — позировать они любят, — сейчас всё подготовим и начнём, пожалуй. — Нужно распределить между парнями моделей, — подаёт голос ассистентка фотографа, а мы с подругой выходим из раздевалки. Народу там уже и так много набралось, не хотим мешаться. Мы и со стороны понаблюдать можем. — Непривычно их видеть в костюмах, да? — Кэт пытается хоть одним глазком подсмотреть в раздевалку, чтобы Патрика увидеть. Ох уж эти влюблённые. Что он, что она — постоянно везде взглядом ищут друг друга, хотя находятся в паре метров. — Слушай, там кажется какие-то проблемы. И кажется, их создаёт Панарин. Вот только этого не хватало. Всю ответственность за эту фотосессию переложили на нас с подругой, так что всё придётся разруливать нам. Ну неужели он хотя бы сегодня не мог обойтись без проблем? Кое-как пробравшись через толпу людей, что столпились у входа, я поняла, что ещё чуть-чуть и он заставит эту хрупкую, но очень бойкую девушку, просто воспламениться. — Я могу вам чем-то помочь? — Подхожу к Тёме, кладу руку на его плечо и смотрю самым испепеляющим взглядом, каким только могу. — С нашим нападающим какие-то проблемы? — Он отказывается сниматься с нашими моделями! Говорит, что они не подходят, — ассистентка, чьё имя я так запомнить и не смогла, машет на себя какими-то листами бумаги и выглядит ну просто крайне недовольной, — у нас нет времени, чтобы решать подобные капризы. Где мы в пять часов вечера найдём новую модель? Вы можете как-то поговорить с ним? — Я хочу сниматься с ней, — на ломаном английском говорит Панарин и поворачивается ко мне, начиная так приторно улыбаться, что аж невольно захотелось ему врезать, ей-богу, — no problem? — Ты совсем с ума сошёл? — Сквозь зубы цежу я, и извиняясь перед этой девушкой, увожу Артемия чуть в сторону. — Я не буду с тобой сниматься. Тебе что, прошлой «фотосессии» не хватило? Мне вот, знаешь ли, её было предостаточно! Я больше не хочу рисковать своим здоровьем, так как твоих фанаток это разозлит ещё больше. — Ты же сама говорила, что это наша жизнь и мы сами должны решать, что нам делать можно, а что нельзя, — он продолжает лукаво улыбаться и поправляет воротничок на моей рубашке, — к тому же, у меня есть неплохой план, так что после фотосессии останешься невредимой, обещаю. — Панарин, — я хватаю его за грудки и притягиваю к себе, — я не буду с тобой сниматься. Ясно? — Если не будешь, то я сейчас и дальше выпендриваться стану. Это ведь вам с Кэт много проблем доставит, да? — Я от тебя такого не ожидала! — Отпускаю Тёму и возвращаюсь к ассистентке. — Я согласна сниматься с Панариным. — Другого выхода просто нет. Нам с Кэт проблемы не нужны, зато они будут у кое-кого другого, вечером.

***

— Так, так, отлично! — Фотограф делает ещё несколько кадров и перемещается чуть левее. — Встань к нему поближе, и не закрывай платье шлемом. — Я бы с радостью сейчас закрыла бы чем-нибудь это платье. Оно просто дико откровенное — вырез до пупка, и на спине до задницы, а ещё оно практически прозрачное. Ну, не совсем, конечно, но намёк на это есть. — Молодец, Артемий! Да, так отлично! — Я чувствую, как Панарин дотрагивается до моей шеи губами и начинает потихоньку опускаться чуть ниже. Чёрт, мы что вообще снимаем? Для Playboy, что ли? Я хоть и провела ночь с Панариным, но мне было так неловко! Я боялась лишний раз повернуться, дотронуться до него. Единственное, что я делала — это постоянно меняла какие-то предметы у себя в руках. То шлем держала, то клюшку, то потом вообще краги напялила. Выглядела в них нелепо, но фотографу нравилось. Идея фотосессии была для меня немножечко странной, и я не до конца её понимала: раздевалка, хоккеист в строгом костюме, и я, в вечернем платье и держу ещё амуницию в руках. Что к чему? Но могу заметить, что фото получились очень даже ничего. Не только у нас с Тёмой, но и у других ребят. А ещё нам так и не сказали, чью же фотографию возьмут на обложку, но я думаю, что это будет фотография Тэйвза, он ведь капитан, как ни как. Уже переодевшись после фотосессии и собравшись домой, я вдруг услышала голос Тёмы и каких-то двух девушек, доносящийся из кабинета спортивного директора. Я ничего сначала не поняла, но подойдя чуть поближе, я услышала то, что повергло меня в шок: «Она просто невероятная девушка, невероятный друг, и я не понимаю, как могло такое произойти. Это с ней сделали одни из тех людей, которые следят за моей карьерой, поддерживают меня. Мне вот просто интересно, а про уважение чужой личной жизни они что-нибудь слышали?». «У нас с Региной нет никаких личных отношений, и я в том посте в инстаграме не представлял её, как свою девушку. Нам просто было хорошо в тот момент и мы решили его запечатлеть. Разве друзья так не делают?». «Так же я читал много комментариев о том, что она переспала чуть ли не со всей командой, хотя её видели только на фотографиях Патрика, но я хочу разочаровать сейчас всех — Регина сестра Кейна. Надеюсь, что хоть немного, но ситуацию я разъяснил». «Я просто хочу перед ней извиниться. Мы знакомы не так давно, но одним уже своим, вроде бы, безобидном поступком, я принёс ей кучу проблем. Надеюсь, что зла на меня она не держит. Я не хочу из-за каких-то двух сумасшедший девушек потерять этого невероятного человека.». Я стояла, слушала, а сумой улыбка до ушей была. Вот что он имел ввиду. Не уверена, что кто-то поверит его словам, но они для меня значат очень многое. Дождавшись в холле арены, когда Тёма даст интервью, я предложила поехать к нему и отпраздновать мою первую настоящую фотосессию. Панарин с радостью согласился и мы поехали в ближайший супермаркет за шампанским. — Надеюсь, что они не выберут те глупые фотографии, где я в крагах. Я была в них, как краб, — мы смеясь заходим в лифт и нажимаем кнопку двадцать четвёртого этажа, — а вот ты на всех фотографиях получился отлично. Как у тебя это получается? — Ну, этому научиться нельзя, с этим можно только родиться, — практически уже заикаясь от смеха произносит парень и облокачивается на поручень, — тебе, кстати, подошёл мой шлем. Выглядела просто шик. — Панарин показывает мне палец вверх, а я толкаю его в плечо. 6… 7… 8… 9… 10… Лифт вдруг подскакивает и останавливается. Свет на пару секунд гаснет и снова возвращается, но уже не такой яркий. Меня в момент охватила паника, хотя я уже не раз застревала в лифте. В Челябинске лифт чуть ли не каждую неделю вставал на пятом этаже и дальше не ехал. Вот только почему-то сейчас я испугалась, а там мне было вполне норм, хотя лифты не сравнить. В том, стареньком, можно было целые мемуары на стенах прочесть, да и сесть даже некуда было, а тут лифт намыт до блеска и свет есть. — Почему он встал? — Тёма начал нажимать все кнопки, какие только были и наконец раздался голос. Разговаривать, естественно, пришлось мне. Объяснив женщине на том конце, что лифт застрял между десятым и одиннадцатым этажом, нас попросили подождать и не беспокоиться. Легко сказать. Мы ждали десять минут, мы ждали двадцать минут, и когда уже прошло пол часа, открыли шампанское, что было у нас с собой, уселись на пол и начали распивать спиртное прям там. Сил уже не было ждать. — Спасибо тебе, — я делаю глоток из горла и отдаю бутылку Тёме, — я слышала, что ты там говорил. — Слышала? — Ну, я подслушивала. Я не специально, правда, — поднимаю руки, как будто сдаюсь и начинаю улыбаться, — мне было приятно услышать твои слова. Особенно про то, что между нами ничего нет. Я очень боялась, что ты так не думаешь. — Мы ведь договорились, что не будем усложнять всё отношениями и чувствами, тем более, если их нет. Секс по-дружбе нас ведь вполне устраивает, не так ли? — Так, — кладу голову на плечо Панарина и закрываю глаза, — ты сейчас единственный, с кем меня всё устраивает. — Ты поговорила с мамой насчёт отца? — Тёма аккуратно убирает волосы с моего лица и сплетает наши пальцы. — Ну, можно и так сказать. Она ничего мне толком не рассказала, мы лишь поругались. С Барелли я тоже не разговаривала после того вечера, не могу ему почему-то позвонить. Рука не поднимается. — Почему ты называешь его Барелли, а не папа? Как я понимаю, ты уверена в том, что он твой отец. — Я уже очень много лет называю папой другого человека, и у меня пока язык не поворачивается назвать так кого-то ещё. — Останешься сегодня у меня? — Панарин целует меня в макушку и ещё крепче сжимает мою руку. — Не хочу тебя сегодня никуда отпускать. Даже лифт этого не хочет. — Останусь. С тобой все проблемы как-то быстрее забываются. — Подношу к своим губам его ладонь, оставляю на ней почти невесомый поцелуй и прижимаю крепко-крепко к щеке. Я могла бы целую вечность просидеть с ним вот так. Он тот человек, с кем я могу говорить так же, как разговариваю сама с собой. Я просто на все сто процентов уверена, что он поймёт меня, поддержит, даст совет. Если честно, то я всегда хотела и в то же время боялась найти такого человека, потому что рано или поздно он исчезнет из моей жизни, даже, может быть, и не по своей воле. Я боялась узнать то чувство потери, о котором так много говорят люди. Боялась, когда ещё даже не знала его, боялась, когда провела с ним ночь, ведь после подобного многие пытаются создать что-то большее и только всё усложняют, а он ничего не усложнил. Он, по-моему, даже первый предложил мне секс без обязательств, и меня это устраивает. Многим подобное может показаться странным, но нам хорошо вместе именно таким образом. Да и вообще, разве мы одни такие?