Любовь в/к истории

1867 — Как ты можешь быть такой раздраженной с самого утра? Джина взглянула на Джеймса, сидевшего напротив нее за столом. — Я выгляжу раздраженной? — Да. И если ты мне опять скажешь, что дело в мистере Брауне… — Господи, ну а в чем же еще? За время, прошедшее с незваного появления егеря в Брокет-холле, ситуация не улучшилась. Королева, казалось, пленялась им всё сильнее день ото дня. — Она вдова. — Она королева Англии. — Тем не менее, она женщина. — О, это отвратительно. — Что? — Думать об этом. — Потому что он слуга? — Потому что он груб, бескультурен и совершенно не заслуживает занять место моего отца. В этот момент открылась дверь. Появившаяся на пороге няня сделала книксен и ввела в комнату дочь Джины. Принцессе Виктории Регине Изабелле Соединенного Королевства — Белл, как ее звали родные — было три года. От матери (и, как шептались некоторые, от неродного деда) ей достались ошеломительные зеленые глаза и темные волосы, и с каждым днем она становилась всё больше похожа на настоящую принцессу. Она была третьей в линии наследования, и братьев у нее не было. Джина, увы, перенесла несколько выкидышей и потеряла недоношенного сына, прежде чем счастье улыбнулось ее семье. Девочка подбежала к матери. Джина посадила малышку себе на колени. — Доброе утро, милая. Белл пролепетала нечто похожее на «утро», но было ли оно добрым, понять было сложно. — У меня сегодня столько дел. Нужно встретиться с премьер-министром и архитекторами. Нет занятия утомительнее, чем иметь дело с архитекторами. — По поводу мемориала? — спросил Джеймс. — Да, кажется, мама сказала им, что ей нужно нечто вроде изысканной усыпальницы для египетского фараона, — сказала Джина, накручивая на палец прядку волос Белл. — Папа, разумеется, пришел бы ярость. Сегодняшнее открытие статуи само по себе крайность. — Ты как будто говорила что-то о музыкальном центре? — Ах да. Это будет часть мемориала. Концертный зал. Вполне уместно. Папа и мама оба очень любили оперу. Только название очень странное: «Центральный зал искусств и наук». — Да, не особенно романтично. А у тебя какая идея? — Я думаю, «Королевский Мельбурн-холл» звучит очень неплохо. — И твой отец не счел бы это излишним роскошеством? — Он правда очень любил оперу.

***

Уилл прошел в дом следом за Викторией. Они ездили на очередное УЗИ — Виктория немедленно двинулась на кухню, где прикрепила черно-белые снимки на дверцу холодильника магнитиком. Здоровые дети. Это всегда облегчение. Впрочем, Уилл обнаружил, что после взрыва в метро его переживания не улеглись. — Ну, мы хорошо так продвигаемся, да? — весело спросила Виктория. — М-м? — Я о книге. Уже подошли к помолвке Регины… — Да какая там помолвка. Ей всего пятнадцать было… Виктория изумленно покачала головой. — Я знаю. Я только хотела сказать, что у нас материала еще лет на десять. Если только ты не собираешься затронуть Джона Брауна... — Не собираюсь, — резко ответил он. Открыв ноутбук, Уилл обнаружил новое письмо. Джеймс. — Что? — спросила Виктория. Он поднял глаза и встретился с ее выжидающим взглядом. — Кембриджский коллега пишет… Джеймс Каллум умер. — Ой, Уилл, мне так жаль. — Ну что… — Уилл силился вспомнить какую-нибудь приличествующую случаю банальность. — Когда поминальная служба? — А что? — А то, что мы едем. Само собой. — Тебе совсем не обязательно… — Я хочу. И тебе нужно, чтобы я была рядом. — Она поцеловала его в щеку. — И всё тут.

***

Из Кенсингтона Джина в экипаже отправилась в Букингемский дворец. Предполагалось, что жить она с семьей будет в Дувр-хаусе, но там обитала ее тетя Александрина, и отец решил, что тетя может владеть домом покуда жива или покуда ей этого хочется. На пороге Джину встретила Элли. — Ты знаешь… — Разве нельзя уже объявить? — Когда Мэгги родит, — вздохнула Джина. — А она всё никак не родит, — вздохнула Элли. — Герцог Гамильтон не проявит твоего нетерпения. Не было бы большей награды. — Я не о терпении герцога Гамильтона беспокоюсь, а о своем собственном. Мне хотелось бы не совершить убийство, вероятность чего растет с каждым часом моего пребывания в этом доме. Джина кивнула. Они поднимались по главной лестнице. — Что стряслось на сей раз? — Он ел за столом. Вместе с нами. — За столом? — спросила Джина. — Гости были? — Слава Богу, нет. У этого человека манеры как у гориллы. — По-моему, это оскорбляет горилл, — заметила Джина. — Собственно, я бы, пожалуй, предпочла гориллу. Элли задрала голову вверх. — Здравствуй, мама. Здравствуй, папа. Джина взглянула на недавно повешенную над лестницей картину — огромный портрет родителей в начале их семейной жизни. Королева сидела, лорд-консорт, как всегда, стоял. Мельбурн всегда наставлял ее в тонкостях портретной композиции, однажды даже к досаде ее тогда жениха. «Никогда не сидите, если она стоит, — усмехнулся он. — Она есть и всегда будет выше вас. И лучше вам не всегда стоять вместе, ибо тогда она будет казаться незначительной, что никак неверно, не так ли?» — Мне нравится, — сказала Элли, которой невдомек было, о чем задумалась старшая сестра. — Такое ощущение, словно он всё еще здесь. — Точно. — Джина обернулась к сестре. — За ужином еще что-то случилось? — Браун был довольно резок с бедняжкой Деллой. — И что сделала мама? — Не много. Джина снова вздохнула. Ей уже начинало казаться, что она только и делает, что вздыхает. Главный дворецкий ожидал на верхней ступеньке. — Ваше королевское высочество, премьер-министр ждет. — А ее величество? — Ее величество отбыла в Виндзор. — В Виндзор? — недоуменно переспросила Элли. — Но сегодня открытие папиной статуи. — Я встречусь с лордом Дерби, — сказала Джина. — Благодарю, Патнэм. Джина вошла в комнату, служившую кабинетом ее отцу — тут они с королевой вместе работали над государственными бумагами и делами. Тут Джина училась, на полу у их ног. На стене висел портрет Мельбурна. Премьер-министр встретил ее поклоном. — Ваше королевское высочество. — Лорд Дерби. Ее величество просит вас принять ее искренние извинения. Ей сегодня нездоровится. Дерби склонил голову набок. — Значит ли это, что она не почтит своим присутствием открытие статуи сегодня днем? — Не стану строить догадок, будем надеяться, — ответила Джина. Она жестом пригласила Дерби сесть и сама последовала его примеру, поправив юбки. — Должен сказать, что мне по-прежнему недостает вашего отца, мэм, — задумчиво протянул Дерби и встряхнул головой, спохватившись: — Прошу прощения, мэм, я имел в виду лорда Мельбурна. С покойным принцем я знаком не был, хотя, как говорят, он был прекрасным молодым человеком. Джина покачала головой. — Ничего страшного, господин премьер-министр. Лорд Мельбурн был… единственным отцом, которого я знала. — Знаю, многие сказали бы, что он никогда не был великим политиком, но мне кажется, возможно, он так старался быть хорошим человеком, что к политике у него душа не лежала. Джина улыбнулась. — Думаю, это вполне вероятно. — Что ж, не будем нагонять мрак. Я должен проинформировать вас о текущей обстановке. Прежде всего, вы рады будете услышать, что оформление юрисдикции Сингапура завершено. Сингапур отныне отдельная колония в подчинении Короны. — Как новость была принята местным населением? — За последнее время население резко возросло. Почти половину из них китайцы — рабочие, завезенные на плантации перца и гамбира. — При условии, что наши владения надежно защищены. Мне известно, что на континенте обсуждаются всяческие завоевания. Дерби прищелкнул языком. — Король Бельгии. — Да, у кузена Леопольда всегда было большое самомнение. Папа говорил, что оно ему досталось от моего дяди. Что ж, если бы Мэгги стала одной из Гогенцоллернов, это было бы по меньшей мере частично оправдано. — Как чувствует себя принцесса Маргарет? — Как и можно ожидать в ее положении, — ответила Джина. — Я навещу ее завтра. Она не в состоянии посетить открытие. Что там дальше? Дерби вздохнул. — Джон Стюарт Милль хочет предоставить женщинам избирательные права… — Ах, расскажите же мне об этом, лорд Дерби.

***

Виктория рассеянно переключала радиоканалы. — «Ее величество назначила нового лорда-конюшего. Майор Джордж Бидл — ветеран войн в Афганистане и Ираке, награжден за заслуги в операции по спасению герцогини Ново-Южно-Уэльской…» — У Джины и Джеймса не было детей? — Нет. — Хм. — Хм? — эхом отозвался Уилл. — А племянницы? Племянники? — Не знаю. К чему ты вообще? — У меня всё не идет из головы мать Джины Каллум. Уилл неловко поерзал в водительском кресле. — Наверное, лучше в этом не копаться. — Почему это? — Что тебе за дело до них? — Женщину убили… — Это было семьдесят лет назад. — И дело было замято. — И что с того? — Самой королевой. Дело об убийстве жены ее личного секретаря. По-твоему, тут всё совершенно невинно? — У нас с этой книгой и без того будет достаточно проблем. Я не понимаю, к чему выплескивать море инсинуаций с… — Инсинуаций? Каких инсинуаций? Уилл покачал головой. — Не знаю. — И потом, с учетом недавних событий, мнение о Виктории IV изменится. — А что Виктория IV? Cердцу не прикажешь. — Странные ты вещи говоришь, — нахмурилась Виктория. Уилл мысленно поморщился, не сводя глаз с дороги. Всё это и впрямь было ужасно странно. — Ну… — попытался он было как-то исправить положение. — То есть, ты считаешь, что Виктория IV действительно любила Георгия Жукова? Может, они были просто союзниками с… привилегиями. Может, они просто дружили половыми органами. — Очень сомневаюсь. — Почему это? — Ну, возьмем хотя бы ее воспитание. — Ага, а ты вспомни, как воспитывали Викторию I, а оказалось, что на троне-то она может и королева, зато в спальне фурия… — Виктория покачала головой. — Господи, есть в ее дневниках такие записи… я-то думала, я одна настолько извращенка, что могу до такого додуматься. Кстати, нам надо потрахаться в поезде. Уилл замер. — Что? — Да нет, не прямо сейчас, я сейчас размером со слона, а у тебя еще травма не прошла после взрыва в метро, это понятно, но да, секс в поезде мы обязательно должны попробовать. — Мы занимались сексом в Евротоннеле. — Да, но это был по сути секс в машине, а Виктория I, судя по всему, пользовалась своим купе вовсю. Когда они наконец добрались до Кембриджа, Уилл мысленно вздохнул с облегчением. — Смотри-ка, приехали.

***

— Она не явилась на открытие? — вопила Мэгги. Джина замерла на ступеньке парадной лестницы Мельбурн-холла. — Ты на меня кричишь? Я была на открытии. Я даже произнесла речь, вообще-то. Джина добралась до источника крика. Мэгги, чрезвычайно беременная и невыразимо несчастная, одета была в ночную рубашку и халат, отекшие ноги ее были босы. — Она была с ним? — спросила она. — Неизменно. — Джина склонила голову набок. — Помнится мне, не ранее как в Рождество ты сочла, что я слишком резко сужу о мистере Брауне. — Тогда всё было иначе. Тогда я могла видеть собственные ступни. — Погоди, кто тебе рассказал? — Тетя Эмили здесь. Она приехала за мной ухаживать. Потому что моей родной матери на меня наплевать, а у моего мужа якобы есть дела поважнее. — Ты получила письмо от Чарлза? — Нет. С чего бы ему мне писать? Подумаешь, жена. — Наверное, нужно было позволить тебе выйти за коридорного, — сказала Джина. — У того не было бы никаких дел. — Не в коридорном дело! — огрызнулась Мэгги, но вдруг разинула рот, содрогнувшись от боли, и потянулась к стене, чтобы опереться на нее. — Мэгги? — спросила Джина. — Просто спину схватило опять. — Понятно. И эти приступы в спине, они случаются через определенные промежутки времени? — А что… Договаривать Мэгги не понадобилось. — Миссис Блейк! Экономка явилась на зов. — Ваше королевское высочество? — Пошлите, пожалуйста, за сэром Генри Томсоном и вызовите мою тетю оттуда, где она прячется. Моей сестре нужно в постель, срок подошел. — Слушаюсь, мэм. — Хочу хлороформ! — Пойдем-ка, — сказала Джина, ведя сестру к ее опочивальне, к которой уже стекался отряд горничных. — Ненавижу сэра Генри, послушать его, так мы все должны есть одни овощи… — Немного вина, наверное, подняло бы тебе настроение…

***

Поминальная служба в часовне Королевского колледжа была короткой, хор исполнил несколько песен, викарий прочел проповедь, студенты и коллеги профессора произнесли речи, после чего все были приглашены в дом Каллумов. — Ого, — сказала Виктория, окинув взглядом довольно внушительных размеров дом, — роскошно для университетского профессора. Что мы делаем не так? Уилл вздохнул. — Я как-то об этом не думал. — Ну, главное, чтобы мама не увидела, а то она решит, что нам нужно переехать сюда. — Вообще-то, это подарок королевы Виктории IV, — сказал голос с австралийским акцентом. Уилл обернулся. Иззи и Роберт Риды. — Изабелла… — Пожалуйста, зовите меня Иззи. Виктория перевела взгляд с Уилла на Иззи и обратно. — Вы знакомы? Уилл беспомощно махнул рукой. — Это родители Мэгги. Другие родители Мэгги. — Я Иззи Рид, а это мой муж Бобби. А вы, наверное, Виктория? — Да. Как вы догадались? Иззи улыбнулась. — Мэгги рассказывала нам о вас обоих. — А вы как здесь? — спросил Уилл. — О, я знала Джину. — Вы знали Джину Каллум? — спросила заинтригованная Виктория. — Она два года преподавала в моей школе в Мельбурне и была мне практически как вторая мать. — Неужели? — Уилл старательно изображал безразличие. Виктория увела Иззи в сторону. — Расскажите-ка мне об этом доме. Уилл и Бобби последовали за своими женщинами в дом с остальными гостями. — Когда маму Джины убили, ее отец решил оставить службу у королевы, чтобы воспитывать ее. Она умерла в фамильном доме, поэтому Виктория IV подарила им этот дом. — И их дети, наверное, его унаследуют? — У них не было детей. — Совсем? — нахмурилась Виктория. — Совсем.

***

Прошло уже несколько часов. Мэгги спала. Джину это только радовало, потому что беременность и схватки совершенно вымотали сестру. Папа знал бы, что делать. Он сидел рядом каждый раз, когда Джина рожала, он был рядом, когда у нее случались выкидыши, как ни шокировало это врачей. Дедушка у постели роженицы? Но он сидел с ней, потому что она умоляла его остаться, потому что она смотрела на него и страх уходил. Она умоляла его не уходить, не покидать ее, когда он лежал на собственном смертном одре. «Папа, ты не можешь уйти. Ты обещал». Из последних сил он поднес руку к ее щеке и улыбнулся. «Не бойся, дочь моя. Мы всегда находим друг друга». Она тогда растерялась. Бред умирающего… Странно для человека, который признавался ей, что он совсем не уверен был в существовании Бога, или богов… или жизни после смерти… — О чем думаешь? — спросила Мэгги. Джина улыбнулась, взглянув на проснувшуюся сестру, разметавшую волосы по подушке. — Думаю о том, что папа справился бы гораздо лучше, чем я. — Да, пожалуй… Джина покачала головой. — Ты должна была солгать мне, знаешь ли. Разуверить. — Я не могу тебе лгать, когда сама отчаянно нуждаюсь в том, чтобы меня утешили и разуверили. Папа обнял бы меня. Помнишь, как я сломала руку? — Помню. Ты вылезла в окно детской. — Это была твоя идея. — Потому что ты была достаточно безрассудна, чтобы на это решиться. Я наследница престола, мой долг руководить. — Джина откинула прядь волос с лица сестры и заметила ее странный выбор украшения. — Ты надела свой русский крест. — Что с того? — Ничего. Я знаю, что муж накупил тебе множество изысканных вещиц, и тем не менее, на тебе сейчас крест, подаренный старым русским графом. — Я постоянно о нем думаю. — О Чарлзе? — Нет. — О Фридрихе? — Вот уж нет. — Не о коридорном же. Мэгги, я тебя умоляю… — Нет, и не о коридорном… у которого, между прочим, знаешь ли, было имя, Джайлз, не то чтобы кто-либо из вас потрудился его запомнить. О графе Жукове. — О русском графе, которого ты знала каких-то минут пятнадцать? — нахмурилась Джина. — Мне порой кажется, что я знала его гораздо дольше. — Я… — Джина покачала головой, — я понятия не имею, о чем ты. — Ты знала, что «Риточка» по-русски значит «Маргарет»? Уменьшительно-ласкательное. — Очень увлекательно, но… — Ты веришь в прошлые жизни? — Как будущая глава англиканской церкви, я считаю своей обязанностью не верить ни во что, что не является частью доктрины церкви. — А индуисты верят. И буддисты. И их больше, чем нас, так почему же мы автоматически правы, а они нет? — Я повторю свой предыдущий ответ… — Что если я и правда его знала раньше? Что если я была Риточкой? Что если он меня узнал? — Это же… — Что если он провел последние двадцать лет своей жизни в разлуке со мной, а теперь я обречена жить на земле без него? Что это за мука, представляешь? Джина помолчала. — Ты точно себя хорошо чувствуешь? — Я не люблю Чарлза. То есть, он мне нравится, он довольно приятен в общении… когда он здесь… но я не люблю его так, как мама и папа любили друг друга. Или скорее, как папа любил маму — очень сомневаюсь, что он взял бы себе в компаньонки какую-нибудь горничную. — У папы была своя жизнь до мамы. Если верить тете Эмили, без горничных там тоже не обошлось. Мэгги сурово взглянула на сестру. — Ты серьезно думаешь, что умри мама раньше него, он бы взглянул на другую женщину? — Да, маловероятно. — Джина поерзала на месте. — Значит, таков твой вывод? Ты не любишь своего мужа так, как должна бы, а посему ты была в прошлой жизни русской графиней? — Он сказал, что мы встретимся снова. — Расскажешь мне потом, — кивнула Джина. — С чего ты взяла, что ты тогда будешь со мной? — А нельзя? — Нет. Я тоже хочу побыть королевой. — Само собой.

***

Иззи и Виктория шли по дому. Их мужчины шли за ними следом. — Вот она. Иззи указала на черно-белую фотографию. Которую Уилл узнал. Сэр Уильям Бурн был одет в простой костюм-визитку, его новоиспеченная жена была в белом костюме и шляпке и держала в руке скромный букет. Виктория пристально вгляделась в свое прежнее воплощение. — Что-то мне кажется ужасно знакомым. Иззи покачала головой. — Странно, и мне всегда так казалось. Виктория обернулась к ней. — Серьезно? — Будто ты знала ее раньше, только она была старше, — добавил Бобби. Иззи оглянулась на мужа. — Ты мне этого никогда не говорил. — Так я только сейчас увидел эту фотографию. — Очень странно, — сказала Виктория, опять поворачиваясь к своей фотографии. — С чего это она всем нам кажется знакомой? Уилл пожал плечами. — Может быть, у нее просто такое лицо. — Какое такое? — Ну, знаешь, обычное, такие лица видишь повсюду. Бывают у людей общие лица… Он совсем себе не помогал. — Пойду выпью. Но у бара стало только хуже. Там на стене хранились вещи, связанные с королевской службой сэра Уильяма. Он все их помнил. Его ордена, фотографии с королевой на встречах с главами государств, где он стоит рядом с ней. О боже. — Бренди, — сказал он бармену. — Да побольше. — Вы только посмотрите, — сказал Бобби, видимо, тоже оценивший всё богатство стены. — Рыцарь Большого креста Королевского Викторианского ордена. — Да, — кивнул Уилл. — У Бобби есть ордена Святого Георгия и Святого Михаила. Жалковато они выглядят в сравнении с этим, дорогой. Виктория склонилась ближе. — Это Георгий Жуков тут на фото? Уилл повернулся к бармену. — Где мой бренди? — Какая жалость. У Джины не было семьи, так что всё это, скорее всего, окажется в мусорном баке, или племянница и племянники Джеймса продадут с остальным имуществом. — Что? — спросил Уилл. — Они так мне сказали. Возьмут что захотят, а остальное пойдет с молотка, а потом и дом продадут. — Но оно им не принадлежит! — неожиданно громко воскликнул Уилл. Бобби и Иззи смерили его недоуменным взглядом. Виктория положила руку на его запястье. — Уилл, с тобой всё нормально? — Всё прекрасно. — Он взял свой бокал с бренди. — Пойду подышу воздухом. — Э-э, сэр, выносить на улицу нельзя, — заметил бармен. — Пардон? С какой это стати? — Помощь нужна? — дружелюбно спросила какая-то женщина. — Это племянница Джеймса, Розмари, — сказала Иззи. Уилл возмущенно посмотрел на нее. — Почему я не могу взять рюмку наружу? — Бокал, вы хотите сказать? — Нет, я хочу сказать рюмку. Шампанское пьют из бокала. Бренди из рюмки. — Он сделал глоток и обернулся к бармену. — Декантировали? — Э-э, нет… — Подаете бренди, не декантировав его? — Это я виновата, — вмешалась Розмари. — Я мало что смыслю в алкоголе. Понимаете, мой папа был алкоголиком… — А, как его звали? Питер? — Да! Вы его знали? — Довольно неплохо. — В общем, некоторые вещи тут довольно ценные, поэтому наша семья выставляет их на аукцион. — Это не ваши вещи. — Мой дядя оставил их нам… — Но это принадлежало… — он вовремя осекся. — Джине Каллум. Это свадебный подарок ее родителям. — Так, день у нас всех выдался эмоциональный, — сказала Виктория. — Кажется, пора и честь знать. Спасибо большое за то, что приняли нас в своем прекрасном доме… Виктория вытолкала Уилла на улицу. — Что ты творишь такое? — Не доверяю непьющим людям, и Питеру я никогда не доверял. — Почему? Что он тебе сделал? И с каких это пор ты пьешь бренди? Я никогда не видела, чтобы ты пил бренди. — Правильно Мэгги придумала. — Что придумала? — Захоронить свои вещи. — Уилл, о чем ты вообще? — Ни о чем. — Он сделал мысленную отметку: на двери в подвал нет замка. — Поехали домой.

***

— Замечательная малышка, — проворковала Эмили. Джина улыбнулась, держа на руках новорожденную племянницу. Мэгги родила на рассвете. Маленькая девочка дождалась света своего первого дня на земле. — Она немного напоминает мне мою mama, — сказала Эмили. — Уильям был бы рад. — Мэгги, кажется, и правда подумывала назвать ее Элизабет. — Это было бы чудесно. — Эмили помолчала. — Тяжко-то как. Сначала Фредерик, затем Палмерстон и милый Уильям… Никогда бы не подумала, что я буду последней. — О, тетя Эмили, — сказала Джина, не находя слов утешения. — Уильям был бы так рад. Да он и радуется — там, откуда сейчас смотрит на нас. — Вы думаете, папа смотрит на нас? — А ты думаешь, что нет? — нахмурилась Эмили. — Просто он никогда не придавал религии особого значения… — Верно. Я всегда полагала, что это потому, что он не выносил разочарований. — Эмили зевнула. — Мне нужно отдохнуть. Но ты непременно разбуди меня, когда Мэгги проснется. — И не подумаю. — Совершенно невыносима, вся в отца… — покачала головой Эмили, удаляясь в свои покои. Джина посмотрела на младенца. — Любезная племянница, ты хоть представляешь, кто ты? — спросила она. — В тебе течет кровь королей и королев и лучшего человека, когда-либо жившего на земле. Твоего дедушки. Она услышала шум подъезжающего экипажа и передала ребенка ожидающей няне, велев той привести малышку в порядок. Мама терпеть не могла почти всех младенцев. Взглянув с лестницы в большой зал, она увидела, как входит королева… С мистером Брауном. Мистер Браун. Она так и не нашла способа избавиться от этого человека. Разумеется, большая часть придворных матери искали информацию о его скандальном прошлом, но безуспешно. Слуга, дикарь и мужлан, что могло быть хуже? Она опробовала метод, который предложил бы отец: окольными путями Брауну было предложено лучшее место, чем он когда-либо мог получить на службе у королевы, но тот даже не соблазнился. Придется придумать что-нибудь получше. Или похуже. — Мама. — Джина. Полагаю, я обязана взглянуть на это. — Это здоровая девочка, мама. Тетя Эмили говорит, что она очень похожа на бабушку Лэм. — Ясно. И где же оно? Что случилось с мамой? Куда девалась былая теплота и сердечность? Ушли вместе с папой? Замурованы под его надгробием? — У няни. — У кормилицы? — Нет, Мэгги не нанимала кормилицу. — Почему? Кормление грудью омерзительно. Джина подняла взгляд. Браун по-прежнему стоял рядом. Неужели они и впрямь обсуждают подобное в присутствии прислуги мужского пола? — - Велеть подать чай? Быть может, мистер Браун хотел бы пройти в зал для прислуги? Виктория нахмурилась. — Мистер Браун будет есть с нами. — Нам ведь не хотелось бы, чтобы мистер Браун чувствовал себя неловко. — Да мне уж половчее будет, чем тебе. — К вам никто не обращался. — Я стоял прямо тут. Что бы сделал папа? — Нет, Браун, по-моему, вы превратно поняли. Это сейчас я обращаюсь к вам. Если бы я обращалась к вам тогда, я бы сказала: «Браун, ступайте вниз пить чай с остальными слугами». — Как ты смеешь говорить с Джоном подобными образом! Извинись! Извиниться? Нелепо. Джон? Еще более нелепо — и тревожно. — Я не стану извиняться перед слугой, поскольку я не сделала ничего, что требовало бы извинений перед слугой. — Ого, а она с огоньком. Такую бы энергию да в нужное русло, — сказал Браун. — Наверное, это у нее от отца. — Вот как. А ваш отец был так же омерзителен, как вы? Джина ненавидела себя за эти слова. Отец был бы гораздо более умнее. Ночью она будет проигрывать этот разговор в голове снова и снова, придумывая утонченное оскорбление. — Ты не явилась на открытие. Все трое обернулись к Мэгги, диккенсовским привидением возникшей на пороге. — Мэгги, немедленно вернись в постель. — Ты не явилась на открытие, — повторила Мэгги. — Я бы что угодно отдала, чтобы быть там, чтобы почтить папину память. Где ты была? С этим животным? — Я королева, в моем внимании нуждаются многие… — И его нужда охренеть какая особенная? — Мне не нравится твой тон, девочка, — заметил Браун. — Ебать тебя конем!* — злобно выкрикнула Мэгги. — Что? — спросил Браун, хотя недоумевали все. — Неважно. Так любил говаривать мой муж. И, ко всеобщему потрясению, Мэгги выбросила вперед кулак. Пусть ноги ее ослабли и тряслись после потуг и хлороформа, но кулак ее был тверд и точен: он угодил Брауну прямиком в челюсть, разбив ему губу. Браун таращился на Мэгги, разъяренно раздувая ноздри. Горничная пыталась скрыть смех. На секунду испугавшись, что Браун ответит ей тем же, Джина хотела было окликнуть стражу. Браун сделал шаг к Мэгги, но в тот же момент Виктория преградила ему путь, встав перед дочерью. — Ступай, займись своей раной, Джон, — строго велела Виктория. Егерь с поджатым хвостом спустился вниз по лестнице. — Помоги мне уложить твою сестру в постель, — обратилась она к старшей дочери. — Она явно не в себе. И с каких пор Чарлз говорит по-русски?

***

Мэгги открыла дверь. Она с любопытством обвела взглядом Уилла и коробки, сваленные им на крыльце ее дома. — Ты к нам переезжаешь? — спросила она. — Можно, я кое-что подержу у тебя? Он протиснулся в дверь мимо нее. Мэгги пожала плечами. — Тащи всё в кабинет Мэттью, там пусто. Что это вообще? — Лучше тебе не знать. Уилл начал складывать коробки в пустом кабинете. Он отправился к машине за остальными, а когда вернулся, обнаружил, что Мэгги открыла коробки. — Рюмки для бренди? — спросила она. — В том числе. Они и не заметят пропажу. — Ты это украл? — Они принадлежали мне. Я просто вернул свою собственность. Мэгги вздернула брови. — Помнится, ты меня осуждал за… — Забудь, что я тогда сказал. Ты была права. Мэгги открыла еще одну коробку и улыбнулась, вынув фотографию маленькой Джины. — Сложно вообразить, что у нее не было детей. — От Джеймса? И хорошо. — Он же тебе нравился. — Ты его просто не знала в этой жизни. Изумительный преподаватель, но не тот человек, которого я хотел бы видеть мужем моей дочери. — Это всегда ты и Джина? — Что? — Кажется, с ней ты пересекаешься чаще остальных. Уилл сел, чувствуя себя разбитым. — В этот раз тяжелее. Вспоминать тяжелее. Я никогда еще не вспоминал всё так рано, и каждый раз… — он тряхнул головой. — Хочется запихнуть все эти воспоминания обратно туда, откуда они явились, просто всё забыть, а когда я пытаюсь… — Появляюсь я? Появляется Делла? Он покачал. — Меня переносит в прошлое. Я на днях вспомнил вкус сонь. — Когда это ты ел сонь? — В Риме. Мэгги нахмурилась. — Сколько же ты помнишь? — Больше ничего, это больше, чем я когда-либо вспоминал. По-моему, на сей раз я вспомнил совсем всё. — Но как ты всё это держишь в голове, это же… — Думаешь, я с ума сойду? — Не знаю, никогда не встречала никого, кто помнил бы Древний Рим. — Мэгги села рядом с ним. — Мы были на УЗИ, в первый раз после взрыва, — сказал Уилл. — Джина возвращается. Я даже на мониторе ее узнал. — И почему это тебя так расстраивает? — Потому что… моя Джина… о, моя Джина. Нельзя, чтобы всё закончилось, как в прошлый раз. — Не закончится, — твердо сказала Мэгги.

***

У Мэгги была легкая лихорадка, которой и приписали и избиение Брауна. Она наконец забылась тревожным сном. Джина и Виктория бдели по обеим сторонам ее кровати. Джина, впрочем, считала, что Мэгги в этом не нуждалась. — Ты не явилась на открытие, — сказала она. — Мне пришлось выступить. Я солгала из-за тебя. Я солгала лорду Дерби. Твоим подданным. Я сказала, что тебе нездоровится. — Не смей судить о моих чувствах к моему покойному супругу. — К которому? Принцу или виконту? — Джина, нам не смешно. — Мне тоже. Ты знаешь, что это мне сказал Браун? Он считает, что это смешно. А что если какой-нибудь еще пьянчуга это подхватит? Вот как он распоряжается твоим доверием. — Я поговорю с ним, но вы, девочки, кажется, считаете, что знаете, каково это — потерять опору своей жизни после стольких лет брака. Я буду справляться со своим горем так, как мне угодно. Джина выпрямилась. — Я слышала одну историю. Говорят, жила-была юная королева, совсем еще девочка. Она совершила ужасную ошибку, и в результате умерла одна женщина. Нет, королева ее не убивала, и тем не менее, она чувствовала себя виноватой в ее смерти и не знала, как ей быть дальше, как ей быть королевой. — Джина встретилась взглядом с матерью. — И тогда ее премьер-министр дал ей один совет. Он сказал, что она должна держаться во что бы то ни стало, она должна улыбаться, махать рукой и никогда не показывать, как ей тяжело. Викторию вдруг чрезвычайно заинтересовал узор на обоях. — Так что, мама, может быть, ты и считаешь, что имеешь право жить как тебе угодно, но по меньшей мере один источник утверждает, что это не так. Джина отвернулась, тоже уставившись в одну точку, и разгладила юбки. Она подождет. Брауну придется уйти. Она об этом позаботится.