***
Пришла рождественская пора, а Виктория по-прежнему носила траур. Мельбурн поставил своей целью никогда не ненавидеть людей. Для политика это было бесценным качеством — как иначе мог бы он работать с таким человеком, как Веллингтон? Он так и не сумел заставить себя ненавидеть Каро, даже после того, как она вовлекла его в скандал и вся его семья настаивала на том, чтобы он выбросил ее на улицу. Его сестра Эмили весьма витиевато выразилась о том, как именно ее выбросить и с какой именно оголенной частью тела при этом оставить. Он не сумел возненавидеть даже Байрона, своего старого однокашника. Он не мог ненавидеть своего номинального отца, вопреки всему, не мог ненавидеть своего настоящего отца. Но принц Альберт был опасно близок к тому, чтобы нарушить эту традицию, хоть и умер в августе, а на дворе уже стояли святки. Объявление о будущем наследнике было принято как благая весть. Мельбурн понимал причины. Объявление вызвало в стране радостное волнение. Тем меньше давление на Викторию, при условии, что… Ну конечно, так и будет, говорил он себе. Она молода, здорова и сильна. Первым фактором раздражения была герцогиня Кентская, душившая Викторию своими советами и своими тониками. Затем вернулся, полный решимости исполнить свой долг перед покойным принцем, доктор фон Стокмар, поскольку Виктории, по всей видимости, никак нельзя было доверить воспитание собственного ребенка. Принц решил, что после морального разложения ганноверцев их семья должна стать примером всей Европе. Что может быть отвратительнее, думал Мельбурн, чем использовать родных детей в политических целях, словно дрессированных обезьянок? Разумеется, сам став молодым отцом, он понял, что дети выполняют функцию передачи фамилии, продолжения династии — прежде, чем осознал, что его собственный наследник, увы, никогда на это не будет способен — но дети — это в первую очередь дети. Принцесса или принц проведут всю свою жизнь в служении народа, и нет никакой необходимости выставлять ребенка на сцену популяризаторского зрелища. И самое главное — неужто Виктория, его бедняжка Виктория, никогда не знавшая семейного счастья, девочка, чьи куклы даже не имели имен, не заслужила шанса попытаться обрести это счастье с собственным ребенком? Нет, человек Альберта должен был передавать желания принца из загробного мира и пытаться контролировать все слова и поступки Виктории и будущего монарха. Мельбурн видел, как это раздражает ее. Ограничения, наложенные трауром, вкупе с ее физическим состоянием, означали никаких танцев, никаких балов, никакой верховой езды — и фон Стокмар нависал над ней удавкой. А теперь предметом беспокойства стала диета королевы. — Но я умираю с голода, — сказала Виктория. — Ах, Дрина, ты драматизируешь, — отмахнулась герцогиня. — Нужно понижать гуморы, ваше величество, — заметил Стокмар. Виктория повернулась к Мельбурну. — А вы как считаете, лорд М? — Да что он понимает? Он ведь мужчина, — сказала герцогиня. — Доктор фон Стокмар тоже мужчина. — Да, но он врач. — А у лорда М был ребенок. — Следует ли нам сравнивать вас с дамой, родившей того ребенка? — спросил фон Стокмар. Мельбурн поднял голову. Удивлен он был потому, что уже лет пять никто не пытался оскорбить его супругу — так устарел тот скандал. Его самого этим из себя не вывести, но Виктория будет в ярости. — Доктор фон Стокмар, вы забываетесь! — воскликнула Виктория, поднимаясь на ноги. — Мэм… — попытался примирительно вставить Мельбурн. — Вы в этом доме слуга и не имеете права дурно отзываться о супруге лорда М! — Мэм… — беспомощно повторил он. — Я не желал обидеть лично лорда Мельбурна, но никоим образом невозможно сравнивать ее и ваше величество… — О! Вы не желаете обидеть лично лорда Мельбурна, но оскорбляете его покойную жену?! Позволяю вам удалиться, доктор фон Стокмар, и если вы не перемените своего поведения в будущем, можете удалиться и вовсе на континент! — Дрина, тебе нельзя возбуждаться, это вредно для ребенка… — Удалитесь, mama! Изгнанники переглянулись, беспомощно пятясь из зала. — Вам лучше, мэм? — спросил Мельбурн, после того как закрылась дверь. Виктория села. — Он не имел права так говорить о леди Каролине. — Вы ведь понимаете, что я слышал нечто и похуже в адрес своей покойной супруги. — Это оскорбляет вас, и я такого не потерплю. — Она подняла на него взгляд. — Или вы находите, что мое положение делает мое поведение иррациональным? — Нет. — Он сел рядом. — Однако, признаюсь, эта мысль промелькнула у меня вчера, когда ваше величество дали мне пощечину, стоило мне сказать, что я выезжал верхом. Она посмотрела на свои руки. Она не сдержалась, когда лорд М упомянул, что во время послеполуденной прогулки верхом встретил ее знакомую, во время прогулки, к которой она присоединилась бы, если бы не ее положение — вину за которое она в тот момент целиком и полностью возлагала на него. — Я извинилась, лорд М. — Да, мэм, и полчаса плакали, вымаливая мое прощение, после того как я уже простил вас. Она опустила голову на его плечо. — Что мне делать, лорд М? — Что тут поделаешь, мэм? — Он поцеловал ее в макушку. — Я считаю, что герцогиня и доктор фон Стокмар неправы в вопросах вашей диеты. Вы должны есть, когда голодны, и если вы испытываете особенную тягу к чему-то, так тому и быть. — Вы то же советовали своей супруге? — Да. — А врачи? — А врачи говорили то, что врачи говорят всегда — ровно как ваш, но я не мог видеть ее несчастной. Кстати говоря… Он встал и обошел вокруг стола. Виктория следила за ним взглядом. Он достал из своего портфеля нарядную коробку и вручил ей. Она сняла крышку. — Вы принесли мне глазированные орехи. — Ваши любимые, мэм. — Вас не беспокоит, что я растолстею? — Толстейте сколько вашей душе угодно, мэм. На самом деле, его больше беспокоило, что она не прибавляла в весе и по-прежнему казалась такой маленькой. Небольшой животик, прятавший ее ребенка, был заметен только тогда, когда она расправляла свои юбки. Стоял декабрь, ребенок должен был родиться в апреле. С другой стороны, Виктория и сама миниатюрная. Возможно, дитя пойдет в мать, что было бы облегчением — ему не хотелось бы, чтобы она страдала, рожая слишком крупного младенца. — И вы по-прежнему будете заниматься со мной любовью, когда я стану очень-очень толстой? — Я буду делать всё, что ни велит мне ваше величество. Она улыбнулась. — В таком случае я велю вам любить меня прямо сейчас.***
— Как ваш немецкий, профессор Лэм? — спросила Дэйзи. — Никак. — Что у тебя для нас есть? — спросила Виктория. Дэйзи повела их вглубь замка, в темное помещение, уставленное шкафами и всякой всячиной, собранной из разных уголков некогда роскошного замка. — Архив с перепиской герцога. — Она вручила письмо Виктории. — Письмо от доктора фон Стокмара. — «Ваша светлость, — прочла вслух Виктория, — считаю своим печальным долгом сообщить: я обнаружил, что дитя, носящее имя вашего покойного возлюбленного сына, носит одно только имя его». Уилл кивнул. — Вот так вводное предложение… Виктория взглянула на Дэйзи. — Почему это не было обнародовано? — Письмо нашли совсем недавно, и подтвердить его подлинность нет никакой возможности. — То есть, пистолет не дымится… — Сколько еще косвенных улик тебе нужно? — У тебя нет улик, только клевета со стороны озлобившегося придворного. Виктория перевела взгляд обратно на Дэйзи. — Еще что-нибудь есть? Та улыбнулась. — Я надеялась, что ты спросишь…***
— Уильям. Войдя в салон Мельбурн улыбнулся Эмили. После обмена приветствиями он уделил внимание племяннице. — Вы ведь помните Роберта, дядя? — спросила Франсис. — Разумеется, помню. Как мог я забыть мужчину, похитившего сердечко моей малышки племянницы? — Дядя, не заставляйте меня краснеть, — запротестовала Франсис. — Джослин. Палмерстон. — Мельбурн, — скривился Палмерстон. — Итак, как долго еще ты собираешься оставаться на службе ее величества? — Столько, сколько ей понадобится, я полагаю. — Не обращай на Генри внимания, он до сих пор раздосадован по поводу истории с Али, — заметила Эмили. — Возможно, если бы твой муж не перечил так часто королевской воле, он был бы больше по нраву ее величеству… Палмерстон казался удивленным. — Я ей не нравлюсь? — О, Уильям, неужели ты ничего не можешь сделать? — спросила Эмили. — Уже сделал. Он ведь здесь, во дворце. Хотя вы двое могли бы для разнообразия явиться без опоздания. — Мы не опоздали. Королевы еще нет. — Я сообщил вам время на час раньше назначенного, но ваш экипаж все равно задержался. Эмили вздохнула. — Кстати, у меня такие новости от Фредерика… — Какие? Вошли Стокмар и герцогиня. — Лорд Мельбурн… — начала она. — Я совсем забыла, что ваша семья сегодня ужинает у нас. — Да, это была идея ее величества, — сказал Мельбурн. — Правда? — Герцогиня повернулась к Джослину. — А кто это? — Мэм, позвольте представить вам жениха моей племянницы, виконта Джослина. Молодой человек склонил голову. — Герцогиня. В сопровождении Лецен появилась Виктория. — Леди Палмерстон, лорд Палмерстон, — улыбнулась королева. — Спасибо, что приехали. Эмили поклонилась. — Это честь для нас, ваше величество. Виктория повернулась. — А это, должно быть, виконт Джослин. Леди Франсис мне всё о вас рассказала. — Я надеюсь оказаться достойным ее похвалы. — Что ж, она родом из семьи, склонной к чрезмерной похвале, — сказала Виктория, смотря на Мельбурна. — Мы совсем не такие, мэм. Она улыбнулась. — Приступим? Мельбурн кивнул, предлагая ей руку. — Это неправильно, Дрина. Тебя должен сопровождать лорд Палмерстон. — Mama... — Нет, герцогиня права, — вмешался Мельбурн. — Вас должен вести лорд Палмерстон, тогда я поведу ее светлость. Мельбурн предложил руку нахмурившейся герцогине. Все вошли в обеденный зал, Виктория заняла место во главе стола, и Мельбурн воссоединился с ней, сев по ее правую руку, по левую руку от Эмили. — Дрина, помни, что говорил доктор фон Стокмар… — напомнила сидевшая по левую руку королевы герцогиня, когда подали второе. — Быть может, нам стоит посоветоваться с леди Палмерстон. Герцогиня растерялась. — Леди Палмерстон? Виктория развернулась. — Леди Палмерстон, не будете ли вы любезны дать нам совет? — Я польщена, что ваше величество считает, что я могу надеяться советовать ей. — У вас ведь пятеро детей? Я помню, лорд М говорил мне об этом. — Так и есть. — Видите ли, доктор фон Стокмар и моя мать находятся под впечатлением, что моя диета должна понижать мои гуморы, однако я нахожу… — Что вы умираете с голода, мэм? Виктория улыбнулась. — Именно, леди Палмерстон. — Мои врачи рекомендовали мне то же самое, и я пыталась следовать их советам, нося старшего сына, но тщетно. Я обнаружила, что мне легче терпеть тяготы моего положения, если я не голодаю. Виктория взглянула на мать и Стокмара. — Мне это кажется в высшей степени разумным. Герцогиня нахмурилась. — Ты следуешь только тем советам, которые тебе по вкусу, Дрина. Распрямив спину, Виктория подняла голос: — А ты выбираешь лишь тех советчиков… — Ты упоминала о новостях от Фредерика, — взглянул Мельбурн на Эмили. — О да, это нечто. Правда, Генри? Палмерстон покачал в руках свой бокал с вином. — Воистину. — Что за вести? — Виктория пояснила для немецкой части стола: — Брат лорда М наш посол в Вене. — Его срок подходит к концу в новом году, мэм, — сказал Палмерстон. — Успеет ли он на свадьбу? — спросила Виктория. — Мы на это рассчитываем, — сказала Эмили. — Но новости не в этом. — Так что же это, Эмили? Интрига несколько затянулась, — заметил Мельбурн. — Фредерик помолвлен. — Фредерик что? — Как замечательно, — воскликнула Виктория. — Сразу две свадьбы в вашей семье! Мельбурн всё не мог поверить услышанному. — С кем? — Ее зовут Александрина, она дочь графа фон Мальтцана. Виктория улыбнулась. — Забавно, лорд М. Мы с нею носим одно имя. — Она вдова? — поинтересовалась герцогиня. — Нет, она ни разу не была замужем, мэм. Она на тридцать лет моложе моего брата. Виктория и Мельбурн не сводили глаз с Эмили. — Неужели? — спросила Виктория. — Фредерик утверждает, что это брак по любви. — Вот как? — Верится с трудом, — бросила герцогиня. — Будь вы ближе знакомы с моим братом, вы бы поверили в это без труда, мэм. Для своих лет он еще весьма привлекателен, как ни огорчительно мне, его сестре, это признавать. — Стало быть, совсем как лорд М, — рассеянно произнесла Виктория, не замечая прожигающий ее разъяренный взгляд герцогини.***
После того, как Виктория отведала каждое блюдо, они перешли в салон. Лорд М играл в вист с Викторией, Франсис и Эмили. Виктория завидовала тесной и крепкой связи между всеми ними. Ни с одним из членов своей семьи она никогда не была так близка, как были близки между собой лорд М и его сестра. Он души не чаял в племяннице, по-прежнему всячески опекал ее, и она обвинила его в том, что он позволяет ей выигрывать. Виктория задумалась о том, будет ли она когда-нибудь так близка с собственным ребенком. Наконец настала часть вечера, которую Виктория не выносила — ей пришлось распрощаться с лордом М. По пути в свои покои ее перехватила мать. — Дрина, как ты можешь вести себя так глупо? Виктория вздохнула. — Что я сделала на этот раз, mama? — Кокетничать с лордом Мельбурном в твоем положении. Еще и шести месяцев не прошло со смерти твоего мужа! — Кокетничать? Я всего лишь согласилась, что он привлекателен и… — Schlampe! Слово больно ужалило ее. — Как вы смеете, mama! — Ты никогда не была справедлива к Альберту, и он это знал. — Я не была неверна Альберту… — Да, но ты продолжала думать о своем драгоценном Мельбурне и думаешь о нем даже сейчас, нося дитя Альберта! Это позор! Ты должна удалить от себя Мельбурна, пока… — Лорд Мельбурн никуда не уйдет! Мать помотала головой, будто безмолвно смеясь. — О, Дрина. На что ты надеешься? Что выйдешь замуж за своего драгоценного Мельбурна и заживешь с ним долго и счастливо? Ты всегда была излишне романтична. Не будь дурочкой.***
— Вы знали об этом? — О чем? Дэйзи отдала ей письмо. Виктория ахнула. — Что это? — спросил Уилл, чувствуя себя совершенно беспомощным в окружении немецких писем. — Герцогиня Кентская… когда Виктория была беременна… она писала своему брату герцогу… Уилл вздохнул. — Да, я всё забываю… — Это по поводу регентства. Виктория тянула время. — Но она назвала регента. — Да, однако отказывалась сообщить, кто будет воспитывать принцессу. В письме герцогиня умоляет брата о помощи. — И что дальше? Дэйзи вынула еще одно письмо. — Датировано мартом. Она подняла голову. — Герцог, наверное, написал Виктории, потому что это ее ответ. — И что там? — «Дорогой дядя и т.д. и т.п…. Что до того, кто будет воспитывать моего ребенка, это я буду решать единолично. Ваши ходатайства за мою мать не повлияют на меня, и дело это вас не касается». Уилл кивнул. — Странно писать такое деду своего ребенка. — Разве что он ее ребенку был не дед, разве что единственный человек, кому она готова была оставить ребенка… — Был тем, которого она не могла назвать, — кивнул Уилл. — Рискованно. — Не для нее. Она была бы мертва. На пути короля Ганноверского к престолу стоял бы один наследник. — И им пришлось бы решать: король Ганноверский или дочь бывшего премьер-министра. — Влиятельного политика… — добавила Дэйзи. Уилл замер. — Что такое? — Я… — У тебя появилась мысль, я же вижу, — сказала Виктория. — Мельбурн не знал. — Что? Уилл размышлял вслух. — Расклад такой: королева беременна, Мельбурн знает, что ребенок от него, и Виктория делится с ним своим планом. Если бы Мельбурн знал, он бы вертелся волчком, искал бы подходы к Тайному совету, задействовал бы сестру… — Сестру? — не поняла Дэйзи. — Эмили была светской львицей, популярнейшей дамой. Он не преминул бы воспользоваться бы ее помощью. — Он бы ей рассказал? — Почему бы и нет? Он ведь помогал ей скрывать роман с Палмерстоном на всем протяжении ее первого брака, добился от королевы разрешения на ее второй брак. Лэмы-дети всегда были не разлей вода. Иначе и быть не могло: первый виконт был пьяницей, а леди Мельбурн, хоть и очень любила своих детей, имела множество любовников… Виктория посмотрела на Дэйзи. — Не говоря уже о том, что брат лорда М, Фредерик, женился на женщине по имени Александрина, которая была на тридцать лет моложе его… — Серьезно? — спросила Дэйзи. Уилл покачал головой. — Если бы он знал, он принял бы какие-нибудь меры касательно регентства…***
Сэр Роберт вошел весьма неграциозным образом. Виктория могла представить себе, с каким озабоченным лицом он покинул Вестминстер… Они обменялись привычными любезностями, и Пиль сделал глубокий вздох. — Мэм, Тайный совет просит сообщить дальнейшие подробности по вопросу регентства. — Дальнейшие подробности? Пиль явно чувствовал себя крайне неловко. — Если предположить, что вы не… — В случае моей смерти — я думала, для этого и нужно регентство? — В данный момент нам известно, кто будет принимать решения от имени короны, но не известно, кто будет ответственен за каждодневную опеку над наследником престола. Тайный совет хотел бы знать это. — Вот как. — Естественным выбором, разумеется, была бы герцогиня Кентская… У Виктории перед глазами пронеслись воспоминания о жизни в Кенсингтоне. Постоянный надзор, невозможность самостоятельно ходить по лестницам, и после отъезда сестры только безымянные куклы вместо друзей… — Нет. — Она взглянула на ошеломленного Пиля. — Мне жаль, сэр Роберт, но этому не бывать. — Прошу прощения, мэм, но кто тогда? Виктория знала, кто это должен быть. Единственный человек, которому можно было доверить воспитание их ребенка. — Сэр Роберт, достаточно ли будет, если я запишу это на бумаге? Которая будет открыта только в случае моей смерти? — Неужели подобная таинственность столь необходима, мэм? — Нужда открывать конверт может и не возникнуть, сэр Роберт. — Тайный совет пожелает знать… — Тайный совет не может думать, что я доверю свое дитя кому попало! — Но мэм, я должен знать… — И вы это узнаете! Когда я умру! — Она вскочила на ноги, и сэр Роберт поспешил встать тоже. — Благодарю вас, сэр Роберт! Полагаю, на сегодня у нас всё! Она стремительно покинула комнату прежде, чем Пиль успел поклониться.***
— Она должна назвать кого-нибудь, Мельбурн. Мельбурн отхлебнул бренди. — Она не любит, когда ей указывают, что делать. Мельбурн удивлен был застать у себя ожидающего его сэра Роберта. — Детство будущего монарха — дело серьезное. Если бы она только назвала герцогиню Кентскую… — Она никогда не назовет герцогиню. Если вы упомянули ее имя, то ее величество потому и вспылили. — Но народ любит герцогиню. — Народу не пришлось жить с герцогиней. Знаете ли вы, что королеве не разрешалось спать в одиночестве, не позволялось самостоятельно подниматься и спускаться по лестнице, пока она не взошла на престол? А вы хотите отдать ее ребенка в руки доктора фона Стокмара, ратующего за вторую Кенсингтонскую систему. Вам известно, что он нанял учителя латыни? Пиль нахмурился. — Для королевы? — Для королевской принцессы или принца Уэльского. Он также навел справки о кормилицах в Кобурге. — В Кобурге? — Да, по его словам, лишь там можно найти подходящих кормилиц. Видимо, английские груди чрезмерно пышны. Пиль кашлянул. — Право, Мельбурн… — Вы утверждаете, что не обладаете даром обращения с прекрасным полом, сэр Роберт, однако ваша супруга родила шестерых детей. Как, полагаете вы, отреагировала бы на предложение подобных условий леди Пиль? Пиль кивнул, уставившись в свой бокал. — Я считал покойного принца-консорта своим другом. Доктор фон Стокмар был его ближайшим советником. Мне не хотелось бы предавать память принца… — Но в том-то и проблема, верно? — В чем? — Память покойного принца Альберта по какой-то причине стоит превыше желаний живой королевы Англии? Должны ли мы позволять немецкому духу править нами? Пиль вздохнул. — Вы попытаетесь, Мельбурн? — Я попытаюсь, хотя не знаю, как я могу что-то изменить…