Настоящий маркартский медведь

Многие дети Севера говорят, что жизнь настолько быстротечна, что за любовь надо хвататься при любой возможностью. И они с успехом это проделывают, а хватка у северян крепкая: ты вырвешь свою руку, если хочешь идти дальше, но на твоей коже навсегда расцветут синяки от их могучих объятий. Третий уже видел десятый сон, когда его товарищи, колдунья и воин, выскользнули из спальника и направились в рощу. Аргис ступал по сухим иголкам, следуя за своей маленькой проводницей. Где-то в глубине разума он уже чувствовал её аркан, пульсирующий в такт её внутренней мелодии. Всё смешивалось и сплеталось в песню – её поступь, дыхание, движение белых рук с бледными веснушками на плечах, покачивание бёдер и шуршание почвы под её ступнями. Эта песня была ему, сыну Севера, совсем незнакома, но отнюдь не противна. Колдунья не разомкнула губ, но он всё равно слышал рвущийся из её горла напев, видел в запутавшихся прядях её волос, в дрожи озябших плеч, в игривом наклоне головы. - Эй, Аргис, - позвал его туман, и норд шагнул в клочья его объятий. Казалось, она касается своими замёрзшими ладошками его горящего лихорадкой тела везде, и северянин замирает, терпя сладкую пытку, укрощая волну трепета, мчащегося по его жилам. На его шее затягивается такой знакомый ремень, и колдунья ведёт его, как пса, к смутно темнеющему корявому стволу дерева, древнего стража окутанной туманом рощи. От лёгкого удушья лицо Бастиона розовеет, и ведьма чуть ослабляет повод, усмехаясь, нежно, жадно, пламенеюще. Светлячки садятся на волосы норда, и невольно колдунья видит голову Воина, но ярче тораксов насекомых, ярче звёзд сейчас сияют глаза самого Аргиса, одурманенного и осознающего свою неволю, но идущего за ней. Уже знакомые ему крючки заклинания, подчиняющего разум, впиваются в его существо, и он послушно прислоняется к колючему стволу и чувствует, как ремень на горле натягивается, и Бастион с тихим хрипом вдыхает туман Предела. Её песня ласкается ему в уши скользким горячим языком женщины, дрожащим вдохом-выдохом, когда она вспрыгивает на него и насаживается на его естество. Она дёргает его ошейник, приказывая, требуя, умоляя, и светляки с едва слышным жужжанием слетают с волос норда, когда он со стоном запрокидывает голову. Царапая ноги о ствол дерева-стража, женщина откидывается, продолжая древний танец бедрами, держась за ремень, и сознание Бастиона на краткий миг мутится, будто туман ныряет в его глаза и затопляет мозг. Он очнётся уже без узды, держась за её мягкие ягодицы и подчиняясь пульсации аркана, выдыхая в унисон с маленькой женщиной, притискивая теперь её нежное тело к коре дерева, оставляя ссадины на просвечивающей коже и багровые следы от пальцев. Она толкается ему навстречу, сцепив зубы, задрав подбородок, но не издав ни звука, и Аргис одной рукой вцепляется в её затылок, больно дёргая за волосы, требуя своё. Колдунья еле уловимо хрипит, кривя губы в ухмылке, и отпускает аркан. Волна расслабленности и дикого чувства свободы прокатывается по большому телу норда, и он резко выдыхает, широко раскрыв глаза, отдавая семя колдунье, завершая ритуал. Но мелодия продолжает тихо шептать ему в ухо, жечь румянцем щёки, подгонять сердце.