Когда совершенно не умеешь пить виски
29 января 2018 г. в 23:54
Тишина ночного города нарушалась где-то вдалеке звуками полицейских сирен. Спальный район подтверждал своё назначение отличным сном своих обитателей. Нарушать его было бы грубо. Потому их машина казалась немного одушевленной, издавая лишь монотонный и довольно приглушенный звук двигателя, и мягко шурша колесами по асфальту, как бы оберегая сон улицы. Вечер на яхте пролетел как одно мгновение. Элизабет всматривалась в темноту улицы, в редкие светящиеся окна, держа за руку Рэда. Совершенно неожиданно было увидеть около своих ворот машину и стоящего рядом с ней Ресслера. Что могло заставить его приехать сейчас, ночью, даже без звонка. Ах, да! Она выключила телефон во время ужина, и включить как-то не было повода. Пожалуй, больше так не стоит делать. Она потянулась к телефону. Были звонки, и даже голосовое сообщение — от Тома. Ладно, она послушает его потом.
— Дональд, что-то случилось? — спросила Лиз, первой выходя из машины.
— Элизабет, извини, но мне показалось, что лучше не ждать утра. Хотя, может это и могло подождать, — отвечал Дональд, несколько растягивая слова в предложении, и откровенно не торопясь сообщить причину своего ночного визита.
— Ладно, Элизабет, не будешь же ты допрашивать Ресслера, стоя на улице! — сказал Рэддингтон, и жестом пригласил всех зайти в дом.
Ворота практически бесшумно пропустили обе машины, и улица осталась безлюдной и спокойной, как ей и подобает в такой поздний час. Все вошли в дом, и погрузились в приглушенный свет гостиной.
— Агент Ресслер, я полагаю, причина, которая привела вас в такое время, была нешуточной. Давайте, выкладывайте. Не молчите.
— Мистер Рэддингтон, я хотел бы задать Лиз несколько вопросов прежде. Лиз, скажи, как давно ты виделась с Томом Кином?
— Пожалуй, давно. Он как-то встретил меня после работы, когда вернулся со своего очередного безумного задания, в компании своей матери. Вид у него был изрядно потрепанным, побитым. Мы собирались выпить кофе, поговорить, но… разговор получился немного скомканным и коротким. Впрочем, кажется, всё, что я хотела сказать, я сказала.
— Да, я прервал этот разговор, чтобы он не затянулся, и не превратился в долгое выяснение прошлых обид, — добавил Рэддингтон, наливая виски себе и Ресслеру. — Я не вижу в этом вопросе ничего срочного, собственно?
— Да, извините, мистер Рэддингтон, Элизабет… Но, я вынужден сообщить, что сегодня вечером Том Кин был обнаружен убитым у себя в квартире. Он не говорил тебе, Лиз, чем он был занят в последнее время?
Повисла неловкая тишина.
— Нет, я не знаю, он не говорил ничего конкретного. Я сейчас, мне нужно кое-что сделать.
Переодеться… — пробормотала она, уходя.
— Что ж, жаль беднягу! Не скажу, что я удивлен, — нарушил молчание Рэддингтон. — Вероятно, этот парень нажил себе немало врагов. Есть какие-то версии, улики? Я могу чем-то помочь в расследовании?
Элизабет поспешила закрыть за собой дверь, и уставилась на телефон, заставляя себя прослушать сообщение от человека, которого больше нет. Она не взяла трубку… Вдруг она могла что-то сделать, помочь? А сейчас она может только услышать его голос в последний раз. Да, они расстались. Но…
— Привет, Лиз, я всё знаю. Я должен это тебе рассказать. Приезжай в нашу старую квартиру сегодня вечером. Я узнал, что скрывал Рэддингтон. Обязательно приезжай, Лиз. Это очень важно!
Элизабет заставила себя выйти обратно в гостиную, и включила голосовое сообщение для всех. Она не хотела ничего думать и выяснять за его спиной. Пусть лучше он сразу всё объяснит, если сможет, конечно.
— Лиззи, я понятия не имею, что имел в виду Том, правда, — сказал Рэддингтон, не проявляя излишней взволнованности.
— Извини, Рэд, но тебе не кажется немного странным, что человек, собравшийся открыть мне какую-то страшную тайну, которую ты скрываешь, вдруг погибает? Нет?
— Нет, Лиззи. Мне кажется странным то, что человек, узнав тайну, не сообщает тебе её сразу же, пусть даже и по телефону, если она кажется ему такой важной.
— Я пойду, пожалуй. Извините за поздний визит, увидимся завтра, Элизабет, — попрощался Ресслер, и не дожидаясь, что его проводят до дверей, вышел.
Элизабет сама подошла к столику с виски, взяла первую попавшуюся бутылку, и налила себе неприличную порцию виски, не добавляя даже льда. Жидкость сначала неприятно обожгла, но затем приятно согрела изнутри. Но ответ Рэда её совершенно не успокоил. Хотя, что-то логичное в нем было. Том мог бы сказать все по телефону, если считал это и впрямь важным. Она сама бы так и сделала. Потому что… всякое могло бы произойти. Потому все важные слова нужно говорить, не откладывая. Она украдкой поглядывала в сторону кресла Рэддингтона. Он пил свой виски не торопясь, смакуя. И кубики льда в стакане безмятежно постукивали, когда он наклонял его в очередной раз, поднося к себе. Он казался абсолютно спокойным! «Нет, это возмутительно! — думала Лиз, — Он совершенно, ни капельки не взволнован! Как? Хотя, отчего бы ему быть взволнованным? Он всегда терпеть не мог Тома. Но сейчас, когда она совершенно недвусмысленно бросила ему в лицо чуть ли не обвинение в убийстве Тома, он… совершенно спокойно смакует свой виски!»
Неожиданно подступила тошнота. То ли от непривычно крепкого напитка, то ли от того, что смысл происшедшего наконец то дошел до Элизабет. Тома нет. Его убили. Убили «её Тома». Не важно, что они уже не вместе. Это все равно был её Том. Её маленький пушистый щеночек, с трогательно влюбленным и преданным взглядом. Немного возмущенным, как в последнюю встречу, обвиняющим, обиженным. Она потянулась за второй порцией виски, поймала на себе взгляд Рэддингтона. Он… улыбнулся. Что??? Улыбнулся! Нет, это уж слишком.
— Лиззи, я понимаю, ты огорчена, но ты же совершенно не умеешь пить виски, осторожнее, — подметил Рэд.
— Да, и мне это «умение» не понадобилось бы еще долго, если бы кому-то вдруг не приспичило убить моего бывшего мужа, — стараясь казаться спокойной, заметила Элизабет.
— Значит, ты все же считаешь его бывшим мужем, а не просто бывшим парнем, обманывавшим тебя?
— Видишь ли, эта игра зашла однажды до того, что мы стояли перед священником, и произносили какие-то… слова, даже если забыть, что это были еще и клятвы. Потому думаю, что да — он был моим мужем, перед Богом и людьми.
— Ты решила сделать мне сейчас больно? Что ж, давай. Мне казалось, ты уже пережила эту свою часть жизни, напоминающую игру взрослых людей в куклы, — по-прежнему спокойно продолжил Рэд.
— Да, я пережила её. Но это не значит, что меня не должна трогать смерть человека когда-то бывшего мне…близким, — пробормотала Лиз, уже очень стараясь выбирать слова, несмотря на изрядное количество выпитого.
— Я этого и не говорил. И я понимаю, что тебе может быть больно. Но причиной этой боли не хочу быть я.
— Я не знаю, что мне думать, Рэд, — уже совершенно беспомощно продолжила Лиз, — И мне очень не хочется думать об этом сейчас. Я подумаю об этом завтра. — Элизабет поймала себя на мысли, что чуть ли не физически почувствовала прикосновения к своей коже бархата зеленого платья, сшитого Скарлет из любимых портьер матери. Но, если бы не виски, ей пришлось бы думать обо всем этом до утра. Сейчас она уже ничего не думала, и мало что чувствовала. Нет, впрочем, она чувствовала, как на мягких, почти ватных ногах, она поднималась на второй этаж, подхваченная сильными руками Рэда. Как она послушно подняла руки, когда он ловко снимал с нее свитер из мягкой черной ангоры, как помог освободиться от джинсов. Как её голова утонула в мягком пухе подушки, как нежное и воздушное одеяло укрыло ее почти до подбородка, и нежный поцелуй, и немного колючую щеку.
Бывает такое неприятное пробуждение, когда самая первая мысль настигает и возвращает в реальность безжалостно и холодно: все это была правда! Правда, что вечером приезжал Ресслер, и правда — что она не ответила на звонок Тома. На его последний звонок. Быстрые сборы, короткие обнимашки с Агнес, несколько слов няне, и на работу. Рэддингтона она оставила за чтением газеты и утренним кофе. Утренний поцелуй был немного прохладным. Она хотела уехать одна. Рэддингтон, вероятно, это почувствовал, и отпустил ее с легкостью. Неожиданно для Элизабет. Ей даже стало немного грустно. Надо это пережить. Ей ужасно не хотелось начинать утро с того же, чем закончился вечер. Возможно, она сама найдет ответы на свои вопросы.
Офис встретил её привычной рабочей суетой. Каждый считал своим долгом подойти, выразить свои соболезнования. Но кому бы они действительно должны были их выражать — это миссис Харгрейв. Она уже сидела в кабинете Купера, и кивала головой, вероятно, в ответ на его сожаления. Элегантный темный костюм, туфли-лодочки, дизайнерская сумка, лаконичная прическа — просто воплощение вкуса и элегантности, как всегда. Лиз стало еще более неловко. Вероятно, придется общаться и с ней. Эта женщина не может относиться к Лиз хорошо — Лиз отвергла её любимого мальчика, её единственного сына. «Вероятно сегодня, — подумала Лиз, — мой желудок будет предательски трепыхаться и вызывать постоянный дискомфорт, будь он неладен». Надо заняться делом, возможно это спасет от непреходящей неловкости.
Ресслер рассказал Элизабет все, что уже было известно. Вечером соседка, выгуливающая собаку, заметила сначала отъезжающую от дома Тома машину, а затем — приоткрытые двери. Собака лаяла не переставая, и соседка заподозрила что-то неладное. Полицейские обнаружили убитого Тома. Ресслер и Самар приехали чуть позже, когда сообщение было передано им — полицейские проверили телефон Тома, который убийцы, вероятно, не смогли найти в спешке. Просмотрев список контактов, дело передали ФБР. В доме был абсолютный хаос. Вероятно, убийцы что-то искали. Элизабет собиралась поехать и осмотреть все на месте. Ресслер немного помолчал, но возражать не стал. А вот Купер возражал куда как более выразительно: и словами, и жестами.
— Агент Кин, я отстраняю Вас от этого дела. Это самая обычная практика, и мне не надо это объяснять.
Миссис Харгрейв направлялась уже к выходу, но вдруг остановилась, и подошла к Элизабет.
— Агент Кин, — сказала она неожиданно мягко и спокойно, а Элизабет вся внутренне съежилась от ее голоса, — Я знаю, что Ваши отношения с Томом были завершены, однако, он говорил, что по-прежнему тепло относился к Вам.
— Мне очень, очень жаль, примите мои соболезнования, миссис Харгрейв, — ответила Элизабет.
— Спасибо, агент Кин. Я знаю, что Том был все же счастлив, и за это я также благодарна. Вы были с ним рядом, были добры к нему. Тогда как я — не могла быть рядом, спасибо, — она грустно улыбнулась, обняла Элизабет, оторопевшую от неожиданности, и попрощавшись со всеми, ушла, походкой королевы.
— Какая удивительная, сильная женщина! — не смог скрыть своего восхищения Купер, провожая ее взглядом.
Элизабет также проводила её взглядом, и, видя, что Купер сейчас не склонен выслушивать ее возражения, закрылась в своем кабинете, пытаясь унять дрожь своего желудочка. Она подумает об этом, и нет, не завтра, а прямо сейчас начнет думать, вот только соберет всё, что знает к этому моменту весь отряд, и начнет думать. Конечно, осмотр места принес бы немного больше пользы. Она попыталась вспомнить всё, что говорил ей Том в последние встречи. С его слов выходило, что работа в компании ее матери, хоть и была опасной, но операции, в которых он участвовал, носили чаще всего характер спасательных. Пожалуй, миссис Харгрейв могла бы внести ясность, если бы она захотела отвечать на их вопросы. Но это вряд ли. Её внешняя мягкость не обманет Элизабет. Эта леди отнюдь не белая и пушистая. Её размышления прервало неожиданное появление Рэддингтона. И, пожалуй, сейчас она полностью «остыла», и могла спокойно с ним разговаривать, не выплескивая свои обиды и подозрения, чему была очень рада. Злиться на любимого — что может быть грустнее.
— Лиззи, я решил, что тебе кое-что надо узнать, это правда. Но правда эта — это не мои секреты, а секреты Тома. Если ты уже готова их выслушать — тогда я расскажу их.
— Эти секреты помогут найти его убийцу? — спросила Элизабет, как можно более официальным тоном.
— Этого я тебе не обещаю. Но, возможно, что они помогут найти правильное направление, где искать.
— Что ж, тогда тебе надо пойти к Куперу — ему эта информация будет намного полезней, чем мне — он отстранил меня от расследования этого дела!
— Вот как? Лиззи, перестань буйствовать, даже если это и правда — это обычный порядок, да.
— О, да что вы все, сговорились?! Что я тогда здесь делаю? — Элизабет возмущенно уселась за свой стол, закрыла крышку ноутбука, и обхватила голову руками.
В это время она услышала звонок своего телефона, звонил Купер.
— Агент Кин, зайдите ко мне в кабинет, у нас открылись новые обстоятельства.
Элизабет облегченно вздохнула, неужели же ей откроют какие-то новые обстоятельства!
Купер пригласил также агентов Ресслера и Наваби.
— У нас открылись новые обстоятельства. И, несмотря на то, что я вынужден был отстранить от ведения этого дела агента Кин, как родственницу, дело в том, что нами найден документ, который, пожалуй, позволяет Элизабет Кин пойти на место происшествия. Это завещание, где он все свое движимое и недвижимое оставляет своей бывшей жене, Элизабет Кин. Агент Кин, обещайте мне, что не станете действовать в одиночку, импульсивно, а будете ставить в известность обо всех своих действиях своих коллег, и меня — как Вашего начальника, позвольте напомнить.
Впервые за весь день Элизабет почувствовала какое-то внутреннее спокойствие. Ей наконец-то позволят заняться делом. То есть голову не будут осаждать эмоции в чистом виде, а можно будет заняться непосредственно делом. Плюс, Рэддингтон пообещал поведать секрет Тома, что ж, можно поехать вместе, и по пути выслушать то, что он хочет ей сказать. Всё кажется должно выстроиться вот-вот в стройную теорию. Но вдруг в голове пронеслось голосовое сообщение Тома, и картина её мира вновь пошатнулась. Что же имел в виду Том? Может ли быть, что он просто хотел её увидеть, ведь он был, несомненно, расстроен их разрывом. Найти же веский повод для встречи он не мог, вот и придумал такое, на что Элизабет точно обратила бы внимание. Элизабет попыталась напомнить себе, что Том был способен на всё, и уж на очередной обман — как минимум. Да, оставим всё, как есть, пока, в состоянии хрупкого равновесия.