Полицейский медиум

Штольман открыл глаза и обнаружил, что лежит в комнате, погруженной в полумрак. Сквозь не до конца прояснившееся сознание пробилась мысль: «Больница». К нему подошла медсестра: - С пробуждением, - негромко сказала она. – Вы были ранены вчера вечером. Вас прооперировали. Операция прошла успешно. Вашей жизни ничто не угрожает. Но вы потеряли довольно много крови, так что вам предстоит пока полежать здесь, в реанимационной палате. - Анна… - проскрипел Яков, чувствуя першение в горле. - У вас очень настойчивая невеста, - со смесью симпатии и раздражения сказала медсестра. – Она приехала вместе с вами на скорой и отказалась уходить, пока вас не увидит. Размахивала удостоверением и требовала пустить ее к вам, как только вы очнетесь. - Я хочу ее видеть. Улыбнувшись, сестра кивнула и отошла. - У вас три минуты, - услышал Яков ее голос. – И тише, пожалуйста, чтобы не потревожить других больных. Только тут Штольман заметил, что в паре метре от него лежит еще один такой же реанимационный пациент. «Да вы, Яков Платонович – просто супер-сыщик», - подумал он. Но тут над ним склонилось самое прекрасное лицо на свете. Анна мягко провела рукой по его волосам, коснулась легким поцелуем лба и, едва заметно улыбнувшись, сказала: - Привет. - Привет, - ответил Штольман, чувствуя невероятное облегчение от того, что видит ее. - Как ты себя чувствуешь? - Жить буду, - заставил себя усмехнуться Штольман. - Врачи сказали, что все хорошо. Рана неприятная, но не опасная. Ты полностью поправишься. Больше всего они беспокоились по поводу большой кровопотери. Обещают перевести тебя в обычную палату через сутки. Ты не волнуйся, я твоих маму и папу держу в курсе. Они хотели приехать, как и Илья, но я убедила их, что сейчас в этом нет необходимости. Ты главное отдыхай и поправляйся. Штольман и впрямь чувствовал себя безумно уставшим, и испытывал потребность снова уснуть, но он помнил, что должен что-то обязательно сказать, то, что не успел там на парковке. Наконец, он вспомнил. Он схватил Анну за руку и заговорил: - Аня, в меня стрелял Разумовский. Не Лассаль. Разумовский все инсценировал. Скажи нашим. - Скажу. Не волнуйся. А сейчас засыпай, любимый. Яков отключился в одну секунду, как будто выключателем щелкнули. Анна несколько секунд смотрела на него спящего, потом поцеловала небритую щеку и тихо вышла из палаты. Следующие сутки пролетели для Штольмана почти незаметно. Он почти все время спал, просыпаясь только для того, чтобы попить. Зато на следующее утро он проснулся, чувствуя себя уже почти человеком, а не развалиной с заторможенными мозгами. Врачи также оказались удовлетворены динамикой его состояния и его перевели в обычную палату. Первым делом он позвонил Анне, которая ответила каким-то вялым голосом. - Что с тобой? - немедленно встревожился Штольман. - Да я простыла слегка. Врач сказала сидеть дома. Да и не хватало еще мне тебя заразить. Прости. Яша, я несколько дней не смогу к тебе приходить. - Не бери в голову. Главное – поправляйся, - ответил Яков, внимательно вслушиваясь в голос Анны. - Ты не волнуйся, сегодня к тебе Надежда Алексеевна и Платон Николаевич приедут. Привезут все необходимое. Ты им позвони, если тебе что-то особенное требуется. А нашим на работе я все передала, как ты просил… - фоном из трубки до Якова донеслись неразборчивые голоса. - Ой, извини, я тут должна идти, больше не могу говорить. И быстро распрощавшись, Анна отключилась. Штольман с трудом дождался вечера, когда в часы посещений к нему приехали родители. Едва они вошли в палату, он, не дав им раскрыть рта, прямо спросил: - Что с Анной? - Приболела Аннушка, - ответила Надежда Алексеевна. – Простыла слегка. Ничего страшного. - Мама, не вешай мне лапшу на уши, - «следовательским» тоном отрезал Штольман, а затем, смягчившись, продолжил: – Что с ней? Родители переглянулись между собой. Отец пожал плечами, мол, все равно придется сказать, и Надежда Алексеевна ответила: - Она вчера утром вернулась от тебя домой, и у нее открылось кровотечение… Увидев побелевшее лицо сына, она быстро продолжила: - Ничего страшного не случилось. Приехала скорая и увезла ее в перинатальный центр. В общем, Анну из-за угрозы выкидыша положили на сохранение. Ты не волнуйся. Там ее проколят-прокапают чем положено, она полежит, отдохнет и будет как новенькая. Яков откинул одеяло и, аккуратно двигаясь, опустил ноги с больничной койки. - Поехали, - сказал он. - Куда? – не поняла Надежда Алексеевна. - Как куда? К Ане. - Ты с ума сошел? Тебя отсюда никто не выпустит и там никто к ней не пропустит. Да тебе и нельзя никуда ехать. Тебя несколько часов как из реанимации выпустили! - Мама, я поеду к ней в любом случае, но я был бы вам с папой признателен, если бы вы мне помогли. Посмотрев на бледное лицо сына с выступившей испариной, Надежда Алексеевна открыла рот, чтобы разразиться очередным возражением, но в этот момент раздался негромкий голос Платона Николаевича. - Надя, звони своему приятелю, чтобы Якова пустили, а я пойду за коляской. Якову не стоит на своих двоих идти. Да он и не сможет явно, свалится на полдороги. - Какому приятелю? – не понял Штольман. - Да приятель твоей матери по мединституту Вовка Парфенов теперь главный врач центра, где лежит Анна. Штольман-младший укоризненно посмотрел на мать. - Вот упрямые, - притворно сердито сказала она и достала телефон, - что отец, что сын. Через пятнадцать минут Штольманы выдвинулись в сторону перинатального центра. За рулем была Надежда Алексеевна. - Яша, ты не волнуйся, - говорила ему мать, не отрываясь от дороги. – Мы за Аней присматриваем. Вчера ее Илья навещал после работы. Сегодня мы планировали после тебя к ней заехать. - Я понимаю, мама, - мягко ответил Штольман. Приехав в перинатальный центр, Штольманы достали коляску для Якова и были беспрепятственно пропущены – звонок Надежды Алексеевны явно помог. Негромко постучав, Яков вошел в палату. Женщины удивленно смотрели на мужика, оказавшегося в больничной одежде в перинатальном центре. Штольман, наконец, увидел Анну. Она лежала на койке у окна и смотрела на улицу. Она даже не обернулась на звук открывшейся двери. Яков медленно подошел к ее кровати и негромко сказал: - Привет. Анна резко обернулась на звук его голоса, ее глаза распахнулись и она подскочила. - Яша, как ты тут? – не веря своим глазам, вскрикнула она. Потом она разглядела его бледное лицо и покрытый каплями пота лоб. - Ты с ума сошел! В твоем состоянии! Садись немедленно, - указала она свою постель. - Так и правда лучше, - признался Яков, присев и отдышавшись. - Ну, вот что ты делаешь? – спросила Анна, уткнувшись в его грудь. - Я просто должен был тебя увидеть, - просто сказал он, перебирая здоровой рукой волосы Анны, а после короткой паузы прямо спросил: – Как ты? - Сейчас нормально. А вчера испугалась ужасно, - горестно вздохнула она. – Врачи говорят, что по анализам у меня все неплохо. Думают, что, наверное, из-за переживаний все случилось. Теперь вот лежу, куча уколов, капельниц. - Ты главное береги себя и слушайся врачей, - заговорил Яков. - Я слушаюсь, слушаюсь, - горячо затвердила Анна. - Ты не волнуйся, я все сделаю. Я все сделаю, чтобы с ним ничего не случилось. - Не только с ним. Главное, чтобы с тобой ничего не случилось. - Какой же ты бледный, - испуганно сказала Анна, нежно проводя пальцами по лицу Якова. – Тебе не надо было приезжать. Твои обо мне очень заботятся. - Боюсь, что следующие несколько дней я приезжать не смогу и нам придется общаться по телефону, - вымученно улыбнулся Яков. В этот момент дверь в палату открылась, и вошли будущие свекры Анны. После короткого обмена приветствиями, поцелуями и вопросами Штольманы быстро отбыли, потому что стало понятно, что Яков держится уже из самых последних сил. - Мама, какие перспективы у Анны? – прямо спросил Яков у Надежды Алексеевны, когда они отъехали от перинатального центра. - Яша, тебе сейчас ни один гинеколог ничего точно не скажет и не даст никаких гарантий. У Анны угроза выкидыша, видимо, спровоцированная стрессом и нервным потрясением. Плюс последствия травм. Но в то же время у нее далеко не самая тяжелая ситуация. Поверь мне, я видела куда худшие случаи, которые заканчивались вполне благополучно. Аня получает все необходимое лечение, и находится в покое, что в ее состоянии крайне значимо. Но ничего обещать и гарантировать я не могу. Все, что сейчас остается, это ждать.