kaleidoscope.

Малия видит в нем раздражающую опасность, блестящую осточертелую ложь, беспросветное зло и непрекращающуюся месяцами вражду — такое заключение твердó как алмаз, непоколебимо как стена и совершенно точно навеки правдиво, – в любом случае, она так думает. Думает, пока не замечает его в коридоре в очередной раз, стоящего возле своего шкафчика, почти что в изящной позе фотомодели – почти, именно так и никак иначе. Такой же Тео – (не) идеальная самодовольная ухмылка, (не) очаровательный блеск зеленых глаз, (не) сводящая с ума элегантность движений, карикатурная, наигранная и совсем (не) заставляющая ее ровное дыхание вдруг предательски сбиться, сердце забиться в разы чаще – не дай бог слушает, – а голову пойти кругом, превратив любую картинку перед глазами в плывущий красками калейдоскоп, разбивающийся на различные блестящие осколки. Тео все тот же, да Малия уже не та – хоть и не признает этого факта ни за что, даже под угрозой жизни – принципы важнее. Будет отрицать до последнего. Будто это не она только что прожигала предмет своих же насмешек восхищенным взглядом. Будто это не она только что думала о том, каковы на вкус его губы. Будто не она только что сбила с ног одноклассницу, засмотревшись своим мечтательным взглядом в сторону парня. (Не) она. Но взгляды неминуемо затягивают девушку в этот омут тяжким балластом, от которого она не способна избавиться. Тео медленно и непринужденно проводит рукой по идеально уложенным каштановым волосам, блаженно закрывает изумрудно-топазовые глаза и мечтательно улыбается, совсем слабо, почти невесомо, но так, что сердце девушки ухает куда-то вниз, пропустив несколько ударов — она облизывает пересохшие губы, в горле все сушит, практически рассыпается на мелкие песчинки, а потом, в одно мимолетное мгновение, воздух в легких вдруг сгорает под жутким пеклом, отраженным цветущими на меловых щеках розами — Тео враг. — Привет, — низким тембром, чуть с будоражащей хрипотцой, отдающейся приятной вибрацией внизу живота Малии, растягивает Тео, давно подошедший ближе. Этот момент она-то и упустила, видно, осталась на паузе в том коротком запоминающемся моменте, несколько счастливых мгновений назад. Когда это успел прозвенеть звонок, и почему Тео остался с ней в коридоре? – П-привет, – нервно, чуть испуганно запинаясь, выдавливает Малия, почти проклиная себя за секундную слабость, какую проявила, вздрогнув от того легкого непринужденного приветствия парня, – ты что-то хотел? – в едком холодном безразличном тоне, деланном конечно, проскакивают едва уловимые нотки беспокойства, или, быть может, ее нерушимого страха, который она так тщательно старалась в себе подавлять. Впрочем, все старания бесполезны – Тео отчетливо различил этот ласково и нежно греющий душу испуг девушки, почти как тягучий сахарный мед, карамельно-сладкий и до боли желанный – Тео любит сладости, Тео этого мало. Он хочет больше. Еще еще и еще, пока не осыпится в его руках хрустальной пылью из соленых на вкус слез, холодом обжигающего льда и переливающихся на ярком свету бриллиантов. Он знает, что получит это. Он знает, а потому не остановится. Доламывая Малию. – Может... Передумаешь насчет сегодняшнего вечера? – игриво, с энтузиазмом и выработанной до автоматизма легкостью, предлагает парень, перекрыв своим телом любые шансы девушки на побег и облокатившись одной ладонью о стену школьного коридора, теперь он находился преступно близко, разрушив все дозволенные границы. И при других обстоятельствах Малия бы наверняка его оттолкнула, уходя сказав пару «ласковых». Проблема лишь в том, что она забыла, кто она; забыла, где находится; забыла, как дышать. Она все забыла. – Я уже все сказала, Рейкен, нет. – Твердит Малия, почти как зазубренную наизусть издавна фразу, и тут же нервно сглатывает подступивший к горлу ком совсем не обнадеживающей правды – обманывать себя чертовски нехорошо. А выдать себя бегающим взглядом и на последнем слове дрогнувшим голосом – самая большая оплошность, за какую она точно себя уже никогда не простит. – Да брось, – ехидничает Тео, тут же смело поставив вторую ладонь по правую сторону от ее головы, тем самым заключая девушку в свой убийственно-обжигающий капкан, из которого ей уж точно не выбраться, и не только лишь потому, что не сможет. Она не захочет – он уверен, а уж уверенность течет у него по венам вместе с кровью – адская смесь. – Я же вижу, как ты на меня смотришь. Каждый взгляд, который, как ты думала, сможешь утаить. Я слышу твое участившееся сердцебиение, когда ты находишься поблизости. Я чувствую твое сбившееся дыхание на своей коже, как обжигающее пламя. О, милая Малия, от меня ведь не укроешь. – Его низкий тон голоса, таящий нежным шоколадом у нее на сухих губах, ни разу не дрогнул, а милая – она подметила сей факт, и тут же обругала себя мысленно, нельзя ведь так просто сдаваться – самоуверенная ухмылка так и не сошла с его губ, только расползаясь еще выше по уголкам, и от такой улыбки у нее в животе все стягивает в тугой болезненно-ноющий узел. – Нет, – хрипло шепчет девушка, теряя вместе с голосом и все силы сопротивляться, и некогда непоколебимое самообладание, и издавна непобедимую – когда-то, до Тео – смелость, – нет, ошибаешься, – повторяет она чуть громче, собрав последние оставшиеся силы в кулак, до побелевших костяшек, и все же не громче тихого шелеста листвы, – только и мечтаю, как бы поскорее тебя прикончить, а теперь дай пройти, Рейкен, – раздраженно шипит Малия и толкает парня в грудь, пытаясь высвободиться из его железных оков. Но парень реагирует быстрее, тут же одной рукой схватив девушку за горло, и впечатывает обратно в стенку, а с уст Малии тут же срывается неконтролируемый стон, вызванный от удара спиной о грубую поверхность, короткий, прерванный давлением руки на шее, что оставит после себя цветущие фиолетово-алые следы пальцев, но резкий и пронзительный, действующий на него, почти как хороший глоток виски, волной обжигающий горло – Тео любит виски. А после еще шоколадно-воздушным десертом разбавить, чтобы нежнее и приятнее, да приторной вишенкой на верхушке пафосно закусить. – Я знаю о тебе всё, котенок. Ты как открытая книга, и я не могу перестать читать тебя, – мурлычет парень ей на ухо, проводя большим пальцем свободной руки по цветущей алым щеке девушки, чуть ослабляя свою цепкую хватку, но прижимаясь всем телом к девушке, обжигая разгорающимся пламенем и себя, и Малию вместе с собой. Едва ощутимые импульсы тока проходятся по их телам волной, наполняя каким-то невообразимым волшебным вихрем из чувств – непередаваемо, целой искрящейся цветочной бурей, легкой, но накрывающей цунами с головой. – Нет, – шепчет Малия, и ее голос тает в воздухе, как сливочная пенка, совсем неслышно, точно она так ничего и не произнесла, – нет, Рейкен, – просит девушка, неприкрытым подтекстом добавляя в фразу это кричащее пожалуйста, не останавливайся, но так и не произнося, чтобы не показывать, что сдается. Хотя давно уже сдалась. Попросить о реванше? Все-равно проиграет. Снова и снова. Тео победил, пора бы признать. Тео всегда побеждает. И он проглатывает, впитывает, пропускает через каждую клеточку все ее слова, смакует, перекатывая сладость на кончике языка – нежное сливочное мороженое, воздушная сладкая вата-облачко, горький мятный шоколад, тягучая сахарная карамель. Нет, не подавится. В крайнем случае, ей Тео давился бы пожизненно – непреложная истина. Потом зарывается носом в ее каштановые шоколадные волосы, вдыхает жасминово-медовый аромат с нотками кисло-сладкого яблока и корицы, и тонет, тонет, тонет в ней, растворяется, как кусочек рафинада в горячем чае – настоящее убийство, но Тео не хочет просить о помощи. А Малия уже не желает сопротивляться – никогда не хотела – уже мырлычет и нежится в его ослабевающих тисках, как котенок, подается навстречу каждому касанию и каждым томным вздохом просит вкуснейшей добавки его обжигающе-приятного дыхания на своей шее, да невесомых нежных поцелуев на бумажной бархатной коже, сладких и отдающихся приятными муражками по телу после каждого касания его теплых сухих мягких губ. Не подавится, ни за что. И отказ счелся бы за преступление, а согласие за убийство чистой воды – ну и пусть. – Вечером. В восемь, – отстранившись, чеканит Рейкен, довольствуясь ее потерянным шоколадно-ореховым взглядом с влюбленными искрами – вот теперь не врет – подмечает парень, и с его губ срывается гордый смешок. А потом, как ни в чем не бывало, Тео удаляется, своей медленной вальяжной непрехотливой походкой вызывая бурю щекочущих мурашек по ее телу, да восхищенные блестящие искры в ореховых глазах. – В восемь, – повторяет девушка тихо-тихо, касается ладонью шеи – места, где кожу все еще нестерпимо жгло от его дыхания, впечатавшегося меткой поглубже внутрь, точно напоминание, чтобы не забыла ни в коем случае. Тео победил. Снова. П о б е д и л.