Братец

До сих пор Севатар ни разу не видел его лично. Как-то не сложилось. И желанием не горел: слишком много восхищения, слишком много слова свет в восторженных путаных описаниях, слишком мало здравой конкретики. С чужих слов возникало чувство, что лорд Кровавых Ангелов состоит только из крыльев, золота и того самого света - нечто безликое, аморфное, эдакая тень наоборот. Хрень какая-то, думал Севатар. А теперь он смотрел лорду Сангвинию в лицо - спокойное, не такое уж и правильное лицо - и в упор не видел там никаких неземных чудес. Лицо как лицо. Тонкокостное, твердое. Совершенно обыкновенное. Волосы тоже никакие не “золотые”, светлые просто. И глаза двухцветные: желтые лучистые пятна в центре синих, неярких радужек. А он-то недоумевал, почему разные люди описывают их то “небесными”, то “янтарными”, то еще позаковыристей, путаясь в двух абсолютно несхожих цветах… оказалось, там и то, и другое сразу, и по-человечески это называется гетерохромия, хреновы недоумки. Никакого света, отвратительного ему заранее, Севатар не видел. Зато он чувствовал... тепло. Незаметное, тайное. Как от корпуса перегруженого реактора. Это было нечто, чего мальчишке Яго так мучительно не хватало когда-то давно, еще в диком, бессильном, унизительном детстве. Нечто, во что он никогда не верил, над чем всегда в открытую издевался: доверие. Доверие и сила, настолько огромная, что способна позволить его себе. Тот отчаянный щенок давно канул в небытие, но Севатар, Принц Воронья, Приговоренный, первый капитан Повелителей Ночи и убийца убийц, смотрел в спокойные двухцветные глаза - и понимал, что брат его отца доверяет ему. Брат его отца ждет доверия, потому что пришел помочь. Впервые в жизни это с чего-то вдруг не казалось глупым. Сперва он не понял, как это Атраментар пропустили лорда Сангвиния аж сюда. Без боя! Сами! Думал, предатели. Или просто идиоты. Оказалось, нет. Наоборот. Потому что никакая он не святая хрень. Можно ему доверять. Никому нельзя, а ему можно. Нужно. - Где мой брат? - спросил он, и Севатар окончательно понял, что спорить не будет. - Я должен его увидеть, капитан. Меня, я надеюсь, ты не попытаешься выставить? - Нет, лорд. Я не посмею. Не то чтобы он не посмел. Просто не хотел. И дело не в том, что это было бы самоубийством. - Но он… - Севатар помедлил, поискал адекватное слово. Не нашел. - Он обнулился. Совсем. Пятнадцать стандартных месяцев назад. Прошу прощения, лорд, всем нам тоже это на голову не налезает. - Что значит “обнулился”? Ностраманский жаргон во всей красе. Непонятнее просто некуда. И это при том, что капитан явно старался быть понятым. Сангвиний не торопил его. Он никогда не разделял эту всеобщую нелюбовь к сыновьям Конрада: ерунда, никакие они не монстры, просто слишком стараются и поэтому нуждаются в присмотре. У самого похожих хватает. Несси, сынок - Амит Расчленитель - без присмотра тоже уже натворил бы дел. А какой из Конрада присмотр? За ним самим присматривать надо. И теперь еще это загадочное “обнулился”. - Вернулся в самое начало, мой лорд, - попытался прояснить Севатар. - Потерял память. Под ноль. И… И выстрел из лазпистолета откуда-то сверху, с галереи, заставил его замолчать на полуслове. Стреляли в лорда Сангвиния, в затылок, но промахнулись буквально на дюйм, и луч угодил капитану в лицо - прямо в один из шрамов на щеке. Правда, вреда не причинил, как будто оружие было учебным. Пустяковый ожог стремительно наливался краской. Как след от пощечины. - ...и вот результат. - Падай, Севатар! - звонким, детским голосом выкрикнули с галереи. - Падай, ты убит! А то я опять настоящую пушку возьму. Будешь тогда знать, как меня на замок запирать, зараза. - Кровь и песок… - это было все, что лорд Сангвиний сумел выдавить, обернувшись. У мальчишки было лицо Конрада. Конрада в детстве. Хрупкое белое личико, черные волосы и торжествующая усмешка чуть наискось. И огромные, ночные глазищи без привычного напряженного прищура. На самом деле в этом ребенке невозможно было узнать Ночного Призрака просто по лицу. К тому же он только мелькнул и снова скрылся. Но внешность была последним, что Ангелу требовалось для узнавания. Конрад Керз. С виду - лет пять-шесть, не больше, по человеческим меркам. Значит, на самом деле и двух нет… Зато есть лазпистолет. Обычный, гвардейский, слишком тяжелый для маленьких детских рук. С виду внесенные в конструкцию коррективы на оружии никак не отразились. А мальчишка, профессионально спрятавшись за парапетом галереи, снова прицелился в Сангвиния и сообщил: - Сам ты песок, твою мать через три дыры в четвертую! Сдавайся нахрен! И я тебя, кстати, во сне видел… Ну, чего пялишься? Тоже во сне меня видел, да? Кажется, в Восьмом легионе понятие о нецензурной лексике просто отсутствовало. Как факт. Да и о воспитании детей тоже. Хотя это-то как раз не удивительно. Сангвиний подумал и поднял руки за голову- “сдался”. Подумал еще и поднял крылья, расправил их, превратившись в гигантское бело-золотое подобие аквилы. Чего он только ни видел во сне - но такое ему ни в одном бреду не являлось. Вот уж действительно, обнулился. Зря Севатар над синонимами мучился - самое правильное слово. Иначе не назовешь. Маленький Конрад на галерее вполне ожидаемо обалдел: - Ни хрена ж себе! - и, опустив пистолет, высунулся из-за своего укрытия. - Настоящие? Прям живые? А летать умеешь? - Умею, - сказал Сангвиний, чувствуя, как на лице неудержимо проступает совершенно идиотская, неуместная улыбка. - Спускайся, братец. Знакомиться будем. Севатар молчал за спиной, весь исходя безмолвной, отчаянной надеждой непонятно на что. Ему было абсолютно не весело. Когда Конрад лихо, по-солдатски, перебросил себя через парапет - вниз, прямо с огромной для его роста высоты, - и приземлился ловким перекатом, в точности как астартес, его первый капитан, вместо того чтобы умиляться или хотя бы гордиться, излучал такую дикую, беспросветную, безвыходную тоску пополам с надеждой, что по спине и по крыльям под перьями от нее драл холодок. А зря. Никуда его обожаемый отец не делся: не умер, не сошел с ума. Пройдет совсем немного времени - и он вернется. Вырастет и вернется. И будет прежним. Только, пожалуй, лучше. Свободнее. Потому что теперь никто не позволит сделать с ним то, что сделали трущобы Нострамо. С тобой мы потом поговорим, думал Сангвиний. Потом. Для начала - с Конрадом, которого ты превратил в совершеннейший кошмар, в милый такой, симпатичный, невозможно наглый, жутко сквернословящий кошмар, разбалованный вашими стараниями до последней крайности… - Мне так и приснилось, - безмятежно заявил Конрад, - что ты мой брат. Только там ты был чуть меньше меня. Наверно, это сон про то, как я уже вырос. И навалял Севатару... Тебя как зовут? - Сангвиний. - Ага! Я помню. Севатар мне говорил. Или приснилось… А какого хрена ты сдаешься сразу же, как слабак? Севатар вот никогда не сдается. Даже когда у меня пушка настоящая. И я не сдаюсь. Даже когда он у меня ее отбирает! Ростом он брату теперь был чуть выше колена. Поэтому Сангвиний просто взял и сел на пол, подобрал ноги, бросил полусложенные крылья рядом с собой, по бокам, будто птица, сидящая на гнезде. Севатар смотрел, как он садится, как улыбается, как склоняет голову чуть набок, тоже до забавного по-птичьи, как белые крылья позади него скрещиваются концами, и удивлялся: кто и с какой радости увидел в нем ангела? Ворон ведь! Неважно, что белый. Даже смотрит, как ворон. И странное, незнакомое чувство - огромная, затаенная сила, доверие, что-то еще, совсем уж смутное - от этого внезапного понимания стало еще глубже, тяжелее. Конрада, между тем, никакие странные ассоциации не мучили. Он сходу вспрыгнул брату на бедро, сделал по нему пару шагов, схватился за предплечье крыла и дернул, вырывая перо. Повертел его в пальцах - упругое, белое, с маленькой каплей крови, повисшей на конце стержня. Удовлетворенно сообщил: - Настоящее! - И больно тоже как настоящему. - Так тебе и надо, - уверенно прозвучало в ответ. - Ты ж сам сдался. - Вот именно. А тех, кто сдается, мучить нельзя. - С какой радости нельзя? Сдаются - значит, слабаки, сами согласны на что угодно. Вот с ними и делают что угодно. Слабаки все равно сдохнут. Так мир устроен. - Кто это тебе сказал? - Севатар. И Сахаал. И вообще все. И правильно сказали. А еще Севатар сказал, что однажды будет меня слушаться. Когда я вырасту и смогу его побить. Тоже потому что так мир устроен. Кровь и песок, думал Сангвиний. Кровь и песок, это же действительно Конрад, и он даже сын своего Нострамо в не меньшей мере, чем прежде. Просто теперь не отверженный сын, а любимый. И совсем маленький. И… ну почему это до такой степени смешно? Ведь естественно, что его сыновья принимают его любым, любят его, что бы с ним ни случилось. Естественно, что угрюмая любовь его угрюмого легиона, порождений Нострамо, превратила в продолжение Нострамо и его - так почему смешно-то? Потому что теперь это совсем другое продолжение?! - Ты чего ржешь? - дружелюбно осведомилось маленькое чудовище. - Еще как будет. И все будут. Пусть только попробуют не слушаться. А зубы у тебя что надо. Я тоже такие хочу. - Севатар? - Да, лорд. - Мне тебя наградить или убить, м? Капитану по-прежнему было совершенно не смешно. Как же легко у лорда Ангелов все получилось, сходу, безо всяких усилий - просто зашел и стал своим, и думает, кажется, что так оно и должно быть. А ведь лорд Призрак в своей детской ипостаси - далеко не такой милый ребеночек, каким сейчас выглядит перед ним. Неуловимый, вездесущий, буквально всевидящий, он вечно оказывался там, где не ждали, видел и слышал все и повсюду, учился вприглядку с совершенно чудовищной скоростью, перенимая у собственного легиона все подряд, в том числе то, что Севатар под страхом смерти приказал от него скрывать. Из банального чувства самосохранения приказал: пережить шутки и шалости стремительно растущего примарха даже для Атраментар становилось все сложнее. Впрочем, они сами же и усложняли себе эту задачу, и Севатар тоже усложнял. Так а что делать, если ты видишь ребенка, к примеру, с гранатой? Правильно: отловить засранца и научить с ней обращаться! Что делать, если ты занят допросом парочки упрямых ублюдков, уверенный, что Конрад на пару часов застрял с Сахаалом в оружейной - и тут Конрад валится тебе в прямом смысле на голову с вопросом, чем ты тут занят, и зачем, и как это в человека столько кишков помещается? Правильно: отдать нож ему и превратить допрос в объяснение, как и зачем… А потом он начинает интересоваться кишками в тебе самом, и оказывается, что кто-то успел вот так же объяснить ему, как устроены астартес, куда именно надо стрелять или бить ножом, чтобы это было действительно вредно для здоровья. Обостренные чувства десантника, рефлексы, реакция, даже опыт - ничего не помогает предсказать его. Этот ребенок всегда быстрее тебя. И, понимая, что смерть только что разминулась с тобой буквально на миг, ты почему-то чувствуешь… счастье. Особенно когда Конрад тоже начинает понимать это и ненадолго затихает, пряча мгновенный испуг перед неслучившимся: он знает, что такое смерть. Он не хочет, чтобы Севатара не стало. Все это смахивало на дурной сон, на какую-то насмешку над лордом Призраком и его легионом. Потому что он был похож на себя прежнего как раз настолько, чтобы это заставляло страдать. Потому что его первый капитан, его сын, превратившийся не то в отца, не то в очень старшего брата, все чаще с ужасом осознавал, что любит его - любит этого ребенка, именно ребенка, веселого, доверчивого убийцу, одновременно похожего и непохожего на ужасный бич Нострамо. Потому что ребенок по-прежнему видел сны, и они сбывались. Это было самым мучительным для Яго Севатара. Сейчас ему с чего-то казалось, что лорд Ангелов сможет что-то сделать с этими снами, с кошмарами, пока еще редкими, смутными, слишком непонятными для ребенка, чтобы в полной мере его пугать - и он, наблюдая, как Конрад вертит в пальцах перо и как мягко и мирно улыбается его брат, верил и не верил одновременно. - Так что скажешь? Сказать было нечего. - Ваша воля, лорд. А Конрад выдернул из крыла, за которое держался, еще одно перо: - С какой это радости его убивать? Убивать надо врагов и всяких ублюдков, а не своих. Иначе ублюдки совсем страх потеряют. - Ну тогда давай наградим. - А как? - Что, не знаешь? - насмешливо прищурил двухцветный глаз лорд Сангвиний, и капитан еще раз молча удивился, как сильно он похож на ворона, белого ворона. - Стрелять в голову, значит, умеешь… - И ножи метать! И... - ...командовать легионом собираешься - а награждать не научился, да? И вот тут случилось невозможное: Конрад смутился. Отвел глаза. Заглянул в лицо Севатару, привычно ища подсказки или хотя бы поддержки. Покрутил в пальцах выдернутые перья. Подумал. Еще подумал. Посерьезнел, упрямо прикусил губу. А потом потребовал: - Научи! - И научу. Братья для того и существуют, чтобы помогать друг другу. - Точно. А кто не помогает, тому бьют морду. Как Сахаал Хэлкару, когда он накосячил. И правильно. - Правильно, - согласился Сангвиний. - Еще как правильно. Будет знать. Верно, Севатар? Выражение хмурого, покрытого шрамами лица Севатара было просто бесподобным.