Только ты

В комнате с плотными темными шторами ничего не менялось. Уютный свет от настольной лампы наполнял ту её часть, которой положено быть освещенной. Здесь располагался посетитель. А уж насколько уютно было при этом посетителю — вопрос другой. Это зависело от того, присутствовал ли в крови у посетителя ген авантюризма. Как правило, судьба приводила сюда именно таких людей. Люди робкие здесь встречались редко. Их цель была — получить необходимые инструкции, и отправиться далее получать свою дозу адреналина. Большинству из них это даже нравилось, думал Рэддингтон. Но не ему. Ни тогда, ни сейчас. Нет, он сумел выстроить себе свой мир, со временем. Научился из всего извлекать максимум пользы. Не упуская при этом шанс получать наслаждение от каждого великолепного рассвета над Темзой, заката над Потомаком, от каждого глотка шотландского виски или вина из долины Напа, от зажигательного танца красавиц на Гавайях. Словом, от всего того, что долгие годы заменяло ему обычную жизнь. Жизнь, которой он был лишен, оказавшись однажды в этом кабинете, и, согласившись стать тем, кого всегда будут подстерегать опасности. Он питал глубокое отвращение к войне. Со временем он научился отстраняться от того, что он видел, что делал, в чем участвовал. И говорил себе, что это не его война. Однако, всё что он делал, он делал для того, по сути, что бы кто-нибудь, сидя под уютным пледом, с гордостью наблюдал салют в честь Дня Независимости. Кто-то должен держать в руках оружие, чтобы большинству никогда в жизни не пришлось взять его в руки. Куратор задерживался, как бы давая лишнее время для раздумья. Выход на такую прямую связь здесь не приветствовался. Дверь в противоположном конце кабинета наконец открылась, луч света прорезал темноту на мгновенье. — Не ожидал Вас здесь увидеть, молодой человек! — Рэддингтон услышал голос куратора. Рэд даже улыбнуться — приятно, что есть еще люди, способные вот так свысока назвать тебя «молодым человеком». — Похоже, здесь ничего не меняется, — ответил Рэддингтон, — Но это к лучшему, не так ли? — Да, так что случилось? — голос был относительно не молод, и тем не менее, в нем чувствовалась та же твердость, что и прежде. — В моей жизни произошли события, о которых я хотел бы уведомить Вас. Не то, чтобы я не понимал, что Вы и так знаете обо всем. Но, я хотел бы быть уверен, что теперь Вы не будете против этих изменений. А также, я хотел бы, чтобы дорогие мне люди перестали считать меня преступником и злом вселенского масштаба. Это слишком тяжело, делить свою жизнь с человеком, обладающим таким «послужным» списком, как я. — Что ж, рано или поздно я ожидал такого вопроса. Однако, что Вы хотите услышать? — Я хочу открыть правду женщине, которая подарила мне ребенка. Теперь они доверили мне свои жизни. Хочу дать ей уверенность и безопасность. Я хочу выйти из игры, — твердо произнес Рэддингтон, и услышал гнетущую тишину в ответ. — Вы получите ответ в течение недели. — Может быть, мое предложение ускорит ваш ответ. Если я скажу, что у меня есть человек, который заменит меня. — Вот как? Это довольно странное предложение. Мы должны быть уверены, что этот человек справится с возложенной на него миссией. Не прибежит ли он к нам с похожей просьбой? На чем строится ваша уверенность в нем? — Да, я уверен в нем. Я знаю этого человека уже давно. Он был одним из самых способных охотников на меня, что совершенно не помешало мне оценить его по достоинству. Я никогда не предложил бы ему эту, грубо говоря, собачью работу. Однако, сейчас обстоятельства его личной жизни таковы, что у вас есть шанс получить отличного профессионала, готового пойти на такой риск, — закончив свою хвалебную речь, Рэддингтон выдохнул. Он сомневался до последней минуты в том, что все это ему придется говорить. Сомневался не в значении сказанного, а в смысле всего авантюрного предложения. Конечно, не получи он заранее согласия самого субъекта этого обсуждения, он никогда не решился бы на такое. Ночной разговор накануне с агентом Ресслером был долгим. Спонтанное решение Ресслера скрыть свое нелепое, ужасно нелепое преступление, которое вполне подходило под формулировку «неумышленное убийство» или «убийство по неосторожности», могло со временем показаться ему непростительной слабостью. Реддингтон живо представлял, как агент Ресслер выкладывает свой значок и признается в содеянном. Ничего особо хорошего его после этого не ожидало бы. Такой поворот событий — это только вопрос времени. В случае с агентом Дональдом Ресслером нет никакого сомнения, что он не сможет укрывать преступление, даже своё. Такой это человек, Дональд. За что он и нравился Рэддингтону. Правда, он надеялся, что над этой его чертой можно еще поработать. Ведь то, что он собирался ему предложить, подразумевало отнюдь не такую прямолинейность. — Вам случалось когда-нибудь просыпаться после ужасных событий с мыслью, что может, это было во сне? Даже с дикой надеждой, что это было во сне? — спросил в ту ночь Ресслер, — А пробуждение возвращает тебя в суровую реальность. Где ты не смог уберечь любимую девушку от пули. Где только что держал ее на руках, в надежде ощутить ее дыхание. А сейчас я каждое утро буду просыпаться, и думать еще и о том, что если я не толкнул Лорэл Хитчин? Или толкнул, она упала, но поднялась с жуткими ругательствами, и набросилась на меня как фурия. Как бы я хотел, чтобы все было именно так. Я, конечно, не согласен был простить ей убийство Рэвен Райт, но, пусть это ее мучили бы кошмары, а не меня. — Да, такие ощущения посещают каждого, — поддержал его Рэд. — Но, поверь мне, со временем это отпускает. Жизнь наполняется другими событиями день за днем. Так будет и с тобой. Но, глядя на Ресслера, Рэд понимал, как не скоро это может случиться. Однако, это всё тот же сильный, уверенный в своей правоте человек, хороший агент. Пока агент, — поправил себя мысленно Рэддингтон. Не сорвался бы он в своем стремлении к правде. — Я сейчас тоже каждое утро просыпаюсь с мыслью, что на заднем дворе по-прежнему суетится у машины Баз… Это очень тяжелая потеря для меня, для всех моих людей. Они все довольно закрытые люди, их признание и доверие трудно заслужить. Я дорожу этим. Долгое время именно они и были моей семьей. Сейчас многое меняется, но не всё. Они так же останутся рядом, я надеюсь. — Я не поверил бы себе несколько лет назад, что у нас состоится такой разговор, — допивая свой виски, но будучи относительно трезвым, сказал Дональд. — Я потерял свою любовь, превратился в преступника. Преступник, за которым гнался, оказался самым подходящим человеком для ночного разговора по душам. На работе сейчас положение будет сложным, да если еще откроется правда о том, что я сделал… Что еще может случиться со мной? Это же надо быть таким неудачником?! — Отличный вопрос, Дональд, — тоже с изрядной долей трезвости вдруг поддержал его Рэддингтон. — Может быть, ты немного перерос уже ваш отдел? Не хотел бы ты попробовать свои силы, работая на другом уровне? Дальнейший разговор был полон сумбурных возражений, но, в конце концов, завершился согласием Ресслера. Отсветы заката после тяжелого сумрака кабинета и длинных коридоров ненадолго ослепили Рэддингтона. Он оставил куратору свои обоснованные аргументы. Остается ждать решения. Дорога домой пролетела незаметно. Элизабет уже была дома, и занималась ужином. Она вдруг решила, что в таком роскошном доме женщина не имеет права заказывать доставку китайской еды. Это совершенно неприлично. Ведь она в первую очередь женщина. А они веками готовили еду для своего мужчины. Ну, ладно, время от времени она все же будет заказывать готовую еду. Но иногда она будет готовить сама, что-нибудь не очень сложное. Заглядывать в духовку, чтобы убедиться в том, как зарумянивается курица. Ждать своего мужчину к позднему ужину (и к чёрту правильное питание, если мужчина поздно приходит домой). Любоваться готовым блюдом, раскладывать по тарелкам. Забыть включить вытяжку, в ужасе обнаружив свой промах. Она согласна даже выслушать его ворчание по этому поводу. Ужин прошел за разговором о всяких мелочах. О том, как прошел ее день, что нового научилась делать малышка Агнес, уже уснувшая к этому времени. Элизабет любовалась, как ее любимый мужчина расправился с жареной курицей, интересуясь, вкусной ли она получилась, напрашиваясь на комплимент. Гордилась своим маленьким кулинарным подвигом. Обходя стол, забирая тарелку, успела уткнуться в его макушку, ощутить колючесть коротко стриженых волос, их запах — и опьянеть от него! Потом они тихонько прокрались в детскую, заглянули, как спит их сокровище. В спальне был полумрак, только мягкий свет от ночника в углу. Им обоим не нравился яркий свет в спальне. И обоим нравилась музыка на виниле. Тихая, нежная. Пусть сегодня это будет на его выбор. Нет повода для спора. О, какой может быть спор, если они теперь — единое целое? Половинки. Вот о чем поют песни, пишут стихи. Один маститый психолог выдвинул целую теорию о вреде книг и фильмов о красивой романтической любви. Мол, такой любви можно и не дождаться. Не бывает так в жизни. Так девушки всю жизнь и ждут, а она может пройти мимо. Боже! — думала Элизабет, я никогда не соглашусь на меньшее! Половинки на мягких подушках… Когда их головы упали каждая на свою подушку, Элизабет тихонько пробормотала: «Если бы у нас были соседи, они просто вынуждены были бы пойти покурить, как ты думаешь, любимый?»