***
Этот день наконец настал: пришло послание, что мавзолей во Фрогморе готов принять Альберта. Снова всем нужно было отправляться в Виндзор. — Я думаю, что по возвращении оденусь в полутраур, — сказала Виктория, взглянув на Мельбурна. — Как вы считаете? Достаточно прошло времени? — Не осмелюсь диктовать вам обычаи, мэм. — Mama сочтет мое поведение весьма неуважительным. — Она бросила хмурый взгляд на герцогиню и Стокмара. — Но мне кажется, я не должна рожать в черном. Мне кажется, это нездорово. Прибыл Пиль в компании мужчины в военном мундире. — Ваше величество, позвольте представить вам полковника Уиндема. Он будет возглавлять почетный караул при погребении принца. Виктория перевела взгляд Мельбурна, упорно смотрящего в пол. — Добро пожаловать, полковник. Мы признательны вам за вашу службу. — Ваше величество. Мельбурн. — Уиндем. Пиль с полковником удалились, и Виктория повернулась к Мельбурну. — Лорд М, вы знакомы с полковником Уиндемом? — Мимолетно. — Что вы имеете в виду? — Он мой брат. Точнее, наполовину. Виктория нахмурилась. — Но его имя не Лэм? — Он не мой… законный брат. — О, вы имеете в виду… лорд Мельбурн, ваш отец… — Нет, не лорд Мельбурн. Моим отцом был третий граф Эгремонт. Также он был отцом полковника Уиндема. — Леди Мельбурн. С упавшим сердцем он понял по ее лицу, что она мысленно пытается сложить из кусочков единую картину. — Ах, мэм, прошу, не нужно жалости. Меня это давно уже не шокирует. Виктория покачала головой. — Я не верю вам, лорд М. Разве вам не было тяжело? Она спрашивала о нем, зная в душе, что спрашивает на самом деле об их ребенке. — Нам обоим нужно переодеться к службе в мавзолее, — ответил он. — Если, конечно же, вы по-прежнему настаиваете на посещении. — Разумеется. Почему я должна передумать? — Сегодня довольно холодно. Мне не хотелось бы, чтобы вы простудились, мэм. — Лорд М… — Она огляделась вокруг. — Вы навестили бы меня сегодня ночью, если бы я всё устроила? — Конечно, навестил бы, мэм.***
Выдался редкостный для раннего лета погожий солнечный денек. Виктория устроилась работать на воздухе, разложив книги и планшет на столе в саду. В надежде немного загореть и понимая, что из-за исследований в этом году поваляться на пляже не выйдет, она надела бикини. — Что ж ты вытворяешь-то, а? Подняв голову, Виктория увидела миссис Фитц, жившую по соседству бабулю преклонных лет. — Доброе утро, миссис Фитц! — помахала она рукой. — Мы с Уиллом сегодня работаем на свежем воздухе! — Работаете? Так он тебе все-таки платит, ага? — Ой, миссис Фитц, мы ведь уже столько раз об этом говорили. Я не проститутка. Вскоре в сад вышел Уилл. — О Господи… — пробормотал он, заметив миссис Фитц. — Ни стыда ни совести! Позор и разврат без всякого повода! — А вот тут, миссис Фитц, вы ошибаетесь. У него тогда был день рождения. Старушка скрылась из вида. — Ну зачем ты ее провоцируешь? — Уилл сел на скамейку. — Вот ей-богу, не понимаю, что я ей такого сделала. Почему она не может быть просто забавной старушкой? Ей восемьдесят пять, наша сексуальная жизнь могла бы послужить ей хоть каким-то развлечением. Кстати… Виктория вытащила айпад. — Первый портрет королевы после рождения принцессы Регины. Уилл взглянул на дисплей. На картине королева с привычно сдержанным выражением лица сидела в кресле с младенцем на руках. — Вижу. — Лиловое платье. Полутраур. — И что? Она до конца жизни должна была ходить в черном? — Она стала носить полутраур после возвращения из Фрогмора. Об этом много судачили… Поговаривали, что королева поторопилась. — Но после рождения принцессы болтать перестали. — И вот еще. Виктория показала ему другую картину. — Есть портрет Виктории с матерью, где она держит в руках миниатюрный портрет отца. По нему воссоздали вот этот портрет с Викторией и Региной, точно такой же, за исключением одной детали… Уилл кивнул. — Без миниатюры Альберта. Виктория села. — Такое впечатление, что намеренно делалось всё возможное, чтобы принц был забыт. Дэйзи прислала мне еще письма: герцогу Саксен-Кобургскому казалось, что королева стирает его сына из памяти. Стокмар зародил в нем подозрения, рассказав, сколько времени королева проводит с Мельбурном и сколько времени позволяет проводить с Мельбурном принцессе … — И все эти подозрения легко были отметены народом, никогда не питавшим приязни к «немецкому принцу», но искренне любившим малютку принцессу. — Нам нужно только реконструировать их отношения в промежуточном периоде. — Он не мог добиваться ее открыто. — И она его…***
Служба была просто службой, ни больше ни меньше. На середине герцогиня принялась громко рыдать, словно стремясь пристыдить Викторию. Виктория же мужественно крепилась, надеясь, что после всего этого Альберт упокоится с миром и останется в прошлом. Она понимала, что подвела покойного мужа, понимала, что останься он в живых, она подвела бы его еще больше — и всё же она не могла проживать остаток жизни согласно воле его призрака. Герцогиню пришлось проводить, и Виктория притворилась, что ей дурно, чтобы избежать очередного ужина, во время которого ей пришлось бы изображать вдову. Она сидела, устремив взгляд в пустоту, пока Дженкинс расчесывала ее волосы перед сном. — Еще что-нибудь прикажете, мэм? Виктория ответила не сразу. — Дженкинс, мне нужно, чтобы приготовили комнату. Вдали от других гостей. Дженкинс кивнула. — Конечно, мэм. Я передам баронессе… — Нет! — Дженкинс глянула на нее удивленно. — Нет, не говорите баронессе. Чем меньше людей об этом знает, тем лучше, нет, не обращайте внимания, забудьте всё, что я сейчас сказала, простите, что утруждаю вас подобным образом. — Вы не утруждаете меня, мэм. Быть может, в восточном крыле? Никто из гостей там сейчас не живет. — На ваше усмотрение. — Виктория выдохнула. — Я надеюсь, мы можем полагаться на вашу осмотрительность? — Разумеется, мэм.***
— Вот тебе моя рабочая теория… — сказала Виктория. — Значит так: Виктория беременна, и это плохо — если принять в расчет возможность смерти при родах — но что она и Мельбурн могли делать во время ее беременности, чего не могли бы делать в противном случае? Уилл помотал головой. — Без понятия. — Да ну? Совсем без понятия? — Совсем Виктория нахмурилась. — Я имею в виду разнузданный трах без границ и преград. — А, ну есть такое. — Женщина не может забеременеть, если она уже беременна. Значит так, ты берешь дневники Виктории, я Мельбурна. Если прочесать их по дням, обязательно найдутся несостыковки — там-то и кроется трах. — То есть, просто берем и читаем? — Ага, возьмем 25 декабря 1840 года. Уилл пролистал на нужную страницу. — «Ужинала с mama, Стокмаром и Лецен. Получила весьма щедрый подарок от моего прекраснейшего лорда М». Виктория проверила у себя. — «Лег спать». — Она взглянула на Уилла. — Думаю, это можно отметить как перепихон. — С чего это? — Она не указала, что это был за подарок. — Охренеть… — А теперь попробуем Фрогмор, 20 февраля… «Посетил службу освящения мемориала принца Альберта. Рано лег спать». — «Из дворца я ехала с моим прекраснейшим лордом М. Благодарение Господу, mama и Стокмар ехали в отдельном экипаже. Встретила полковника Уиндема, и больно было смотреть, каким уязвленным при виде его выглядел лорд М …» — прочел Уилл. — Брат Мельбурна по отцу… — сказала Виктория задумчиво. — Любопытно, что она это упомянула. — «Когда я думаю о том, сколько муки пришлось вынести моему лорду М…» — А дальше? — Мысль обрывается. — Уилл перевернул страницу. — «Рано легла спать». — Трах? Он вздохнул. — Трах.***
Мельбурн открыл дверь, и его удивленному взгляду предстала какая-то женщина. Одна из камеристок королевы? Женщина сделала книксен и вручила ему записку. — Послание от королевы, лорд Мельбурн. Он кивнул, отпуская ее, закрыл дверь и направился к своему креслу. Несколько минут спустя Мельбурн вошел в комнату в восточном крыле. Виктория выдохнула с облегчением. — Ваше величество прекрасно всё устроили. Она приподнялась. — Я понимаю, что, возможно, вызываю у вас отвращение, лорд М, но если бы вы могли просто подержать меня в объятиях, я была бы вам крайне признательна… Он смотрел на нее, раздумывая над ее словами. — И это всё, чего вы желаете? Чтобы я вас держал вас в объятиях? Она шумно выдохнула. — Это, безусловно, не всё, чего я желаю, но вы наверняка имеете собственные чувства на этот счет. — Не скрою, мэм, так оно и есть, и чувства мои таковы, что вы не вызываете у меня ни капли отвращения, и я обниму вас, если вы действительно того желаете, но сам я желаю гораздо большего. Она покачала головой. — Но как это возможно? — Позвольте мне позаботиться об этом. Она поцеловала его и в следующую минуту опять оказалась на кровати, без ночной рубашки, открытая его взору. Она отбросила в сторону его галстук и принялась помогать ему избавиться от остальной одежды. — Набок… — прошептал он. Она нахмурилась, но послушалась. Он осторожно помог ей опуститься на перину. Через несколько секунд она почувствовала его за собой и ощутила его мужское достоинство, прижавшееся к ее пояснице. — Красивая. — Он отвел ее волосы в сторону и поцеловал ее шею. — Такая красивая. Его руки легли на ее разбухшие груди, и она закатила глаза. Настолько чувствительны они были сейчас, что даже нежнейшее прикосновение способно было вызвать у нее головокружение. — Чудесная. — Как я могу нравиться вам в таком состоянии? — О чем вы говорите? Вы божественны. Одной рукой он приподнял ее ногу, согнув ее в колене и заведя за свое бедро. Она не понимала, что он делает, и внезапно ахнула, ощутив, как он входит в нее. — Что такое? Вам неудобно? — Нет, я просто не представляла… что можно… — Вы должны сказать мне, если вам нужно будет остановиться. Она кивнула, не намереваясь этого делать. Мельбурн начал медленно двигаться, до досадного нежно, медленно подводя ее к краю. Ее тело в этом состоянии было так готово к нему, что она кончила еще раз, пока он стремился к собственному облегчению. Виктория была захвачена ощущениями собственного тела, когда неожиданно почувствовала нечто иное. Ребенок. Пинки. Она разрывалась между восторгом и ужасом. — Виктория, в чем дело? Вам нехорошо? — Нет, я просто чувствую его. — О. — Он приподнялся, поняв вдруг, что она имеет в виду. — Быть может, мне лучше уйти? — Нет! — Она схватила его за руку, понуждая его снова лечь, не успев даже сообразить, что делает. Она повернулась к нему лицом и положила его ладонь на свой живот. — Вот, вот оно… Он улыбнулся. — Да, я чувствую ее. — Ее? — Да. — Вы сказали «ее». Он поднял на нее глаза, не переставая улыбаться и не убирая руку. — Я всегда считал, что про ребенка не следует говорить «оно». — Но вы не можете знать, что это не мальчик. — Не могу, но существует пятидесятипроцентная вероятность, что я окажусь прав. — Он помолчал. — Полагаю, вы надеетесь, что родится сын. — Так было бы проще. — Сильный красивый мальчик, такой уже умный и добрый, как его отец. Каким великим королем он стал бы. — Неужто с королевами так сложно? — Ответ на этот вопрос вам известен не хуже, чем мне. А вы, я полагаю, предпочитаете дочь? — Она почти забыла, что не должна говорить об их ребенке. — Я предпочитаю всё, что означает больше вас… Он смотрел на нее с таким невыносимым восхищением. — Лорд М, не могли бы вы сказать мне кое-что? Откровенно? — Я всегда стараюсь быть откровенным с вами. — Вас это мучило? Что ваш отец лорд Эгремонт? Он взглянул на нее с любопытством. — Чем вызван ваш интерес? Виктория вгляделась в его лицо, пытаясь найти себе оправдание. — Вы казались таким расстроенным, когда увидели Уиндема. — Я не завидую ему, если вы это имеете в виду. — Когда вы узнали? — Мне было тринадцать. Я как раз закончил первый семестр в Итоне с плохой отметкой по греческому. Мой отец, то есть, лорд Мельбурн, перебрав хереса, сказал что-то вроде: «Что ж, по этим отметкам ясно, что Пенистон мой истинный наследник». — Лорд М, это ужасно. — Я не понял, что он имеет в виду, но спросил мать, а когда та побледнела и стала всё отрицать, я спросил Пенистона. — И он вам рассказал? Как жестоко с его стороны. — Нет, он был хорошим старшим братом. Связи моей матери не были тайной, и он не хотел, чтобы кто-нибудь в школе застиг меня врасплох. Мальчики могут довольно черствы в таких делах. — Вам было больно? — Да, поначалу, но я научился терпеть. А позднее я узнал, что у лорда Эгремонта было не меньше сорока детей, так что это ничего не значило… я не был особенным. — Лорд М, но вы особенный. — Для вас, возможно. — Для меня — безусловно. — Затем Пенистон заболел и умер, и я оказался наследником. Отец так и не оправился от этого. — Но вы поднялись на такие высоты — премьер-министр, доверенный советник королевы Англии… — Да, но я был не его сыном. Она взглянула на него. — Вы думаете, вы могли бы полюбить мое дитя? Если нам когда-нибудь удастся найти способ быть вместе? — Разумеется, я буду его любить, не волнуйтесь об этом. — Вы так добры к своей семье, особенно к племянницам и племянникам. Я помню, как перед коронацией дрожала от страха… я тогда оглянулась и увидела вас с леди Франсис. Вы помните? Он улыбнулся. — Как я мог забыть? Она ужасно боялась наступить на ваш шлейф и единолично положить конец монархии. — Мне не было слышно, что вы ей сказали шепотом, но от ваших слов ей как будто стало легче, и я почувствовала себя лучше тоже. Мельбурн усмехнулся. — Забавно. — Почему? Что вы ей сказали? — Я сказал: «Королеве сейчас гораздо страшнее, чем тебе, а ей после коронации предстоит править народом. Тебе же нужно лишь нести ее шлейф». — Что ж… — рассмеялась она. — В таком случае я рада, что ничего не услышала. — И впрямь. — Вы, наверное, очень любили Огастаса. — Очень. — Он переплел свои пальцы с ее. — Послушайте, я никогда вам этого не говорил, но у меня была и дочь. — Правда? — Она не прожила и дня, родилась преждевременно. Наверное, я мог бы рассказать вам раньше, но вы узнали, что ждете ребенка, и все и без того стремились вас напугать. — Почему же рассказываете сейчас? — Потому что мне не нравится скрывать что-либо от вас. Виктория разрыдалась. — Виктория… — встревоженно сказал он. — Виктория, что стряслось? Она покачала головой. — Вы должны сказать мне. — Нет. — В чем дело? — Нет, вы возненавидите меня. Он притянул ее ближе. — Я никогда не стал бы вас ненавидеть. Снедаемый тревогой, он держал ее в своих объятиях, целуя ее волосы, а ее рыдания всё не стихали.***
Виктория окинула взглядом список. — Нехилые такие потрахушки… — сказала она. — И это не считая тех часов, которые он проводил с ней в качестве ее личного секретаря… — Им надо было заниматься депешами и грамотами… — пробормотала Виктория. — Я всё вижу! У тебя всё на лице написано! — крикнула через забор миссис Фитц. — Миссис Фитц, я за всё утро его даже ножкой не потрогала! — крикнула в ответ Виктория. — Ты могла бы попытаться просто игнорировать ее, — прошептал Уилл. — С чего это? — С того, что тогда я отведу тебя в дом, — многообещающе ответил он. Она подняла голову. Уилл не отрывал взгляда от монитора ноутбука. Ее с ума сводило, когда он так делал. — Сейчас, — сказала она, поднимаясь. — Ах сейчас? — поддразнил он. — Да, прямо сейчас. Она ринулась в дом, уже в прихожей развязав ленточки бикини. Купальник упал на пол. Влетевший следом Уилл прижал ее к стене. — О Господи, — ахнул она, ловя его губы, расстегивая его льняную рубашку, стягивая ее с его плеч. — Готова? — от этого его шепота ее бросало в дрожь. — Всегда. Он поцеловал ее снова, и их руки встретились, мешая друг другу, расстегивая его джинсы, стаскивая трусы. Уилл толкнулся ей в руку, твердый, горячий, приподнял ее бедра и с маху вошел в нее. Ее ноги обхватили его талию, сплавляя их воедино. — Боже мой, Уилл, — задохнулась она. — Блядь, блядь… — Скажи мне, как тебе это нравится. Виктория застонала. Она сходила с ума, когда он так ее дразнил — так ему лучше удавалось сохранять выдержку. Но она всегда могла ответить ему тем же. — Обожаю, обожаю, как ты меня трахаешь, обожаю твой член, как он наполняет меня, растягивает… — Она облизнула губы, глядя ему прямо в глаза. — Заставь меня кончить, Уилл, чтобы я рассыпалась, овладей мной, заставь меня кончить… Наградой ей был опасный сладострастный блеск в его глазах, и от его толчков у нее перед глазами взорвались звезды. Она вскрикнула — в ее теле будто не осталось вдруг ни одной косточки. Они сползли вниз по стене, и Уилл уложил ее на пол, поддерживая ее голову одной рукой, опираясь на другую, двигаясь к собственному оргазму. Толкнувшись в последний раз, он скатился с нее, ложась рядом, и потянул ее на себя, целуя ее макушку. Оба тяжело дышали, загипнотизированные биением сердец друг друга. Внезапно откуда-то раздалось странное гудение. — Что это такое подо мной? — спросил Уилл, поворачиваясь. — Ой, прости, это мой телефон. — Я думал, он в саду. — Нет, он был у меня в топе, я и забыла о нем, — сказала она, выуживая телефон и одновременно целуя Уилла. — Ты что, собираешься ответить? — Это Гарри. — Она нажала на кнопку. — Гарри, как дела? — Ты чего запыхалась? — Да так, пробежка. Какие новости? — Вы еще получите письмо, но скажу сразу, что ты и Уилл будете первыми исследователями в Брокет-холле. — Боже мой. Серьезно? Уилл взглянул на нее. — Наследная принцесса самолично дала разрешение. — Правда? — Ладно, я побежала, у меня тут совещание. Я просто хотела, чтоб ты знала. — Спасибо. Виктория дала отбой и посмотрела на Уилла. — Мы будем вести исследования в Брокет-холле. Он покачал головой. — Никто не ведет исследования в Брокет-холле. — Поправка. Никто кроме нас. С разрешения наследной принцессы. — Ничего себе… — Он приподнялся и поцеловал ее. — Ты невероятная. Ты хоть знаешь, сколько раз я пытался? Она поцеловала его в ответ. — Ты тоже невероятный. Это надо отметить. — Тогда, наверное, надо встать с пола и принести из сада накопленные за три месяца материалы. Она улыбнулась. — Это на тебе. Я за шампанским.