***
Юнги бежал в сторону рынка, отлично понимая, что в такое время все, дай бог, чтоб проснулись хотя бы, а на рабочих местах точно встретить никого сейчас не представлялось возможным. Однако он знал, к кому сюда шёл и оглядывался посреди пустынного города именно в его поисках. — Ко мне пришёл? — послышался мужской голос по левую сторону от беловолосого и парень резко поменял направление, устремив всё своё внимание на вчерашнего незнакомца. — Она мне нравится, Вы довольны? Вы что-то сделали со мной, верно? — мучительно изогнул брови Юнги. — Ты сам это с собой сделал, — пробормотал незнакомец, растянув уголки припухлых губ в улыбке. — Но Вы заставили меня влюбиться, Вы внушили мне это, верно? — Такие вещи мне не подвластны, — пожал плечами мужчина, пронзив парня хитрым взглядом светло-голубых радужек. — Тогда что Вам подвластно? — воззрился на незнакомца Юнги, получив в ответ лишь снисходительную улыбку, да тягучее молчание от специально тянущего время мучителя. — Расскажите, — настоял юноша и в глубоких лазурных омутах его что-то сверкнуло, это что-то заставило мужчину напротив растянуться в хитрой усмешке и подчиниться воле просящего.***
— Моё имя — Джин, свои глаза я получил в наследство от матери, она так же, как я могла узнать о человеке всё, лишь посмотрев на него, — с интересом рассматривал украшения на прилавке мужчина. Диковинные заколки, шпильки из меди и серебра пестрили мелкими деталями и переливались в утренних лучах солнца. Джин красивыми длинными пальцами перебирал украшения, пока не наткнулся на самое занятное, по его мнению. Крупная серебряная шпилька, увенчанная большим насыщенно-алым цветком сразу же отправилась в собранный на затылке смоляной пучок из нескольких прядей шелковистых волос. — Настоящее, прошлое, будущее, я узнаю всё это, стоит мне лишь взглянуть на тебя, — продолжал мужчина, протягивая молодому торговцу несколько драгоценных монет из своего мешочка, а Юнги лишь стоял под боком и внимал каждому слову. — Брат тебя очень любит, не обижай его, иначе он снова сбежит от тебя, и ты его уже не вернёшь, — облокотился на прилавок Джин, уперев внимательный взгляд на перепуганного подобным поведением торговца. — И что, вот прямо будущее каждого видите? — усмехнулся Юнги, оценив растерянное лицо парня за прилавком, который наверняка понял, что слова провидца имеют не последний смысл. — Ты хотел больше узнать о себе? — повернулся в сторону беловолосого мужчина, разразившись в очаровательной улыбке. — Я расскажу, если хочешь, — сдвинулся он с места, направившись дальше. Юнги решил не отставать. — Тебя проклял тот, кого ты убил, поэтому ты сейчас так выглядишь, поэтому у тебя почти всё тело в чёрных метках. Они ведь болят, верно? Чем больше грех — тем больше меток. — Чего же я успел такого натворить за свою жизнь, чтобы после превращения обрести столько отметин? — тяжело выпустил воздух из груди Юнги, а Джин на эти слова лишь звонким смехом разразился, вызвав непонимание у не ожидавшего такой реакции юноши. — А разве убийство — не самый страшный грех? На твоей душе, быть может, всего одно большое злодеяние, но стоит оно целой тысячи маленьких. Юнги помрачнел. Перед глазами вдруг встала картинка того, как он заносил глиняный осколок над спящим монстром, как по его сердцу стекали слёзы сожаления, как ему было страшно, и не верил, что почти сумел забыть о чувствах, тревожащих, ломающих его в тот момент. — Я знаю, у тебя больше ничего не болит о том случае, вся душевная боль теперь в твоих метках. Твой грех более не терзает душу, он мучает твоё тело. Больно Юнги было даже от самого воспоминания о тех муках, что он испытывал, когда метки горели, словно выжигали его изнутри. Юноша на секунду поёжился. — Но ты, верно, желаешь избавиться от проклятия? — заметил Джин, а походка его с уверенной, куда-то устремлённой, сменилась на лёгкую, слегка вальяжную. — О, я об этом и мечтать не смею, — шепнул Юнги, и губы его подёрнулись в невесомой, еле заметной улыбке, наполненной надеждой. — Правильно, и не мечтай, — бодро заключил мужчина, а беловолосый вмиг нахмурился. — От проклятия тебе не избавиться, однако можно его облегчить. Для искупления своего страшного греха тебе придётся предотвратить сотни чужих. — Обнадёживает, — проворчал Юнги. — А что же ты думал? Ничего не бывает в этой жизни просто так, за всё нужно платить, — рассмеялся мужчина так звонко, что стоящему рядом с ним юноше вдруг захотелось сбежать. Джин лишь секунд через десять успокоился и, прокашлявшись, сделал самое серьёзное лицо на свете. — Творить добро — сложнее, да? Когда тебе вдруг хочется сделать что-то плохое, вспоминай о том, кем ты был до того, как совершил свой грех, тогда ты не потеряешься в себе. Не забывай о том, кто ты на самом деле, Юнги… Беловолосый юноша остался стоять на месте, отпустив вырвавшегося вперёд мужчину. Он безвольно стоял посреди людной дороги, точил выразительные голубые глаза о пустоту и пытался следовать наказу провидца, он вспоминал себя. Кем же он был? До встречи с монстром у него не было жизни, зато была душа. Променял душу на жизнь, а теперь судорожно пытается собрать себя по кусочкам. Джина в толпе больше не было видно: он ушёл слишком далеко, а Юнги оставалось лишь развернуться и пойти домой.***
Джин тихо напевал себе что-то под нос и брёл через рынок. Светло-голубые глаза ловили в свои сети яркие лучи солнца, удерживали те за полуприкрытыми веками, пока мужчина балансировал между солнцепёком и тенью от натянутых над головой тканей торговых точек. — Постой, — послышался вдруг совсем рядом, чуть левее от Джина, мужской голос и провидец вынужден был остановиться, ведь в живот с левой стороны что-то уткнулось. Холодное лезвие ощущалось и через плотную ткань халата, однако Джин отчего-то беспокойства за свою персону ни единой клеточкой лица не выражал. — Ты только что разминулся с одним юношей, — продолжил голос, — и ты расскажешь мне всё, что знаешь о нём… Джин повернул голову в сторону говорящего, поймав взглядом одеяние благородного учёного и выглядывающие из-под полы чёрной шляпы, глаза. Лицо мужчины вдруг с умиротворённого переменилось на настороженное, озадаченное, ведь в глазах наставившего на него клинок юноши было то, чего он не хотел видеть. — Ну же, — торопил парень, — кто же такой, этот Юнги, и кого он убил, чтобы обрести то, что имеет? — Ты будешь сожалеть о том, что сделаешь, — пробормотал провидец, а светло-голубые радужки в один миг словно побледнели. — Это мы ещё посмотрим.***
Юнги подбирался к дому, всю дорогу ноги сами его вели туда, куда нужно, ему даже не приходилось думать о том, куда бы завернуть, всё это думалось и делалось за него. — Эй! — донёсся до его бледных ушей голос Чимина, юноша от этого голоса аж дёрнулся. — Опять ты. Да что я сделал тебе? — негромко прохрипел беловолосый, решив проигнорировать парня и просто уйти от очередной порции ни к чему не приводящих нападок. — Я думал, что ты мне соперник, — начал было благородный юноша, но Юнги не особо горел желанием общаться, не считал нужным сбавлять темп шагов и останавливаться, — но прости меня. Прости, что хотел тебя убить… — сжал Чимин в пальцах светлую ткань рукава беловолосого, не пустив того дальше. — Мне, правда, стыдно, — неловко улыбнулся юноша, и Юнги, вдруг, расслабился, обернувшись к вынужденному собеседнику. По-крайней мере, разговор не будет состоять из угроз. — Ты не из тех, кто убивает на поединках, у тебя руки дрожат даже сейчас, — откровенно сообщил беловолосый, — а мечом ты ради этой цели уж тем более не воспользуешься, — сложил руки под грудью он, а на лице стоящего напротив него юноши вдруг такая растерянность нарисовалась. — Ты не из плохих людей, только противный ужасно, вредный… Ты мне не нравишься, скажем откровенно. Чимин вдруг разразился звонким, заливистым хохотом, заставив губы Юнги растянуться в широкой лисьей улыбке. — Ты мне тоже не нравишься.***
— Чоён — она хорошая, — почти на шёпоте протянул Чимин, запрокинув голову назад. Каштановая макушка и затянутый на ней хвост неудобно скользнули по коре дерева, и парень поморщился, ухватившись ладонью за собранные чёрной лентой волосы. — Я прекрасно понимаю, что она уделяет мне внимание лишь из благодарности, да и потому, что я слишком настойчив, рано или поздно, она бы сдалась, — Чимин потянул за конец ленты, и та с трудом высвободила из своих объятий шелковистые пряди густых волос, пустив те по плечам. — Но даже так, я невероятно счастлив, ведь она улыбается искренне и делает это для меня. Даже несмотря на то, что вынуждена гулять со мной, она находит в себе силы так прекрасно улыбаться. Потрясающая девушка. — Потрясающая, — тихо повторил Юнги, выдохнув тяжёлый ком воздуха в виднеющееся через зелёную крону дерева высокое голубое небо. Как странно, Чимин так счастлив, а ведь у него всего то и есть, что улыбка Чоён… Юнги тоже должен быть счастлив, ведь он может иметь всё, но почему же он так несчастен, когда у него есть сила, которая обеспечивает его этим всем? Чимин не обладает ничем подобным, но он сейчас куда всесильнее Юнги. Весь мир сейчас словно у ног Чимина, а ведь у него всего то и есть, что её улыбка. — Не хочешь вина со мной выпить? — прервал рассказы благородного юноши Юнги, и парень вдруг замолчал.***
Чоён себе места не находила. В свете последних событий, когда на Юнги напали благородные учёные, отсутствие парня дома очень сильно беспокоило девушку. Время было позднее, а юноши всё не было. Теперь она, кажется, прекрасно его понимала. Он ждал её домой и волновался так же, как она сейчас? Ужасное чувство, когда не знаешь, что думать. Дверь осторожно распахнулась и внутрь просунулась сначала белоснежная копна с головой, а потом и всё остальное тело. У Чоён на секунду возникло неприятное предчувствие, что с Юнги что-то случилось, с ним что-то сделали, поэтому парень теперь еле держится на ногах. Однако… Лишь юноша поднял лицо вверх, как его губы растянулись в широкой улыбке, обнажив ряд ровных кошачьих зубок. — Чоён, — протянул Юнги. — О боже… — обречённо взвыла Чоён. — Ты ведь ни с кем не разговаривал в таком состоянии? — Я выпил с Чимином, знаешь? — рассмеялся парень, неловко прикрыв за собой дверь, что постоянно выскальзывала из бледных пальцев. — Он такой хороший человек! — Да ты пьян… — нервно засмеялась девушка, и Юнги засмеялся вместе с ней ещё громче, видимо, решив поддержать. — Ты ведь не рассказал ему ничего, верно? Скажи, что нет. Юноша подошёл к Чоён и, устойчиво встав на обе ноги, слегка просел в коленях, заглянув ей прямо в глаза. Чёрные реснички напротив, вдруг, задрожали. — Любишь его? — задал вопрос в лоб парень, а у девушки аж глаза на лоб полезли. — Чимина? — в удивлении приподняла брови она. — Любишь? — Ты серьёзно? — Любишь или нет, отвечай! — повысил голос парень, качнувшись немного в сторону, однако равновесие удержав. — Я не знаю… Зачем ты такое спрашиваешь? — Любишь? — Чимин очень хороший, он добрый, но я не думаю, что… — Прекрасно, — облегчённо выдохнул Юнги, а голос его словно изменился, весь он будто бы в одну секунду протрезвел, словно и вовсе не выпивал с Чимином. Беловолосый взялся обеими руками за чужое лицо, пальцы скользнули по линии подбородка, и замерли, как только губы Юнги легко, практически невесомо встретили препятствие напротив, так и задержавшись на этом препятствии. Поцелуй вышел неловким и весьма нежданным, Чоён от неожиданности разомкнула губы. Чужие, мягкие и безумно тёплые, касались осторожно, постепенно затягивая в свои сети, заманивая, захватывая. Юнги был ни капельки не пьян, ведь в просьбе выпить Чимин ему незамедлительно отказал, в опаске за то, что беловолосый, напившись, сможет навредить Чоён, но парень и понятия не имел, что трезвый Юнги может быть куда опаснее. Юноша не отрывался от девушки ни на мгновение, изящные бледные руки оплетали чужие плечи без присущего им изящества, в теле утончённого юноши крылась настоящая мужская сила, не сильно видимая внешне, но замечаемая сейчас Чоён. Юнги впервые целовал кого-то, впервые так много касался плеч, рук, и, кажется, наконец-то, ощущал себя счастливым.***
Наконечник пера скользил по бумаге, расчерчивая ту ровными чёрными линиями, пальцы надавливали больше по инерции, нежели с усилием воли, однако руки знали своё дело и выводили иероглиф за иероглифом. Намджун больше не смотрел на бумагу, ему было теперь не до учёбы, ведь все его мысли занимало лишь одно: надпись «Чудовище» являли на свет его чернила.