Новый мир

Ненавижу быть слабей себя самой… Мюзикл «Волосы»

Двадцать лет спустя — Создатель прогневился на людей и лишил мир своего света. За жадность, за грешность, за неискупимое преступление, совершенное в Его храме… Стоявший за кафедрой жрец читал еженедельную проповедь без интереса, опустив глаза в мелко исписанный свиток; заскучавшие прихожане не спешили расходиться, но и не слушали, начиная тихо перешептываться между собой. Многие неплохо знали друг друга: по меркам столицы городок был небольшим, хотя в сравнении с другими городами долины только с ней и мог соперничать по размерам. — Устремитесь же своими душами и помыслами ввысь — только истинная вера способна защитить от накрывшей мир мглы! Рейстлин скривился. Верь-не верь, какой это имеет смысл? С Ничего молитвами не справиться, а значит, не разделаться и с серой хмарью, которую большую часть года представляет из себя затянутое облаками небо над долинами. Будь рядом Хиза, она непременно покачала бы головой, в очередной раз намекнув, что он ошибается. Людская вера дает силы самому Рейстлину, и без нее он ослабнет — не до конца, но достаточно, чтобы защита от пустыни вновь дала слабину. Ну, а серость, которую давно не разгоняет солнечный свет… а что серость? В ней только его вина, мир лишь подстраивается под настроение своего Создателя и единственного властителя, давно забывшего о светлых чувствах. Хизы рядом не было, и знать не хотелось, где она сейчас находится. — Вы не слишком верите словам жрецов? — вкрадчиво осведомился звонкий голосок где-то над ухом. Рейстлин недовольно повернул голову на непрошеную компанию — место в тени колонн и громоздкой статуи Создателя казалось ему достаточно укромным, чтобы спрятаться там от посторонних глаз. Всех. Додуматься заглянуть сюда мог только человек, пришедший на проповедь без особой цели и возжелавший того же уединения. — Судя по всему, ты тоже. — А я и не скрываю это, — просто сказала девчонка и похлопала статую по ноге. Рейстлин только хмыкнул. Ему нравился подход к жизни старшей дочери Мийи, в доме которой они с Хизой останавливались, бывая в городе, и поэтому он старался не встречаться с ней лишний раз. Не заканчивается ничем хорошим его симпатия, и будет жаль, если Мийя, двадцать лет назад едва перенесшая смерть подруги, сейчас лишится еще и дочери. Особенно иронично это было бы с учетом того, что он даже имени ее толком не помнил. — Тогда зачем приходишь? — А вы? Вопрос был в общем-то хороший; для человека, который убедиться в существовании Создателя мог без еженедельных проповедей, просто взглянув в зеркало, посещать по субботам храм действительно не было необходимости. Он мог бы сказать, что приходит за слухами, которые в храм стекаются не хуже, чем в таверны, но только обманул бы самого себя. Просто — хотелось. Хотелось увидеть, что мир еще не разваливается на куски, и люди приходят на проповедь чтобы перекинуться парой слов друг с другом, а не просить в панике милости Создателя. — Здесь достаточно тихое место, чтобы подумать о своем. — Жрец замолчал, и народ завозился, засобирался на выход. Дождавшись, когда основная масса выползет за храмовые двери, а оставшиеся разбредутся по столь же укромным углам, Рейстлин поднялся с пола, поправил капюшон мантии и, подобрав лежащий там же посох, пошел к выходу. — Да ну? — скептически фыркнула девчонка, увязавшись следом. — Не очень похоже. — Кому как, — он пожал плечами и нырнул в толпу выходящих из храма людей, прерывая так и не начавшийся спор. — И все-таки, если вы не верите, то зачем оно вам все нужно? Ну, храм, алтарь, портреты Создателя… Я же видела, вы туда часто приходите. От неожиданности Рейстлин дернулся; скрипнул зубами и обернулся на девчонку, увязавшуюся следом. С одной стороны, ее действия не были лишены логики — на город опустился поздний сумрачный вечер, а короткая дорога до дома петляла по узким переулкам, и возвращаться в любой компании если не безопаснее, то хотя бы спокойнее. С другой — меньше всего ему требовалось чье-то общество. И ладно бы, она шла молча, с этим еще можно смириться, но ввязываться в пространный разговор о жизни с ребенком до зубовного скрежета не хотелось. — Значит, ты тоже часто ходишь в храм, — холодно бросил Рейстлин и пошел дальше, не приглашая следовать за собой, но и не прогоняя. — И у меня к тебе тот же вопрос. Зачем, если не веришь? — Будете смеяться, — неожиданно замялась девчонка. — Такая ведь глупость… — Я не склонен смеяться над чужими мыслями, даже глупыми. — Наверное, кажется, что это все попытка найти свободные уши, чтобы выговориться, да? — помолчав, с неловким смешком сказала она. — Хотя, наверное, так и есть… А вы ведь и сам странный, в лечебницу к жрецам как умалишенную не сдадите и даже маме не расскажете. Рейстлин замедлил шаг, чтобы ей было удобнее говорить на ходу, и вздохнул. Перспектива слушать детские домыслы его не прельщала, но для своих лет девчонка была на удивление разумной — но, что еще более важно, любые странности могли быть связаны с очередной попыткой Ничего пробраться в долины и разрушить их изнутри. Лучше пару минут на слухи или сказки, чем снова оказаться в пустыне с безграничным запасом времени. — Просто тянет в храм. Не из-за слов жрецов — это ведь все такая ерунда, как в нее можно верить? Не из-за грозных портретов Создателя на картинах или его статуй… Я как будто могу что-то узнать о себе, — девчонка выдохнула и запрокинула голову, глядя в совсем потемневшее небо. — То есть… знаете, все во мне видят кого-то другого, кого хотят видеть — но не меня. Мама вот назвала в честь своей погибшей подруги и, похоже, всерьез считает меня ей… Крисания — глупое имечко, а? Особенно учитывая, как закончилась ее жизнь. Что-то я не горю желанием быть зарезанной в толпе народу. Рейстлин промолчал, ожидая продолжения. После произошедшего двадцать лет назад люди сначала сочли Крисанию мученицей, несколько лет спустя и вовсе назвав невестой Создателя, который тот забрал к себе из суетного и грязного человеческого мира. Ее имя же обрело популярность; в первые годы это вызывало бессильную злость и недоумение, после — глухое, привычное раздражение, граничащее с равнодушием. И не было ничего странного в решении Мийи назвать так свою дочь — правда, за то малое время, что он бывал в их доме, Рейстлин никогда не слышал, чтобы она в слух произносила полное имя. Ласковое прозвище, нелепые сокращение — но только не Крисания. — А стоит мне кому-то помочь, так сразу смотрят чуть ли не как на эту святую, внезапно восставшую из могилы. Я ведь помогаю в лечебнице, слышали? Ее большинство храмовых не очень любит и избегает, а из тех, кто там бывает, только один на что-то способен. Обделил, понимаете ли, Создатель своих слуг силой на служение простому народу, — фыркнула девчонка. — Поэтому когда кто-то исцеляется с моей помощью, это воспринимается настоящим чудом. — Что ты имеешь в виду? — перебил ее Рейстлин и, не дождавшись ответа, обернулся к ней. — Крисания? — Не называйте меня так, — с внезапным ожесточением прошипела она, сжав кулаки. — Меня. Зовут. Крис. Я — не та святоша, о которой все так любят вспоминать, и то, что меня наградили тем же именем, ничего не значит! Не я выбирала. — Не беспокойся, ты — не она, можешь поверить. — Прозвучало это излишне холодно и грубо, но сдержаться Рейстлин не смог. Время сгладило боль от потери, но сохранило память о самом светлом человеке, который был в его новом мире, и неучтивые слова только злили. — Чтобы стать ей, одного имени мало. — Так говорите, будто имеет значение, кто как отзывается о мертвой женщине. — Я ее знал, поэтому для меня — имеет, — скрипнул зубами Рейстлин и, поймав испуганный, растерянный взгляд, отмахнулся. — Не извиняйся. Но на вопрос ты так и не ответила. Крис поджала губы и надолго замолчала; они успели дойти до дома, когда она все же пробубнила — через силу, нерешительно, пытаясь подобрать слова: — Я могу лечить. Только не как жрецы — они же для этого молятся, постятся, обеты приносят, а мне этого всего не надо. Да и в Создателя я не верю, и тем не менее удается мне даже больше. Я покажу, если вы сохраните это в тайне. — Ты сама говорила, что не расскажу. — Так ведь это другое, — Крис передернула плечами. — За слова мне в худшем случае влетит от мамы, но это… вдруг вы сочтете меня великим злом и захотите на всякий случай сжечь при участии храмовых. — Я обещаю, что никто не узнает. Она одарила его скептическим взглядом и подошла к пузатому светильнику, вывешенному над крыльцом, чтобы осветить дорогу припозднившимся домочадцам. Подняла к нему руки, едва касаясь пальцами разгоревшегося стекла, и замерла. Огонек внутри затрепетал; он не стал больше, но словно разгорелся ярче, и его свет заполнил не только пяточек перед дверью, но, казалось, половину улицы. Он был теплым и уютным, и на мгновение словно исчезли с неба плотные серые облака, а в памяти сами собой всплыли те редкие моменты, когда удавалось почувствовать себя счастливым — еще из той жизни, которая была до бездны. — Это еще не все, просто самое простое, — она торжествующе повернулась к нему, опустив руки, и наваждение тут же исчезло. — Ой! Что вы… — Откуда ты это умеешь? — Рейстлин рывком развернул ее к себе за плечи, заставив посмотреть себе в глаза; от резкого движения капюшон упал на спину, и поправлять его он не стал. — Что у вас с глазами? — пробормотала Крис, безуспешно пытаясь отстраниться. — Пустите! — Однажды крупно не повезло. Ты не ответила. — Вы тоже! — Большего тебе знать не надо. — А от меня тогда что хотите?! Умею, и все! Откуда мне знать, почему… — Она отскочила, стоило только разжать пальцы, и схватилась за дверную ручку, свободной рукой потирая плечо. На него Крис теперь смотрела с опаской, готовясь в любой момент забежать в дом и захлопнуть за собой дверь, а то и подпереть ее чем-нибудь тяжелым. — Стой, — тихо попросил Рейстлин. Что он собирался сказать, тем более — сделать, он пока не имел ни малейшего представления, но знал точно: оставлять Крис одну не стоит. — Прости, такого я не ждал. Но если ты хочешь, я могу научить тебя большему чем трюки с огнем. — Да ну? — едко осведомилась она, уже готовясь толкнуть плечом спасительную дверь. Он стянул ткань, которой было обмотано навершие посоха, и провел над шаром рукой. Это мало отличалось от того, что Крис проделывала несколько минут назад, но большего, как надеялся Рейстлин, ей пока не требовалось. Она ничего не ответила, разглядывая блики на стене противоположного дома, и поспешила скрыться внутри. — Что это? — Платье, — честно ответил Тейм — тот самый жрец, который на свои плечи взвалил заботу о горожанах, нуждающихся в лечении. Пару минут назад он принес и торжественно вручил Крис аккуратный сверток, развернув который, она с большим удивлением обнаружила… — Я вижу, что платье. Но почему — такое? Почему… оно что, жреческое? — Крис брезгливо приподняла двумя пальцами длинный рукав, расшитый изящным серебряным узором. — Я, прости, не понимаю, что ты хочешь от меня добиться. Тонкий намек, что я ношу не слишком женственную одежду? Мог бы сделать его и менее прямолинейно. — Носи, что хочешь, — покладисто сказал жрец и вздохнул. — Прости, я не хотел тебя задеть, дело в другом. У меня к тебе есть небольшая просьба… пусть даже я и рискую навлечь на себя твой гнев. Крис хмуро скосила на него глаза и уставилась на шнуровку платья. Нет, она не отрицала, что подобные вещи неплохо смотрелись на некоторых жрицах, вызывая трепет, но для этого надо было обладать нормальным телосложением и какой-никакой фигурой, а не напоминать в свои восемнадцать лет подростка, причем — мальчишку. — Если ты не передумал вовсе, то излагай свою мысль. Еще немного меня помучаешь, и тебя уже ничего не спасет. — Мне нужно чудо, — просто сказал жрец. — Чудо? — недоуменно переспросила Крис. — Я тебя сегодня совсем не понимаю. Тейм толкнул дверь и выглянул в просторную комнату, разделенную тонкими перегородками на закутки и служащую лазаретом. Людей в ней почти не было: несмотря на вечно затянутое тучами небо, погода стояла непривычно теплая для конца весны, и серьезно болели горожане меньше обычного. С обычными же порезами или кашлем они предпочитали разбираться самостоятельно: часть вовсе не доверяла храмовым, часть наоборот верила в них слишком сильно и тактично не мешала разбираться с теми, кому без посторонней помощи не обойтись. В одном из закутков на узкой кушетке лежал мужчина; он невидяще смотрел перед собой, скрючившись в неудобной позе. Его руки покрывала сетка вздувшихся багровых полос, а бледная кожа уходила едва ли не в синеву, и если бы не тяжелое дыхание, его несложно было бы принять за мертвеца. — Что с ним? — дрогнувшим голосом спросила Крис, забыв и о платье, и о своей отчасти напускной браваде. — Я не знаю. Хуже всего, что мы ничем не можем помочь — ты ведь знаешь, я не самый сильный целитель, другие могут еще меньше. — Тейм опустился на стул и обхватил голову руками, глядя в пол. — Может быть, кто-то из старших жрецов сумел бы… но я в это не верю. Едва ли у них есть какой-то талант помимо умения задирать нос. Даже если они переборют свою брезгливость, толку с этого… — Я попробую. — Но что, если и этого будет мало? Ты одаренная, да, но ты только посмотри на этого человека, — едва слышно сказал он. — Мне нужно чудо, чтобы ему помочь, и поэтому я прошу тебя о том, что тебе не понравится. — Говори уже, Тейм, я не думаю, что у него есть время на разведение соплей, — поторопила его Крис, прикрывая дверь. — Ты ведь знаешь, что пресветлая Крисания — та самая, которую ты так не любишь — при жизни была жрицей и очень много помогала простым людям. В том числе лечила, — он перевел взгляд на брошенное на стуле платье и замолчал. — Спасибо, я в курсе ее краткой биографии, — буркнула Крис. — Но я — не она, ты это осознаешь? Не святая! И все еще не понимаю, к чему ты клонишь. — Пусть он думает, что его лечит святая, а не обычная девушка, даже не жрица. Если справишься, он не найдет тебя и не сможет ославить — кто знает, как добропорядочные горожане отнесутся к твоим умениям. — Раньше их это не смущало. — Да, но тогда и угрозы жизни не было! Ни разу, ты ведь должна помнить: простуды, порезы, головная боль… А здесь ты его спасешь. — Тейм вздохнул. — Но если не сможешь, пусть хоть поверит в ее явление напоследок. — Ты циник. Я-то думала, нормальный жрец, — хмыкнула Крис, расправляя платье, и оглянулась на него. — Может, добродетельный наш, ты хоть выйдешь? — Конечно, — смутился он и выскользнул за дверь, прикрыв ее за собой. Крис покачала головой и стянула рубашку. Идея приятеля ей не слишком нравилась, и сводись смысл всей затеи к укреплению веры, она бы отказалась. Но человек, лежащий на кушетке… Они ведь действительно верят — все остальные горожане. И что, что в храме треплются между собой, но ведь случись что, Создатель — первый, о ком вспомнят, а кинутся к жрецам. Наверное, если думать, что в тяжелый час к ним спустится его посланница, жить действительно становится проще. Крис глянула в узкое настенное зеркало и поморщилась. Платье, рассчитанное на комплекцию нормальной женщины, на ней ожидаемо висело мешком, и в таком наряде она меньше всего напоминала прекрасную Крисанию, а неровно обкромсанные волосы мало походили на роскошные локоны из легенды. Покопавшись в вещах, она нашла плетенный шнурок, вполне заменивший пояс, и обмохрившийся по краям кусок воздушной полупрозрачной ткани. Скривившись, Крис встряхнула его от пыли и обмотала вокруг головы, спрятав волосы и часть лица. Вышло жутковато, но лечебница при храме — не лавка портного, выбирать не из чего. — Какая чушь, — пробормотала Крис, выскальзывая в лазарет. — Поверить в это может только последний идиот… К ее облегчению, оценить несуразность платья оказалось некому: мужчина спал, съеживаясь и вздрагивая во сне, Тейма же в комнате не было вовсе. Выдохнув, Крис опустилась на пол перед кушеткой, положила ладонь на вздрагивающее плечо… и растерянно оглянулась. Приятель был прав, раньше ей не доводилось лечить тех, кому никто больше не способен помочь, и теперь попросту стало страшно. Что она должна делать? Хватит ли на это сил? Не сделает ли хуже? «Куда уж хуже», — мрачно подумала Крис, разглядывая красные полосы на руках, и тряхнула головой, отгоняя панические мысли. Раз согласилась, надо хотя бы попытаться, не могу и не умею — оправдание только для маленьких детей, едва вставших на ноги. Она зажмурилась, чуть сильнее сжав пальцы на плече. По телу разлилось тепло, сквозь руку уходящее в мужчину, и комната вокруг словно бы размылась до светлого пятна, внутри которого трепетали яркие огоньки свечей в золотистом ореоле дымки. Теперь Крис чувствовала все, что происходит в нескольких шагах от нее; казалось, достаточно только подумать, и предметы, подчиняясь ее воле, поднимутся в воздух или попадают на пол со своих мест. И здесь, в этом светлом пятне, отчетливо стало заметно черное облако, поднявшееся над телом мужчины. Оно поднялось к потолку и, сжавшись, обрушилось вниз, словно клинок, пытающийся пронзить насквозь. Крис оттолкнулась от кушетки и, завалившись на бок, откатилась в сторону. В том месте, куда ударило облако, каменный пол почернел как от огня; чернота расползалась вокруг пятна, устремившись к Крис, и стало заметно, что состоит она из мелких жестких песчинок, царапающих пол. — Это еще что такое? — Крис отползла на пару шагов и вскочила на ноги, с ужасом и недоверием глядя на целеустремленное пятно. Оно ее движение заметило и заскользило следом, теперь — в несколько раз быстрее. Не прошло и пары мгновений, как ее окружил медленно сжимающийся кокон из черного песка. Из последних сил отвесив себе мысленный подзатыльник, она попыталась раздвинуть завесу, словно штору из плотной тяжелой ткани. Ладони пронзило болью, но созданной прорехи оказалось достаточно: Крис выскользнула наружу, снова оказавшись рядом с мужчиной, стоя к нему спиной. Облако сжалось и, шурша песчинками, вновь кинулось на расслабившегося больного, казавшегося теперь не таким бледным и дышавшего намного ровнее. Крис скрипнула зубами — чем бы ни был этот песок, он не давал несчастному жить. И, выставив перед собой руки, сделала шаг назад, прикрывая мужчину. Закрыла глаза, медленно перевела дыхание. Нельзя, нельзя, нельзя давать облаку коснуться телу, иначе — она была уверена наверняка — шансов не останется. В раскрытые кровоточащие ладони что-то толкнулось, раздался неожиданный в помещении, лишенном емкостей с водой, всплеск, и все стихло. Крис осторожно открыла один глаз. К комнате вернулись прежние очертания, за спиной ворочался приходящий в себя мужчина, а по полу расползалась большая лужа, размывающая черное пятно. Пошатнувшись, она огляделась по сторонам и едва успела спрятаться в другой комнате прежде, чем упасть без сил. — Крис! О чуде я просил от безысходности, но ты смогла! Нам, конечно, еще придется много работать, но я уже вижу — он не умирает! Крис? Создатель… Крис вяло отмахнулась от схватившего ее за ладонь Тейма. Кровь остановилась, но неперевязанные царапины ныли и зудели, и ей с трудом удавалось сосредоточиться на чем-то другом. — Надеюсь, тебе не нужно возвращать платье, — она провела пальцем по бурому пятну на рукаве и криво усмехнулась. — Боюсь, не отстирается. — Создатель с ним! — охнул жрец. — Тебя это волнует? Что случилось? — Ты не видел? — Крис запрокинула голову на спинку кресла, в котором сидела. — Счастливый… Не знаю, что это было. Оно находилось в теле и пыталось его убить. Как будто дух или как вы еще вы такие вещи называете… Ты можешь что-нибудь с моими руками сделать? — Пытаюсь, — дрогнувшим голосом сказал Тейм. — Создатель словно прогневился на меня и не дает сил на исцеление. — О великий всемогущий бог, образец добродетели и милосердия в этим жестоком мире, — едко бросила она, выдернула руку и, поднявшись, сдернула со стола рубашку. Мигом покрасневший жрец едва успел отвернуться, для надежности прикрыв глаза ладонями. — Помогает слабым, не оставляет в беде нуждающихся. — Не говори о Нем с таким пренебрежением! — искренне возмутился Тейм. — Каждый день мы доказываем, что твои слова не ирония. — Значит, на меня его благодати уже не хватило. Если понадоблюсь, зови. — Ты куда? — растерянно пробормотал он, поймав скомканное платье. Крис ответила не сразу. «Но если ты хочешь, я могу научить тебя большему чем трюки с огнем»… Слова давнего маминого приятеля сами собой всплывали в голове, поселяя в душе смятение. Что он может? Известно ли ему что-то о том… облаке, которое кружило по лечебнице? Большее, о котором он говорил — что это? Или, быть может, он простой шарлатан не многим лучше большинства жрецов? Но не попробовать будет… опрометчиво. Когда-то она считала, что ее умения — невероятная сила, то, что делает ее многим лучше жрецов, зависящих от усердности своих молитв. Достаточно просто захотеть, и какими бы страшными ни казались раны на теле человека, приползшего в лечебницу, они затянутся. Не зря ведь Тейм именно ее просит о помощи в безнадежных случаях! Но этого — мало. То, что жило в теле мужчины, едва не убило и ее тоже, и она ничего не могла сделать! Да. Им обоим удалось выжить — но это лишь случайность, пусть счастливая, но необъяснимая. И в конечном счете оказалось, что никакого толку нет в умении играть с огоньками свечей — так, простые фокусы для развлечения неискушенных зрителей. — Пойду поищу помощи там, где ее обещали, — резковато ответила Крис и плотно закрыла за собой дверь. Вины Тейма в происходящем не было, но и злилась она не на него — на себя. За слабость, за хрупкость тела, не способного противостоять опасности, за самонадеянность. Глупая девчонка, возомнившая себя живым чудом! За стенами лечебницы бушевала непогода; стоило выйти на улицу, и порывистый ветер толкнул в грудь, бросив в лицо серую дорожную пыль. Пришлось закрыть нос рукавом рубашки и щурить глаза, чтобы пройти сквозь пылевую завесу, опустившуюся на город. Привычно серые облака на небе сменились почти черными тяжелыми тучами, совсем рядом громыхала гроза, и Крис, почувствовав на лбу первые капли дождя, ускорилась, временами переходя на бег. Расстояние от лечебницы до дома не было большим, и все же она не успела — стена ливня настигла ее в трех десятках шагов от крыльца, в мгновение промочив насквозь. Пыль осела, и теперь ветер кидал в лицо только воду, неприятно бьющую по щекам. Дверь оказалась заперта, и Крис едва сумела попасть ключом в замочную скважину — мокрая одежда не спасала от ледяного ветра, и руки дрожали от холода. Оказавшись наконец внутри, она обессиленно плюхнулась на пол, не обращая внимания на образовавшуюся лужу. В доме было прохладно, очаг затопить было некому — младший брат, Криан, в свои двенадцать лет уже грезил о службе во имя Создателя, и родители увезли его в столицу, показать главный храм. Даже удивительно, как в таком набожном семействе могла родиться Крис… — Эй, господин как-вас-там! Вы здесь? — Голос гулко разнесся по пустому дому. Послушав тишину, Крис мотнула головой, откидывая с лица налипшие волосы, и повторила громче, почти криком: — Эй! Не говорите только, что решили убраться от нас именно сегодня, когда у меня появилось к вам дело! Ответа она не дождалась; передернув плечами, Крис зажгла стоявший на столе светильник и обессиленно плюхнулась на стул и пристроила голову на сложенных руках, глядя на ровный огонек. Происходящее казалось насмешкой судьбы: если раньше она хоть и задумывалась над полученным предложением, то не всерьез, словно о забавной шутке, на которую всегда могла согласиться — вот он, непрошенный учитель, даже искать не надо! А что, если он уехал именно теперь? Если это правда была шутка, изощренное издевательство, и в действительности ее удел — ограничиваться простенькими фокусами, будучи неспособной за себя постоять перед тем, что сильнее человека? Если человек — любой, кем бы он ни был — вправду слаб и может лишь подчиниться жестокому миру, который только и хочет, что сломать, унизить, уничтожить?! Вот уж точно — справедлив и милосерден всемогущий Создатель, как о нем любят говорить жрецы и храмовые тексты! Будь это так, разве позволил бы он в своем мире существовать силе, без труда расправляющейся с простыми смертными?! Всемогущий… как иронично звучит. Наверху скрипнула лестничная ступенька, и Крис подняла глаза, переводя дыхание. Собственные мысли ее разозлили, и теперь реальность воспринималась с трудом; по лестнице спускался человек, и в неярком свете, почти не долетающим до него, укрытое тенями лицо казалось демонической маской. Сразу вспомнилась некогда прочитанная у Тейма притча о сражении Создателя с полчищами тварей, подчинивших себе тьму и питавшихся человеческими душами. В доме словно стало прохладнее, а воздух сгустился, с трудом пробираясь в легкие; по спине пробежался холодок, сбившееся дыхание не получалось восстановить, одеревеневшие руки не желали подчиняться… Оцепенение прошло, стоило мужчине подойти почти вплотную. Сегодня он был без капюшона, и хотя ненормально-золотые глаза все еще пугали, теплый свет смягчил черты лица, и теперь мамин приятель казался не порождением тьмы, а умиротворенным и уставшим человеком, рядом с которым неожиданно было уютно. — Это вы, — пробормотала Крис, разминая непослушные пальцы и чувствуя себя на редкость глупо. — Я думала, вы ушли… — Пока что здесь, — ровно сказал он, побарабанив пальцами по столешнице. — Ты что-то хотела? — Да! — Она не выдержала, вскочила, неожиданно оказавшись немного выше; смутившись, продолжила тише: — Вы говорили, что можете научить меня большему. Предложение еще в силе?