Только ты

— У меня тут возник один вопрос, всего один, зачем тебе это сейчас? — с нескрываемым раздражением звучал голос Рэддингтона в трубке телефона. Женщина, сидящая в салоне самолета, прекрасно оснащенном для перевозки больных, отпустила руку укрытой одеялом Кэтрин Немек. Она пересела подальше от больной, как если бы та могла услышать этот неприятный телефонный звонок, и он мог бы её потревожить. — Рэймонд, что тебя так удивляет? Я хочу помочь своей давней подруге, договорилась с хорошей клиникой, где её ждут отличные специалисты. К тому же, пойдя у тебя на поводу, не могу избавиться от чувства вины в том, в каком она сейчас состоянии. — Но я уже уверял тебя, что это не совсем так! Ей малейшего стресса было бы достаточно. В чем она и сама преуспела, пытаясь уничтожить мою империю. И, не смотря на всё это, самую лучшую медицинскую помощь она получала и здесь, неужели ты в этом сомневаешься? — Нет, пожалуй, не сомневаюсь. Но я вдруг решила, что просто должна, и могу ей помочь сейчас. Я многим ей обязана. — Отлично! Но ты, конечно же, не подумала хорошенько, к каким последствиям может привести твой героизм? — Это будет зависеть от тебя. А мне думается, что не в твоих интересах сейчас приводить в действие свои угрозы, — позаимствовав резкость тона у Рэддингтона, перешла в наступление Катерина, а это была именно она, вернее, на сегодняшний день, Маргарет Руис собственной персоной. — Что ты имеешь в виду? Не одного меня интересуют твои прошлые подвиги, — доливая себе порцию виски невозмутимо продолжил Рэд. — Да, возможно. Но и тебе можно гордиться своими. И один из них — то, что ты умудрился втянуть в свою империю и в свою жизнь мою дочь! Когда ты планировал известить меня об этом? Если вообще планировал, как я наивна! Этого разговора Рэддингтон и впрямь хотел бы избегать вечно. Но он вдруг подумал: «Да, собственно, какого чёрта я обязан оправдываться перед той, которая давненько утратила все права на законное возмущение и истребование объяснений у двух взрослых людей?!» Вслух же он произнес:  — А знаешь, я смею надеяться, что благодаря моему отличному воспитанию, врожденной вежливости и трепетному отношению к традициям, непременно прислал бы тебе приглашение на свадьбу, будь ты образцовой матерью, и твоя дочь получала бы от тебя хотя бы дежурные открытки на Рождество и именины!  — Ты заставляешь меня оправдываться? — в негодовании ответила Катерина.  — Нет, это ты заставляешь меня оправдываться. В настоящее время Элизабет ничего о тебе не знает. Но если уж тебя непременно припекло сейчас ворваться в её жизнь — вперёд! Ответить на все ее вопросы, второй раз поставить под удар её работу, которой она, к слову, очень дорожит. А самое интересное, не забудь, что и твое благополучие держится, наверняка, на неведении. Можешь и его поставить под удар, наряду, кстати, с твоей свободой.  — О, а сейчас ты мне уже угрожаешь? — возмутилась Катерина.  — Нет, дорогая! Я пытаюсь растолковать тебе то, в чем ты сама не позаботилась разобраться, прежде чем бросаться красивыми словами и жестами. Катерина молча смотрела в темноту за бортом. Она понимала, что Рэддингтон прав, во многом. Но отказываться от своего решения она не собиралась. Она постарается, чтобы процесс реабилитации прошел как можно более успешно.  — О`кей, Рэймонд, ты, наверное, в чем-то прав. Но я уже почти дома. Ничего не случилось. Мои родные с пониманием отнеслись к тому, что я буду заботиться о своей тетушке. Родственные связи для этой семьи — не пустой звук. — Немного помолчав, она продолжила, уже без ноток истерики, — Надеюсь, ты позаботишься о моей дочери.  — Вот об этом ты могла бы не упоминать, — тоже немного умерив свое раздражение, продолжил Рэддингтон. — Когда Кэтрин придет в себя, а я думаю, все же это случится, передавай ей от меня привет. И извести меня, Элизабет очень переживает о состоянии своей няни. Она надеялась, что с её помощью вспомнит хоть что-то из детства. Не знаю, на пользу ли ей были бы эти воспоминания. Согласись, это вряд ли. Но у нее была хотя бы слабая надежда. Сейчас мне придется её расстроить. Сделать вид, что расстроен и озадачен я сам. И все это благодаря твоему экспромту. Знаешь, Катерина, тебе не лишним было бы иногда продумывать свои партии хотя бы на пару шагов вперед. Или посоветоваться с кем-нибудь. И, поскольку у тебя сейчас есть мой номер телефона, можешь звонить, если возникнет любой вопрос.  — Хватит, Рэймонд! Ты решил вечно упрекать меня за решение, которое я считала единственно правильным при тех обстоятельствах?!  — Нет, но знаешь, так уж случилось, что теперь, когда я знаю, что ты жива, приходится и о тебе беспокоиться. Как о родственнице, в конце концов. Не надо нас тут упрекать, что для нас родная кровь не имеет значения. Ночь для всех выдалась тревожной. Рэд залечивал свою тревогу дежурной порцией виски. Катерина предпочитала нервно пересаживаться с места на место, пока сопровождавшая больную медсестра, не предложила ей немного отдохнуть, а она позаботится о своей пациентке. Их самолеты летели в разных направлениях над Атлантикой. Элизабет в своем неведении тоже не могла сомкнуть глаз. Забываясь на некоторое время, вздрагивала, смотрела на часы, шла к окну, и возвращалась в постель, чтобы свернуться калачиком. Этот ритуал повторялся каждый час. И когда в пятом часу сон наконец пришел, она услышала долгожданный звук — машина въехала во двор. Сквозь сон она считала шаги по лестнице. Наконец, Рэд вошел в комнату, наклонился к Элизабет, поцеловал её, пригладив растрепанные за ночь волосы. Она открыла глаза, протянула руку, опустила.  — Спи, Лиззи, у тебя есть еще время. Всё хорошо, тебе не о чем беспокоится, — видя вопрос в её глазах, поспешил успокоить Рэд. — Поговорим утром. Как сладко спится, когда знаешь, что любимый вернулся. Бежит вода в душе. Сразу всё вокруг становится таким милым. Даже утреннее пробуждение с явным недосыпом не пугает, нет. Есть же замечательный режим — автопилот, когда можно с полуоткрытыми глазами дойти до кухни, сварить себе кофе, предварительно зависнуть на мгновенье на этом волшебном запахе.