Полицейский медиум

- Ничего хорошего, Яков Платонович, - мрачно сказал Коробейников, сжимая в руках кружку с чаем. Они сидели на кухне у Штольмана, которого только что выписали после недельного пребывания в больнице. Рана на плече заживала неплохо, так что врачи отправили его долечиваться дома. Коллеги его навещали и в стационаре, но предпочитали не особо распространяться по поводу дела, как теперь стало понятно – чтобы не расстраивать. Однако стоило ему выписаться, как к нему немедленно приехал Коробейников, чтобы прямо описать сложившуюся ситуацию. - В общем, Яков Платонович, нет у нас ничего против Разумовского. Мы там все перетрясли. Его слово против вашего, при этом картина преступления подтверждает его версию: Лассаль ранил вас, затем Разумовский в целях самообороны убил Лассаля. Следователь, которому передали дело, сказал, что он даже не будет пытаться рассматривать вашу версию. - Я это уже понял, когда он ко мне приходил в больницу взять показания, - поморщился Штольман. - Даже прозрачно намекнул, что мне имело бы смысл их изменить, поскольку они противоречат всему остальному. - Да. Скорее всего, ваши показания спишут на галлюцинации из-за ранения и кровопотери. - Антон Андреевич, а ведь я вас и остальных ребят так и не поблагодарил. Вы мне жизнь спасли. Не появись вы так вовремя, Разумовский бы не промахнулся. - Да вам самого себя надо благодарить, Яков Платонович, - махнул рукой Коробейников. – Это же вы сами дали распоряжение, чтобы мы за вами сразу последовали пешком, в надежде, что приближающихся людей в темноте не заметят. Так что мы уже подходили к парковке, когда услышали первый выстрел, ну и припустили. - Кстати, а как Разумовский объяснил свое появление там. Как он туда попал? - О, у него и там все продумано. Оказывается, Лассаль вложил свои личные средства в строительство этой парковки и был там младшим партнером. И однажды даже показал ее своему патрону, в частности, тропинку, которая связывает ее с аэропортом. Разумовский заявил, что отправился туда из аэропорта, отменив свой вылет, потому что понял, что происходит что-то неладное. Ну и попал в разгар событий. Мы, разумеется, провели обыски везде, в том числе в его офисе, и обнаружили там кучу интересного, но Разумовский теперь все валит на Лассаля, который якобы воспользовался его доверием и использовал законный бизнес для прикрытия криминального. В общем… - Коробейников огорченно махнул рукой. - Ситуация действительно не радужная, - на удивление спокойно сказал Штольман, - но есть и приятные новости. Флешку вывезти Разумовскому не удалось. - Это да. Фсошники на седьмом небе, что мы им ее вернули. - Дело не только в этом, Антон Андреевич, - пояснил ему Штольман. – Разумовский выполнял чей-то заказ, доставая эту флешку. И этот кто-то явно будет сильно недоволен срывом заказа. Так что Разумовский очень грамотно свалил всю вину на Лассаля в глазах официального расследования, но на самом деле ситуация у него непростая. Коробейников повеселел, поняв, что Штольман не слишком расстроен новостями. - Яков Платонович, а как там дела у Анны Викторовны? – осторожно спросил он. - Да вроде ничего, - улыбнулся Штольман. – После разговора с вами поеду к ней и своими глазами проверю. Неделю исключительно по телефону общались. - Вы ей передавайте привет от всех нас! – жарко воскликнул Коробейников. Однако с приветами пришлось подождать. Первые минуты встречи Штольман с Анной просто не могли наглядеться друг на друга, не могли вчувствоваться друг в друга после недельной разлуки. Диванчик в больничном коридоре никак не подходил для интимного свидания, но им был все равно. Анна уткнулась Якову в грудь, крепко обняла обеими руками за шею и бормотала что-то бессвязное о том, как она скучала и переживала за него. Яков же, молча, прижимал ее к себе здоровой рукой и нежно целовал то виски, то волосы, то ухо. В голове у него мелькнула горько-счастливая мысль, что он прожил сорок лет рациональным, холодноватым, застегнутым на все пуговицы сухарем, чтобы в итоге встретить женщину, которая вызывает в нем острое желание – как там говорится в каноне – «холить и лелеять» ее. Что же касается Анны, то после стольких лет, когда она держала свои чувства и эмоции под замком, в ней они словно прорвались из-под спуда и Яков чувствовал, что его с головой накрывает любовь, теплота и нежность, исходящие от девушки. Выплеснув самые острые чувства, они, наконец, смогли заговорить по существу. - Ты, правда, хорошо себя чувствуешь? – тревожилась Анна, нежно гладя руку Якова в поддерживающей повязке - Правда, - тихо смеялся Штольман. – Я даже на волю не просился, врачи сами сказали, что я могу спокойно дома долечиваться. Надо будет только на осмотры и перевязки в поликлинику ходить. Так что не переживай. Куда важнее, как ты? - Я тоже не прошусь на волю, - грустно вздохнула Анна, - хотя больница уже надоела. И чувствую себя хорошо, но врачи сказали, что не выпишут, пока угроза полностью не минует. - И правильно! – решительно сказал Штольман. – Родная, я знаю, что от больницы устаешь, но ты уж потерпи. - Я потерплю, не волнуйся. Я останусь здесь столько, сколько потребуется. Просто пожаловаться захотелось. Анна тяжело вздохнула и вновь уткнулась носом Якову в шею, а он прикрыл на мгновение глаза, почувствовав, что к горлу подступил комок. А это уж совсем было не дело для сурового следователя. Но тут Анна отстранилась от него и резко сменила тему. - Яша, так что там с Разумовским? – поинтересовалась она. Штольман рассказал о не слишком хорошо обстоящих делах. - И что же теперь будет? – встревожилась Анна. - Справимся, - отмахнулся Штольман, - и не такие проблемы решали. Аня, ты мне лучше расскажи про тот день. Ты ведь с Нежинской тогда встречалась? - Да, с Нежинской, - Анна мгновенно переключилась на деловой тон. – Она позвонила в обед и попросила о встрече. Сказала, что ей очень надо со мной поговорить, посоветоваться. - Откуда она взяла твой телефон? - Меня это тоже заинтересовало. Она же ответила, что полезные связи есть не только у полицейских. - Почему ты ее не пригласила в управление? - Я предложила ей это. Но она сказала, что она не хочет даже случайно пересечься с тобой и попросила встретиться с ней в кафе, недалеко от нас. - И о чем же таком важном она хотела поговорить с тобой? - Не знаю. Она действительно нервничала. Ее явно что-то тревожило. Но она говорила о всякой ерунде и никак не переходила к главному. Я пару раз ей сказала, что у меня мало времени, и попросила ее перейти к сути. Но в итоге она, видимо, передумала говорить. Так что, я сказала, что не могу больше терять с ней времени, встала и ушла. На полпути обратно в управление меня перехватил Лассаль и, угрожая пистолетом, заставил сесть в машину. - Аня, скажи, пожалуйста… - Штольман говорил медленно и очень тяжело, - по твоему мнению, Нежинская причастна к твоему похищению? Она специально тебя заманила в то кафе, чтобы тебя смог похитить Лассаль? Анна долго молчала, а потом призналась: - Я не знаю. Сама все время об этом думаю. - Нежинская позвонила тебе уже после допроса Лассаля… - рассуждая вслух, сказал Штольман. - Да там каждый факт можно истолковать как преднамеренные действия и соучастие в похищении. Но возможно, это одно большое совпадение, и Разумовский и Лассаль просто использовали Нину. Ты думаешь, что возможно она добровольно в этом участвовала? Но она же сама пришла к тебе за помощью, когда поняла, что Разумовский вовлек ее в темные дела. Зачем ей соучаствовать в похищении полицейского? - Год назад, даже полгода назад я бы сказал, что она на это не способна, - медленно произнес Яков. – А сейчас не знаю. - Ты думаешь, что она могла пойти на это из… ревности? - Не знаю, - повторил Штольман, а потом ледяным тоном продолжил. – Но я это выясню. Его слова вызвали неожиданную реакцию Анну. Она буквально впала в панику и, вцепившись в его рубашку, горячо заговорила: - Обещай, что ты не причинишь ей зла, даже если это правда. Обещай мне это! - Родная, тебе не о чем беспокоится, - попытался ее успокоить Штольман. - Обещай! – продолжила твердить Анна. – Я не за нее беспокоюсь, а за тебя. Ты мне нужен. Ты нам нужен. Мы важнее, чем месть этой женщине, даже если она совершила подлость. Штольман посмотрел на испуганное, но решительное лицо Анны, легко поцеловал ее и, улыбнувшись, сказал: - Обещаю. В этот момент раздался голос медсестры, сообщающей, что время посещения закончилось, и гости должны уходить. Спустя десять минут Штольман вышел на улицу и вызвал такси. Сев в подъехавшую машину, он назвал адрес Нежинской, и голос его прозвучал очень недобро.