Любовь в/к истории

Оксфорд, 2012 год Странная штука горе. Чтобы горевать по человеку, нужно помнить, что он существовал. Теперь Уилл, бывало, по несколько дней будто не помнил о существовании Эллисон, только в сердце зияла черная дыра, о причинах появления которой он не особенно задумывался. У него был Гасси. Его ждала работа. И вдруг как удар под дых. Эллисон. Бледная Эллисон на больничной койке, вся в переплетении трубочек, и он обещает ей, что всё будет хорошо, зная, что это неправда. Не будет. Ничего никогда больше не будет хорошо. В дверь постучали. — Профессор Лэм? Он поднял голову. В проеме стояла миниатюрная девушка: волосы, покрашенные омбре — так, кажется, это называется — колготки, короткая юбочка. Автозагар или естественный? Она что, улыбается? Это сколько уже он на нее пялится? — Э-э, простите, да, слушаю вас. — Меня направила профессор Портман. О боже, что там Эмма говорила? — Я Виктория Кенсингтон. — Девушка вошла в его кабинет. — Пишу диссертацию по Виктории II. Мы с вами не встречались раньше. Вы были в творческом отпуске. Ну да. Ранняя викторианская эпоха. Эмма завкафедрой, а Виктория поступила в аспирантуру как раз тогда, когда он ушел в отпуск, и Эмме пришлось взять на себя обязанности ее научного руководителя вместо него, а теперь помочь девушке должен он. — Присаживайтесь. Улыбнувшись, она заняла свободный от бумаг и книг стул напротив. Ее взгляд сразу зацепился за что-то на столе. Она взяла рамку в руки. Рисунок Эллисон. Зачем ей рисунок Эллисон? — Брокет-холл? Абстракция? Это была их последняя поездка вместе. Перед домом были выставлены столики для детских занятий, вроде рисования. Эллисон вручила ему рисунок: нечто, выполненное красными карандашами, какие-то странные кусты и громадные грачи. Он незамедлительно поклялся, что повесит шедевр в своем кабинете. — Это рисунок моей дочери. — Сколько ей? — На тот момент было три. — А сейчас? — Виктория II. Расскажите мне о своей диссертации. — Ну, мне, пожалуй, больше интересна Регина. Политизация ее детства. Фиктивные помолвки. Политизировались даже ее детские болезни. — То есть? — Как-то у нее была лихорадка, ей не было еще и двух лет — королева тогда была беременна принцессой Маргарет — и газеты только об этом и писали. И этот отрывок из ее дневника мне кажется очень важным. — Какой отрывок? — О лорде Мельбурне. Прочесть? Уилл согласно махнул рукой. Виктория вынула свой айпад. — «Мое первое воспоминание — хотя бабушка говорит, что я была слишком мала, чтобы помнить это — холодная ночь. Я вся горю и кричу. Ко мне подходит папа, огромный, как великан. Он берет меня на руки и говорит, что всё будет хорошо, и конечно, всё было хорошо, пока он был рядом…» — Она подняла глаза. — С вами всё в порядке, профессор? — Всё в порядке. Называйте меня Уиллом — привилегия аспиранта. Она улыбнулась. — Хорошо, Уилл. — Значит, по-вашему, Мельбурн — фигура ключевая? — Конечно. Ее политическая проницательность не имела себе равных. Где-то она должна была этому научиться. — Виктория опять улыбнулась. — Вот и ваша дочь, например, кажется, весьма выдающийся специалист по Брокет-холлу. Он улыбнулся в ответ.

***

Королева умерла. Да здравствует королева. Виктория сохраняла выдержку ровно столько времени, сколько понадобилось на то, чтобы увезли тело бабушки. Сразу после она извинилась и вышла в соседнюю комнату, не заметив даже, что муж последовал за ней. — Мне очень жаль, Виктория. — Что мне теперь делать? — О чем ты? — покачал головой Дэвид. — Я не готова. Я понятия не имею, что нужно делать. — Разберешься. — Нет, я буквально понятия не имею, что мне нужно делать, Дэвид! Кто-то должен прийти сюда? Мне выходить и просто начинать королевствовать? — Королевствовать? — Что будет дальше? — Были же инструктажи, совещания. — А ты тогда слушал? Потому что я-то ничего не помню. — Ладно, ладно, давай так: в «Молодой королеве»… — В «Молодой королеве»?! — Вот смотри, Лецен будит Викторию I, и она узнаёт, что король умер, потом приезжает Мельбурн. Куча крупных кадров, дурацкая фортепьянная музыка… — Дэвид, я не думаю, что «Молодой Викторией» стоит пользоваться как руководством к действию. — Почему это? Виктория закатила глаза. — Я очень сомневаюсь, что лорд Мельбурн действительно прыгал в озеро, бил принца Альберта по лицу и трахался в оранжереях! — В оранжереях? Что-то я не помню такой сцены. — Это было в расширенной версии! Стук в дверь: явился личный секретарь королевы, сэр Фредерик Дженнингс. — Ваше величество, простите за беспокойство. — Да, мы тут с его светлостью молились… — сказала Виктория. Дэвид покосился на жену. — Я подумал, что вам следует знать, мэм — премьер-министр в пути. — Премьер-министр? — Чтобы присягнуть вам, мэм. Дэвид посмотрел на Викторию. — Первая серия. — Прошу прощения, сэр? — не понял Дженнингс. — Не обращайте на него внимания. Следующий вопрос. Как сообщат новости? — Министерство иностранных дел сейчас передает сообщения странам Содружества. Примерно через час объявят по новостным каналам. Совещание Тайного совета назначено ориентировочно на шесть. — Тайный совет… — Опять же, первая серия… — прошептал Дэвид. — Ты совсем не облегчаешь мне жизнь.

***

Мельбурн не питал сомнений относительно своего брака, однако существование одной небольшой проблемы отрицать было нельзя. Он был женат на главе англиканской церкви, не испытывая при этом к церкви ни малейшего интереса. Каждое воскресное утро он являлся на службу под руку с супругой — дабы недруги и хулители не обвинили его в атеизме или немощи — и садился в первом ряду, а остальные прихожане пялились ему в затылок. Единственным его лучиком света в темном царстве религии была Регина. Каждую неделю малышка сидела на его коленях и ждала увеселений. Если сначала они обходились смешными рожицами, то теперь она развязывала на нем галстук, и ему в итоге пришлось носить для нее какую-нибудь безделушку в кармане. Их забавы обычно вызывали гневный взгляд архиепископа, считавшего, что Мельбурн не принимает религиозное образование принцессы всерьез. И совершенно справедливо. Всерьез его принимала Виктория, воспитанная соответствующим образом. А также герцогиня — это, пожалуй, был единственное, в чем мать и дочь придерживались одного мнения. Но сегодня Регине развлечения не требовались. Она выглядела довольно утомленной — заснула, приткнувшись к отцовской груди, проснулась лишь раз, когда паства встала петь гимн, и только зарылась лицом в его сюртук. — Лорд М, разве мы не пойдем пешком? Мельбурн взглянул на ожидавший их экипаж, которым его жена никогда не пользовалась после воскресной службы, предпочитая возвращаться во дворец пешком. Королева была на последних месяцах беременности, раздраженная ограничениями, накладываемыми ее положением, но кто мог возразить на прогулку из церкви? Он еще раз с тоской посмотрел на экипаж, желая посадить в него Регину. На него самого уже начали посматривать. Прихожане ждали. Одержит ли верх желание королевы? Или лорд-консорт настоит на своем? — Разумеется. — Он ухватил Регину поудобнее и зашагал вслед за супругой. Виктория шла, раздумывая о том, что подарить внучатой племяннице Мельбурна на крестины. Франсис совсем недавно родила девочку, которую назвали в честь королевы — которая теперь приходилась новорожденной двоюродной бабушкой, а также будущей крестной матерью. — В подобных случаях всегда лучше быть проще, — неожиданно разумно высказалась герцогиня. — Например, молитвенник с посвящением в виде твоей любимой цитаты из Писания. — Да, спасибо, mama. Они прибыли во дворец. Регина едва пошевелилась, когда Мельбурн передал ее на руки няньке. — Погодите, пожалуйста, — сказал он, вручая Колльеру свои перчатки. Он приложил тыльную сторону ладони ко лбу Регины. — Что вы делаете, лорд М? — спросила Виктория, которой помогали снять верхнюю одежду. — Она больна? — спросила герцогиня, отбрасывая в сторону шляпку — камеристка поторопилась поймать ее. — Жара нет, но она сегодня кажется такой усталой. — Быть может, она не выспалась, — предположила герцогиня. — Регина никогда не болеет, — уверенно сказала Виктория. И правда, у Регины никогда не было ни кашля, ни жара. — Уложите ее в постель, — сказал Мельбурн.

***

— Хочешь, я останусь? Виктория взглянула на Дэвида, разглаживая последнюю воображаемую складку на черном платье, которое Дивья выкопала из недр ее шкафа. — Королева всегда встречается с премьер-министром наедине, — упрекнула она мужа. — Ну да. — Первая серия. И потом, насколько мне известно, миссис Бейнбридж никогда не обвинялась в адюльтере, так что, думаю, моей репутации ничто не угрожает. В дверь постучали. Виктория взглянула на Дэвида. Тот поднялся и, чмокнув жену в щеку, скрылся за другой дверью. Появившаяся в дверях миссис Бейнбридж склонила голову вместе с лакеем. Премьер-министр вошла в комнату и присела в книксене. Неловкость на этом не закончилась: Виктория вспомнила, что должна протянуть руку для поцелуя. — Ваше величество, — сказала Бейнбридж, склоняя голову и целуя ее руку. Господи, ужас какой. Помада? С лордом Мельбурном эта процедура наверняка была приятнее. — Позвольте принести вам от имени нации соболезнования по случаю кончины вашей бабушки. Она была любима народом и провела нашу страну через множество испытаний. — Благодарю. — Виктория указала на диван. — Садитесь, прошу вас. Премьер-министр направилась к дивану, а Виктория села на стул. Точно, помада. — Должно быть, для вас это стало потрясением, мэм. — Да. — Народ очень любил ее величество. — Да. Премьер-министр помолчала. — Конечно, в шесть состоится совещание Тайного совета. — Конечно. — Виктория поерзала на месте. — В ближайшие дни вашего внимания потребует множество вопросов. Позвольте оказать вам посильную помощь. — Что ж, полагаю, вам придется ввести меня в курс дела. — Мэм? — Вы премьер-министр, а я королева. Мы с вами никогда раньше не разговаривали. Наверное, вам нужно объяснить мне, что к чему.

***

Той ночью Мельбурн не мог уснуть. Он смотрел на жену, на ее вздымающийся и опускающийся в свете восковой свечки раздутый живот. И тут он услышал плач. Надев халат и домашние туфли, Мельбурн направился к детской. У двери он обнаружил Лецен, вполголоса переговаривавшуюся с ночной нянькой. — Регина… — он прошел в комнату, протиснувшись мимо женщин. — Папа! — она не столько звала, сколько заклинала самую высшую из известных ей сил. Он вынул малышку из кроватки и, покачивая ее на руках, обнаружил то, чего так страшился. Девочка вся горела. — Как давно она в таком состоянии? — рявкнул он. — С тех пор как проснулась… — начала нянька. — Вы послали за сэром Джеймсом? — Я как раз собиралась… — вставила Лецен. — Когда?! Пошлите немедленно! Лецен повернулась к горничной, кивнула. Мельбурн покачал головой и посмотрел на дочь. — Всё будет хорошо, Джина…

***

Когда премьер-министр наконец удалилась, в комнату вошел нетерпеливо ожидавший Дэвид. — Как всё прошло? — Как всё прошло? Через четыре часа у меня встреча с членами Тайного совета, а я только что поняла, что понятия не имею, кто они! — Ты знаешь, кто они, — нахмурился Дэвид. — Ты знаешь политиков. — Я плохо запоминаю лица. — Ой. Ты же плохо запоминаешь лица. — Кстати, тебе нужен черный костюм. — Зачем это? — Ты тоже идешь. — Зачем? — Ты член Тайного совета. — Что? С каких это пор? — С тех пор, как умерла моя бабушка и ты стал консортом суверена! — А. Ну да. — Помолчав немного, он добавил: — А можно устроить, чтобы советники надели бейджики с фамилиями? Или, может, карточки тебе сделать или что-нибудь в этом роде? — Ну, если бы я знала заранее, что моя бабушка возьмет вдруг и упадет замертво, я бы вчера вечером допоздна просидела за зубрежкой, вместо того чтобы смотреть Кардашьянов. — Гугловские очки?

***

Утро принесло Виктории два сюрприза. Во-первых, проснулась она одна, хотя заснула, уютно устроившись рядом с мужем. Во-вторых, разбудила ее мать. — Дрина, вот, возьми, — сказала она, вручая ей лежавший в изножье кровати халат. — Mama? — Пойдем. Мать увлекла ее за собой по еще полутемному коридору. — Mama, что происходит? В детской царила суматоха. Ее муж и Лецен стояли рядом с сэром Джеймсом. Регина вопила что есть мочи. — Если бы вы потрудились меня разбудить! — Я не обязана перед вами отчитываться! Виктория взглянула на надрывающуюся малышку. — Джина, что такое… Мельбурн преградил ей путь. — Уильям, что вы делаете? — Мне очень жаль. Заговорил сэр Джеймс: — Я подозреваю, что у принцессы заразная лихорадка, ваше величество. — Что? Но Регина никогда не болеет! — Это правда, она больна, — мягко сказал Мельбурн. Сэр Джеймс подошел ближе. — Ради вашего собственного здоровья, мэм… — Что? — И здоровья ребенка, которого вы носите, будет лучше, если вы не будете контактировать с принцессой. — Что? Нет. Ни в коем случае. Я нужна ей… — Виктория, пожалуйста, — сказал Мельбурн. Она развернулась и устремилась прочь. Мельбурн последовал за ней. — Виктория… — Мое дитя нуждается во мне. Вы не удержите меня! — Вам нужно думать и о другом своем ребенке. — Но Регина… — Я останусь с ней. — С ней должна остаться я! — Что если и вы заболеете? Что тогда? Что если… — Он вздохнул, взял ее за руку. — Прошу вас. Я не могу потерять… — Лорд М… — Прошу вас. Мельбурн повернул назад, и Виктория смотрела ему вслед, пока он не скрылся за дверью детской.

***

Виктория смотрела из окна дворца. Первыми внизу собрались камеры новостных каналов, затем к ним присоединились люди с плакатами, открытками, цветами и воздушными шарами. — Кажется, новости уже повсюду, — сказал Дэвид и встал с ней рядом, не отрывая взгляда от экрана телефона. — Что пишут в комментариях? — Э-э, много хорошего. — Дай посмотреть, — протянула она руку. — Виктория… Она выхватила у него телефон. — Сколько раз я тебе говорил: не читай комментарии! — сказал Дэвид. — «И теперь нашей королевой стала дочь модели-кокаинщицы»… Ну, здорово. — Я же говорил, не читай комментарии. — О, потаскуха и наркоманка, как оригинально… — Перестань. — Дэвид отнял у нее телефон. — Ты внучка королевы, которая была праправнучкой величайшей королевы нашей страны. — Елизавета тоже была ничего. — Ну да, Елизавета была вполне себе, но Виктория зато не казнила никого из своих родственников. Хотя принца Альберта вот застрелили… — Дэвид покачал головой. — В общем, я хочу сказать, ты королева и будешь великой королевой. — Спасибо. Вошел Дженнингс. — Ваше величество. Ваше королевское высочество. — Да, Дженнингс? — Машина в Сент-Джеймсский дворец готова. — Уже пора? — По возвращении вас будет ждать экземпляр вашей речи, который вам нужно будет просмотреть. — Речи? — Да, ваше величество, ваше обращение к нации — сегодня вечером. — Не припомню такого в инструктажах. — Их у вас не было очень давно, и королева… то есть, покойная королева решила, что это будет уместно. — Вот как? — Виктория повернулась и взглянула на мужа. — Да, обращение будет одновременно транслироваться по телевидению по всему миру и в Интернете. — Мы сейчас спустимся, Дженнингс. Секретарь удалился. — Паршивый же выдался денек, — сказала Виктория, смотря на Дэвида. — Ага, — согласился тот. — «Решила, что это будет уместно», — скривившись, передразнила она, направляясь к двери. — Только этого мне сейчас не хватало.

***

Сменяли друг друга дни. Вставало солнце. Приходил сэр Джеймс. Мельбурн вышагивал вокруг доктора, надеясь, что тот что-нибудь придумает. Температура падала и поднималась снова. Прописанные холодные ванны были не менее страшны, чем сама лихорадка: Джина кричала, Мельбурн со слезами на глазах просил у малютки прощения. Он сидел в кресле-качалке, баюкая дочь на руках, и напевал ей, читал — делал всё, что могло бы помочь ей отвлечься или уснуть. Он наверняка спал и сам, хотя не помнил этого. Ел он только тогда, когда Колльер приносил поднос. Казалось неправильным продолжать жить, если Регина вдруг… — Папа… — простонала она. Словарный запас Регины успел уже пополниться множеством слов, но другие слова ей как будто были теперь не нужны. — Я знаю, — сказал он, перекладывая девочку с одной руки на другую в надежде, что перемена позы облегчит ее мучения. — Всё будет хорошо, обещаю.

***

Виктории не спалось. Ни мужа, ни ребенка. Дэшу пришлось играть роль младенца — она рыдала, стискивая кроху спаниеля в объятиях. Умный пес не сопротивлялся, позволяя мамочке орошать его шерсть слезами. Она ходила в часовню, проводя долгие часы в одиноких молитвах, обычно на коленях, и обычно молитвы заканчивались рыданиями в пустой постели. Забери меня, умоляла она. Ей можно умереть. Регина справится, у Регины есть лорд М. Он может сделать из нее еще более великую королеву, королеву получше. Разумеется, был еще младенец в ее утробе, которого она любила глубокой и неистовой любовью, но Джина — уже живой ребенок, и если такова цена… Если такова кара, которую ей нужно понести за все ее грехи… Пусть. Она проснулась, чувствуя себя до отвращения хорошо. Ее не поразило молнией. Не вспыхнул в дворцовом саду куст, сообщая ей, что ее условия приняты. Потому она снова направилась к часовне. Погрузившись в молитвы, она забыла о времени и, подняв наконец голову, увидела мать. — Mama? Что вы тут делаете? — То же, что и ты, Дрина. Я пришла помолиться. Герцогиня уселась на скамью напротив. — О чем? — Я прошу Господа о том же, что и ты. — Я в этом сомневаюсь. — Вот как? — Я не прошу Господа, чтобы лихорадка забрала моего мужа вместо Джины. — Неужто ты такого дурного мнения обо мне? — Думаю, ответ на этот вопрос известен нам обеим, — усмехнулась Виктория и собралась вернуться к своим молитвам. — В первую очередь, я молюсь за тебя. Всегда, Дрина. Она не повернулась, но слушала внимательно. — Молюсь о твоем здоровье. О том, чтобы твое царствование было мирным. Чтобы ты благополучно разрешилась ребенком, которого носишь. Затем, да, я молюсь, как ты, о выздоровлении Регины. Я молюсь, чтобы Господь дал твоему супругу сил выхаживать мою внучку и уберег его от лихорадки. — И вы думаете, я поверю, что вы молитесь за лорда М? — С чего мне лгать тебе? — Чтобы вернуть мое расположение. — Возможно. Но я достаточно хорошо тебя знаю и знаю, что однажды потеряв твое расположение, его не так легко вернуть.

***

— По-моему, всё прошло неплохо, — сказал Дэвид. Виктория вздохнула. — Да уж, неплохо, всего-то половину имен напутала. Ничего, у меня тут еще целая речь, с которой можно облажаться. — А еще эта женщина, которая не хотела целовать тебе руку… — Тетя моя? — Нет, не она, другая. — Дэвид посмотрел на часы. — Что такое? — Я подумал, не пойти ли проверить, как там малышка. — Вот черт. Я… — Я быстренько в Дувр-хаус и обратно. Тебе что-нибудь нужно? — Машина времени? Он поцеловал ее. — Я быстро. Дэвид ушел. Виктория подошла к Дженнингсу. — Готов текст речи? — Да, мэм, — ответил тот, вручая ей листы. — Спасибо. — Ваш ящик в кабинете. — Мой ящик? — Ящик королевы. — Я знаю, что это за ящик. Я просто не думала, что… — Виктория тряхнула головой. — Будь это какая-нибудь другая работа, мне бы дали больше времени на обучение. — Вы обучались этому всю жизнь, мэм. — И этого, увы, оказалось недостаточно. — Рядом с ящиком лежит письмо, которое вас, возможно, заинтересует. Виктория вошла в кабинет и вздохнула. Речь состояла из трех страниц, на которых она заверяла страну, что переход будет гладким, и превозносила бабушкино многолетнее служение народу. Мелькнула ленивая мысль: уж не сама ли бабушка написала эту речь? Наконец взгляд ее упал на красную деревянную коробку с буквами VR на крышке. И на лежащее рядом письмо. — «Моя дорогая Виктория…» — начала она и, поняв вдруг, что письмо предназначалось не ей — слишком старая дата — заглянула в конец. — Виктория IV? Она вернулась к началу письма. — «Ты сейчас чувствуешь то же, что чувствовала я, когда умерла моя мать, и что чувствовала она, когда умерла ее мать. Я не могу предложить тебе лучшего совета и пожеланий, чем те, что получила в тот день моя бабушка от своего нежно любимого папы. Прилагаю для тебя машинописную копию того письма — у него был ужасный почерк. Да пребудет с тобой моя любовь. Желаю тебе всего наилучшего в служении долгу, которое начинается для тебя сегодня…» Виктория села, смаргивая подступившие слезы. — «Мне не о чем жалеть. Я любила и была любима, но прежде всего — я выполнила свой долг. Я утешаюсь тем, что ты моя преемница и что в смерти я воссоединюсь с моими родителями, с возлюбленными братьями, а главное, с моим сыном…» Она вздохнула. — «Я никогда не забуду. Навеки твоя, мама…» Виктория взяла салфетку, промокнула накрашенные ресницы. Ей теперь вообще позволяется плакать? Что ж, идем ва-банк, подумала она и открыла письмо лорда Мельбурна. — «Милая моя Регина… Я страстно надеюсь не стать свидетелем прочтения этого письма, ибо желаю твоей матери долгих лет жизни…» — Виктория фыркнула. — И ведь сбылось желание-то, а, лорд М? — «Когда-то я считал, что моя жизнь кончена, но оказалось, что она только начинается заново: видишь ли, однажды меня разбудили и сообщили, что король умер и на престол взошла восемнадцатилетняя королева…»

***

Проснувшись, Виктория с удивлением обнаружила, что в постели она не одна. Муж спал рядом, в брюках и рубашке — остальная его одежда валялась подле кровати. — Уильям? — Она села на кровати. Что бы это значило? — Уильям! Он не шелохнулся. Сгорая от нетерпения получить ответ на свой вопрос, она звонко шлепнула его по щеке. — Ай! — Мельбурн проснулся, потирая обиженную щеку. — Вы дали мне пощечину? — Как Джина? С ней всё в порядке? Она… Он привстал, обхватил ладонями лицо жены. — Вчера ночью температура спала и не поднялась больше. Сэр Джеймс считает, что опасность миновала. — Теперь я могу ее увидеть? — Да… — Почему вы не разбудили меня?! — Она вскочила, схватила халат и стремглав вылетела из опочивальни. — Я не… Ответа его Виктория не услышала, ибо уже мчалась по коридору, одной рукой придерживая живот. Изумленные няньки присели, приветствуя ее, устремившуюся к детской кроватке. Она взяла дочь на руки и уселась с ней в кресло-качалку. Регина не проснулась, только прильнула к матери, насколько то позволяло ощутимое препятствие в виде живота. Подняв голову, Виктория увидела стоящего в дверях мужа. — Мне была так страшно… — сказала она. — Не знаю, что я делала бы, если бы… — Не будем об этом задумываться, — покачал он головой.

***

Марш-бросок Дэвида домой занял больше времени, чем он предполагал. Для начала ему пришлось с час отбиваться от вопросов матери. Главным образом потому, что он не знал ответов на них. Каждые две секунды звонил или вибрировал мобильник, а ему еще нужно было заглянуть к малышке, найти другие черные платья, которые ему предстояло отнести во дворец, а потом Дивья прислала смску о какой-то палетке «Nars»… Нет, должен быть способ получше, думал он, вручая лакею пакет, в который запихнул свои находки — фирменный пакет из магазина «Nike». Лакей одарил Дэвида скептическим взглядом. Пожав плечами в ответ, Дэвид поднялся в комнату, откуда должна была вестись трансляция обращения к нации. — Дэвид, вы не видели Вик- — Дивья осеклась и поправилась: — Вы не видели королеву? — Что? Вы ее потеряли? Она королевой-то успела пробыть всего восемь часов! Выскочив в коридор, Дэвид повернул к личным покоям королевской семьи. Викторию он нашел у лестницы. Она сидела под портретом Виктории I и Мельбурна. — Привет, — сказал он, плюхнувшись на ступеньку рядом с ней. — Ты что делаешь? Тебе через пять минут выступать перед всем миром. — Я когда-нибудь рассказывала тебе, почему я всегда здороваюсь и прощаюсь с этим портретом? Дэвид откинулся назад. — Нет. — Когда умер папа, это было ужасно. Он просто стал такой… оболочкой, и мама… Мне кажется, она испытала облегчение. — Нет… Виктория покачала головой. — Она не желала ему смерти, ничего такого. Она просто не подходила на роль сиделки и, по-моему, немного сошла с ума. Я жила в Дувр-хаусе с няней, а потом переехала сюда, и дворец был такой огромный и такой пустой, а бабули вечно не бывало дома, но Дженнингс, он, кажется, меня жалел. Он подарил мне книжку на день рождения — биографию Виктории II. Я так ей завидовала. Она выросла в том же доме, вела такую же жизнь, но у нее была… семья. И поэтому я грезила, что это мои бабушка и дедушка, и когда я здоровалась с ними и прощалась, желала им доброго утра и спокойной ночи… тогда мне казалось, что у меня кто-то есть. — Ты притворялась. — Я притворялась, и мне становилось легче, и поэтому я продолжала это делать. Дэвид взглянул на лист бумаги, который она держала в руке. — Что это? — Письмо лорда М, — сказала она. Виктория встала. Муж последовал ее примеру. — Я готова. — Я в этом не сомневаюсь.

***

Оксфорд, 2012 год Прежде чем пройти на кладбище, Уилл добрых полчаса просидел в машине. Отдаленный участок, скромный надгробный камень. Он опустился на колени, выдрал проклюнувшиеся там и сям сорняки. — Прости за это безобразие. — Он снял коричневую оберточную бумагу с розовых орхидей. — Смотри что я тебе принес. Я помню, как они понравились тебе в Брокет-холле. Весело было в тот день, да? Уилл вздохнул и помотал головой. — И что я делаю? Услышав мягкие шаги по траве, он поднял голову и увидел подошедшую Викторию. Он промолчал. — Прости, — сказала она. — Эмма сказала, ты будешь тут, и… — И? — И я подумала, что тебе не стоит быть одному. Он кивнул. — Спасибо. Виктория опустилась на колени. — Я никогда не забуду. — Жалкое зрелище, да? — фыркнул Уилл. — Жалкое? Почему это? — Историк-мельбурнист, не способный найти других слов для эпитафии своей дочери. — А по-моему, красиво. Мне они всегда нравились. — Правда? — Да. — Она посмотрела на него. — Никто не властен над чужой памятью и чужим сердцем, но Виктория могла сказать лорду М, что она никогда не забудет, что она всегда будет любить его. Подул ветер. Уилл наконец заговорил: — Эллисон, она прожила короткую жизнь, но ее жизнь имела для меня значение. А порой мне кажется, что один я знал, что она была, и один я знаю, что ее больше нет. — Ты поэтому не говорил мне, что она умерла? Виктория взглянула на каменную плиту. — Ну что ж, я никогда не забуду, что жила-была когда-то маленькая девочка по имени Эллисон, автор великолепнейшего рисунка Брокет-холла… Уилл невольно рассмеялся. — И что ее отец очень ее любил. — Спасибо тебе, — сказал Уилл. Виктория нащупала его руку и крепко сжала.