Любовь в/к истории

— Виктория! — взмолилась Мари. — Будь же серьезнее! — Это центральная композиция, — сказала Виктория. — Уилл! Войдя в гостиную, Уилл окинул взглядом образцы. Пуансеттии, гирлянды, кричащие цвета. — По-моему, всё это… — Виктория и Мари не сводили с него глаз. Он почувствовал, что вот-вот выдаст что-нибудь очень в стиле лорда Мельбурна. — Нет. Просто нет. — А ты куда? — спросила Мари. — У меня встреча с Мэгги. — Опять? — удивилась Мари. — Не опять… — Что с ней такое происходит? — спросила Виктория. — Ничего. — Уилл, она плакала. — Она перенесла травму, вот и всё. Уилл вышел в прихожую. — Ты тоже перенес травму. — Виктория вышла следом за ним. — Ну, я другой. — В каком смысле? — Другой и всё. — Он улыбнулся. — Я быстро.

***

— Он красивее, чем на фотографиях, — сказала Виктория. Билл поднял взгляд от газеты. Они сидели за завтраком. — Генерал Жуков. Не считаешь? — Виктория, я совсем не задумывался о внешности генерала Жукова в сравнении с его фотографиями. — Ты пойдешь в Брокет-холл после церкви? — Нужно заняться бумагами. — Как ты думаешь, чем они там занимаются? Билл взглянул на жену. Та широко улыбалась. — Уж точно совсем не тем, о чем ты думаешь. — А я ничего такого не говорила. — А чем? — спросила Джина. — Не твоего ума дело, — ответил Билл. В дверь постучали. — Я открою. За дверью стоял один из королевских гвардейцев. — Да? — Ее величеству требуется ваше присутствие, сэр. — Вот как? — Свежая депеша из Вустершира. — Ясно. — Билл оглянулся. Виктория вышла из кухни следом за ним. — Мне нужно в Брокет-холл. — Надолго? — Весьма, — сказал Билл, снимая с вешалки пальто и шляпу.

***

Виктория очнулась на деревянном полу. Повернув голову, она увидела Георгия. Руки у него были связаны за спиной, и при попытке пошевелиться она выяснила, что и сама находится в подобном же положении. Георгий. — Ну что… — начал он. Виктория вздохнула. — Ну что. — Что новенького? — Вот, королева и императрица. У тебя? — Герой Красной Армии. — Какая удачная встреча, — встрял Мюллер. — Великая королева и великий полководец. Он навис над ними сверху. — Какой сюрприз обнаружить вас в обществе ее величества, генерал Жуков. Какие же у вас нашлись общие темы для разговора? — Мы говорили о том, почему вы, немцы, постоянно нам проигрываете. Я считаю, что это потому, что вы слишком заняты сосанием хуев друг у друга. А ты как думаешь, королевушка? Она повернула к нему голову. — Королевушка? — Ты лежишь на полу связанная — будешь настаивать на соблюдении правил этикета? — Естественно. Мюллер покачал головой. — Вы ведете себя так, будто знакомы много лет. Ну да у вас будет больше времени действительно получше узнать друг друга по дороге в Берлин. — Благодарю, но я, пожалуй, откажусь, — сказала Виктория. — Бывала я как-то в вашем Берлине. Без восторгов. — Думаю, тебе там понравится, когда я сожгу его дотла, — вставил Георгий. — Только если ты позволишь мне зажечь спичку. — А ты попроси хорошенько, — подмигнул Георгий. — Я чего-то не понимаю, — сказал Мюллер. — Что такое хорошо и что такое плохо? — спросила Виктория. — Зачем вы тащите нас в Берлин, зачем вам такие трудности? — спросил Георгий. — Неужели не ясно? — усмехнулась Виктория. — Не желают утруждаться и убивать нас по-человечески каждого в своей стране. — Вот ведь народ пошел. — Возьми Франца Фердинанда. — Да, этому был пиздец. — Нет-нет-нет, вы будете почетными гостями фюрера. Ваша капитуляция спасет ваши народы и положит конец войне. — Вы думаете, мы добровольно будем участвовать в гитлеровской пропаганде? — ошарашенно спросила Виктория. — Поначалу не добровольно, но у нас есть способы принудить вас к сотрудничеству. Георгий расхохотался. — Что смешного, генерал? — спросил Мюллер. — Если вы думаете, что можете заставить ее делать что-то, чего она не хочет делать, вы точно ни хуя не понимаете, с кем связались! — выдавил он сквозь смех. — Так себе шутка, — сказала Виктория. — А по-моему, охуенно смешно. — Поднимите их. Конвоир подняли их с пола. — Полегче с королевой, где ваше ебаное уважение?! — Я и сама за себя могу постоять, — заметила Виктория. — Она права, генерал. Вы бы лучше о себе побеспокоились. Вбежал еще один. — Машина ждет. — Отлично. Сначала ее. Королеву вытолкали наружу. По пути она оглядывалась на Георгия. — Мне бы поссать. — Что? — спросил Мюллер. — Поссать, говорю, мне бы. Мюллер вздохнул. — Отведите его в туалет. Подталкивая его перед собой, молодой солдат привел его в туалет. Георгий уставился на парня. — Ты и член мне держать будешь? — Что? — Прямо не терпится рассказать корешам, как держал член великого маршала Жукова? — Н-нет, конечно… — Ну так руки развяжи. — Н-не могу… — Штука-то не маленькая, твои нежные девчачьи ручонки небось и не удержат… — У меня не девчачьи ручонки! — Парень, у тебя пистолет, у меня только хуй, что я, по-твоему, могу? Или твои мелкие пальчики до курка не достают? Конвоир сдался и развязал веревку. — Видишь, боец? Не так уж и сложно. Жуков отвернулся к унитазу и выбросил ногу назад, впечатав солдата в стену. Тот попытался схватить свой пистолет, но Георгий ухватил его за горло и придушил. Солдат упал на пол. Георгий поднял пистолет и боеприпасы. Перевел дух. Двое в соседней комнате.

***

Виктория сидела в автомобиле, зажатая между двумя конвоирами, спорящими с водителем по-немецки, и раздумывала, а не стоило ли и правда послушаться маму, советовавшую ей изучать немецкий и не отваживать гувернантку. Прогремел выстрел. У водителя взорвалась голова. Ее спихнули на пол салона. Раздались крики. Один из конвоиров перебрался на водительское сиденье, спихнув мертвого соотечественника. Она заметила Георгия, который повысил уровень своего снаряжения как минимум до «Гевер-43» и, видимо, умел с ней управляться достаточно хорошо, чтобы застрелить ее несостоявшегося водителя. Второй конвоир вытащил ее из салона. — А ну стой! Хватит! Какого хрена ты творишь? Виктория попыталась обернуться, но конвоир дернул ее назад за волосы. — Что вы делаете?! — крикнул конвоир. — А на что это похоже, по-твоему? Отпусти ее. Конвоир мялся в растерянности. — Я ее застрелю. — И что ты тогда шефу своему скажешь? Что потерял объект? Конвоир застыл, и Виктория только тогда заметила, как он юн. — Ты хоть знаешь, кто я такой? — спросил Георгий. — Вы советский фельдмаршал Жуков. — Так точно. Как ты думаешь, сколько немцев я положил? Ну давай. Угадай. Сколько растерянных маленьких мальчиков, смотревших на меня вот так, как смотришь ты сейчас, и спрашивавших себя, что они сделали не так? Сколько? — Сотни? — Тысячи. Думаешь, еще один что-то изменит? Парнишка продолжал таращиться на него. — Ну же, — сказал Георгий. — Давай, отпусти ее и ступай восвояси. Одним больше, одним меньше — мне без разницы. Конвоир развернулся и бросился было бежать. Георгий уложил его выстрелом в спину. Виктория вздрогнула. Время застыло. Конвоир упал на землю у ее ног. Георгий рванулся к ней. Не произнеся ни слова, он поцеловал ее. — Цела? — ощупывая ее, спросил он. — Со мной всё в порядке… — она осеклась. — У меня кровь идет? Господи. — Нет, нет, просто брызги попали. — Брызги? — Да, у людей, знаешь ли, идет кровь, когда в них стреляют. Она покачала головой. — Я думала, ты его отпустишь. — Как я мог его отпустить? — Он убегал! — Я его обманул. — Он же был совсем мальчик! — Да, из мальчиков они обычно и вырастают. — Но… он был совсем мальчишка, а теперь он мертв, и… Он ухватил ее за запястье. — Он приставил дуло к твоей голове, и мне нужно было, чтобы он его оттуда убрал. Пойдем.

***

К тому моменту, как Мэгги наконец появилась, Уилл сидел на парковке Виндзорского замка уже полчаса. — Почему здесь? — спросила она. — Ровно между Оксфордом и Лондоном. Ну, почти ровно. — Он выбрался из машины. — Выбор был между Виндзором и Слау. — Да уж, лучше здесь, чем в Слау. Они повернули к замку. — И почему маме здесь так нравилось? — Есть в Виндзоре какая-то степенность, важность. — Нет, спасибо, предпочитаю Брокет-холл или Букингемский дворец. — Ты держала здесь своих девочек. — Была война. Они подошли к билетной кассе. — Двадцать один фунт? — воскликнула Мэгги. — Серьезно, двадцать один? — Я заплачу, — сказал Уилл. Они вошли в замок. Большинство туристов собрались в большом зале полюбоваться на огромную рождественскую ель. — Мне нравилось иметь собственную елку, — сказала Мэгги. Ее взгляд скользнул к столику у стены, уставленному фотографиями членов королевской семьи с великими мира сего. В том числе с Георгием Жуковым. Королева и полководец, с редкой улыбкой на губах, на какой-то церемонии, среди других победителей Второй мировой. — Что он говорил тогда? — спросил Уилл. — Передразнивал Уинстона. — Как всегда, само очарование.

***

Если бы Томми Ласселлз физически был способен материться, то это бы он и делал сейчас — так подумал Билл, войдя в библиотеку и увидев валяющегося на полу мертвого немца. — Похоже, выстрел был произведен от двери, — сказал капитан Фойл. — А где были ваши люди? — спросил Томми. — Я потерял дюжину человек дозорных. — Значит, они не выполнили свою работу. — Тут был Томми Форрестер, — заметил Билл. — Час от часу не легче, — сказал Ласселлз. — Ему известно о Жукове? — По его словам, он ничего не знает, — ответил Билл. — Думает, что это граф Талавский. Не беспокойтесь, он никуда не уедет. Фойл замялся. — А нам разве не следует сообщить… — И к чему это приведет? Королева Англии пропала, возможно, погибла, вместе с советским фельдмаршалом Жуковым. Поднимем панику у себя, а потом придется Советскому Союзу сообщать, что мы потеряли их талантливейшего военачальника на вечеринке в загородном доме. Сами желаете сообщить об этом Сталину, капитан Фойл? — Нет, сэр. — Посему предлагаю держать случившееся в тайне. — А премьер-министр? — спросил Билл. — Уже в пути, — сказал Ласселлз. — Странно, что он меня не опередил… — С дороги! — раздался громкий голос Черчилля. — Час от часу… — пробормотал Ласселлз. Премьер-министр вошел в библиотеку. — Господи. — Да уж. — Никаких следов королевы или генерала Жукова? — Нет, — сказал Билл. — Нужно послать дополнительную охрану к принцу Уэльскому, — сказал Черчилль. — И вызвать домой графа Чарлбери. Если будет регентство… — Регентство? — спросил Билл. — Быть может, стоит предпринять для начала какие-нибудь меры, чтобы отыскать ее величество? — Наша страна сейчас без королевы! — У нас есть королева, мы просто не можем ее найти! — Вы даже не знаете, жива ли она! — Из ее комнаты пропали пистолеты. — Что? — спросил Томми Ласселлз. Билл сделал глубокий вдох. — Ее величество держала пистолет под подушкой и еще один в прикроватной тумбочке. Обоих нет на месте. Значит, один взяла она сама, другой Жуков. Каким бы образом они ни покинули Брокет-холл, они знали, кто их противник. — Объявление регентства также требует присутствия герцогини Мельбурнской, — добавил Томми. — Она, разумеется, сорегент наряду с графом Чарлбери, потому что она ближайшая родственница королевской крови. Не говоря уже о том, что отзыв графа из Канады сейчас привлечет нежелательное внимание. Черчилль взглянул на Фойла. — Есть какие-нибудь зацепки? — На дороге, ведущей из деревни, обнаружены следы шин, мы сейчас обыскиваем территорию.

***

Мэгги посмотрела на Уилла. Они добрались до магазина сувениров. — Вот такие дела. Брак трещит по швам, муж делает визу в Россию, чтобы проводить там свои исследования. Другой муж пропал без вести. — Она показала на стеллаж. — Грелку для чайника не желаешь? Боже мой. Десять фунтов? — Он тебе не муж. — Он не переставал быть моим мужем. Ты не понимаешь. Представь себе, что ты не вспомнил Викторию и все еще женат на Каро, как тебе такое? — Тут ее зовут Кэрри. — Не суть важно. Ну и что бы ты сделал… Уилл склонил голову набок. — А вообще, забудь. Ты не считаешься, ты пример не показательный — Я не считаюсь? — Угу. Ты слишком мазохист. Мама всегда так считала — считала бы, если бы это слово тогда было в ходу. — Мэгги взяла с полки мохерового медвежонка — на полке таких было великое множество, по-разному разряженных и олицетворяющих разных королев Викторий. — Это что, я? — Да. Ты пробовала поговорить с Мэттью? — Откуда ты знаешь, что это я? — Шляпка на голове и номер четыре на лапе. — О чем я должна была поговорить с Мэттью? — О вашем браке? Она вздохнула. — И с какой радости я должна пытаться спасти брак, который никогда и близко не сравнится с тем, что у меня… — Она не сумела закончить мысль. — Мне нужно больше. Я знаю, что это возможно. Мэгги сняла с полки еще одного медвежонка, наряженного в галстук, жилетку и пальто с меховым воротом. — Думаю, нам всем тут ясно, кто это такой, — сказала она. — Конечно — у него на лапе буква «М». — Я имела в виду скучающее выражение его морды.

***

— Риточка, смотри под ноги… Было холодно, мокро, но побег пока вроде бы удавался. — Не называй меня так. — Не называть тебя Риточкой? — Я вроде как королева. — Ты моя жена. Я буду звать тебя, как захочу. — Я больше не твоя жена! Они продолжали идти. Наконец она взглянула ему в лицо. Обиделся. Она подумала, что он будет страдать молча, но она так давно его не видела, что успела забыть, что страдать молча Георгий никогда не умел. — Ну и где он, муж твой? Виконт Чарльстон? — Эрл Чарлбери. — Керл? Тебе позволили выйти за крестьянина? — Не керл, а эрл. Эрл — это всё равно что граф. — И кто повыше будет? Генерал или эрл? — Не знаю. Надо будет попросить лорд-камергера разузнать. Я думала, в Советском Союзе все равны. — В принципе, да. А на практике — сомневаюсь, что какой-нибудь жеманный дворянчик мне ровня. — Обязательно передам это лорд-камергеру. — Ну так что, не скажешь мне, где он? — В поездке. — Это посреди войны-то? Как удобно. — Я ведь не могу быть повсюду одновременно. Кто-то должен был поехать вдохновить канадцев. — Ну что вдохновить? — Нам обязательно об этом говорить? — О чем говорить? О том, что его королевские мозги были бы размазаны по полу, а ты сейчас была бы на корабле, идущем в Берлин? — Да что тебе не так? — То, что тебя некому защитить! — От Гитлера? От немецкой армии? Ничего себе претензии! — Да, к счастью, я был рядом, — он резко остановился и схватил ее за запястье. — Погоди. Мы уже проходили мимо этого дерева. — Что? — Ты знаешь, куда мы идем? — Я думала, ты знаешь. — Каким образом? Я здесь никогда не бывал. — Ну и я никогда… — Да, но ты же королева всего вот этого. Он уставился на нее. — Ладно, я виноват не меньше твоего. Она закатила глаза.

***

Виктория оторвалась от ноутбука. — Виндзорский замок? — спросила она. — Он на полпути. Вот, держи медведя. Он поставил пакет на стол. Виктория вытащила свое воплощение в медвежьей форме, одетое в пурпурное платьице с рукавами жиго и шляпку. — О-окей… Уилл направился в кухню. — Хочешь спагетти на ужин? Виктория поплелась за ним. — А это лорд М? — У него же «М» на лапе. — Я поняла по скучающему выражению морды. — Она вошла в кухню, держа медвежонка в руках. — Ну и как там Мэгги? — Мэгги? — Ты ведь с ней собирался встретиться — и, по-видимому, сходить по магазинам. — Выбор был между Виндзором и Слау. — Так что с ней? — Проблемы с Мэттом. — Что? Из-за его книги? — Отчасти. Виктория вздохнула. — Ты так и будешь тупить? — Ей кажется, что она несчастлива. — Так не бывает. Если человеку кажется, что он несчастлив, значит он несчастлив. — Ну… — И почему ей так кажется? — Она сомневается, что Мэтт подходящий партнер для нее. А он с головой ушел в это дело с Жуковым… — У него же жена едва не погибла. — То-то и оно… — И теперь она хочет от него уйти… — У них трое детей. — И что? — У них дети. Это обязательство. — Обязательство перед детьми, не обязательство быть несчастной до конца жизни. — Но… — Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на человека, который тебя не ценит. — Откуда ты знаешь, что он ее не ценит? — Она едва не погибла, и у нее находится время плакать у тебя на плече. — Ничего подобного… Виктория рассмеялась. — Поверь мне, Уилл, я знаю. Ты хоть раз видел, чтобы я тебя выпустила из дома, не задав предварительно сотню вопросов? Вот, например, — есть у них там другие медведи Виктории или только такая? — Что? — Есть или нет? — Есть все королевы, — вздохнул он. — Но Виктория I? — Три разновидности, кажется.

***

Темнело. На пути им попался коттедж. Виктория вошла первой. — Ау? Кто-нибудь дома? Георгий вошел следом, закрыв за ней дверь. — Где все? — Не знаю. — Она указала на зачехленную мебель. — В отъезде, наверное. Странно, что нет смотрителя. Она обернулась к Георгию, который начал баррикадировать входную дверь мебелью. — Что ты делаешь? — Дверь укрепляю. Телефон тут есть? — Тебе нужно кому-то позвонить? — Боже мой, я как с инопланетянином разговариваю. Армия. У тебя есть армия. Нужно позвонить твоей армии. В прихожей они обнаружили телефон. Виктория сняла трубку. — Алло? Алло? — Она со вздохом положила трубку обратно на рычаг. — Нет связи с оператором. Хозяева, наверное, отключили перед отъездом. Готический роман какой-то. — Что это за штука? — Это про то, как всякие ужасы происходят с аристократами в особняках. — Такое мне понравилось бы. Где другие двери? — Должна быть дверь на задний двор и дверь в помещение для прислуги. — Показывай. — Не помню, чтобы ты был таким уж революционером. — А ты попробуй разок пожить на другой стороне, посмотрим, как ты запоешь. — Что-то не похоже, чтобы у тебя всё было плохо. — Ты не проголодалась?

***

Кухня от припасов не ломилась, но они нашли чай и картофель — Георгий, взявшийся кулинарить, кажется, и вовсе счел их пиршеством. Они уселись друг напротив друга за столом в помещении для прислуги. — Ну что, — сказала Виктория. — Что? — Женат? — В некотором роде. — Что это значит? В некотором роде женат? — У меня гражданская жена. — Гражданская? — Можно поменьше отвращения в голосе? — Я постараюсь. Как ее зовут? — Александра. — Хорошая? — Совершенно не утонченная. — Разве я об этом спросила? — нахмурилась Виктория. — У нас две дочери. Эра и Элла. — Как мило. — У меня есть еще дочь. Маргарита. У Виктории перехватило дыхание. — Маргарита? — Да. Ее мать зовут Марией. — Две женщины. — Три. Лидия. Одна из моих лейтенантов. — А, полевая жена. Какой сюрприз. Виктория вновь взялась за картошку. — Ты шутишь, да? — сказал Георгий. — А что? — Она изобразила растерянность. — Нужно было удивиться? — Одна девка сто тридцать лет назад, и ты опять мне всё припоминаешь?! — Скажи мне, эти твои женщины, как ты запоминаешь, которая из них ничего для тебя не значит? — Я изменил тебе один раз… — Один раз? — Ну хорошо, с одной женщиной. Самая блядь большая ошибка в той жизни, и ты меня простила. По крайней мере, сказала, что прощаешь, и я думал, что простила — пока ты не поехала по-новой сейчас! — А Александра? Она тебя простила? — Она не такая, как ты. Таких, как ты, больше нет. Он-то хоть это знает? — Кто он и что это? — Твой граф Чарльстон. — Мэттью. Его зовут Мэттью. — Он знает, какая ты? — Он мой муж. Я люблю его. — Думаю, не знает. — Если мне нельзя выражать свое отвращение по поводу твоего бесцеремонного отношения к моногамии, то и ты будь добр, не суй нос в мой брак. — Я бы никогда тебя не оставил. — Легко тебе говорить… — Я каждый ебаный день по тебе скучал. Она молчала, не находя ответа. — Нет, не каждый день. Каждую блядь минуту. Мне нужно было умереть первым, потому что ты без меня прожила бы. А я никогда не умел жить без тебя. И когда я увидел тебя в том бальном зале… Она вдруг увидела себя, когда она была Мэгги. Вот незнакомый мужчина отдает ей крест — который ничего для нее не значит, и в то же время значит очень много. — Я не мог упустить возможность и не сказать тебе. — Да как ты смеешь. Он вздернул бровь. — Ты всегда вел себя так, будто тебе так тяжко было жить с любовью ко мне, будто мне ни за что не понять, каково это. Но я любила тебя не меньше, и тяжело мне было так же, и разлука с тобой мучила меня не меньше, чем она мучила тебя. Ты не любишь меня больше, чем я люблю тебя. — Не заметил, чтобы тебе было так уж тяжко! — Мне? Ты думаешь, мне легко?! Я королева величайшей империи на земле… — А я генерал величайшей армии на земле! Она закричала в ярости: — Думаешь, я хотела умереть? Думаешь, я была готова? У меня своя жизнь, семья, муж, народ… — Заткнись. — Сам заткнись. Твоя армия плохо вооружена! Как она может быть величайшей на земле?! — Давай не будем спорить, у кого армия лучше! Уж точно не твои неженки! — Не смей называть мою армию неженками. Она схватила его за загривок и притянула к себе, впечатавшись губами в его губы. — Вот так гораздо лучше… — прорычал Георгий. — Кровать, — пробормотала она. — Секунду, — сказал он, опустив ее пол. — Что? Он собрал пистолеты со стола. — Оружие. — Он сунул пистолеты в карман и подхватил ее на руки. — Так, на чем мы остановились?

***

Они искали спальню в перерывах между поцелуями и яростным тисканьем под одеждой. Первая дверь. — Детская, — заключил Георгий. — Нет, — переглянувшись, хором сказали они. Со следующей дверью им повезло больше. — Комната. Кровать. — Сойдет, — сказала Виктория. Кое-как они добрались до кровати. Виктория села первая. Отбиваясь от ее рук, он выдернул ремень, стянул брюки, отбросил в сторону рубашку и встал на колени на кровати между ее ног. — Моя армия лучше. — Помнишь, что ты сказал мне во время нашего медового месяца? Он поддел ее подбородок пальцем. — Я никогда не причиню тебе боли. Я никогда не позволю никому причинить тебе боль. Я всегда буду любить тебя. И я никогда об этом не забуду. Он снова поцеловал ее.

***

Мэгги пыталась забыться перед телевизором, но тщетно. — Мамочка, — сказала Джина, — а папа скоро вернется? Она подняла голову. — Что? — Мне нужна помощь с контрольной по истории. Мэгги протянула руку. — Ты же не знаешь историю. — Я знаю всё. Со вздохом отдав матери учебник, Джина взглянула на экран. — Что ты смотришь? — «Георгий Жуков: человек, стоящий за победой». — Ты смотришь историческую передачу? — Принеси ручку. — Что? — В твоем учебнике ошибка. — Я подожду папу… — Твой отец не единственный авторитет. — Ты не разбираешься в истории. — Регина. Ее дочь опешила от тона, которым это было произнесено. В Мэгги заговорила королева. — Ты немедленно принесешь мне ручку. — Хорошо. Джина отошла и вернулась с шариковой ручкой. — Возвращайся, когда соберешь свои игрушки. — Мои игрушки не… — Ты немедленно соберешь свои игрушки… — Хорошо! — крикнула Джина. — Советую сменить тон, — бросила Мэгги вслед умчавшейся в ярости дочери.

***

Виктория пошевелилась и проснулась под звуки Джейн Остин. — «Мне хочется верить, я умею отдать должное таким чувствам. Боже упаси преуменьшать способность к верности и нежности у своих собратьев! Я заслуживала бы презрения, посмей я предположить, будто одни женщины только и способны на постоянство. Нет, я знаю, ради близких вы способны на многое, на великое. Вы никаких не боитесь трудов, и терпение ваше безмерно, покуда – если мне позволительно будет так выразиться, – покуда вам есть для кого терпеть и трудиться. Я хочу сказать: покуда любимая женщина жива, и рядом, и предана вам. По мне, единственное преимущество женщины (преимущество весьма незавидное; и врагу бы не пожелала) – это способность наша любить дольше, когда у любви уж нет надежды на счастье или возлюбленного уж нет в живых». Она повернулась. Георгий сидел с экземпляром «Доводов рассудка» в руке и очками для чтения в золотой оправе на носу. — Что ты делаешь? — спросила она. — Подумать только, оказалось, у них есть эта книжка. — А очки? — Очки мои. — Твои? — Что тебя так удивляет? — Мы пытались сбежать от немцев, захвативших мой дом, и ты по пути заскочил за своими очками? — А ты пробовала читать карту без очков под немецкими бомбами, когда тебя будят посреди ночи и тащат куда-то, пока ты одеваешься на ходу? — Нет. — Вот попробуй и поймешь, почему первым делом нужно хвататься за очки. — В Тауэре их на тебе не было. — Никогда не показывай свою слабость перед империалистами… — Он опустил глаза. — Исключая присутствующих. — Какая честь. Как Джейн Остин? — Я еще не дочитал. Скоро Уэнтуорт начнет думать головой, а не жопой? — Она ему отказала. — Потому что эта леди Рассел лезет не в свое дело. — А ты что сделал бы? — А я бы заставил ее заниматься своими делами. — Он поцеловал ее круглое родимое пятно. — Раньше у тебя этого не было. — Да, в прошлый раз появилось. В меня стреляли. — Она вздохнула. — Холодно. — И ничего не холодно. У вас тут практически лето. — Он натянул на нее одеяло. — Ты забыла русские зимы. — Помню, у тебя были свои методы согрева. — Я тебя согрею. Он притянул ее в свои объятия. — Мой сын нездоров. Вот так взяла и выпалила. Лицо Георгия приняло озабоченное выражение. — В смысле? — У меня трое детей. Виктория, Уильям и Элизабет… — Я знаю, что у тебя трое детей. Что не так с Уильямом? — Он болен, он всегда был болен. У моих братьев была та же болезнь, гемофилия — кровь не сворачивается должным образом. В нашей семье она переходит по женской линии. Например, моя бабушка… — Риточка. — Когда он был младенцем, ему сделали обрезание, и мы едва его не потеряли… Я спорила с Мэттью, я не хотела рисковать, но он не слушал. Ссадины, кровотечения и… я ничего не могу сделать. Никто ничего не может сделать. — Мне очень жаль, Риточка. — Мы прячем его, конечно, отчасти в целях безопасности, отчасти из-за врачей… Он никогда не выздоровеет, и я даже не могу за ним ухаживать, потому что я… — Всё нормально. — Не нормально! Что я за мать такая? — Такая мать, которая должна выполнять свой долг. Ты думаешь, я не скучаю по своим дочерям? — Мужчины по-другому устроены. — Неправда. Почему твой муж не с ним? — У него обязанности… — У него обязанность перед тобой. — У меня обязанности.

***

Уилл постучал в дверь. Вышла Иззи. Он невольно заулыбался. Конечно, он помнил королеву, которой служил, но сейчас он думал о прелестной маленькой девочке. — Я могу вам помочь? — Я Уилл Лэм. Я как раз был в городе... — Тот самый, из метро? Да, конечно. Входите, входите. Он проследовал за Иззи мимо кавардака — неизбежного последствия существования в доме троих детей. — Кто там? — У нас гость, Бобби. Появился Бобби. Иззи показала на Уилла. — Это Уилл Лэм. — Уилл Лэм, — сказал Бобби и протянул руку. — Давно хотел вас поблагодарить. — Поблагодарить? — Мэгги считает, что вы помогли спасти ей жизнь. Не знаю, что бы мы без нее делали. Уилл покачал головой. Его благодарят за то, что он спас родную дочь. — Не стоит благодарности. — Ещё как стоит. — Чаю? — спросила Иззи. — Или чего покрепче? — добавил Бобби. — Чаю, пожалуй. Я за рулем, мне ещё в Оксфорд ехать. — Мэтта нет, уехал в Лидс. Уилл кивнул. Университет Роберты. Ну конечно. Что ж такое с этой Робертой? — Что привело вас в город? — спросила Иззи. — Забираю сына из дома его матери. — Бобби жестом пригласил его сесть на диван. Иззи ушла на кухню. — Вот я и решил проведать Мэгги. — Вы ведь профессор, да? — спросил Бобби. — Да. — Не докучай человеку! — крикнула из кухни Иззи. — Что думаете о всей этой истории с Вики Четвертой и Жуковым? — Ну, моя область — ранняя викторианская эпоха. — И все же вы поболее моего знаете. С моей-то работой мы обычно разбирались кто спит с кем в международных масштабах на настоящий момент... — И что за работа? — Министерство иностранных дел. Не так это гламурно, как может показаться. Хотя однажды мне довелось вытаскивать графа Шефтсбери из кутузки казино. — А вы что думаете по поводу Жукова? — Королева и советский военачальник? Начало холодной войны, Черчилль спятил бы. — Это как минимум, — сказал Уилл, думая, а и впрямь, не сходит ли сейчас где-то с ума сэр Уинстон или какая-то версия его. — Почему вас это интересует. — Мэтт, кажется, особенно тяжело это воспринял, он считает, что его книга про Чарлбери испорчена. Иззи вернулась с чаем. — Сложно дистанцироваться от предмета, который так долго изучал, — сказал Уилл. — И для вас тоже? Вы дистанцируетесь от своего предмета? — В моем случае это особенно тяжело… Прежде чем он успел объяснить, раздался шум. Вошла Мэгги с тремя детьми. Уильям. — Привет, — сказала Мэгги. — Привет. — Это мой друг Уилл, — сказала Мэгги детям. — Это Джина, Элли и Уильям. Дети поздоровались. Вскоре Уилла и Мэгги оставили одних. — Зачем ты пришел? — спросила она. — Чтобы сказать тебе, что я был неправ. — Что? — Ты права. Мне исключительно везло. — Не всегда. — Достаточно часто. Помнить всё — тяжкое бремя, потому что в некотором смысле гораздо легче жить в неведении, но в том-то и дело, это неведение. Как бы то ни было, я всё помню, и я убежден, что проведу остаток жизни с единственной женщиной, которая способна сделать меня счастливым. И если ты всё помнишь и знаешь, что существует человек, который без всякого сомнения сделает тебя счастливой — это дар, и тебе не следует им разбрасываться. — Проще сказать, чем сделать. — Обычно ты возвращаешься по кругу. Мэгги смерила его пристальным взглядом. — Ты помнишь больше моих жизней, чем я? — Да. — И Георгий в них был? — Очень часто. — Кем мы друг другу были? — Тем, кем вы были друг другу всегда.

***

Билл прошел за Черчиллем и Ласселлзом в полевой госпиталь. — Он единственный, кого мы нашли живым, и жив он будет недолго. — Но ни следа ее величества? — Он знает. — Фойл кивнул стоящему перед ним мужчине. — Заставьте его говорить. Они взглянули на лежащего на столе солдата. — Давай. Скажи им то, что сказал нам. — Король и валькирия… Черчилль перевел взгляд на Фойла. — Что это такое? Фойл посмотрел на мужчину. — Что это такое? — Да не это! — Король и валькирия на крыльях победы… — Солдат поднял взгляд. — Нам крышка.

***

Утром они продолжили путь. Королеву нужно было вернуть на престол. — Море где-то рядом, — сказал Жуков. — Откуда ты знаешь? — Как ты не чувствуешь запах моря? Чаща деревьев начала редеть. Георгий шел впереди. — Какой он, Сталин? — Твой премьер-министр не рассказывал? — Он не рассказывает мне о том, что мне, по его мнению, может не понравиться. — У нас тоже вроде того. — Вот только я никого не приказываю убивать… Он взглянул на нее. — Ну же, Георгий. Кому я расскажу? — Не знаю. Вдруг у тебя какой-то грандиозный план. — Ну? — Что ты хочешь услышать? Он идиот, он никого не слушает, я всегда на всякий случай ношу с собой сумку с оружием и липовыми паспортами? — Но ведь ты герой. — Именно потому я представляю для него опасность. Он не стал бы держать меня в живых, если бы думал, что ему это сойдет с рук. — Что сойдет с рук? — Ну, он должен убить меня, прежде чем он сможет меня убить, но сейчас он не может меня убить, потому что ему нужно, чтобы я поубивал немцев… Она кивнула. Они прошли еще несколько шагов. — Если что, тебе всегда рады здесь… Он оглянулся на нее. — Если тебе понадобится… место. Я всё сделаю, чтобы оно у тебя было. — Не только во мне дело. Сталин возьмется за Александру, за моих девочек… — Им здесь тоже будут рады. Даю слово. Если им нужно будет уехать, они могут приехать сюда. Георгий остановился. — Мы не должны уже были кого-нибудь увидеть? — Кого? — Да кого-нибудь. В твоем королевстве разве нет подданных? Чаща наконец вывела их на утес, нависающий над побережьем. Внизу, на пляже, немцы выволакивали на берег резиновые лодки, груженые ящиками и провиантом. — Ни хера себе незадача… — сказал Георгий. Он посмотрел на Викторию. Королева сделала глубокий вдох. — Блядь. Он пожал плечами. — У Сталина реакция была похуже.