Любовь в/к истории

Началось всё довольно невинно: у Скерретт, сновавшей по комнате с охапкой платьев Виктории, что-то выпало из-под пояса. Виктория нагнулась, чтобы подобрать упавший предмет и вернуть его камеристке, однако отвлеклась на яркое бумажное кружево, голубей и сердечки и подумала, какая это прелесть и как бы ей хотелось получить такое. Только вот как это устроить? От кого — очевидно, от ее лорда-консорта, но тот никогда прежде не дарил ей валентинок. Интересно, почему? Собственно, валентинок она не получала ни от кого. Единственный Валентинов день, который она провела с Альбертом, был всего через несколько дней после их медового месяца. — Вы видели, как Мэгги умеет бросать? Она склонила голову набок. — Бросать? Скинув домашние туфли, Мельбурн забрался в постель. — Да, бросать. — Лорд М, ей нет еще и года. Как она может бросать что-либо? — Может. Ей нужно играть в крикет. Виктория захихикала, пристраиваясь у мужа под боком. — Лорд М? — М-м? — Он почти уже спал. — Я подумала, что было бы весело обменяться валентинками. — Она задрала голову и взглянула на него. — Как вы считаете? — Если не возражаете, я бы предпочел обойтись без этого. — Почему? — Скверные воспоминания. Думаю, мне не нужно объяснять? Каро. Опять она протянула руку из могилы. — Разумеется, не нужно. — Она приподнялась и поцеловала мужа. — Простите, что заговорила об этом.

***

Вошел лакей, неся на протянутой руке поднос с валентинками. Клэр завизжала от восторга. Мэттью закатил глаза. — Ты закончила? Сестра схватила валентинки с подноса. — Не будь таким букой, Мэттью. День святого Валентина только раз в году. …Для тебя ничего нет. — А должно быть? Клэр нахмурилась. — Ты что-нибудь посылал королевской принцессе? — Разумеется, посылал. Я же не идиот. — Что ты ей послал? — Открытку. — Какую открытку? — Вроде тех, что ты покупаешь. Краем глаза Мэттью увидел, что лакей пытается сохранить невозмутимое выражение лица, и сделал вид, что ничего не заметил. — Ты послал ей купленную открытку? Из магазина? — не сдавалась Клэр. — Какую еще открытку я ей должен был послать? — Письмо, стихи… — сказала, запинаясь, сестра. — Мог бы хотя бы нанять нужного человека, который сделал бы всё за тебя! — По-твоему, мне нужно было нанять человека, чтобы тот сделал для меня валентинку?! — Она третья по величине королевская особа в мире, Мэттью, а ты взял да подарил ей открытку из магазина! — Клэр покачала головой. — И к какому подарку ты приложил свою открытку? — К шоколадным конфетам. Мэттью услышал, как вздыхает дворецкий. — Шоколадные конфеты? Ты подарил ей шоколадные конфеты?! — Да что я должен был ей подарить? «Кохинур»? — Нет, болван, «Кохинур» уже практически ей принадлежит, так что коробка шоколадных конфет ее вряд ли впечатлит! — Не говори глупостей. Виктории всё равно, из магазина моя открытка или откуда еще, и то, что я подарил ей коробку шоколадных конфет, ее тоже волновать не будет. — Я, пожалуй, напишу Монтрозам, спрошу, можно ли мне погостить этим летом в Шотландии. — Они отменили свое приглашение из-за свадьбы. — Ты скоро и сам поймешь, что никакой свадьбы не будет. — Мэм, позвольте… — донесся до них заикающийся голос второго лакея. Дверь распахнулась настежь, впуская Викторию. Лакей и дворецкий быстро поклонились. Мэттью и Клэр поспешно вскочили, спотыкаясь о ножки своих стульев. — Ваше королевское высочество… — Это магазинная открытка? В руке у нее, заметил Мэттью, действительно была его купленная в магазине открытка. — Да. — Знаешь, мне приятно думать, что я сторонница равноправия — я сознаю, что мне никогда не быть одной из обычных людей, но я стараюсь не смотреть на обычных мужчин, женщин или вещи сверху вниз. Однако всему есть предел, и мой предел — магазинная валентинка! И шоколадные конфеты! — Они кокосовые. — Ненавижу кокосы. — Ясно… Она сунула валентинку ему в руки. — Даю тебе двадцать четыре часа на то, чтобы ты всё исправил. — Иначе что? — Любопытно, да? — Виктория развернулась к выходу. — Не провожайте. Мэттью оглянулся на сестру. Та покачала головой. — Идиот.

***

— У тебя есть планы на вечер? — спросила Виктория Нэнси. Обе жали на педали велотренажеров под музыку, грохотавшую в спортзале. Нэнси бросила на нее несчастный взгляд. — Он сегодня работает. — Ой. Мои соболезнования. — Бедняге придется стоять и смотреть, как другие люди празднуют День святого Валентина. А у тебя как с этим? Что твой парень задумал? — Я попросила бы — мой мужчина. — Простите-извините, — игриво протянула Нэнси. — Я не знала, что есть разница. — Между Уиллом Лэмом и любым другим существом мужского пола на планете Земля огромная разница. Он красавец. Он добрый. Он бог секса. — В последнем я сомневаюсь, — фыркнула Нэнси. — А я не сомневаюсь. Я с ним недавно шесть раз за ночь кончила. Нэнси едва не захлебнулась водой. — Шесть раз?! — О, его рот, его руки… знаешь ведь, что говорят о мужчинах с большими руками. — Не знаю, но уверена, что ты мне сейчас расскажешь. — Вот всё, о чем ты сейчас подумала, и даже больше. — Ну и что он запланировал? — Не знаю. — Но ты уверена, что он что-то запланировал? — Конечно, запланировал. — Мобильник Виктории разразился трелью рингтона. С улыбкой до ушей она ткнула в кнопку приема. — Привет. Я как раз о тебе говорила с Нэнси. — И представить себе не могу, о чем именно. — Ты во сколько зайдешь? — Думал в семь. Гасси у Эмили. — Очень мило с ее стороны. — Что? — Ну, пожертвовать своими планами на День святого Валентина, чтобы посидеть с Гасси. На другом конце трубки повисла пауза. — Уилл? Алло? — Да-да, я тут. — Так что, в семь? — Да. В семь. — Ты не сказал, что мне надеть. — Надеть? — Место пафосное? Или обычное? Ну что? Гидрокостюм? Что? — Это сюрприз. Виктория вытаращила глаза и возмущенно воскликнула: — Даже самую крохотную капельку не намекнешь? — Сообщу дополнительно. Виктория дала отбой и повернулась к Нэнси. — Нет у него никакого плана, — заявила та. — У Уилла Лэма есть план, Нэнси.

***

— Как там твоя пташка? Дэвид закатил глаза. — Не называй ее так. Джейми склонил голову набок. Когда родился Дэвид, он был еще подростком, а потому был гораздо более ближе племяннику, чем его родители, особенно когда Дэвид уехал из Зимбабве получать образование. — Прошу прощения, что там обожают Мельбурны? Грачей? Как там твоя грач? Он отпил воды из стакана. — Как называется самка грача? Грачиха? — Ты закончил? — Знаешь, твоя тетя ходила на прошлой неделе в «Асду» и скупила все журналы с твоей физиономией на обложке. — Джейми повернулся к окну и показал средний палец засевшему в засаде папарацци. — Ты какого хрена творишь? — Они не могут напечатать неприличную фотографию. Я бы член вытащил, но вставать лень. — Серьезно? — Ага. Но ты сам такого делать не вздумай, ты же без пяти минут принц империи. Я-то всего лишь чудаковатый шотландский дядюшка. — У меня все дяди шотландские. — Да, но я чудаковатый. Есть еще бледный, есть скрытый гей и есть расист. Кстати, дядю Гордона ты пригласишь? — А он который? Джейми улыбнулся племяннику. — Ого. — Что? Обернувшись, он заметил направляющуюся к нему длинноногую блондинку. — Дэвид! — Марианна… И прежде, чем он успел ее остановить, блондинка запечатлела на его щеке долгий — слишком долгий — поцелуй под вспышками камер. — Дэвид, как поживаешь, милый? — Нормально. Как ты? — Я тоже. Как раз вернулась с недели моды в Мумбае. Сумасшедший дом. Я просто хотела сказать, что простила тебя. — Простила? Меня? — За то, что бросил меня ради самой завидной в мире невесты. — Мы с тобой к тому времени уже месяц как расстались. — Да-да, конечно, — вздохнула Марианна и отошла. — Мы уже расстались! — крикнул он ей вслед. Он оглянулся на Джейми. — Мы расстались. — Как скажешь, герой-любовник. — Как ты думаешь, она же не… Нет, Виктория не поверит. — Ну конечно. Потому что ведь все Виктории исторически славятся ровным характером и не склонны к ревности.

***

— Не сочтите за дерзость, мэм… Виктория подняла взгляд на Эмму. Они сидели за вышивкой в гостиной королевы вместе с малышкой Мэгги. — Вы будто расстроены чем-то. Она покачала головой. — Пустяки. — И всё же вас эти пустяки расстраивают, — сказала Эмма. Виктория опустила Мэгги на ковер. Гарриет присоединилась к принцессе. — Глупость такая, — произнесла Виктория. — Моя камеристка уронила свою валентинку, и я подумала, как бы мне хотелось тоже получить валентинку. Гарриет, игравшая с принцессой, улыбнулась. — Но это ведь не проблема? — Да, думаю, лорд Мельбурн легко исполнит ваше желание, — кивнула Эмма. — В том-то и дело. Он отказался. Дескать, скверные воспоминания… я бы сказала, скорее, скверная жена… Виктория раздраженно фыркнула и вдруг заметила, что фрейлины переглядываются. — Естественно, я имела в виду леди Каролину, — пояснила она. — Удивительно, как жена может быть такой ужасной. Он такой хороший муж, такой преданный отец. Неужели хотя бы этим он не заслужил ее уважение? — И что же натворила Каролина? — спросила Эмма. — Я не решилась спросить. — Виктория повернулась к ней. — Это как-то связано с Валентиновым днем. Вам об этом должно быть лучше известно, чем мне. — Нет, мэм, я бы так не сказала. Виктория повернулась к Гарриет. — Это ничего не значит, мэм, — попыталась успокоить ее та. — Леди Каролина столько всего натворила — не сомневаюсь, что лорд Мельбурн не хочет перечислять все ее поступки, хотя бы потому, что знает, как это вас огорчает. — Да. Разумеется, — сказала Виктория.

***

Виктория ждала в своей квартире, тренируясь ходить в чрезвычайно облегающем платье и на абсурдно высоких каблуках. Раздался стук в дверь, и открыв, она обнаружила на пороге Уилла с кучей пакетов в руках и орхидеей в горшке в придачу. — Виктория… — Он осекся. — Ты выглядишь… — Мы дома ужинаем? Уилл опустил взгляд на свои сумки. — Да. Надеюсь, ты не очень возражаешь. Ненавижу ходить в рестораны в День святого Валентина. Слишком много народа. — Ты собираешься готовить? — потрясенно выговорила Виктория. — Ни один мужчина еще не готовил для меня… — Ну… Она ткнула пальцев в орхидею. — Это мне? — Да. Я решил, что это лучше, чем что-нибудь, что увянет за два дня. Виктория с улыбкой взяла цветок. — Орхидея и ужин? Она помогла ему отнести пакеты на кухню. — Прости, ты ведь так нарядилась. — Что? Ну что ты. — Нет, ты явно надеялась, что мы куда-нибудь пойдем. — Нет, я… — Виктория широко улыбнулась и схватила его за руки. — Я безумно рада, что мы никуда не идем. — Да неужели? — Ужели, — сказала она, таща его по направлению к спальне. — Потому что тогда мы можем после ужина сразу отправиться обратно в постель. Она затащила его в спальню, развернула и заставила пятиться, пока он не упал на матрас. Терзая его губы, она терлась об него, сгорала от нетерпения, скидывая туфли и проклиная себя за то, что надела колготки. Пока она стягивала с себя мешающие предметы одежды, оказавшийся на свободе Уилл успел полностью раздеться. Покончив наконец с одеждой, она снова взобралась на него. Ей нравилось заниматься с ним любовью в любых условиях, в том числе в его университетском кабинете, когда ему приходилось зажимать ей рот рукой, но то, как это происходило здесь и сейчас — так оно и должно быть. Уилл и Виктория, плоть к плоти. Он опрокинул ее на спину, погружаясь в нее и скользя обратно. Они кончили вместе, цепляясь друг за друга руками, как всегда — в каком-то отчаянии, которое она еще не вполне понимала. — Надо идти готовить, — тихо сказал он. — Нет, не сейчас. — Она осыпала его шею поцелуями. — Побудь пока здесь. — Хорошо.

***

Дэвид трудился над праздничным ужином в своей квартире, поджидая Викторию. Стоило ему открыть дверь, на квартиру будто тень легла. Виктория стояла на пороге в красном платье, скрестив на груди руки. — Привет. Она вошла, следом в квартиру прошел телохранитель. — Я быстро, мэм, — сказал Франкателли. — Чудесно выглядишь. — По-твоему, я идиотка? — внезапно спросила она. — Что? — За всё то время, что мы с тобой знакомы, я хоть раз давала тебе повод считать меня идиоткой? — Нет, конечно, нет. — Тогда, возможно, дело в моем публичном образе? Я к его созданию отношения не имела, но может быть, что-нибудь в нем заставило тебя думать, что я идиотка? Когда у человека мать модель, а отец дилетант, это обычно создает неверное впечатление, особенно, когда работа этого человека состоит из посещения балов и разрезания ленточек… Дэвид покачал головой. — Я понятия не имею, о чем ты. — Может быть, Марианна Дэвис имеет? — При чем тут Марианна Дэвис? — При том, что я умею читать! — Виктория вздохнула. — Очень жаль, что я не захватила с собой журнал — вышло бы эффектнее. — Ты разозлилась, потому что моя бывшая ляпнула бог знает что желтому журнальчику? — Она говорит, что ты изменил ей со мной! — Мы к тому времени уже расстались! Телохранитель, завершив осмотр помещения, вернулся. — Франкателли, я ухожу. — Серьезно, ты пришла только для того, чтобы эффектно уйти? — Да. — Я приготовил ужин. — Рада за тебя. Виктория вышла, хлопнув дверью. Ее телохранитель смущенно взялся за ручку и вышел следом. Дэвид вздохнул.

***

Надо было оставить всё как есть. Но это было не в ее привычке. — Что мы делаем? — громко спросила Джина. Виктория взяла с собой обоих детей, дабы обеспечить предлог порыться в вещах супруга. В прошлый раз ее так быстро застали на месте преступления, но ведь на сей раз будет иначе? Она опустила Мэгги на пол. — Мама кое-что ищет. — Что? — Не знаю… — Она перевела взгляд с письменного стола на старшую дочь. — Но если вдруг кто-то войдет, мы скажем, что пришли сюда следом за Мэгги. Виктория села за стол. Муж так любил семью, что едва пользовался своими покоями, предпочитая заниматься делами и читать в салоне или детской. Она быстро заприметила бордового цвета книжки, в которые он заносил ежедневные записи о Джине и Мэгги. На столе стояли миниатюрные портреты детей. Она вздохнула. Ее муж был предан им одним. — Сказку. — О, Джина, я… — Она осеклась, сообразив, что дочь вручила ей дневник — какой-то другой дневник. Виктория осторожно раскрыла переплет. Да, почерк мужа, почти неразборчивый. Даже менее разборчивый, чем обычно — какой-то яростный. — Джина, где ты это взяла? Девочка указала на прикроватную тумбу, ящик которой валялся на полу. Содержимое ящика рассыпалось по ковру. — Это ты натворила? — Да. — Молодец. — Повернувшись к письменному столу, Виктория пролистала дневник. Любовь не есть любовь, коль власть над ней имеют перемены. Ха! Нет, она маяк неверный мой, что перед бурею любой потерян, она звезда, ей мой полночный вой, цена известна ей, и мой удел измерен… Игрушка времени, играет мной она… любовь незыблема во мне, когда в объятьях чужих она покоится, нежна… но к гибели меня влечет ее проклятье…* — Папа! Виктория подняла глаза. Муж стоял рядом с ней с багровеющим лицом, буравя дневник взглядом. — Где вы это взяли? — Я… — Виктория обернулась и сделала вид, что впервые видит устроенный дочерью кавардак. — Джина! Гадкая девочка! Джина нахмурилась. Развернувшись на каблуках, Мельбурн вышел. — Уильям! — Соскочив с кресла, она кинулась за ним по коридору. — Уильям! Остановитесь! — Зачем? — Кто это был? — Она подошла ближе. — Честное слово, я не ревную. Я лишь желаю знать, кто разбил вам сердце. Ее слова по какой-то невообразимой причине его рассмешили. — Вы желаете знать, кто разбил мое сердце? — Да. — Где вы были четыре года тому назад? — Что? — Я хорошо помню тот день. А вы? Виктория задумалась. Четыре года назад? Целую жизнь назад! Тогда не было Мэгги, не было Джины, не говоря уже о… Десятое. Альберт. Четыре года назад она вышла замуж за Альберта. Это была она. Она разбила сердце лорду М. — Я? — Неужели вы думаете, что Каро или кто-либо другой мог сделать что-то, что ранило бы меня сильнее? — Но вы… — запинаясь, произнесла она. — Вы ничего не говорили! — Я и не должен был ничего говорить, мой долг был держать церемониальный меч, пока вы выходили замуж за другого. — Я просила вас жениться на мне! А вы только и твердили, что о Елизавете и Лестере, и грачах! Как вы, собственно, можете знать, что они выбирают себе пару раз и на всю жизнь?! Они все одинаковые на вид! И при чем тут Валентинов день? Он невесело рассмеялся. — При том, что в пятницу после вашей свадьбы был Валентинов день, и пока вы наслаждались медовым месяцем, я напивался в Брокет-холле и писал скверные стихи. — Он отнял у нее дневник. — А посему, надеюсь вы простите мне мое нежелание праздновать вашу с Альбертом свадьбу, ваш праздник, ваше… не говоря уже о том, чтобы выставлять напоказ мою любовь к вам в неделю годовщины вашей свадьбы. Она покачала головой. — Лорд М, я.. — А впрочем… — Он вложил дневник обратно в ее руки. — Держите. Вы ведь хотели валентинку. С этими словами он покинул комнату.

***

— Что ж, ответ очевиден, — заявил Джейми. Дэвид взглянул на дядю. Он остановился у Дэвида на обратном пути в Эдинбург. Бульварная пресса как раз пронюхала, что с королевской помолвкой что-то неладно. — Ты идиот, — закончил он. Дэвид закатил глаза. — Но ты в этом не виноват. Твой отец трахался с горничной, одновременно пытаясь лишить ее гражданских прав. Он не понимал женщин. Чем он мог тебе помочь? Он и людей в целом не понимал. Ума не приложу, как ему не было страшно жить в окружении прислуги, которую он держал за граждан второго сорта… впрочем, кажется, он часто страдал от пищевого отравления… — Прислуга его не травила. — Я и не говорю, что травила. Однако если бы мне на их месте случилось чихнуть в его тарелку, я бы точно не потрудился положить ему новую порцию. Дэвид вздохнул. — Ты говорил, какой я идиот. — Видишь ли, ты совсем не понимаешь свою грачиху. — Пожалуйста, перестань пытаться ввести это слово в обиход, — простонал он. — Ее отец умер, когда ей было восемь лет, мать — когда ей было десять, бабка ее разучилась демонстрировать свои чувства еще до войны, да и до того, думаю, она предпочитала максимум вежливо усмехаться… — Мораль у сей басни имеется? — Неужели ты думаешь, что она готова страдать еще и из-за тебя? — Что? — Инстинкт самосохранения — штука мощная. Всякая любовь заканчивается трагедией, и она просто пытается этому помешать. — Джейми отхлебнул чаю. — Очень осторожная грачиха.

***

Проснувшись, Виктория почувствовала доносящийся из кухни запах еды. В постели она лежала одна. Она невольно улыбнулась, вскочила, натянула вместо халата валявшуюся на полу рубашку Уилла и отправилась к нему. — Запах божественный. — Карри с креветками. — Карри с креветками? По-моему, в этой квартире отродясь креветок не водилось, да и в любой другой моей квартире… — Садись. Виктория уселась за маленький кухонный столик, на котором в центре стоял горшок с ее орхидеей. Уилл быстро сел напротив, поставив перед ней тарелку. — Приятного аппетита, — сказал он. — Надо бы сфотографировать, серьезно, для меня еще ни один мужчина не готовил. Ну, я как-то встречалась с одним парнем, который почти… но я никогда не признаю хаггис настоящей едой… — Я соврал тебе. Виктория нахмурилась. — Соврал? Это не карри с креветками? — Всё это ложь. — Он махнул рукой. — Карри с креветками я делаю с соусом из банки, в ресторан мы не пошли, потому что я не забронировал столик, эта орхидея была последним оставшимся в магазине цветком, а я… — вздохнул он, — я до нашего телефонного разговора и не помнил, что сегодня День святого Валентина. Виктория подумала немного. — И зачем ты мне всё это рассказал? — Потому что я не тот, кем ты меня считаешь. Я безнадежно искорежен, Виктория. Я попросил Эмили забрать Гасси к себе на вечер-другой, потому что я просто… устал, и от этого я чувствовал себя еще дерьмовее, и нужно было решать, каким именно дерьмом быть… — Он покачал головой. — Ну и вот. Я решил, что вот таким. Она отложила вилку. — В каком смысле — устал? — Я не мог вылезти из постели. — Почему не мог? — Ты не поймешь. — А ты попробуй объяснить, — натянуто сказала она. — Я скучал по Эллисон. Я скучал по Эллисон, и всё так… тяжело, и меня это утомляет. Виктория подумала еще немного. — Разве нет от этого каких-нибудь… — Лекарств? Да. У меня возникла гениальная идея, и я их выбросил. — Выбросил? Уилл уставился в потолок. — Ну, обычно это кажется хорошей идеей… Виктория неспешно поднялась и подвинула свой стул к стулу Уилла. Он нахмурился, глядя, как она переставляет свою тарелку. Она села и принялась за еду. — Что ты делаешь? — спросил он. — Ем креветочное карри. Вкуснятина — и плевать, что из банки. А еще я разрабатываю план. — План? Виктория кивнула. — Мы сейчас пойдем в постель. То есть спать. А завтра первым делом позвоним твоему лечащему врачу и расскажем о твоей гениальной идее выбросить лекарства… Уилл, ну что ж такое, в самом деле? Вот скажи, ты бы выбросил лекарства Гасси, если бы он решил, что так нужно? Уилл потупился. — Нет. — Вот именно. Потому что ты хороший папа, и ты должен заботиться о себе так же, как заботишься о нем. Если ты не позаботишься о себе, кто тогда позаботится о нем? Твоя бывшая и ее бойфренд, книжки которого запрещены в большей части Азии? Очень в этом сомневаюсь. Но ничего, не волнуйся. — Почему? — Потому что у тебя есть я. Уилл, я так долго тебя ждала, я не собираюсь от тебя отказываться… — Она улыбнулась. — Уилл, смотри, что ты сотворил в дерьмовый для тебя день. Могу себе представить, на что ты способен в хорошие дни.

***

— Граф Чарлбери, — объявил конюший. — Ты сошла с ума! — закричал Мэттью, едва дверь за конюшим закрылась. Виктория оторвалась от журнала. Уильям выглянул из-за газеты. — Ваше королевское высочество, — добавил Мэттью. — Ну что вы, не обращайте на меня внимания, — сказал Уильям. — Я сошла с ума? — спросила Виктория. — Да. Я вообще не хотел покупать дурацкую валентинку... — В магазине. — Куда я самолично сходил и самолично купил, потому что ты моя невеста и потому что был День святого Валентина, и как я мог знать, что ты ненавидишь кокосы? — Да она постоянно об этом говорит, — заметил Уильям. Виктория кивнула брату. — Спасибо. Это всё из-за текстуры. — Серьезно, ты даже цветы не купил? — спросил Уильям. — Я купил с дюжину букетов, а я ведь не встречаюсь ни с одной из тех женщин, которым их подарил. — Ладно. День святого Валентина отменяется, — сказала Виктория и опять открыла свой журнал. — Что? — спросил Мэттью. — Нам не обязательно его праздновать, если ты будешь делать это наполовину. Я просто хотела обозначить свою позицию. Либо праздник, достойный меня, либо вообще никакого. — Она пожала плечами. — Я, правда, надеялась, что ты что-нибудь придумаешь, но мы все видим, что из этого вышло. Мэттью покачал головой. — Нет, я всё-таки был прав. Ты сумасшедшая, и я не собираюсь стоять тут и... Он развернулся, собираясь выйти, и с размаху впечатался в стену. Со стены упала дубовая панель, а следом спрятанный за ней холст. Уильям прищелкнул языком. — Слишком далеко зашел, старина. Тебе почти удалось уйти с достоинством. — Мэттью! — Виктория подскочила к жениху. — Всё в порядке? Ты не поранился? — Что это? Уильям встал и подошел к ним, и все трое уставились на выпавший холст. — Наверное, тайник какой-то, — сказала Виктория. — Тайник для неприличного портрета чьей-то обнаженной натуры... — сказал Уильям, склоняя голову, чтобы разглядеть картину получше. — Кто это? — Очень знакомое лицо, — протянул Мэттью. — О Господи! — Виктория прикрыла рот рукой. — Что? — спросил Мэттью. — Это же прабабушка, — ахнула она. Уильям обернулся. — О боже, и правда. — Тут были покои лорда М, — прошептала Виктория. — Думаешь, он нас слышит? — так же шепотом отозвался Уильям. — То есть, лорд Мельбурн хранил портрет обнаженной жены в тайнике в стене в своих покоях? — уточнил Мэттью. — Ну, очень на то похоже... — ответил Уильям.

***

Мельбурн поднялся по лестнице. — Не нужно было вызывать меня обратно, — сказал он. — У меня были дела в Брокет-холле. — Мне нужно было, чтобы вы были здесь, — ответила Виктория. — Сюда. Он проследовал за ней в свои покои. — Что вы нашли на сей раз? Быть может, вас развлекут мои Итонские дневники... Виктория обернулась. — Уильям, я дурно поступила, вторгшись в ваши покои. — Что? — Я знала, чего в итоге стоил мне мой брак с Альбертом, но я никогда не задумывалась о том, что чувствовали тогда вы, и об этом я очень сожалею. — Я не хочу, чтобы вы о чем-либо жалели, — вздохнул он. — Я вообще не хотел об этом говорить. — Знаю. Вы пытались пощадить мои чувства. — Виктория сделала глубокий вдох. — Я прочла ваши стихи. Мельбурн снова вздохнул. — Господи, не стоило этого делать. — То, как вы писали обо мне, что я продолжала вас терзать, владеть вами... — Она процитировала: — «Я с испытаньями любви борюсь, я проклинаю угасанье медленное дня, пусть до нее не дотянуться мне рукой — заветный образ не желает оставлять меня».** Она выжидающе взглянула на него. — Простите... — Уильям, не нужно. Это прекрасно, столько чувств, несдержанных, ярких... я не знала, чем могу вам отплатить. — Она подошла к задрапированному тканью мольберту, который он только теперь заметил. — Поэтому я решила заказать вот это. Виктория сдернула ткань, открыв портрет, на котором она была изображена с распущенными волосами и обнаженной, если не считать халата из легкого газа, ничего от взгляда не скрывающего, в особенности ее груди. Мельбурн почувствовал, что он как никогда близок к сердечному приступу. Либо по причине крайнего возбуждения, либо потому, что королева Англии позировала обнаженной. — Уильям? Что вы об этом думаете? — Вы совсем наги, мэм... — Да, в том весь смысл. Чтобы вы могли владеть мной всецело. — Но что если кто-нибудь это увидит?! Кто это писал?! — Подруга Гарриет. — Гарриет?! — Ей щедро заплатили за молчание. Холст не покидал этой комнаты. — Вы будете погублены, если... — Но в том и дело! — воскликнула она. — Я хотела дать вам ту же власть погубить меня, которую вы позволили мне иметь над вами. — Она мне не нужна! — Тогда сожгите этот портрет! Делайте с ним что захотите! Теперь он ваш! Она вскинула руки и вдруг ощутила впившиеся в ее рот губы мужа. Он шел на нее, заставляя пятиться в сторону опочивальни. Доведя ее до кровати, он повалил ее на перину. — Как я понимаю, вы не собираетесь его сжигать? — спросила она между поцелуями. — Не в данный момент, нет...

***

Дэш с лаем подскочил к Дэвиду. — И ты, Брут? — сказал он. Подошедшая Виктория встала перед ним, скрестив руки на груди. — Мы ужинаем с королем Таиланда, так что не тяни. У меня что, какой-нибудь твой комикс остался? — Нам нужно поговорить. — Я немного занята. — Сейчас же! — Ну хорошо, и незачем разыгрывать тут шотландские страсти. Он прошел за ней в соседнюю комнату, обставленную зачехленной мебелью. Виктория села. — У тебя пять минут. — Ты не можешь мной командовать… — Еще как могу. Четыре минуты. — Виктория… — Три… — Ты не можешь отнимать минуту всякий раз, как я рот открою! — Мои правила! Я могу поступать так, как мне заблагорассудится! Две минуты! — Ладно! Если бы я хотел быть мужем Марианны Дэвис, я женился бы на Марианне Дэвис! Я сделал предложение тебе, и лучшего мужа ты не найдешь — не потому что не сумеешь, естественно, сумеешь, минут за пятнадцать, а потому что тебе никогда не найти никого, кто был бы так же отчаянно в тебя влюблен, как я! Виктория сделала глубокий вдох. — Закончил? — Да. Она встала, приперла его к стене и прижалась губами к его рту. — Мой дядя прав, ты пречудная грачиха… — Грачиха? — Да. Это всё Джейми. Мой чудаковатый шотландский дядюшка. — Нравится мне твой дядюшка Джейми. — Конечно, нравится. Ты же англичанка. — Он оглянулся на пустоту, на месте которой только что была стена и его голова, прижатая к ней. — Мне показалось, или стена отодвинулась? Отступив назад, они потянули за скользящую на петлях дубовую панель. За панелью скрывался холст, на котором изображена была обнаженная женщина. — Это моя прапрапрапрабабушка, — сказала Виктория. — Почему она голая? — Понятия не имею. — Ясно… — сказал Дэвид. — Я, пожалуй, закрою, — добавил он, показывая рукой на дверь. — Ага.